*

   ...Они выступили в четыре  часа  утра  и  с  рассветом  были  уже  за
пределами города. Труп  Валета  снова  усадили  в  инвалидное  кресло  и
кое-как дотолкали его до заболоченной низины. Дальше начались трудности.
Колеса увязали  в  топкой  почве  и  сплетениях  длинной  травы.  Кресло
пришлось спрятать в кустарнике и соорудить носилки из двух длинных палок
и куска  брезента.  Спустя  еще  час  священник  ощущал  себя  последней
развалиной - и это  при  том,  что  на  плечи  "старушки"  ложилось  три
четверти груза.
   А места вокруг были - гнилее не  придумаешь.  Брести  приходилось  по
колено в воде. Влага подбиралась к  гениталиям  священника.  Те  хоть  и
атрофировались  от   многолетнего   бездействия,   но   на   холод   еще
реагировали...  Над  двумя  теплокровными  созданиями   тучами   роились
насекомые. Комары прилипали к лицу и ладоням. Трупу  было  хорошо  -  он
остыл, и его никто не трогал.
   Когда совсем рассвело, священник старался  не  смотреть  на  то,  что
осталось от лица игрока. Оно было будто слеплено из углей и  почерневших
костей. Волосы сгорели. В полупустых глазницах с ночи скопилась дождевая
вода. Уши превратились в рваные тряпочки. А еще этот мертвый парень  все
время улыбался - по той элементарной причине, что у него не было губ.  В
общем, священник был даже доволен тем, что не позавтракал.
   Вскоре их накрыл густой туман. Попу стало ясно, что без помощи ведьмы
он вряд ли сумеет выбраться отсюда.  Западными  болотами  в  Ине  пугали
детишек поглупее. Те, что поумнее, боялись сами. Впрочем,  это  касалось
не только детишек... Раньше священник полагал, что в городе  не  нашлось
бы ни одного идиота, который добровольно приблизился бы к гиблой трясине
на сотню метров. Ну а теперь выяснилось, что таких  идиотов  было  целых
двое. Священник очутился  здесь  впервые  и  никогда  не  читал  "Собаку
Баскервилей". Значит, его страх  был  настоящим  и  инспирирован  чем-то
большим, чем просто фантазия. И ко всему - черный урод перед глазами...
   Когда священнику показалось, что у него вот-вот  отвалятся  руки,  он
остановился и выругался:
   - Хренов игрок! Мы могли бы найти клиента полегче. И покрасивее.
   Ведьма повернула к нему  пышущее  здоровьем  и  абсолютно  незнакомое
лицо. Оно было лунообразным и отмеченным печатью первозданной  глупости.
А голос у Полины стал громким, как Иерихонская труба.
   - Не скули! Этот лучше всех. Он  уделал  Штырька  и  восьмерых  людей
Начальника. Сечешь фишку?
   Носилки  медленно  погружались  в  жижу,  пока   священник   разминал
покрасневшие и распухшие от комариных укусов пальцы.
   - Долго еще?
   - Ну, мужик, ты меня убиваешь! Мы еще и трети не прошли.
   - Я не дойду, - сказал священник  убежденно.  Это  была  убежденность
безнадежности.
   - Значит, сдохнешь в болоте. - Ведьма говорила вполне равнодушно.
   - По-любому сдохну. Зачем ты привела меня сюда, стерва?! -  Священник
перестал  ей  верить.  "Истина"  засияла  перед  ним  и  ослепила   его.
Оказавшись во "тьме", он подумал, что сам замуровал  себя  в  склепе  из
кирпичиков колдовства, скрепленных цементом проклятия.
   - Пошел ты!.. - Полина зачерпнула сложенными ладонями болотной воды и
стала нить ее. Священника чуть не вывернуло, но  если  бы  он  досмотрел
сценку до конца, то увидел бы,  что  вся  грязевая  взвесь  осталась  на
пальцах ведьмы.
   Священник трясся и лихорадочно вспоминал.  Он  вспоминал  разговор  с
Ферзем ("Эй, попик, ты ведь хочешь, чтоб все изменилось в этом треклятом
городе?"), разговор с ведьмой ("Только он сможет  справиться  с  ними...
Грязная работа, но здесь не  осталось  ничего  чистого.  Вообще  ничего.
Соглашайся, дурак, -  такого  случая  больше  не  будет!"),  разговор  с
юродивым,  очутившимся  вчера  возле  его  хижины  ("Дядя,   слепи   мне
ангела-хранителя! - Из чего слепить? - Из дерьма...").
   Пока священник барахтался в воспоминаниях, голова Валета скрылась под
водой. "Как я мог?! Как я мог согласиться на ТАКОЕ?!" - вопил  священник
про себя, хватаясь за носилки, которые ведьма уже потащила в глубь болот
- к округлым островкам, темнеющим  в  тумане.  Он  и  сам  казался  себе
сгустком тумана - холодного, мутного, зловонного, омерзительно  липкого,
обреченного плыть над  трясиной  и  исчезнуть  без  следа  с  появлением
солнца.

