риемной
важно кивали  головами  засевшие  в  кресла  местные  медики.  Личные  врачи
королевы, близнецы Гаскерро, остались без  мест  -  они  шептались  у  окна,
склонив друг к другу бронзовые горбоносые лица. Двери были  плотно  закрыты.
Гирш задержал дыхание, стиснул зубы и толкнул створки от себя.
   С королевой был только Раин.  Он  угрюмо  ссутулился  на  табурете  возле
обширного ложа. Край балдахина был спущен,  и  виднелось  только  сползающее
пушистыми складками верхнее меховое одеяло.  Ниссагль  продвигался  к  ложу,
стараясь держаться в тени, но Беатрикс увидела его, узнала,  показала  Раину
взглядом - вон! Тот тяжело поднялся и удалился вразвалку, ничего не сказав и
ни на кого не глядя.
   Ее дыхание  было  прерывистым  и  хриплым.  Больно  дышать...  на  глазах
непросыхающие  слезы,  рот  кривится.  Левая  половина  лица  -  в  кровавых
ссадинах.
   -  Не  дозовешься  тебя...  Где  шлялся?  -  Его  встревожил  непривычный
придушенный голос королевы. Больно дышать... И говорить, значит?
   - Служу тебе, Беатрикс. - Он  устремил  на  нее  твердый  взгляд.  -  Что
говорят медики?
   Свеча стояла в ногах. Лицо Беатрикс покрывали бурые тени,  и  оттого  оно
казалось  больше  изувеченным,  чем  было  на  самом  деле.  Она  попыталась
улыбнуться - получилась болезненная гримаса.
   - А... Ребра поломала... Как курва в потасовке. Руку вывихнула, рука  эта
неподвижно лежала поперек  груди,  распухшая,  синеватая,  расшиблась,  одно
слово. Ты где пропадал-то? Ты мне нужен был. Я так без тебя  орала...  Когда
эти чертовы медики прощупывали мои кости... Ох.
   - Ах, ну чем бы я тебе помог?..
   - Стоял бы рядом и слушал. - Она закашлялась, пытаясь  засмеяться,  резко
откинулась  и  замерла  с  расширенными  глазами,  невнятно   что-то   шепча
посеревшим ртом. - Стоял бы рядом и слушал, - глуше и  прерывистей  зазвучал
ее голос, - как больно... Нет, пронесло. Ох, какая я дура! Ох, какая дура!
   - Может, выпороть этих коновалов?
   - Медиков? С ума сошел? За что? Они же не виноваты, что мне больно.
   - Да это я так. Для смеха. Знаешь, ведь я тебя люблю.
   - Ага, любит он... Шлялся где-то.
   - Беатрикс, - он осторожно погладил ее по плечу, - Беатрикс, тебя  хотели
убить.
   Ее лицо напряглось, глаза стали суше.
   -  Тебя  хотели  убить.  Элас  Аргаред  и  Кэри  Варрэд.  У   меня   есть
доказательства. С мэйлари и гончими я прошел по  следу  оленя.  Скажем  так,
обнаружил  кое-что  занимательное.  След  ведет  до  лесной  речки   и   там
прерывается. Олень уходит по воде, как делает  вообще  всякий  старый  умный
олень. А на берегу начинается другой след -  человечий.  Я  пустил  по  нему
мэйлари, и они выследили Эласа. Да, у Кэри  я  обнаружил  черный  с  золотом
рожок. Второй такой же висит у Эласа на шее. Подул я в него - тут и прибежал
ко мне волшебный олень как миленький. Вот тебе и вся история.  Значит,  Элас
нас с тобой заманил к оврагу посредством оленя и  знал  заранее,  что  олень
может его перескочить, а мы-то нет.
   - Что же это за олень? Вправду, что ли, волшебный?
   - Да нет, вполне нормальный олень. Только здоровенный. И  ученый.  Что-то
вроде подсадной утки. На нем  магнатские  детки  охоте  учатся.  Учились  по
крайней мере. Это мне Кэри рассказывал, зубы заговорить хотел. Так  вот,  он
идет на звуки охоты, верней, его подзывает  егерь  особый,  дудит  в  рожок.
