й берестяную весточку.

"Пошел принимать дружины. Встретимся в замке", - таков был смысл этой
краткой записки, написанной старославянскими буквами.

В это же утро последним рейсом отправили на базу и все блоки, нуждающиеся в
серьезном ремонте.

Теперь ракета представляла собой довольно примитивный агрегат и ничем не
напоминала прежний грозный боевой аппарат.

Наибольшая опасность возникнет во время старта, скрыть который им уже не
удастся от наблюдателей базы. Спутниковые радары автоматически включали
общую тревогу в случае появления над планетой неизвестного корабля, и, к
сожалению, в их распоряжении не было антирадарных генераторов...

В который уж раз приходилось полагаться на удачу да еще на эти четыре
ракетные установки, ставшие их единственным оружием. Они были эффективны
лишь на небольшом расстоянии, а в цель наводились довольно примитивным
способом - самим корпусом ракеты, к которому Крушинский собирался их
намертво приварить перед стартом.

Против ракетных истребителей базы, дежуривших на орбите, старина Мек
практически окажется совершенно беззащитным.

Но главным все же было то, что длинный путь подготовки к старту был наконец
завершен. И, отпустив всех, кто участвовал вместе с ними в работах, в
последнюю ночь перед решающим броском в неизвестное они остались с
Крушинским вдвоем.

Закат медленно догорал над болотом, сырое дерево в костре шипело и давало
дыма больше, чем тепла. Вместе с туманом этот дым покрывал болотистую
низину, на самом дне которой стоял указующий в небо металлический перст
ракеты.

Ее корпус выглядел черным как смоль в закатном свете угасающего дня, и
сейчас, когда изматывающая работа осталась позади, оба друга испытывали
беспредельную усталость, чем-то схожую с разочарованием.

- У меня такое ощущение, - проговорил Крушинский, поворачивая поленья в
костре, - будто он специально ждал этого дня, специально медлил, чтобы дать
нам до конца ощутить бессмысленность проделанной работы.

- О чем ты? - не понял Глеб. Крушинский не любил отвлеченных рассуждений,
он был человеком дела, и сейчас Глеб не узнавал его.

- О Манфрейме, о ком же еще. Неужели ты на самом деле думаешь, что он не
знал о нашей подготовке к штурму его цитадели? Он лишь ждал дня, когда
работы будут закончены, когда мы останемся одни, - ждал, чтобы вернее
нанести удар.

У него что-то не сработало, не связалось с базой в тот день, когда нас
навестили ракетные штурмовики, и тогда он решил подождать. Думаю, теперь у
него тоже все готово. Утром перед самым рассветом он нанесет свой удар. За
пять минут до старта от этой ракеты останутся одни обломки.

Казалось, какое-то темное знание бродило рядом с их костром и
пророчествовало устами друга. Чтобы разрушать этот странный колдовской
круг, Глеб проговорил, усмехнувшись:

- Ты можешь противопоставить этому что-нибудь конкретное? Ты можешь
что-нибудь предложить? Что-нибудь такое, чего мы не учли, что могли бы
сделать и не сделали?

- Да. Мы должны стартовать немедленно - сейчас, когда он этого не ждет.

- Послушай, Юрий, откуда ему может быть известно о времени старта? Только
мы с тобой о нем знаем.

- Ты часто говорил мне о своей интуиции, о том, сколько раз она тебя
выручала, а сегодня поверь моей: старт надо перенести.

- Ну хорошо. Раз ты так настаиваешь. Теперь давай поспим. У нас в запасе не
меньше пяти часов.

Последнюю ночь решили провести в ракете. Глебу удалось заснуть лишь далеко
за полночь.

Ему приснился рыцарь в черных доспехах. Он сидел рядом с ним в рубке
управления.

- Похоже, у тебя все готово? - спросил рыцарь. - Я надеялся, что ты вовремя
остановишься, я предупреждал тебя много раз. Но ты относишься к тем
упрямцам, которые готовы пожертвовать жизнью, раз уж они решили
перепрыгнуть через пропасть. У тебя нет для этого крыльев. Будь хотя бы
реалистом.

Глеб упрямо молчал.

