зки замок долго не поддавался.  Старик  взглядом  попросил  у  дикаря
помощи, словно не доверял своим парням, и тот обхватил своей  рукой  его
сухую лапку. Вместе они протолкнули ключ глубже; затем он  со  скрежетом
провернулся.
   Стальная  дверь  толщиной  в  ладонь  медленно  поползла  в  сторону.
Наружный слой резиновых уплотнений рассыпался  на  окаменевшие  кусочки.
Воздух в подземелье был неподвижным, холодным, сухим и стерильным. Ничем
не пахло.
   Тишина буквально высасывала из ушей барабанные перепонки.
   - Помоги нам, Господи! - пробормотал обер-прокурор себе  под  нос.  -
Надеюсь, старая сука ничего не перепутала...
   В его устах последние слова прозвучали по  меньшей  мере  смешно,  но
шутки  закончились.  Дикарь  почувствовал  это  сразу  же,  как   только
переступил высокий металлический  порог  бетонного  склепа.  Здесь  было
что-то, с чем он никогда раньше не сталкивался. Не живое и  не  мертвое.
Нечто, застигнутое врасплох в момент великого перехода и замороженное  в
промежуточном  состоянии,  но  все  же  несравнимо   более   близкое   к
окаменелости,  чем  к  существу.  Тут   происходила   тишайшая   агония,
растянутая во времени. Бесконечно длившаяся смерть...
   Дикарь был  вроде  собаки,  почуявшей  приближающееся  землетрясение.
Короткие волоски, оставшиеся после бритья,  вставали  дыбом  у  него  на
загривке. Черное пространство внутри бункера манило его,  однако  что-то
другое, пребывавшее там в неподвижности, отталкивало, стремилось изгнать
наружу. Оно пугало одним фактом своего безмолвного присутствия...
   Дикарь с трудом сдержал дрожь, которая прошла по всему  его  телу,  и
сделал первый шаг в темноту. Затем обернулся, схватился за ручки  кресла
и помог внести в бункер скрючившегося старика.
   Пол был шершавым и ровным; из мебели имелся только одинокий стул.  Из
оборудования - какой-то механизм с трубчатой рамой и педалями, опутанный
проводами.  Вскоре  стало  ясно,  что  данное  помещение  -  всего  лишь
"предбанник".
   Следующая дверь была не заперта. Провода тянулись сквозь  пропиленные
в ней отверстия.
   Перед тем как открыть ее, обер-прокурор схватил  Джокера  за  руку  и
затараторил, будто размышляя вслух:
   - Никак в толк не возьму, кем же был  твой  папаша?  По-моему,  мы  с
напарником всех порешили. Неужели кто-то выжил?..
   Дикарь вырвал руку,  а  старик  заржал,  очевидно,  довольный  своими
дедуктивными способностями. Теперь  телохранители  держались  позади,  и
дикарю пришлось самому толкать кресло. Как ни странно, старый маразматик
не внушал ему  ненависти  -  только  чувство  легкой  гадливости.  Нечто
подобное он испытывал, разделывая туши убитых  животных;  он  выбрасывал
бесполезную требуху и  срезал  с  костей  мясо  -  пищу,  то,  что  было
необходимо для жизни. Обер-прокурор был чем-то вроде куска вяленого мяса
- бесполезен сам по себе, но дикарь по глупости попал в  зависимость  от
него. Теперь он хотел любой ценой получить назад свои пистолеты.
   Другое помещение  выглядело  нетронутым  с  того  самого  дня,  когда
подручные Начальника собрались  здесь  на  последний  сеанс.  Запыленная
видеодвойка, к которой были протянуты провода, не заинтересовала  дикаря
- он не имел ни малейшего понятия о том,  что  это  такое.  Может  быть,
орудие пытки? Около десятка стульев были в беспорядке расставлены  возле
длинного стола. На столе -  пустые  бутылки,  стаканы  и  подсвечники  с
выгоревшими свечами. На стенах нарисованы голые красотки  и  мускулистые
мужики с оружием, имевшие нездоровый внешний вид из-за припорошившей  их
пыли. В углу - несгораемый шкаф кубической формы. На  шкафу  -  лампа  с
мохнатым абажуром. На полу - пустые оружейные ящики и патронные коробки.
Возле дальней стены - большой белый  металлический  сундук  размерами  с
гроб. Сверху на крышке имелась длинная ручка, а под нею надпись "Норд".
   Дикарь сразу двинулся в ту сторону. Обер-прокурор водрузил  свечу  на
стол и освободил обе руки. Теперь он  мог  перемещаться  самостоятельно.