Короче, Эласа я  сюда  на  нем  привез.  Лишних  лошадей  у  меня  не  было.
Выздоровеешь - посмотришь.
   До Беатрикс начало доходить,  что  ей  грозила  смерть,  неизбежная,  как
отражение в зеркале, и такая же хитрая, какую  готовила  она  своим  врагам.
Разгадаешь в первый раз, второй,  но  попадешься  в  третий  и  погибнешь  в
четвертый. Этарет объявили ей войну - значит, нежные  юноши  и  гордые  мужи
все-таки признали себя людьми. По крайней мере, они сравнялись  с  людьми  в
коварстве, что гнездилось среди горячих извилин в их раздраженных мозгах.
   -  Ладно.  Поглядим.  -  Она  старалась  выговаривать  слова  как   можно
спокойнее, чтобы не надрывать  разбитую  грудь.  -  Поглядим.  Но  уж  этого
прощать не буду. Ребра мне ломать - не рожу  за  плечом  у  соседа  корчить!
Ублюдки... Ох, черт! - вскрикнула она,  бледнея  и  обмирая  с  полуоткрытым
ртом. На ресницах снова заблестели слезы.
   - Очень больно?
   - Очень... - уже не было сил скрывать. Она перевела дух. -  Интересно,  -
начала шепотом, - интересно, тем, кого ты пытаешь, им так же больно?..
   -  Клянусь  рыцарской  клятвой,  за  тебя  им  будет  больнее,  Беатрикс,
свирепея, отозвался Ниссагль. -  Клянусь,  пораскрываю  все  окна  в  Страже
Ночей, пусть внемлют господа магнаты, у кого еще головы остались, как орет и
визжит этот ублюдок Элас!

Глава третья
СКУПОЙ ПЛАТИТ ДВАЖДЫ

   Элас сидел на голом полу, поглаживая больное колено. Оно опухло, на  ногу
он теперь совсем наступить не мог, даже просто пошевелить было больно.  Надо
бы заклясть боль, отслоить дух от тела,  но  вместо  этого  в  голову  лезли
какие-то нескладные, суетливые оправдания. Горло было  как  песком  и  солью
посыпано, до того пить хотелось, в желудке словно лежал острый булыжник,  по
уставшей спине разливалось ноющее колючее тепло, а от кончиков пальцев  полз
липкий озноб.
   От ткнулся лбом в колени, стараясь сосредоточиться,  собраться,  отрешить
сознание от плоти. Тогда пытка будет бессильна. Боль пройдет стороной,  лишь
сообщая о новых ранах, но не заставляя биться и вопить  с  пеной  у  рта.  В
узкой бойнице вечерело, свет тускло отливал на боковинах  чугунных  прутьев,
издалека  несся  вороний  грай.  Уже  совсем  стемнело,  когда  ему  удалось
отрешиться. Серая пустота заполнила  сознание.  Он  прислонился  к  стене  и
опустил веки.
   С грохотом и скрежетом явились четверо в черных бесформенных балахонах из
колючего казенного сукна и  в  войлочных  бахилах,  подвязанных  сыромятными
шнурами. Еще были на них перчатки из шершавой прочной кожи то ли  для  того,
чтобы лучше держать, то ли для того, чтобы не запачкаться. Они сняли с Эласа
кандалы и вывели его в коридор, крепко подхватив под локти.
   Стол Ниссагля был освобожден от привычных на  нем  свитков,  листочков  и
цидулок.  Несколько   самых   важных   рескриптов   торчали,   клонясь,   из
поставленного сбоку темного  резного  перегородчатого  ящика,  напоминавшего
домик без крыши. Медленно колебались в нагретом  воздухе  длинные  очиненные
перья. Ниссагль откинулся в кресле, с преувеличенным  вниманием  разглядывая
широкие, плетенные  из  золота  нашивки  на  своей  одежде.  Подбородок  его
упирался в грудь, кисти рук покоились на резных  шишечках  подлокотников,  и
перстни на пальцах казались тяжелыми каплями расплавленного золота.
