ла.  Зря,  конечно,  дали,  но что уж тут попишешь...  Тебе
сколько  лет?  -  Сосед  в  упор  уставился на  Костю  довольно маленькими,  но
пронзительными глазками.
     - Под сорок, - признался Костя.
     - А мне за пятьдесят,  -  сообщил мужчина. - Но я умнее и сильнее тебя. Не
веришь? Давай попробуем! - Он поставил на столик локоть своей правой руки.
     Костя  всякие  силовые  единоборства терпеть не  мог,  особенно по  пьяной
лавочке,  однако сейчас игнорировать вызов было  просто невозможно.  Надо  ведь
было   кому-то   вступиться  за   честь  и   достоинство  облыжно  оклеветанных
неандертальцев.
     Рука соседа оказалась крепкой,  как у  кузнеца,  хотя физическим трудом он
явно  пренебрегал.  Схватка длилась недолго,  и  уже  спустя пять секунд Костин
кулак впечатался в очищенное от скорлупы крутое яйцо.
     - Левой хочешь- немедленно предложил сосед.
     - Нет, - ответил Костя, слизывая с кулака яичный желток.
     - Тогда давай посоревнуемся выносливости. Кто кого перебегает.
     - Прямо здесь, в вагоне?
     - Скоро  Харьков.  Стоянка сорок минут.  За  это  время можно двадцать раз
вокруг вокзала обежать.
     - Уж лучше я воздержусь,  -  малодушно отказался Костя.  - Боюсь от поезда
отстать. Особенно в Харькове...
     - Вот  то-то!  -  Похоже,  сосед  был  абсолютно  уверен  в  своем  полном
физическом превосходстве.  -  Чтобы одолеть одного кроманьонца, нужно не меньше
десятка неандертальцев. Аксиома.
     - Ну,  скажем,  я не лучший представитель...  неандертальцев,  -  возразил
Костя.  - Спортом уже лет двадцать не занимаюсь. Но вот относительно умственных
способностей хотелось бы поспорить...
     - Сколько угодно,  -  кивнул сосед.  -  Какую  тему  выберем для  диспута?
Астрологию,  каббалу,  историю Земли до потопа, герметическое учение, севилловы
книги,  тайны подводного мира, язык зверей, поэзию ацтеков, географию Гондваны,
генеалогию Ромула и Рема, иудейские войны, технологию бальзамирования фараонов,
апокрифические евангелия, метемпсихоз, методы зомбирования, применяемые жрецами
вуду, проблему добра и зла, вероятность белковой жизни во Вселенной?
     - Лучше что-нибудь из новой истории, - произнес Костя не очень уверенно.
     - Отлично!  На каком языке желаете говорить? Английском, китайском, фарси,
аккадском,  арамейском,  древнегреческом или  этрусском?  -  Вполне  искренняя,
несокрушимая уверенность в  собственной правоте,  сквозившая в  каждом слове  и
жесте соседа, просто завораживала.
     - Вы и этрусский знаете? - удивился Костя. - А я слышал, его до сих пор не
расшифровали.
     - Чепуха,  -  сосед презрительно скривился.  -  Бред недоучек, мнящих себя
учеными-лингвистами.  Этрусский язык  живее  всех  живых.  После гибели великой
атлантической цивилизации он  употреблялся повсеместно.  Как  ты  считаешь,  на
каком языке мы сейчас разговариваем?
     - На этрусском! - наобум выпалил Костя.
     - Почти,  -  подтвердил сосед. - Этруски - это, фигурально говоря, листок,
оторвавшийся от могучего славянского дуба.
     - Значит,  русские  и  этруски -  близнецы-братья?  -  Костя  стал  смутно
припоминать, что уже где-то читал подобную белиберду.
     - Несомненно.  Серьезные ученые этот  факт  даже не  оспаривают...  Но  мы
отвлеклись,  молодой человек.  Какое оружие,  то  есть язык,  ты  выбираешь для
нашего словесного поединка?
     - Лучше я сдамся на милость победителя,  -  сказал Костя.  - Как поступают
кроманьонцы с неандертальцами, молящими о пощаде?
     - Раньше  съедали.  Или  приносили в  жертву  истинным богам.  Но  сейчас,
конечно, нравы смягчились, - с легким оттенком грусти произнес сосед.
     Вьетнамская водка,  которой  только  иностранных агрессоров  травить,  тем
временем закончилась, и они приступили к дегустации самогона.
     - Напиток богов! - похвалил Костя свое собственное изделие, а потом, чтобы
польстить соседу, добавил: - Винокурение, наверное, тоже кроманьонцы изобрели?