Впрочем, пока он предпочитал держаться подальше от холодильника.  "Норд"
находился в нерабочем состоянии задолго до того, как стал собственностью
Заблуды-младшего, и предназначался исключительно  для  хранения  крепких
напитков. Однако последние сорок пять лет в нем хранилось нечто  другое.
Взглянуть на это "другое" обер-прокурор и хотел,  и  боялся.  Боялся  до
спазмов в животе.
   - Давай, давай! - кивнул  он  ободряюще,  заметив,  что  Джокер  тоже
колеблется.
   Тот чувствовал себя так, словно  наступил  на  змеиное  гнездо.  Нет,
гораздо хуже. А ведь надо было еще сунуть туда  руки!  В  чем  же  дело?
Чутье подсказывало ему, что внутри белого ящика не было ядовитых тварей.
Там не могло быть вообще ничего, способного убить или хотя бы  причинить
боль. Таинственное содержимое  ускользало  от  понимания.  Невозможность
понять завораживала. Он погряз слишком глубоко, чтобы отказаться.
   Дикарь посмотрел на старика, напряженно застывшего в кресле, и взялся
за ручку...

62. "ИДИ И ВОЗЬМИ!"

   В  этот  момент  сзади  раздались  чьи-то  шаги.   Дикарь   мгновенно
обернулся.
   Инвалиду потребовалось чуть больше  времени.  Кресло  провальсировало
вокруг стола и затормозило перед женщиной неопределенного  возраста.  Та
оказалась  дамой  со   странностями.   Черты   ее   лица   были   крайне
неопределенными и как бы расплывались.
   Дикарь даже подумал, что у него  слезятся  глаза.  Чуть  позже  стало
ясно, что глаза тут ни при чем. Фигуру вошедшей скрывал просторный синий
халат с чужого плеча. От халата исходили сложные запахи лекарств,  супа,
мыла и принуждения. На птичьей  голове  косо  сидела  нелепая  шляпка  с
вуалью.
   В первый момент обер-прокурор выглядел  слегка  растерянным,  но  его
растерянность быстро прошла.
   - Ну и какой идиот тебя выпустил?  -  спросил  он  грубо,  преграждая
женщине путь.
   - Не будь таким  мудаком,  напарничек,  -  бросила  она  и  потрепала
обер-прокурора по щеке.
   От такой фамильярности тот задохнулся, а телохранители  на  некоторое
время впали в прострацию.
   - Решил на этот раз обойтись без  меня?  -  продолжала  наглая  баба,
непринужденно огибая кресло и направляясь к белому гробику. -  Когда  же
ты поумнеешь, старый хрен?.. А это еще кто? - Ее глазки, о которых можно
было сказать лишь то, что они пронзительные, быстро ощупали дикаря с ног
до головы.
   - Где ты взял этого педика?
   - Заткнись! - рявкнул обер-прокурор, придя в себя.
   - Нет, ты все-таки придурок, - не унималась баба. - Посмотри на него!
- Она ткнула в дикаря пальцем. - Разуй глаза!  Это  же  пацан.  Слизняк.
Недавно сиську бросил сосать...  Его  мамулька  знает,  что  он  тут,  с
тобой?
   - Заткнись, Полина, - повторил обер-прокурор тише, но с  угрозой.  На
него было жалко смотреть. В голосе появились истерические нотки. - Когда
его взяли, при нем были пушки Начальника, - добавил он многозначительно.
   - Да ну?! - сказала баба с сарказмом. - Убил наповал! И что же  он  с
ними делал? Куда он их себе засовывал?
   - Он подойдет. Я ручаюсь.
   Баба  мерзко  захихикала  и  начала  стремительно  стареть,  а  также
уменьшаться в росте  прямо  на  глазах  у  присутствовавших.  Жутковатая
метаморфоза  заняла  каких-нибудь  пару  секунд.  Даже   обер-прокурору,
который видел подобное не  в  первый  раз,  стало  не  по  себе.  Дикарю
показалось, что кожа на лице старухи мгновенно  сгнила  и  съежилась,  а
потом так же мгновенно затвердела. Теперь  это  была  пересохшая  желтая
маска, иссеченная сотнями морщин. Из амбразур пялились умненькие глазки.
От  маленького  ротика  морщины  разбегались  веером.   Когда   старушка
открывала свою пасть ящерицы, становились видны острые  и  на  удивление
белые зубки. Халат волочился по полу;  укоротившиеся  пальцы  исчезли  в
рукавах.