   - А вот и господин Элас. - Он раздвинул в  улыбке  сухие  губы.  -  Добро
пожаловать.
   - Прошу титуловать меня как должно, - отозвался Элас, - иначе я не  скажу
ни слова.
   - Хорошо, высокий магнат Элас. Спасибо за науку, высокий магнат Элас.  Но
покорнейше прошу  вас  учесть,  что  здесь  титулы  не  имеют  ни  малейшего
значения. Кроме моего и королевского. Вот так. Теперь вы согласны приступить
к разговору?
   Элас отрешенно кивнул. Слова звучали как  бы  со  стороны.  Смысл  их  не
отпечатывался в его холодном сознании.
   - Я хотел бы объяснить вам, Ниссагль, то, что вы не дали мне объяснить  в
лесу, напустив на меня ваших людей и собак, как будто  я  беглый  убийца.  -
Голос звучал бесстрастно. Ниссагль склонил голову к плечу и нарочито  высоко
поднял брови. Это выглядело смешно, но Элас, отрешившись от  всего,  не  мог
засмеяться.
   - Да? - запоздало повисло в воздухе.
   - Рожок, который вы изволили найти, действительно служил для того,  чтобы
подозвать оленя. Я действительно почувствовал себя лучше и отправился в лес.
По пути увидел этого  оленя,  подозвал.  Я  вообще  не  хотел  бы  про  него
рассказывать, потому  что  боюсь,  как  бы  он  не  оказался  в  королевском
зверинце. К сожалению, раз уж дело  идет  о  моей  жизни,  придется  открыть
секрет. Он шел со мной, время от времени отдаляясь. Иногда я его подзывал, и
он рано или поздно появлялся. Этот рожок слышен далеко.
   - Вы любите этого оленя?
   - Да.
   - Тогда почему, зная о королевской охоте  и  даже  попросив  вашу  сестру
поехать вместо вас...
   - На нее было особое приглашение.
   - Пусть так. Я не о том. Почему в опасной  близости  от  охоты  вы  стали
отпускать от себя прирученного оленя, да еще  такого  красивого?  Его  могли
убить. Очень легко. Вам было бы обидно.
   - Во-первых, я не рассчитывал, что Анэху отбежит так  далеко.  Во-вторых,
он обучен спасаться от охоты.
   - Ага. Прыгая через овраг. Кстати,  выходить  к  охотникам,  насколько  я
понимаю, он тоже обучен. Но, поскольку вы в этом не были  уверены,  вы  дали
Кэри второй рожок, чтобы...
   - Я ничего не давал Кэри. Этих рогов несколько, это ведь не талисман.  Их
часто дарят на совершеннолетие. Согласитесь, очень милый  подарок.  У  этого
рога чистый звук, его легко использовать вместо охотничьего. У Кэри мог быть
собственный.
   - Ладно, Господь с вами, все это похоже на правду. По крайней мере, я  не
вижу щелей. Если не правда, то хорошо выдумано. Вы, наверное,  есть  хотите,
высокий магнат?
   - Я больше хочу пить. Только не вина.
   - Я знаю обычаи Посвященных. Сейчас принесут ягодник с медом.  У  простых
людей и у нас он больше идет как лекарство. Укрепляет, знаете ли. Уж  вы  не
взыщите, у нас скромно.
   Дневальный внес лаковую ушастую корчагу с ягодником и разлил в  оловянные
кружки.
   - Прошу.
   Жидкость была густая и пряно покалывала  язык.  Порой  в  ней  попадались
мелкие терпкие семечки. Пилась  легко,  только  кислинки  недоставало.  Элас
скоро отставил пустую кружку.
   - И сыт, и пьян, - слегка улыбнулся  он.  Ниссагль  вежливо  улыбнулся  в
ответ и стал глядеть куда-то вбок, в темный, щербатый,  не  прикрытый  ничем
угол, где в пол человеческого роста громоздились  один  на  другом  ящики  с
подлыми доносительными и пыточными пергаментами.