     - Исключено,  -  отрезал тот.  -  Все  дурные привычки,  призванные тешить
плоть,   идут  от  неандертальцев.   Пьянство,   наркотики,  табак,  обжорство,
рукоблудие.  Тут ты  упомянул напиток богов...  В  разные времена он  назывался
по-разному.  Сомой,  нектаром,  медом жизни,  живой водой.  Его  тайна известна
только немногим посвященным.  Во  многом благодаря живой воде  мы  способны так
долго  поддерживать свои  физические и  духовные силы.  В  ней  кроется  секрет
бессмертия.  Рецепт живой воды -  величайшая из тайн, когда-либо существовавшая
на земле. Но если хочешь, я тебе ее открою...
     - Очень хочу! - как дурачек обрадовался Костя.
     - В  ее  состав  входят многие органические и  неорганические вещества.  -
Сосед стал загибать пальцы:  -  Барий,  теллур, мышьяк, ртуть, сурьма, цианиды,
мускарин, сулема.
     - Так ведь это же все яды!
     - Вопрос в дозе.  Нужно знать точное количество каждого ингредиента. В чем
причина старения и смерти?
     - В грехах наших тяжких! - ответил Костя, не задумываясь.
     - Нет,  нас  губят процессы окисления!  А  живая вода  консервирует клетки
тела,   не  позволяя  кислороду  сжигать  их.  Организму  необходимо  вещество,
блокирующее окисление, но позволяющее дышать. Ты понимаешь меня?
     - Так точно! - браво отрапортовал Костя.
     - Я  регулярно принимаю живую воду,  -  сообщил сосед таким тоном,  словно
речь  шла  всего лишь  о  валериановых каплях.  -  И  благодаря этому собираюсь
прожить еще лет двести-триста.
     - Зачем столько? - удивился Костя. - Мне и в сорок все осточертело!
     - Не забывай о высокой миссии кроманьонцев.  Мы - пастыри человеческие. Мы
- соль земли. Мы - указующий перст.
     Кожа его была гладкой,  как на  хорошей заднице.  На  твердых скулах играл
здоровый  румянец.  Ни  единая  серебряная  прядь  не  пятнала  шевелюру.  Зубы
блестели,  словно фарфор.  И  все же было в облике соседа что-то искусственное,
неживое, даже пугающее. В тусклом свете ночника он казался существом не от мира
сего - ожившей мумией, бессмертным магом, вампиром с философским складом ума.
     Старушка,  надев  огромные очки,  читала  какую-то  книжку.  На  мрачные и
величественные речи  своего спутника она  никак  не  реагировала.  Страшно было
подумать,  кем она могла быть на самом деле.  Кроманьонкой?  Вряд ли! Уж скорее
синантропом.   Или   это   лишенный  души  гомонкулус,   прислуживающий  своему
могущественному хозяину  на  побегушках?  Зомби,  возвращенный к  жизни  тайным
искусством древней атлантической расы?  Ох,  темна вода в  облацех!  Ох,  велик
зверинец господний!
     Многое,  случившееся в дальнейшем,  выпало из памяти Кости.  Сначала он на
куске газеты записывал рецепт живой воды и основные слова этрусского лексикона,
а   потом  зачем-то  стал  врать  о   службе  в  десантных  войсках,   о  своих
несуществующих  подвигах,  о  тяжелых  ранах  и  многочисленных государственных
наградах.
     То,    что    разговор   получился   долгий   и    плодотворный,    наутро
засвидетельствовала  пустая  банка  из-под  самогона.  Если  считать  вместе  с
вьетнамской отравой,  на двоих они усидели почти семь бутылок - рекорд даже для
Кости.  Крепки были кроманьонцы,  спору нет, но и отдельные неандертальцы кое в
чем не уступали им.
     - Не  мешало  бы  познакомиться,   -   сказал  сосед,  несмотря  на  бурно
проведенную ночь, свежий как огурчик. - Чирьяков!
     - Чирьяков?   -   поразился  Костя,   пожимая  его  руку,   на   этот  раз
расслабленную. - Тот самый?
     - Тот самый,  -  кивнул сосед.  -  Польщен,  что мое скромное имя известно
широким массам.
     - Я к широким массам не отношусь,  -ответил Костя. - Я, если хотите знать,
тоже писатель-фантаст. Еду на семинар.
     - Крестьянкина,  -  поверх очков дружелюбно улыбнулась старушка.  -  А мы,
между прочим, почетные гости семинара. Как ваша фамилия?