   - Ты ручаешься! - проскрипела старуха с издевкой. -  Когда-то  я  уже
слышала эту херню. Помнишь, чем тогда дело кончилось?
   - А разве плохо кончилось? - искренне удивился обер-прокурор.
   Полина посмотрела на него с сожалением и переключила свое внимание на
"Норд".
   - Ну что ж, рискнем. Открой  его,  сынок!  -  сказала  она  будто  бы
ласково, но от этой фальшивой  ласки  дикарю  захотелось  переломить  ее
тонкую шейку.
   - Эй! - вмешался обер-прокурор, не желавший  упускать  инициативу.  -
Почему бы тебе не подождать за дверью? Мои мальчики тебя проводят.
   По его знаку телохранители достали пушки.
   -  Ого!  -   удивилась   старушка,   награждая   бывшего   священника
убийственным взглядом.  -  Знаешь,  кто  ты,  напарничек?  Неблагодарная
скотина, прыщ на заднице, импотент вонючий...
   -  Знаю,  знаю,  -  оборвал  обер-прокурор  ее  излияния.   -   Пойди
проветрись.
   Заодно прополощи рот.
   - Что они мне сделают, твои холуи? - презрительно спросила Полина.  -
Пристрелят? Так ведь не смогут. Кишка тонка.  Вдобавок  зрения  лишу.  А
тебя, гаденыш, своими руками...
   - Убейте ее! - завопил обер-прокурор.
   Дикарь был готов  броситься  на  пол,  если  начнется  пальба,  но  с
крепкими ребятами, стоявшими у стены, случилось что-то неладное.
   Обер-прокурор  захныкал  и  в  отчаянии  забарабанил   кулачками   по
подлокотникам.
   - Чтоб ты провалилась, проклятая сука!
   Полина неожиданно ухмыльнулась, подошла к нему и  прижала  его  седую
голову к своей усохшей груди.
   - Тише, тише, напарничек! Все в порядке. Ты же прекрасно знаешь,  что
без меня в этих делах - ни шагу. Так какого хрена дергаешься?
   Плечи обер-прокурора судорожно  вздрагивали,  а  сам  он  всхлипывал,
уткнувшись лицом в грязную ткань халата.
   -  Чувствительный  больно,  -  снисходительно  объяснила  Полина  эту
вспышку сентиментальности дикарю и телохранителям, с ужасом уставившимся
на свои окоченевшие руки. - Зато сердце золотое... Намучилась я  в  свое
время с этим парнем!.. -  Она  оторвала  лицо  обер-прокурора  от  своей
груди. - Ну что, успокоился, глупенький? Вот  так,  милый.  Давай  слезы
вытру. И сопли заодно... Ну все. Хватит  болтать,  пора  работать.  Твой
малыш знает, кто я?
   - Ты ведьма, - мрачно объявил дикарь, чуть ли не впервые открыв рот и
опередив обер-прокурора, который хлопал покрасневшими веками, не  вполне
понимая,  чего  от  него  теперь  хотят.  О  ведьме  дикарь   наслушался
предостаточно  -  его  папаша   ненавидел   зловредную   старуху   лютой
ненавистью.
   - Верно. Значит, знакомиться не будем.  И  не  смотри  на  меня  так,
крысеныш!
   Что б ты там ни думал, мы в одной команде.  Придется  тебе,  мальчик,
потрудиться ради общего блага...
   - Плевал я на общее благо! - хмуро сказал дикарь и  ткнул  пальцем  в
обер-прокурора. - Он знает, что мне нужно.
   - А у него есть то, что тебе нужно? - спросила ведьма.
   - Мы обо всем договорились, - вставил инвалид.
   - Тогда скажи, где они. - Дикарь сделал еще одну попытку обойтись без
крови.
   Обер-прокурор засмеялся и показал на белый сундук.
   Последние сомнения исчезли. Старик был нечист  на  руку.  Дикарь  уже
почти преодолел расстояние в десяток шагов, отделявшее  его  от  кресла,
когда  ведьма  щелкнула  пальцами  и  телохранители  внезапно   получили
возможность двигаться.
   Обе пушки оказались направленными на дикаря. Жалкие кустарные поделки
из плохого металла, но вероятность того, что  выстрелит  хотя  бы  одна,
была достаточно велика.
   - Расслабься, сынок! - строго сказала ведьма. - Халявы не  будет.  За
все надо платить. Так что без глупостей!..  Сейчас  мы  все  успокоимся,
остынем и начнем сначала.
   Возникла пауза, в течение которой обер-прокурор отдышался,  а  дикарь
отступил.
   - Вот и хорошо, - заметила Полина. - Послушный мальчик. А теперь  иди
и возьми!