   - А знаете, высокий магнат Элас, у меня все-таки еще один  вопрос  к  вам
остался, - неожиданно гулко прозвучал  голос  Ниссагля,  и  Элас  вздрогнул,
сразу почувствовав, как к щекам его приливает непрошеный жар, -  всего  один
маленький такой вопросик. Вот вы гуляли, поправляли здоровье, играли с вашим
премудрым оленем Анэху, смотрели на воду в речке...
   "Что  со  мной?  -  в  ужасе  пытался  сообразить  Элас,   изнемогая   от
приливающего  к  лицу  жара.  Он  терял  сознание,  речь  Ниссагля  сыпалась
грохочущим черным градом, путая мысли. - Что со мной? Что со мной?"
   - Господин Элас, вас что, от голода замутило? Что с вами такое?
   - Не знаю! - простонал Элас, валясь на спинку кресла,  зачем-то  закрывая
лицо и качая, как сумасшедший, головой. - Не знаю, не знаю...
   - Выпейте воды. Воды выпейте, может,  полегчает?  -  Возле  губ  скралась
кружка, и он  машинально  сделал  глоток.  Понемногу  он  приходил  в  себя.
Пульсирующими белесыми молниями  поплыли  через  лицо  Ниссагля  Руны  Круга
Покоя, их бы еще нарисовать,  но  здесь  не  дадут.  Руны  помогли,  вернули
прежнее состояние отрешенности, только легкий жар еще покалывал щеки.
   - Ну как так можно? Вы,  можно  сказать,  уже  почти  на  свободе.  Хотя,
конечно, волнение-то понятное. У меня, я говорю, еще  один  зопрос  остался:
подошвы-то зачем было папоротником мазать?
   Этот жар... Он опять беспокойно проникает в  сознание.  Значит,  преграда
между сознанием и телом слаба. Забыть о жаре! Забыть!
   - Так почему?
   Ах, этот папоротник. Проклятый папоротник.  Надо  что-то  сказать,  чтобы
отвязался этот недомерок. Только нельзя медлить.
   Элас отмахнулся со слабой улыбкой.
   - Ах, я сделал это просто так, для смеха. Могу я поребячиться, когда меня
никто не видит? Не так много лет прошло с тех пор,  когда  я  был  ребенком.
Увидел папоротник  и  ни  с  того  с  сего  решил  позабавиться.  Разве  это
запрещено? - Он натужно улыбнулся.
   - Ай-ай, лучше б вы этой глупости не делали. - Голос Ниссагля смеялся, но
лицо резала пополам зловещая улыбка. - Как вы хорошо врали,  господин  Элас.
Думали небось,  что  выйдете  отсюда.  Но  отсюда  никто  еще  не  вышел.  И
папоротник этот к вашему вранью, как овце хомут подходит.
   - Если вы мне не верите, тогда, боюсь, нам не о чем говорить с вами.
   - А не пройти ли нам в соседнее помещение? Там и выясним, есть нам о  чем
говорить или нет. Покой Правды все-таки.
   - Идемте, - Элас встал с величавой легкостью, словно на  нем  были  стола
Посвященного, оплечье и родовой венец, - идемте, если вам угодно слушать мое
молчание.
   - Вам помочь? Вы ногу, кажется, подвернули? - Ниссагль предложил руку.
   - Не стоит.
   - Ладно.
   Элас шагнул...
   ...Он свалился сразу, даже не взмахнул руками. С кратким стоном рухнул на
бок, зажимая ладонями колено. Боль  отдалась  во  всем  теле.  Он  оцепенел,
скорчившись и перестав дышать. Тьма поплыла перед глазами.
   - ...Неужели ты думал, что я  дурак,  Элас?  Теперь  вот  помучайся,  как
мучилась она. Чтоб  дышать  больно  было.  Клянусь,  такое  я  тебе  устрою.