29. СЕСТРА САША И СЕСТРА ДАША

   Валет был мертв, а серия таинственных убийств в Ине продолжалась.  На
этот раз жертвами маньяка оказались две монахини-лесбиянки  из  женского
монастыря секты  Великой  Церкви  Сайентологии,  носившей  скромное,  но
изящное  название  "Исследовательницы   глубокого   космоса".   Монахини
разбрелись по своим кельям после вечернего чтения  глав  из  "Дианетики"
Преподобного  Хаббарда,  и  две  из  них  только-только   приступили   к
исследованию глубочайшего космоса внутри  друг  друга,  когда  произошло
самое яркое событие в их серой жизни - смерть.
   ...Сестра Саша Ксенофобная вскрыла своим розовым  язычком  еще  более
розовую раковину сестры Даши, проникла глубже... и неожиданно наткнулась
на моллюска.
   Вернее, так ей показалось в первую секунду.  "Моллюск"  был  упругим,
покрытым слизью, которую Саша приняла за смазку, и  заполнял  собою  всю
каверну. Монахиня обрадовалась, вообразив,  что  это  новая  сексуальная
игра - сюрприз от Даши, и  еще  активнее  заработала  языком.  "Моллюск"
проснулся.
   Когда сестра Саша испуганно замычала, было уже поздно. Кто-то  крепко
держал ее за язык и продолжал его заглатывать. Мычание понизилось на два
тона, когда "моллюск" добрался до женских губ и вцепился в щеки, которые
начали рваться. Щупальце, похожее на желеобразную сосиску, провалилось в
Сашину глотку  и  порцией  ледяного  коктейля  опускалось  по  пищеводу.
Монахиня сжала зубы, перекусила щупальце, а заодно и  собственный  язык,
но "моллюск" уже впился в ее десны, небо,  носоглотку  и  тянул,  тянул,
вибрируя, словно натянутая басовая струна.
   Сестра Даша стремительно взбиралась на вершину кайфа. Раньше она и не
подозревала в своей подружке  подобных  талантов.  Так  глубоко  та  еще
никогда не феллировала. "О, дорогая! Ты понимаешь,  где  надо  ласкать!"
Тонкие  чувства,  толстые   ощущения...   "Разве   сравнится   с   тобой
какой-нибудь грубый эгоистичный мужик?!"
   Сестра Саша, издававшая непрерывный стон боли, попыталась помочь себе
руками, но в результате лишилась их. Руки тоже были втянуты  в  огромную
расширяющуюся дыру.
   О родах сестра Даша знала лишь понаслышке, однако с болью ей пришлось
познакомиться лично. Кости ее таза размягчились за несколько секунд. Она
посмотрела вниз и вскрикнула от ужаса. К тому моменту  голова  любовницы
целиком находилась в ней, и снаружи оставалась шея с торчавшими  во  все
стороны клочьями волос.  Кроме  того,  Даша  услышала  мучительный  стон
ВНУТРИ себя. Впечатление  было  непередаваемым...  Медленно  нараставшая
боль еще не соответствовала чудовищному  состоянию  двух  тел,  одно  из
которых раздирало другое пополам.
   Кровь струилась по плечам сестры Саши,  хрустевшим,  словно  крылышки
свежезажаренного цыпленка. Даже сестра  Даша  уже  не  могла  кричать  -
голова подружки уперлась в ее легкие и сплющила  их.  Два  ротика  жадно
чавкали внутри, превращая внутренности в кашицу, выдавливаемую через все
отверстия. Хуже всего было то, что  обе  монахини  продолжали  жить,  не
дыша.
   В дыре  исчезли  мешочки  грудей;  ребра,  пробившие  кожу;  живот  с
провалившимся  пупом;  треугольник  темных  волос.  Дошла   очередь   до
широченных  Сашиных  бедер.  На  кровати  сидело   нечто   расплывшееся,
человекообразное, с выпученными глазами и... четырьмя ногами.  Из  ушей,
носа и рта существа сочился лилово-фиолетовый зловонный фарш, а из пор -
горячий жир. Жир застывал, пропитывая простыни; в  нем  плавал  кентавр,
издохший от слоновьей болезни...
   Свеча погасла. ОНО осталось сидеть в темноте, а кто-то выскользнул из
кельи,  воспользовавшись  этой  темнотой,  взобрался  на  круглую  крышу
монастыря, выстроенного в стиле "постмодерн",  и  притаился  там  черной
птицей кошмара, нацелившегося в  сторону  города.  Возвращаться  "домой"
было рано. Ночь еще только начиналась.

30. ЧЕРНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ

   К полудню они вышли к большому острову среди болот.
   Священник был вынужден признать, что пока с ним играют по-честному.
   Правда, в ближайшем будущем его могли честно принести в жертву. Не то
чтобы  ему  очень  хотелось  жить,  а  вот  досмотреть,  чем  закончится
спектакль "Взбунтовавшийся поп", он был бы не против.
   Туман  рассеялся.  Появилась  надежда  увидеть  солнце.  Появилась  и
угасла.
   Стояла гнетущая тишина, которую лишь подчеркивал  комариный  зуд.  От
запаха болотных газов казалось, что повсюду разбросаны тухлые  яйца.  Но
класть яйца тут было некому.  По  пути  священник  видел  глупую  птицу,
трепетавшую в трясине. В отличие от нее ему посчастливилось выбраться на
твердую землю.
   Осока застыла, будто нарисованная мокрой кистью. Возле острова стояло
на приколе насквозь проржавевшее судно на  воздушной  подушке  с  гордой
надписью на рубке "Нестор Махно". Священник не имел ни малейшего понятия
о том, кем был этот Махно.
   На острове росли кусты и деревья, а также имелись остатки  причала  и
асфальтовых дорожек. Вдоль  берега  торчали  полузатопленные  сараи.  На
стальной мачте дохлой летучей мышью  висели  лохмотья  флага.  В  общем,
вокруг был мирный пейзажик,  разве  что  слегка  отдающий  нафталином  и
гнильцой. Труп Валета выглядел тут инородным предметом - явная и  грубая
смерть среди медленного угасания.
   Ведьма  решила  отдохнуть  на  растрескавшейся   каменной   скамейке.
Священник упал рядом. Ему хотелось закрыть глаза и ни о чем  не  думать.
Желательно забыться и заснуть. Спрятать лицо между пышных бедер  Полины,
забраться в  ее  лоно,  свернуться  там,  точно  зародыш  в  питательном
растворе, и смотреть младенческие сны...
   Он так размечтался о недостижимом покое, что заулыбался, и  лицо  его
вдруг стало детским и еще более беззащитным.  Ужасно  беззащитным...  Он
сморгнул слезы.
   В это мгновение Полина снова приняла  облик  седовласой  старушенции.
Самого момента превращения священнику не  довелось  наблюдать  ни  разу.
Богопротивные ведьмины фокусы наверняка были связаны с  его  собственной
способностью видеть и осязать.
   Бабулька схватила его за щеку двумя пальцами и сильно потрясла:
   - Вставай, мужик! Теперь уже совсем близко.
   - И часто ты сюда ходишь? - спросил священник, чтобы потянуть время.
   - Как только встречаю дурака вроде тебя.
   Он употребил выражение, которое использовал один из героев "истерна"
   "Живой, невредимый и потный".  Священник  слышал  его  в  шестилетнем
возрасте и запомнил на всю жизнь. Ведьма захихикала.
   - Может, покажешь мне ЭТО прямо сейчас, дорогуша?
   Священник со стоном вцепился  в  носилки.  Под  ногами  был  асфальт,
раздробленный в щебень жизнелюбивой травой, но  идти  стало  значительно
легче - будто шагать  по  яичной  скорлупе.  Священник  понял,  что  они
находятся  в  заброшенном  парке.  Бронзовый  бюст  какого-то  мужика  с
большими ушами  поблескивал  в  кустах  ядовитой  зеленью  патины.  Мимо
проплыл щит,  целиком  посвященный  какому-то  Славе,  фамилия  которого
начиналась с "Труду".
   И наконец священник увидел здание лаборатории -  если  верить  слухам
мистическое место, почти ад на  земле,  врата  жути,  приоткрытые  двери
кошмара. Ни фига подобного! Здание как здание - огромное, подслеповатое,
иссеченное жалюзи,  облепленное  бородавками  кондиционеров,  беременное
пристроенным к фасаду серебристым ангаром, развесившее  уши  спутниковых
антенн. Оно не было  даже  черным,  как  утверждали  легенды,  -  скорее
пятнистым, облезшим, полинялым. А вот трава  вокруг  него  действительно
почернела, будто была сожжена огнем  или  кислотой.  Все  было  мертвым,
неподвижным, молчаливым, готовым рассыпаться в пыль...
   Священника одолел поэтический сплин. Угораздило же его прищуриться  и
окинуть окрестности рассеянным взором! Он  чуть  не  выронил  носилки  с
Валетом, которому было, в сущности, все равно.
   К зданию лаборатории подкатывал "близнец".  Идентифицировать  его  не
составляло труда. Он был как две капли воды похож на "мерседес"  Ведьмы,
только с колесами, стеклами, целыми фарами и  качающейся  из  стороны  в
сторону щеткой стеклоочистителя.
   "Мерседес" остановился возле главного входа в лабораторию.  Священник
посмотрел на то, что вылезло через водительскую дверь, и зажмурился. Это
место ему сразу же разонравилось. Когда он  открыл  глаза,  не  было  ни
автомобиля, ни страшного водителя. Трава перед  входом  так  и  осталась
нетронутой. Священник убедился в этом, пока прокладывал своими  сапогами
дорожку к огромной двери из непрозрачного стекла.  Ведьма  не  проявляла
никаких признаков усталости, будто протопать несколько часов  по  болоту
было для нее плевым делом.
   Справа от двери висела черная доска с золотыми буквами. На доске было
написано:

МИНИСТЕРСТВО ЗДРАВООХРАНЕНИЯ
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЦЕНТР ПО ИЗУЧЕНИЮ РИВАЙВЛА
ЛАБОРАТОРИЯ НЕКРОМЕХАНИКИ

   Несмотря на сырость,  позолота  неплохо  сохранилась,  черный  глянец
тоже.
   Таким образом,  сотню  лет  назад  о  секретности  и  речи  не  было.
Сочинители хреновы! Сказочники,  мать  их!..  Когда-то  это  место  было
доступно, как сейчас - дешевый  публичный  дом  в  Ине.  Священника  это
несколько озадачило. Что тогда он здесь делает?
   Полина без труда  распахнула  дверь,  и  они  внесли  труп  игрока  в
просторный холл, сдавшийся на милость природы. За годы запустения  ветры
намели сюда земляные плеши, на которых проросла вездесущая трава.  Дикий
виноград заплел окна и искорежил жалюзи. Плесень карабкалась по  стенам,
сожрала изоляцию, свисала с кресел, похожих на троны водяного...
   На глаза священнику попались несколько телефонов,  два  телевизора  и
три черные пасти -  открытые  лифтовые  шахты.  Посреди  холла  пол  был
провален, и тут образовался пруд с мутной  водой.  В  глубине  коридоров
притаился сумрак.
   Ведьма велела положить игрока на сухое место, после чего  отправилась
к  конторке  охранника  и   извлекла   из-под   нее   свечу,   наверняка
приготовленную заранее.  Щелкнула  зажигалкой  "данхилл".  Когда  фитиль
загорелся, сразу стало уютнее. Привычнее,  что  ли.  Конечно,  это  была
иллюзия...
   Полина поманила священника за собой. В боковом  коридоре  поп  увидел
несколько кресел-каталок - близнецов того, что было спрятано в кустах на
городской  окраине.  Старушка  выросла  в   его   глазах   до   размеров
неустрашимого и весьма предусмотрительного монстра. Интересно, кого  она
приводила сюда раньше?
   Уж не Ферзя ли? А заодно  и  Гришку...  Может  быть,  здесь  получают
наглость, силу и терпение?  Хорошо,  если  безвозмездно.  Каждому  -  по
потребностям... Во всяком случае, то, что священник считал  чуть  ли  не
подвигом, явно было для ведьмы рутинной работой.
   В  течение  следующих  двадцати  минут  он   занимался   практическим
изучением различных типов лабиринтов  и  катанием  кресла  по  сгнившему
линолеуму и выщербленному мрамору. Худшими из препятствий были лестницы.
Их он запомнил надолго. Ведьма в основном руководила, изображая из  себя
крутого следопыта. Ее пренебрежение к  опасности  отчасти  передалось  и
священнику. Он боялся, однако не  до  потери  пульса.  Он  даже  пытался
разобраться в поэтажной схеме эвакуации при пожаре и запомнить указатели
на стенах, но вскоре запутался окончательно.
   "Грузовые лифты", "Столовая для персонала"  (лучше  и  больше  любого
городского кабака), "Столовая для спецконтингента" (ряды белых кормушек,
похожих на авангардные писсуары), "Актовый  зал"  (видимо,  нечто  вроде
массажного кабинета.
   Очень удобно.  Чем  они  здесь  вообще  занимались,  черт  возьми?!),
"Рефрижераторная", "Сектор утилизации отходов"  (крематорий?),  "Силовая
подстанция" (кажется, то, что нужно), "Не влезай,  убьет!"  (спасибо  за
предупреждение!)...
   Через  одно  из  грязных  стекол  священник  увидел  панораму   южной
оконечности острова с высоты третьего этажа. В отдалении  чернел  силуэт
вертолета, а чуть правее выстроились цепочкой железнодорожные платформы.
Водонапорная  башня  торчала  гигантским   фаллосом;   ажурная   антенна
радиотелескопа, раскрытая, будто цветок, составляла с ним двуполую пару.
Натюрморт в духе Сальвадора Дали.
   Священник видел пару его картин в популярном фильме.
   От взыгравшего потока ассоциаций священника отвлек голос Полины.
   - Тебе сюда, - сказала она, указывая на дверь в конце коридора.
   - А ты?
   - Я не пойду. Теперь это ТВОЕ дело, понял? Встретимся снаружи.  Утром
двинем обратно. - Она зевнула, открыв маленькую, но  зубастую  пасть.  -
Хочу выспаться как следует.
   Священник в общем-то не собирался покушаться на ее сон. Его решимость
стремительно таяла. Он презирал себя.
   Вшивый мечтатель! Он не был создан  для  борьбы.  Значит,  для  того,
чтобы всю жизнь получать оплеухи?
   - Смелее, мужик, - подстегнула его ведьма. - Кресло не  забудь.  Если
спросят, откуда ты взялся, скажешь, что пришел со мной.
   И заковыляла прочь.