   ...Он снова приготовился поднять крышку и найти под нею свое будущее.
Его  молодые  глаза  различали  каждую  царапину  на   покрытой   эмалью
поверхности.
   Царапины складывались в сложный рисунок. Он не успел понять, что  это
такое.  Его  восприятие  подвергалось  постепенному,  но  непреодолимому
искажению. Вскоре он уже целиком находился под чужим влиянием,  которое,
впрочем,  казалось  ему  глубочайшей  внутренней  потребностью,  крайней
жизненной необходимостью.
   Незаметно для самого себя он переместился в  иную,  слегка  смещенную
реальность, где обитают все фанатики и маньяки. Но  он-то  жаждал  всего
лишь воссоединения с братом и сестрой! Он был поглощен этой жаждой,  она
вытеснила другие чувства...
   Поэтому он не слышал, как ведьма подкралась сзади. Он смотрел на  то,
что лежало внутри  сундука.  Его  охватывал  животный  страх  пополам  с
восторгом...
   Несмотря на маленький рост и тщедушное сложение, у Полины хватило сил
нанести ему удар под лопатку с точностью опытного хирурга. В  кулачке  у
ведьмы был зажат шприц, наполненный каким-то мутным  веществом.  Длинная
игла пробила одежду, кожу и достала до сердца.  Старуха  с  удивительной
ловкостью нажала на поршень и впрыснула туда содержимое шприца.
   Дикарь не успел  сделать  следующего  вдоха.  Раскаленное  шило  боли
мгновенно пронзило его и встряло в мозг. Все закончилось очень быстро  -
раньше, чем в мыслях успела промелькнуть хотя бы слабая тень сожаления.

63. ЧТО-ТО НЕ ТАК

   В  отсутствие  хозяина  у  бывшего  старшего  следователя   трибунала
возникали проблемы с самоидентификацией. Аркадий Глухов битый час торчал
у входа в заведение "Голубая  мечта",  не  вполне  осознавая,  за  каким
чертом сюда явился.
   Недавно он отверг повторное предложение бойкой на  язык  официанточки
войти  и  откушать  жареного  голубя.  Он  не  то  чтобы  превратился  в
бесчувственного истукана; у него была некая потребность -  он  испытывал
страшную жажду, но не голод. Ни в коем случае. После слизняков, которыми
накормил его хозяин, он надолго потерял аппетит. Впрочем, это доказывало
лишь то, что слизняки действительно оказались питательными.
   Глухов украдкой курил, не затягиваясь. Он был вынужден прятать  руки,
чтобы не привлекать постороннего внимания.  На  его  запястьях  вздулись
багровые браслеты - следы от наручников, а костюм пропах плесенью.  Боли
Аркадий  не  замечал,   однако,   как   выяснилось,   еще   не   утратил
профессиональных навыков. Часть сознания, ответственная за  практические
действия, функционировала великолепно.
   С анализом и памятью дела обстояли гораздо хуже.
   Итак, он ждал, не отдавая себе  отчета  в  том,  что  занят  слежкой,
которая была по меньшей мере странной. В здравом уме он  сам  назвал  бы
это  заговором  с  целью  свержения  существующего  режима.  Приговор  -
публичная казнь. Глухов всегда был верным псом Синода, но теперь он  уже
не принадлежал себе. От этого реальность становилась похожей на один  из
его дурных снов. По правде говоря, если какая-то разница и была,  то  он
ее  не  замечал.  Окружающий  мир  представлялся  ему  зыбким,  неясным,
неопределенным,  слегка  расплывчатым  по  краям.   Мотивы   собственных
поступков  казались  еще  более  загадочными,   чем   проявления   неких
потусторонних сил, управляющих человеком в бреду или в сновидении...
   Чем ближе становилась решающая минута, тем яснее вырисовывалась цель.
Он был послан с особым заданием. Он ощущал готовность выполнить любое  -
независимо от  степени  сложности.  По  большому  счету,  ему  это  было
безразлично.  Только  его  мучительная   потребность   имела   значение,
поскольку грозила  остаться  неудовлетворенной,  пока  работа  не  будет
сделана.
   Перед этим он провел несколько часов в приятно сыром и  восхитительно
прохладном подземелье, которое теперь затруднился бы найти, несмотря  на
свой нюх опытной ищейки. Там он впервые встретился  с  хозяином.  Глухов
испытал сильнейший шок. Его будто  вывернули  наизнанку  для  подробного
изучения.  Возникло  чувство   глубочайшего   проникновения,   неравного
слияния. Зато его поняли и приняли таким, каким он был. При этом внешний
облик того, кто занимался любовью с его потерянной душой,  ускользал  от
восприятия...