     - Кронштейн, - представился ошарашенный Костя. - Нет, вернее, Жмуркин.
     - Так  Кронштейн или Жмуркин?  -  Старушка уставилась в  какой-то  список,
вложенный в  ее книгу.  -  Кронштейн среди участников семинара значится,  а вот
Жмуркин - нет.
     - Я  в  том смысле Кронштейн,  в  каком Гинзбург -  Лагин,  а  Клементов -
Платонов. - Упоминая людей, близких к фантастике, Костя надеялся, что его лучше
поймут.
     - Мир  тесен,  -  задумчиво произнес Чирьяков.  -  Случалось мне встречать
коллег-фантастов и  в  колонии строгого режима,  и  во  Французском иностранном
легионе, и в буддийском монастыре.
     Вот,  оказывается, в какую замечательную компанию попал Костя по дороге на
семинар.
     Чирьяков,  известный мистификатор, черносотенец и литературный функционер,
стоял у  крана,  по которому из загадочных высших сфер в  ТОРФ стекали денежки.
Крестьянкина  была  птицей  еще  более  высокого  полета.  В  Госкомиздате  она
возглавляла целый отдел.  Таких,  как Чирьяков,  под ней ходило человек десять.
Несмотря на  свою солидную должность (а может,  именно поэтому),  она вела себя
тихо. Костя видел ее впоследствии всего пару раз. Зато с Чирьяковым, деятельным
и  вездесущим,  как и положено истинному кроманьонцу,  ему пришлось столкнуться
неоднократно.

        "ГЛАВА 5. БЕСЕДЫ ПРИ ЯСНОЙ ЛУНЕ"
     Знакомство - пусть и случайное - со столь влиятельными личностями имело ту
положительную сторону,  что к Дому литераторов,  в котором должен был проходить
семинар, Костю доставили на казенном транспорте.
     Впрочем,   уже  в   машине  между  Костей  и  Чирьяковым  возникло  легкое
отчуждение, как это бывает всегда, когда угар любви или пьянства уже прошел и в
общей постели или  в  общей канаве просыпаются два  человека,  один из  которых
находится в непосредственной зависимости от другого.
     Хотя в  данный момент такие досадные мелочи Костю не волновали.  Впервые в
жизни он  увидел настоящее море -  не  мутную балтийскую лужу,  по которой хоть
километр шагай,  и все будет по колено,  а могучую стихию, штурмующую гранитные
набережные с такой бешеной энергией, что курортники с визгом отбегали дальше от
берега.
     Еще  Костю очень поразили местные пляжи,  покрытые крупной темной галькой.
На таком пляже солнечные ванны можно было принимать, только лежа на топчане или
надувном матрасе (а в идеальном случае - на женщине подходящих габаритов).
     В  воздухе стоял свежий,  ни с чем не сравнимый запах водорослей и морской
соли,   который  не  могли  одолеть  даже  аппетитные  ароматы,  исходившие  из
многочисленных шашлычных.
     При том что Костя никогда не любил лазить по деревьям, его просто тянуло к
низеньким,  приземистым  пальмам,  выстроившимся вдоль  набережной  в  шеренгу.
Опять,  очевидно,  сказывалась генетическая память, однажды уже заставившая его
взобраться верхом на  коня,  но  на  сей раз эта память соотносилась уже не  со
степными  кочевниками,  а  с  еще  более  далекими  предками -  обезьянолюдьми,
обитавшими на опушке тропического леса.
     Дом  литераторов внешне  почти  ничем  не  отличался от  остальных здешних
здравниц,   где  от  трудов  праведных  отдыхали  шахтеры,   артисты,  ткачихи,
военнослужащие и  партийные работники -  огромный бетонный клин,  тупым  концом
вонзившийся в  склон горы.  (Позже Костя узнал,  что  комфортабельность номеров
возрастала по  мере  сужения  этого  клина  -  сначала  шли  обычные номера  на
три-четыре  человека,   потом  полулюксы,   люксы  и,  наконец,  сверхроскошные
апартаменты, впоследствии получившие название "президентских".)
     Объявление,   вывешенное  в   просторном  холле,   гласило,   что  семинар
Творческого объединения российских  фантастов  состоится  именно  здесь  и  его
торжественное открытие назначено на завтра.
     В  глаза  бросался  транспарант,  выполненный белой  гуашью  на  кумачовом
полотнище:  "Высокая идейность,  высокая художественность,  преданность идеалам
коммунизма    -    вот    три    непременных   условия    создания    достойных
научно-фантастических произведений".