- Ты ведь уже отдал все, что у тебя было. Сначала здоровье в Афгане, потом
пожертвовал своей первой настоящей любовью... Ведь ты ею пожертвовал, Глеб,
сейчас вы оба могли бы быть далеко отсюда, и только ты виноват в той
страшной судьбе, которая выпала на долю твоей любимой. Скажи мне, хотя бы
раскаяние ты чувствуешь?

Глеб честно прислушался к себе и не ощутил ничего, кроме той последней,
скорбной ярости, оставшейся на долю бойцу, вступившему на дорогу мести, на
дорогу, с которой не бывает возврата...

- Ты отдал в чужие руки единственную свою драгоценность - Книгу, которую
тебе поручено было хранить. Даже ее ты потерял. Скажи же, наконец, хотя бы
самому себе, ради чего были принесены все эти жертвы?

И, не дождавшись ответа, рыцарь закончил:

- Ты даже не знаешь, чего ты хочешь. Ты идешь вперед, не думая о
последствиях и не видя цели. Ты из породы тех людей, для кого сама дорога
является целью. И ты будешь идти так до самого конца.

Не то вопрос, не то утверждение. Впервые в глубоком, бархатном, идущем со
всех сторон голосе послышалась некоторая неуверенность.

- Я хочу твоей гибели, - неожиданно для самого себя ответил Глеб.

- Но это бессмысленно. Зло нельзя уничтожить. Оно бессмертно, и все твои
усилия тщетны.

- Убирайся! - прохрипел Глеб, не разжимая губ. - Тебе меня не остановить.

И рыцарь исчез. В покрытый инеем незадраенный иллюминатор светила яркая
луна. Туман над болотом рассеялся, и в кабину снаружи пробрался ледяной
холод, от которого не мог уберечь даже пуховый спальник.

Часы на его руке показывали половину пятого утра. Пора было будить
Крушинского и начинать предстартовую подготовку.

11

Их атаковали на высоте пятнадцати тысяч метров, когда Меконг уже прошел
верхнюю часть параболической орбиты и начал свое неуклонное движение вниз к
намеченной цели. Чем-то он был сейчас похож на тигра, вытянувшегося в
воздухе в своем завершающем прыжке на жертву. Теперь его можно было убить,
уничтожить, но уже нельзя было прервать его смертоносную траекторию,
начертанную законами инерции, скорости и гравитационного притяжения
планеты.

Беззвучные облачка разрывов казались совсем неопасными, напоминающими
салют. Глеб знал, что это не так, но все еще не мог вызвать в себе знакомое
напряжение боя, когда ускоряются реакции, а руки сами собой, в доли
секунды, делают то, что нужно.

Не работал ни один локатор, и Глеб не мог представить ни общей картины боя,
ни масштаба опасности, им угрожавшей. Мозг сверлила одна-единственная
мысль: "Только бы успеть... Только бы увидеть этот проклятый шпиль!" Но до
замка все еще было далеко.

- Глеб?! Ты меня слышишь, Глеб? - назойливо звучал в наушниках голос
Крушинского. Он что-то предлагал, что-то советовал, но это сейчас не имело
значения. Значения имели лишь три черточки в боковом иллюминаторе.

Патрульные ракетные истребители заходили со стороны солнца, потеряв много
времени на этот маневр. Если бы они знали, каким примитивным вооружением
располагала их беспомощная жертва, они бы не церемонились так долго. Но на
экранах их радаров пылала шкала характеристик боевого Меконга. Их
компьютеры давно определили параметры цели.

Ракеты типа Меконг внушали уважение любым противникам.

- Чего ты ждешь, черт тебя побери?! - Крушинский почти кричал. Глеб знал,
каково ему сейчас в штурманской рубке сидеть перед обзорными
иллюминаторами, видеть все и не иметь возможности ничего предпринять. Он
знал это и потому ответил, хотя сам Крушинский существовал для него в
каком-то другом измерении, а реальными были только нос ракеты, сверкавший
перед ним в иллюминаторе, светлые полоски атакующих истребителей и красный
рычаг пуска ракетных установок.

- У нас всего четыре залпа, да и те могут быть направлены только вперед.
Они еще не вышли на наш курс, и я не могу тратить горючее на маневр
разворота к новой цели.

Дело было не в горючем, дело было в том, что все его существо, как и масса
его ракеты, были направлены в одно-единственное место - в расширяющееся
темное пятно Ралинской впадины, в середине которого, пока еще невидимый,
притаился проклятый замок. Он мог думать только о нем и о том, что
непосредственно мешало их движению к выбранной цели.