   Тогда Глухову стало ясно, чей беззвучный "зов" раздавался  в  течение
многих дней и ночей прямо у него в голове, маскируясь  под  кошмары.  По
мере приближения к  хозяину  ощущения  Глухова  постепенно  приходили  в
гармонию. Жуткие видения отступили. Периоды беспамятства сократились  до
нескольких минут и могли сойти за обмороки в результате тепловых ударов.
Полного равновесия он достигнет, когда осуществит  свое  предназначение.
Однако до этого было еще далеко.

***

   ...Капельки пота сбегали по лбу и застревали в бровях -  несмотря  на
ночную прохладу. Те, что скатывались по  щекам,  попадали  за  воротник.
Температура и  внутреннее  напряжение  нарастали...  Бывший  следователь
сунул руку в карман и нащупал  двуствольный  пистолет.  После  того  как
хозяин внес некоторые усовершенствования, эта  игрушка  внушала  Глухову
абсолютное доверие.
   Он следил за входящими и выходящими, не различая их лиц. Лица  своего
хозяина он тоже не помнил - только ауру.
   То, что ради особого задания  пришлось  пренебречь  службой,  Глухова
нисколько не беспокоило; будущее исчезло в тумане,  окутавшем  его  мозг
после радикального  изменения.  Человеческая  озабоченность  собственной
судьбой  казалась  ему  теперь  нелепой  и  абсурдной.  Он  стад  частью
сверхсущества.
   Вскоре появился тот, кого Аркадий немедленно выделил среди остальных.
Брат по  разуму,  гостивший  в  райском  подземелье.  Еще  один  солдат,
призванный хозяином на службу. Бывший следователь узнал его отнюдь не по
внешним признакам. Они ощущали присутствие  друг  друга  на  расстоянии,
будто однояйцевые близнецы.
   Мажор-лейтенант Пряхин (это был он) затаился в темной  подворотне  на
противоположной  стороне  улицы,  что  полностью  соответствовало  плану
покушения. С его физиономией показываться в людном месте не стоило - она
выглядела так, словно он  по  неосторожности  засунул  голову  в  осиное
гнездо.
   Глухов окончательно успокоился. Хозяин прислал помощника - на крайний
случай, для подстраховки. Вдвоем они  провернут  операцию,  и  без  того
казавшуюся не правдоподобно легкой. Удивительно, что никто не  додумался
до этого раньше!
   Прав был шестипалый - людишки стали чересчур мягкотелыми...
   Глухов начисто забыл о присяге на  верность  обер-прокурору,  которую
дал тридцать с лишним лет назад, и даже  о  том,  как  зовут  намеченную
жертву. Он был готов совершить то, за что всю жизнь преследовал  других,
угодивших впоследствии в крематорий. Что ж,  приоритеты  меняются...  Он
подпалил  очередную  самокрутку,  не  обращая   внимания   на   огромное
количество  окурков,  валявшихся  под  ногами,  и   на   табачный   дым,
разъедавший  рот.  Самокрутка  была  всего  лишь  частью  незамысловатой
маскировки.
   Когда "Голубая мечта" опустела и начался комендантский  час,  Аркадий
понял: что-то не так. Пустая карета обер-прокурора слишком долго  стояла
перед  погруженным  в  темноту  домом  Начальника.  Чуть  позже   Глухов
отправится  туда  и  попытается  войти  с  черного  хода.  Он   встретит
незнакомца, и это будет последней встречей в его жизни.

64. ДЖОКЕР

   Он открыл глаза.
   Он увидел ту же комнату, ту же обстановку, тех же  людей.  Только  от
горящей свечи осталась всего лишь треть.  Но  изменилось  что-то  еще  -
неуловимым, жутким образом. До него пока не доходило, что  изменился  он
сам. И вряд ли могло дойти в будущем.
   Вначале у него не было мыслей - только ощущения. Простые  реакции  на
внешние раздражители. Он сидел, привалившись спиной к стене.  Клеймо  на
руке выглядело так, словно было сделано давным-давно.  Вообще  все  тело
казалось чужим или  по  меньшей  мере  обновленным.  Пока  не  вернулась
боль...
   Из белого сундука, стоявшего справа, торчали чьи-то  ноги,  обутые  в
сапоги.
   На правом были видны пятна свежей крови. Он знал,  кому  принадлежали
ноги, сапоги и кровь.  Это  было  бесполезное  знание  -  не  более  чем
информация, попа