31.СВИНАРЬ

   Человечек Начальника был далеко  не  на  первых  ролях  во  вражеском
стане, однако занимал и не самое последнее место. Как раз  такое,  чтобы
находиться в курсе всех важных событий и не слишком высовываться, рискуя
своей шкуркой. В течение нескольких лет он подбрасывал  Заблуде-младшему
полезную информацию, оставаясь вне подозрений. Гришку  это  не  очень-то
радовало. Он сделал вполне  логичный  вывод,  что  и  среди  его  людей,
вероятно, есть Иуда. Наверняка есть.
   Приходилось  мириться  с  этим  "фактором",   поддерживавшим   шаткое
равновесие сил.
   Впрочем,  Григорий  лелеял  слабую  надежду   на   то,   что   игрок,
перещелкавший его людей, невольно произвел чистку рядов.
   Информатора звали Семен Щетина. Свои пятьдесят он  прожил  бобылем  и
жалел об этом крайне  редко  -  чем  старше  становился,  тем  реже.  Он
заведовал свинофермой, располагавшейся на территории поместья.  Под  его
началом было около десятка батраков и более пятидесяти взрослых  свиней.
Хозяйство приличное, хлопотное, но Семен считал,  что  ему  повезло.  Он
жрал мясо дважды в день, и вряд ли ему грозила смерть от голода.  Скорее
от пули. Или от туго затянутой веревочной петли. Но лучше всего было  бы
умереть от старости...
   Ферма постепенно расширялась, а подопечные Семена жирели и  приносили
здоровый приплод. Секрет высоких достижений в животноводстве был прост -
Щетина питал к свиньям неподдельный интерес.  Наблюдая  за  ними  долгие
годы и досконально изучив их  поведение,  он  не  переставал  удивляться
тому,  до  чего  же  эти  твари  похожи   на   людей.   Особенно   когда
проголодаются... Его уверенность в физиологическом сходстве  двух  видов
возросла еще больше после одной поучительной беседы, которая  состоялась
в кабаке. Какой-то пьяный в дымину интеллигент - случайный собутыльник -
поведал  Семену  о  том,  что  в  старину   неизлечимо   больным   людям
пересаживали внутренние органы свиней. И, судя по всему, успешно.
   Щетина  тоже  был,  мягко  говоря,  нетрезв.   Тем   ярче   оказалось
впечатление. Он был сражен наповал. Каково это - жить со свиным сердцем?
Или легкими? Или почками? Или  печенью?  Или...  Дальше  Семен  в  своих
фантазиях не заходил. Ему становилось не по себе. Слишком уж часто видел
он эти самые внутренние органы, когда на ферме резали хрюшек. Зрелище не
для любителя животных, к коим он причислял и себя.  Кровь,  пар,  кишки,
предсмертные судороги... Бр-р-р!..
   В общем, мысль о пересадке крепко засела в  голове  у  Щетины  -  тем
более что самостоятельных идей у него отродясь не водилось.  Он  был  не
прочь провести некоторые предварительные опыты.  Конечно,  с  разрешения
Ферзя. Тот сперва поднял его на смех, но затем