     Двое солидных товарищей,  проходивших мимо (судя по  всему,  не  участники
семинара, которых здесь полушутливо-полупрезрительно называли "допризывниками",
а настоящие писатели-профессионалы), заинтересовались транспарантом.
     - Каково? - произнес один из них.
     - Сильно сказано,  -  похвалил другой. - И главное, в самую точку. Если бы
старик Уэллс знал эти золотые правила,  то,  надо думать,  писал бы значительно
лучше.
     - Но тогда бы он создал не "Войну миров", а "Дружбу народов", - с ухмылкой
возразил первый. - И не "Пищу богов", а "Паек коммунаров".
     Засмеявшись, они направились в сторону лифта, возле которого уже скопилась
небольшая очередь.
     "Да,  -  подумал Костя.  -  Времена изменились.  Попробовал бы  кто-нибудь
открыто ляпнуть такое даже пару лет назад".
     Прибывших  на  семинар  регистрировали у  отдельной  стойки.  С  некоторым
облегчением Костя  заметил,  что  все  прибывшие одеты  почти  на  его  манер -
потрепанные джинсы,  засаленные свитера,  грубые  башмаки.  Люди  в  костюмах и
галстуках выглядели в  этой  толпе  чужеродным элементом.  Правда,  было  много
очков, бород и нечесаных патл, чем Костя похвастаться не мог.
     - Кронштейн?  - Волоокая девица, сидевшая за стойкой, заглянула в какой-то
список,  прикрытый от  посторонних глаз газетой.  -  Есть такой...  Будете жить
вместе с Мендельсоном и Лившицем. Питаться тоже за одним столом.
     - Скажите,   а   Шолом-Алейхема   среди   участников   семинара   нет?   -
поинтересовался  Костя,   весьма   заинтригованный  столь   странным   подбором
сожителей.
     - Мы  селим  людей  по  регионам,  -  безапелляционно  заявила  девица.  -
Абдуллаева вместе с Хаджиакбаровым. Захаренко вместе с Петриченко. Понятно? Или
вы хотите жить вместе с Османом Гусейн-оглы Нусраиловым?
     - Мне  все  понятно,   -  ответил  Костя,  исподтишка  любуясь  накладными
ресницами девицы.  -  Только по  паспорту я  -  Жмуркин.  Кронштейн -  это  мой
псевдоним.
     - Так бы  сразу и  сказали.  -  Девица мельком глянула на него и,  видимо,
осталась довольна результатами осмотра.  -  Тогда  будете жить  с  Бубенцовым и
Вершковым. С чем вас и поздравляю.
     В это время публика, околачивавшаяся в вестибюле, поспешно расступилась, и
Костя увидел,  что прямо на него ползет некто в  маске Кинг-Конга и  с  детским
водяным  пистолетом  в   руке.   Не  вставая  с   четверенек,   он  обстреливал
присутствующих,  выбирая,  впрочем,  вполне  конкретные  мишени.  Крестьянкину,
стоявшую у противоположной стойки,  неизвестный злоумышленник не тронул,  а вот
Чирьякова окатил с ног до головы.
     - Кто это?  - воскликнул Костя, шокированный этой сценой, достойной скорее
бардака, чем Дома литераторов.
     - Вершков,  -  хладнокровно ответила девица.  -  Ваш сосед по комнате.  Не
желаете вернуться к Мендельсону с Лившицем?
     - Нет... Мне рассказы Вершкова нравятся.
     - Мне тоже,  -  сообщила девица. - И почему это все хорошие писатели такие
безобразники!
     - Ну не все, - возразил Костя. - А Короленко?
     - У всех вас одна отговорка - Короленко. А разве он был хорошим писателем?
     - Честно?
     - Честно, - девица поджала губки.
     - Не знаю. Я кроме "Детей подземелья" ничего не читал.
     - А вы сами плохой или хороший?
     - Вы имеете в виду как писатель?
     - Нет, как человек.
     - Дерьмо! - чистосердечно признался Костя.
     - Значит, будете иметь здесь литературный успех.
     - А  как  насчет  того,  чтобы  встретиться вечерком?  -  При  всей  своей
скромности Костя не мог не произнести этих слов.  Уж очень хороша была девица -
этакая  юная  телка  с  нежнейшей,  атласной кожей,  сонными  глазами и  пухлым
порочным ртом.
     - Разве  я  против...  -  Она  опять  приподняла  газету,  прикрывавшую ее
секретный список.  - На семинар прибыло семьдесят девять человек. Из них мужчин
- шестьдесят пять. Предложение о встрече поступило от сорока двух. Вы там между
собой сначала распределитесь.  По возрасту или еще как... А пока не мешайте мне
работать.