Сопротивление воздуха при их скорости даже на такой высоте не позволяло
развернуть ракету, хотя цикл ускорения уже закончился и двигатели молчали.

Они летели по дуге орбиты к той невидимой точке встречи, где через минуту
должны были оказаться все три истребителя атакующего звена. И Глеб принял
немыслимое без компьютера решение - послать в эту точку свой первый залп.
Он решил, слегка притормозив носовыми двигателями, дать возможность боевым
ракетам сломать уже предопределенную траекторию Меконга и выйти на перехват
атакующим истребителям.

Маневр этот, без точного расчета, почти не имел шансов на успех, но Глеб
надеялся этим еще какое-то время удержать атакующих на расстоянии,
изображая из себя грозного противника.

Полагаясь лишь на свою интуицию и не столь уж богатый опыт пилота, он,
выждав еще секунду, включил на краткий миг тормозные двигатели.

Инерция сразу же бросила Глеба вперед. Страховочные ремни больно врезались
в тело. Нос Меконга, как он и рассчитывал, задрался вверх. На какую-то долю
мгновения в центре иллюминатора мелькнули истребители атакующего звена, и
Глеб мгновенно нажал красный рычаг пуска. С левого бока корпус завибрировал
от ракетного залпа.

Качнувшись, Меконг тут же вернулся на прежний курс, и Глеб не мог больше
видеть точку, куда ушли его боевые ракеты.

Разрывов он тоже не слышал, зато услышал восторженный вопль Крушинского:

- Они взорвались в самом центре звена! Два из троих сошли с курса и
повернули к базе! Я не знаю, как тебе это удалось, но впечатление такое,
словно их до самого последнего момента вел компьютер. Мне даже показалось,
что включились корректировочные двигатели! Если бы я сам не монтировал эти
примитивные хлопушки, я бы подумал, что сработало наведение на цель.

Но даже этот удачный выстрел мало изменил их отчаянное положение.

- Они уходят?

- Эти, да. Но, похоже, по тревоге подняли всю базу. Из сектора триста сорок
идут два звена перехватчиков - они своего не упустят.

Теперь и Глеб их увидел. Шесть серебристых черточек. Вынырнув из перистых
облаков, они быстро увеличивались в размерах. До цели все еще оставалось
пять минут полетного времени, и Глеб знал, что эти пять минут им не
протянуть. Перехватчики, оснащенные лазерными пушками, сожгут их в
считанные секунды.

Как только дистанция сократится до уверенного поражения цели, они откроют
огонь... Он представил, как это будет: вздуется пузырями обшивка кабины или
на ней вспыхнет огненная черта лазерного разреза, затем она выгнется
наружу, словно пустая скорлупа ореха, уступая давлению воздуха, рвущегося
навстречу.

Все остальное произойдет достаточно быстро, во всяком случае, он надеялся
на это и, как в рукопашном бою, не желая уступать первого удара противнику,
Глеб нажал сразу две рукоятки, едва первое звено показалось в центре
носового иллюминатора.

На этот раз он не стал тормозить и видел, как дымные хвосты потянулись в
сторону атакующих истребителей. Сейчас, вот в эту секунду, они увидят на
своих радарах его залп и немедленно ответят...

Теперь надо менять расчетную траекторию. До того, как они поймут, что
происходит, ракета должна сойти с траектории и уклониться от ответного
залпа - в этом их единственное спасение.

Глеб включил ускоряющие двигатели на полную мощность, одновременно круто
ломая вниз траекторию полета. Воздух взревел, от перегрузки сразу же
потемнело в глазах, и через мгновение сознание отключилось вообще.

Когда Глеб вновь пришел в себя, они все еще были живы... А Меконг
по-прежнему шел вниз, теперь уже по новой траектории.

Он шел вниз по темной линии судьбы, туда, где она пересекалась с роковой
отметкой и где в кровавых лучах восходящего солнца уже виднелось
расширявшееся пятно манфреймовского замка...

Все ниже и ниже шла ракета, нацеленная в солнечное сплетение крепости, в ту
точку, где сходились силовые линии ее защиты. Сверкая в лучах запоздалого,
кроваво-красного рассвета, ракета сейчас, как никогда раньше, походила на
меч с темной рукояткой раструба ходовых дюз.