Ниссагль стоял над ним, накрывая его своей тенью. - Неужели ты думал, что  я
не знаю этой уловки с нечувствительностью? Знаю, мой милый, прекрасно  знаю.
Знаю больше, чем ты. Напоил тебя дурманом, который злее браги,  а  ты  и  не
заметил. Я все знаю про Этарет,  потому  что,  -  он  наклонился,  приблизив
некрасивое и жесткое лицо, - я есть часть вас, ваша изнанка, я ваша тень,  я
всегда рядом с вами, вы от меня никогда не  избавитесь!  Что,  не  придумать
ответа? А ты и не придумаешь, не  старайся.  Думать  тут  поздно,  тут  надо
вспомнить один день, когда простой горожанин Гирш Ниссагль сделал  донесение
о раненом короле, а вы даже не подумали  его  за  это  наградить.  Теперь  я
возьму свою награду сам - и уж не взыщи, любезный!
   - Вы все равно ничего от меня не добьетесь... -  Элас  пытался  привстать
хотя бы на одно колено, на здоровое, чтоб только не ползать по полу.
   - Я и не собираюсь добиваться. Много чести. Ты, ты  сам  будешь  умолять,
чтобы тебя выслушали. Умолять. А пока я  с  наслаждением  послушаю,  как  ты
верещишь на дыбе. И не я один. -  Ниссагль  распахнул  дверь  в  пыточную  и
крикнул:
   - Откройте окна! Пусть будет всем слышно, как благородные магнаты предают
друг друга! Палачам двойная плата!
   Назавтра же, точно из мешка, покатились по Хаару такие слухи, что  немало
камней ударилось в запертые ставни дома Аргаред,  откалывая  колючие  темные
щепки и разбивая тонкую резьбу. Дозорные  нарочито  бездействовали,  положив
руки на пояса.
   Гонец пошатывался на занемевших после скачки ногах. Одежду  его  полосами
покрыла прилипчивая беловатая пыль. Едва завидев Лээлин, он враскорячку упал
на оба колена и даже поморщился, ударившись. Глаза его щурились,  узкий  рот
был сжат.
   - Что тебе? Что за вести ты принес из города столь поспешно? -  Ее  голос
отстранение плыл над головой гонца  вдоль  смыкающихся  арок  серой  светлой
галереи. Но внутри у нее все дрожало. Что за вести могут  быть,  как  не  об
Эласе. Какие, как не дурные.
   - Очень  дурные  вести,  владычица.  Вашего  брата  обвинили  в  убийстве
королевы. По городу ходят такие слухи, что хоть не надевай  вовсе  ливреи  -
побьют. В доме вашем все ставни булыжниками разбили. Того гляди, подожгут. А
ночью вот ужас-то был  -  такие  крики  слышались  из  Сервайра,  впору  ума
решиться...
   - Кого взяли еще?
   - Кэри Варрэда, еще там, говорят,  на  охоте.  Да,  может,  и  еще  кого,
уследить разве? Весь город полон этими черными...
   Она знала, что так и  будет.  Конечно.  Но  почему-то  истина  становится
истиной, только когда тебе объявят ее чужие. Значит,  схватили.  Пытали.  Он
кричал. Почему кричал?
   - Спасибо, гонец. Дурная новость все равно новость. Можешь идти отдыхать.
   Гонец ушел, и на плечи опустилось одиночество. Одна. Против безжалостного
Ниссагля, против этой злобной женщины, против сытых  пресмыкающихся  морд  -
одна. Одна, одна, одна.
   Своды галереи  смыкались  вдали,  где  был  выход  на  широкие  смотровые
площадки. Там  ветер  шевелил  траву,  жесткую  и  жилистую,  корни  которой
раздвигали древние камни...
   Едва носилки Лээлин с гербами Аргаред появились в Старом городе - за ними
тут же увязалась толпа грязно бранящихся торговок с булыжниками в подолах.
   - Ведьмачка!
   - Королевская шлюха!
   - Белоглазое отродье! Чтоб ты сдохла!