     Действительно,  в  затылок  Косте  уже  дышал  человек  восточного типа  с
огромной дыней под мышкой не - то Абдуллаев, не то Хаджиакбаров...
     Номер, в котором поселили Костю, располагался на самом непрестижном втором
этаже.  Две  койки выглядели так,  словно кентавры насиловали на  них амазонок.
Третья, явно предназначенная для Кости, была аккуратно застелена.
     После изучения пустых бутылок,  валявшихся повсюду, Костя пришел к выводу,
что  один  постоялец  прибыл  из  Сибири,  о  чем  свидетельствовала крепчайшая
настойка "Тархун", а второй с Кубани (соответственно, водка "Краснодарская").
     Пора  было вливаться в  коллектив творческого объединения,  тем  более что
рекомендация у  Кости  имелась весомая -  трехлитровая банка  самогонки,  чудом
сохранившаяся после знакомства с кроманьонцем Чирьяковым.
     Общество  он  отыскал  по  шуму,  доносившемуся  из  соседнего  номера.  В
девятиметровую комнату набилось человек двадцать.  Дым стоял коромыслом,  а  от
пустых бутылок на  столе не  было места даже для пепельницы -  сигаретный пепел
стряхивали прямо в горлышки тех самых бутылок.
     Костя  появился  как  нельзя  кстати,  поскольку компания  уже  испытывала
недостаток в горячительном.
     Быстро   познакомились.    Народ   тут    собрался   самый   разный,    от
охотника-промысловика до  кандидата  исторических наук.  Все  в  основном  были
Костины  ровесники,  годами  выделялся только  старик  Разломов,  уже  успевший
написать  (а  главное,  издать)  несколько  книг,  которые  официальная критика
разнесла в пух и прах.
     После  того   как   содержимое  банки  уменьшилось  наполовину,   кандидат
исторических наук  Балахонов,  в  рубашке которого прямо  напротив сердца зияла
дыра, оставленная не то крупнокалиберной пулей, не то горящей сигаретой, сделал
следующее заявление:
     - Предлагаю  учредить  новую  единицу  измерения  алкоголя.  Так  сказать,
универсальную и всеобъемлющую. Твоя фамилия, кажется, Жмуркин? - обратился он к
Косте.
     - Ага, - осоловело кивнул тот.
     - Таким образом,  доза отменного самогона объемом в  три литра и крепостью
примерно в пятьдесят градусов отныне будет называться один "жмурик". Возражений
нет?
     Все дружно одобрили это предложение, а кто-то добавил:
     - Тогда единица очарования - одна "Кишко".
     Оказывается,  фамилию Кишко носила та самая очаровательная девица, которая
регистрировала участников семинара.
     - Когда я  вместе с  академиком Туполевым сидел на  Лубянке,  он предложил
измерять качество атмосферы в  "бздиках",  -  басом  произнес старик  Разломов,
большую и лучшую часть своей жизни проведший за решеткой.  - Один "бздик" - это
когда одновременно пернут все сорок заключенных, нажравшихся гнилого гороха.
     Разговор  сам  собой  перешел  на  сталинские  репрессии,   и  Костя  имел
неосторожность  похвалить  писателя  Рыбакова,  чей  последний  роман  произвел
недавно такой ажиотаж в обществе.
     - Толян напишет...  -  презрительно скривился Разломов. - Получил два года
поселухи по копеечному делу,  а шуму поднял на весь свет.  Меня,  между прочим,
посадили в  тридцать четвертом,  а  выпустили в пятьдесят пятом.  Побывал бы он
там,  где мне довелось побывать.  Хотя бы  на  лесоповале в  Севураллаге или на
шахтах Карлага. Про штрафной изолятор и камеру смертников я уже и не говорю.
     - Почему бы вам об этом не написать? - сказал кто-то.
     - Каждому свое... А если честно, не хочу вспоминать прошлое. Сердце не то,
боюсь, что не выдержит. С фантастикой проще. Я ее начал сочинять еще в Тайшете,
когда сидел полгода в  одиночке по новому следствию.  В  уме сочинял и наизусть
помнил. А иначе, наверное, рехнулся бы.
     На пару секунд установилась тяжкая пауза,  которую,  к  общему облегчению,
нарушил Вершков,  ползком проникший в комнату.  Свою странную маску,  а равно и
водяной пистолет он уже потерял,  но с  четверенек не поднимался принципиально.
Как