Где-то совсем недалеко, но уже оставленные позади, запоздалые, и оттого
безопасные, вспыхивали багровые сполохи разрывов.

Ракетный залп, последовавший вслед за лазерной атакой вражеских
перехватчиков, прошел мимо.

Сами собой, без малейшего усилия со стороны Глеба, включились бортовые
дюзы, корректируя курс и выводя ракету из-под очередного залпа
преследователей. Этого не могло быть, и тем не менее это случилось.

И такой знакомый, хоть и подзабытый за все эти долгие дни голос казенным
заплетающиеся языком машины произнес в его наушниках фразу, прозвучавшую
для Глеба мелодичней любой симфонии:

- В виду крайней необходимости, согласно второму пункту полетной
инструкции, вынужден был взять управление на себя без команды...

В кабине их теперь стало трое...

- Мек, - позвал Глеб в микрофон. - Это ты, Мек?

Никто ему не ответил, ракета продолжала движение к цели. Взревели носовые
дюзы, и длинная корона огня вспыхнула впереди ракеты. Глеб не помнил,
включил ли он сам тормозные двигатели, теперь это уже не имело значения...

Точно в центре иллюминатора появилась главная башня замка, и счет времени
пошел на доли секунды.

Темное лезвие корпуса Меконга, пройдя между плотно сжатыми, вывернутыми в
этом месте наизнанку силовыми линиями, ударило в энергетический центр, в
невидимый засов, скреплявший защитное поле замка, в его единственную
уязвимую точку.

За мгновение до этого три преследовавших Меконг истребителя, не успев
вовремя подправить траекторию, врезались в невидимый край силовой защиты и,
вспыхнув, мгновенно превратились в раскаленные шары. А еще через секунду
багровым светом полыхнуло все защитное поле, огненным куполом накрывая
замок.

Выделяя огромную захваченную им энергию и испепеляя все живое, что
оказалось в непосредственной близости от внутренних стен замка, купол
защиты над ним полыхнул гигантским фиолетовым факелом. Грохот этого
энергетического взрыва потряс замок до самого основания. Впервые за всю
тысячелетнюю его историю вековые башни качнулись.

Тело Меконга, вызвавшее эту катастрофу, успело проскользнуть вниз и
миновать опасную зону растянутого в пространстве энергетического взрыва.
Меконг падал, находясь теперь уже над двором замка, внутри квадрата,
очерченного его стенами.

Казалось, удар о землю неминуем, казалось, этот меч, только что разрушивший
силовую защиту, не сумеет сдержать инерцию своего удара и, вонзившись в
оплавленную землю, на многие десятки метров уйдет в глубину скального
грунта. Но цвет огня тормозных дюз ракеты стал почти фиолетовым, а рев
реактивных моторов перешел в ультразвуковой, запредельный свист. Тем не
менее Меконг не успел полностью погасить скорость. Его нос, разворачивая
булыжники внутреннего двора, на несколько метров зарылся в землю.

- Глеб! Очнись, Глеб!..

Голос Крушинского пробился к нему сквозь небытие, и Глеб открыл глаза. На
пульте все еще мигали какие-то контрольные индикаторы, но впереди за
иллюминатором была сплошная тьма.

- Где мы, черт побери? - прохрипел Глеб, сплевывая кровь.

- Могу сообщить, что вообще-то мы торчим посреди манфреймовского двора, и
вокруг творится что-то невообразимое.

- Ты видишь двор?

- Мой иллюминатор выше, поэтому вижу.

Глеб справился с кашлем. Левая рука, похоже, не двигалась. Скорее всего, он
вывихнул плечо, с этим придется разбираться позже. Системы антиперегрузки,
спасшие ему жизнь, все еще прочно держали его в своих объятиях, мешая
двигаться.

- Что там происходит?

- Мы пробили защиту, и, кажется, теперь она не действует по всему
периметру. Замок атакуют, по воротам бьют даже катапульты. Похоже, князь не
терял времени даром. Я вижу, как створки ворот ходят ходуном, а на стенах
появились штурмовые лестницы, но их успешно сбрасывают обратно. До нас,
похоже, пока никому нет дела. Они едва справляются со своими проблемами.