   Булыжники падали под копыта лошадей эскорта, один ударил в резной столбик
носилок и провалился в подушки, носильщики  беспомощно  озирались,  невольно
ускоряя шаг, боясь ни за что ни про что заработать булыжником по затылку.
   - Ничего, мы послушали, как орал вчера твой братец!
   - И ты так же заорешь, придет час!
   - Со своим отцом вместе, потаскуха!
   - Сжечь бы тебя с твоим братцем спиной к спине! Давно пора!
   - Ничего, вот королева поправится...
   Лээлин сидела неподвижно. Грудь ее была под белым покрывалом, руки лежали
на коленях, веки были опущены.  Она  направлялась  в  Сервайр  с  намерением
увидеть Ниссагля. Толпа с руганью и злорадным хохотом валила вслед, но перед
въездом на мост дозор заступил путь горлопанам и ссадил  Лээлин  с  носилок.
Дальше допускались только носилки королевы и высших сановников. С Лээлин  не
пустили никого из  ее  людей.  Она  пошла  одна  мимо  отрубленных  голов  в
помутневших от непогоды венцах.
   Белесые их космы путались по ветру, исклеванные вороньем лица были черны,
как земля. Пустые глазницы смотрели не на нее, мимо. По  перевернутым  щитам
она отличала Высоких от Чистых.
   Но вот  надвинулись,  нависли  щербатые  отесанные  камни  свода.  Дорогу
перекрывало уложенное на козлы бревно, покрашенное в красный  цвет,  Сервайр
осады не опасался, неприступность его проистекала от другой причины,  нежели
поднятый мост и круглые сутки опущенная  герса.  И  Лээлин  тоже  не  смогла
ступить за красное бревно, попросив одного из ландскнехтов вызвать  старшего
по званию. Ландскнехт взглядом оценил ее и, посчитав подружкой какого-нибудь
офицера, ушел в спрятанную меж контрфорсов дверь.
   Оттуда  доносилось  бойкое  треньканье  "мужицкой  лиры",  сопровождаемое
невнятным подпеванием, а потом вышли один за  другим,  пригибаясь  и  широко
распахнув тяжелые плащи, трое  сервайрских  старшин  -  откормленные  рослые
ребята со скучающими лицами. У двоих на коротких  цепочках  из  позолоченной
меди были какие-то новые знаки отличия в  виде  цветных  эмалевых  щитков  с
коронами, секирами и песьими головами.
   - Что вам угодно, сударыня? -  спросил  один,  опираясь  двумя  руками  в
перчатках о бревно и обдавая Лээлин запахом копоти и жаркого. Глаза  у  него
были наглые.
   - Мне угодно поговорить наедине с Гиршем Ниссаглем.
   - Во-первых, с господином начальником Тайной Канцелярии Гиршем Ниссаглем,
во-вторых, - взгляд его уперся прямо в лицо Лээлин, заставив ее  покраснеть,
-  так-таки  наедине?  Может,  для  разрешения  вашего  вопроса   достаточно
поговорить наедине со мной? Или с  нами  троими?  -  Остальные  двусмысленно
заулыбались. - Чем больше головок, тем лучше, как говорит наш добрый народ.
   - Господа, я ведь  подам  досточтимому  Гиршу  Ниссаглю  жалобу  на  ваше
непочтительное поведение. - Лээлин отступила на шаг, понимая,  что  надо  бы
улыбнуться, но не в силах этого сделать.
   - Господин Гирше человек веселый. Он на такие вещи сквозь пальцы  глядит,
- ответили ей нарочито густым молодецким голосом.
   - Да в доме он, в доме, не тут, в городе он, в своем  доме  городском,  -
крикнул из-за угла высокий человек в простом сером  платье.  Он  шагнул  под
арку, чтобы Лээлин его увидела. - В городском доме господин Гирш,  если  это
вас интересует, сударыня.
   - Вечно вы, мастер Канц, песню нам  испортите,  -  с  беззлобной  досадой
огрызнулся старший офицер. - Такая красивая, благородная дама... -