От контузии кружилась голова и перед глазами плыли черные круги. Глеб
приказал себе сосредоточиться. Он приказал боли уйти в подсознание - на это
ушло несколько драгоценных секунд, но зато теперь он обрел способность
двигаться.

Больше всего он боялся, что заклинило люк, но, к счастью, этого не
случилось.

Через пару минут они уже стояли во дворе замка, рядом со своей глубоко
вонзившейся в землю ракетой.

- Оригинальная посадка, - криво усмехнулся Крушинский. - Что у тебя с
рукой?

- Кажется, вывихнул.

- Дай посмотрю.

Резко и сильно Крушинский дернул его за руку, сустав хрустнул и встал на
место. Волна боли от этой операции прорвалась сквозь психологическую
защиту, и Глеб от неожиданности вскрикнул.

- Мог бы и посильнее кричать - все равно никто не услышит.

Только сейчас Глеб понял, почему их до сих пор оставили в покое. Вокруг
места посадки Меконга, на добрую сотню метров, образовалась мертвая зона.
Ударная волна раскаленного воздуха смела на своем пути все живое.

Окна с этой стороны замка, выбитые внутрь вместе с рамами, зияли пустыми
глазницами.

- Не такая уж плохая посадка, - пробормотал Глеб.

Снаружи по воротам ударил тяжелый таран, ворота дрогнули, но выстояли. На
этот раз, однако, в их верхней части появилась овальная дыра, в том месте,
куда попал снаряд катапульты. Теперь там появился конец штурмовой лестницы
и топор, расширявший отверстие.

К воротам рысью бежал, звеня доспехами, отряд стражи.

Теперь уже опомнилась от первого потрясения и остальная часть
манфреймовского воинства.

Со всех сторон двора к ракете неслись лучшие гвардейцы Манфрейма, его
конный резерв, не использованный до сих пор еще ни разу.

Кавалеристы уже миновали большую часть мертвой зоны, и было ясно, что им
удастся пересечь двор, прежде чем их сможет остановить их маломощное ручное
оружие. Даже лазер в этой критической ситуации уже ничего не мог сделать...

Глеб, не надеясь на ответ, щелкнул микрофоном и тихо, так, чтобы не услышал
Крушинский, вряд ли способный одобрить его попытку в случае неудачи,
спросил:

- Мек, ты меня слышишь?

- Слушаю. - Голос был сухим, официальным, в нем не послышалось даже намека
на прежние дружественные интонации, но сейчас Глебу было не до выяснения
отношений.

- Можешь взять под контроль двор?

- Попробую.

Почти сразу над их головой из корпуса ракеты ударили крупнокалиберные
пулеметы, восстанавливая мертвую зону, - буквально через несколько секунд
путь к дверям замка был очищен от неприятеля.

- Почему он не использует лазеры?

- Он использует то, что еще уцелело.

Нужно было любой ценой избежать схватки во дворе и как можно скорее, пока
манфреймовское воинство не восстановило контроль над обстановкой,
проникнуть в нижние этажи замка.

Сотни раз они обсуждали порядок действий на тот случай, если штурм вдруг
удастся, и вот теперь этот день настал.

Они побежали через двор к замку.

Пулеметы все еще продолжали бить, перенеся огонь на окна здания, осколки
камня сыпались на них сверху.

- Ты не боишься, что он потеряет контроль и опустит прицел пониже?

- Нет.

- Странно... Он вообще не должен был работать.

- Это не совсем обычный компьютер, у него высокая степень
самопрограммирования, и он достаточно долго настраивался на мое пси-поле.

- Но не настолько же, чтобы заменить сгоревшие блоки!

- При большом желании их можно обойти, используя те, что еще остались.

- Никогда о таком не слышал.

Они уже миновали двор. Прямо перед ними возвышалась десятиметровая дверь из
серого камня. Казалось, эту крепостную дверь не смогут пробить даже
лазерные установки.

- Похоже, здесь нам не пройти...

- Сейчас посмотрим.

Перешагнув через неподвижные тела изрешеченных пулеметным огнем
манфреймовских солдат, Глеб достал из-за спины меч Гидра и легко, словно
вскрывал консервную банку, вырезал в двери метровый квадрат. Толстенный
каменный блок с гулким грохотом упал наружу, едва не придавив им ноги. Путь