е?!
   Она уронила голову, ища опору на его груди. Пальцы сжимали  его  кожу,  а
слезы все катились вниз по его животу. Валера  прижал  Машу  к  себе,  шепча
бессвязные слова утешения.
   Постепенно  истерика  пошла  на  убыль.  Притихшая,  обессиленная,   Маша
прижалась к теплой груди Валеры и слушала гулкие удары его сердца. Он  терся
щекой о ее волосы, гладил ладонь, лежавшую  на  его  плече.  Маша  почти  не
дышала,  только  слабое  подрагивание  груди  говорило  о  том,  что  воздух
проникает в ее легкие. Оба молчали в ожидании. Маша пошевелилась,  погладила
его плечо, легонько поцеловала в грудь и подняла голову, избегая встречаться
с Валерой взглядом.
   - Спасибо тебе, - тихо прошептала она.
   Он ослабил руки, но не выпустил из объятий девушку.
   - Все в порядке?
   - Да. Извини. - Она сделала попытку встать. Валера не пустил.  -  Мне  бы
умыться.
   - Ты не хочешь рассказать, Маша?
   Валера уже догадался, что не он виной Машиным слезам, но легче  от  этого
не стало, и он не знал, как вести себя дальше, чтобы  подобные  истерики  не
повторялись. Он должен знать,  что  произошло  с  Машей,  и  уберечь  ее  от
страданий в дальнейшем.
   Маша решила рассказать все. Или почти  все.  Еще  одно  испытание,  через
которое она должна  пройти,  и  одновременно  облегчение.  Четыре  года  она
держала в себе историю первой любви и ее ужасные последствия. Ее уже  мучили
не кошмары, как в первый год разрыва, но тяжелым камнем давили  непреходящие
воспоминания "романтического" чувства. Теперь она  могла  рассказать.  Пусть
исповедь отпугнет Валеру или же, наоборот, подтолкнет  к  возможности  более
глубокого использования ее как грязной шлюхи,  на  которую  по  ошибке  было
потрачено время галантных ухаживаний и незаслуженного  внимания.  Маша  была
готова ко всему, так ей казалось.
   - Это долгая  история,  -  предупредила  она,  -  У  нас  есть  время,  -
самонадеянно ответил Валера.
   Валера посмотрел на раскрасневшееся лицо Маши, перевел взгляд на комнату.
Дождь кончился, и ласковые лучи умытого солнца проникли сквозь  занавешенные
окна в комнату, жаркую и душную от раскаленного камина и распаленных тел...
   - Лежи спокойно, - сказал он, укладывая Машу на подушку.
   Валера встал, выключил камин и подошел к  окну.  Распахнув  его  настежь,
глубоко вдохнул свежий воздух, наполненный озоном, оглядел  поросшую  травой
неухоженную поляну перед домом. Отступая от окна, он вдруг сообразил, что на
нем ничего нет. Обычно он не стеснялся обнаженности  и  с  тайной  гордостью
демонстрировал свою красоту  в  интимные  моменты,  но  сейчас,  в  ожидании
откровенного разговора, нагота, да еще с явными признаками возбуждения, была
не к месту да и некстати. Валера украдкой  взглянул  на  Машу.  Она  лежала,
прикрыв глаза рукой и не замечая ничего вокруг. Он быстро прошел к кровати и
накрыл пледом ее ноги.
   - Теперь можно дышать, - неуверенно пошутил он, подсунув руку под  голову
Маши. Она не среагировала, безвольно дала обнять себя. - Что  же  случилось,
девочка?
   Наступила долгая пауза. Затем Маша горько усмехнулась, закусив губу.
   - Тогда я еще была девочкой. Мне было семнадцать, когда  я  познакомилась
с.., с ним. А он был красивым, очень сильным и  очень  веселым  мужчиной:  Я
потеряла голову от любви, решила, что именно такой она  и  должна  быть.  Он
показывал свой темперамент, говорил, что настоящая женщина должна  быть  как
вулкан, и позже творил его из меня. Сначала  он  был  нетерпелив,  постоянно
дразнил меня, и я принимала его настойчивость за любовь.
   Мы стали близки через три месяца после знакомства, и  еще  два  месяца  я
мечтала выйти за него  замуж.  Этого  срока  хватило,  чтобы  понять,  какое
безумство я совершила. Он не изменился, лишь показал себя таким,  каков  был
на самом деле. Настойчивость  стала  грубостью,  нетерпение  -  жестокостью,
ласки - извращениями. Я не говорю о гордости - тогда я и  не  знала  толком,
что это такое, - но он причинял мне  физическую  боль,  доводил  до  слез  и
истерики, бил, щипал,  кусал,  причем  выбирал  самые  уязвимые  места.  Мои
просьбы, мольбы ничего не значили, только распаляли его, вызывая еще большую
жестокость. В ответ же  он  требовал  предельной  нежности  и  заботливости.
Однажды я случайно поцарапала его плечо, а он избил меня солдатским  ремнем,
а потом изнасиловал.
   Маша немного повернулась, упираясь рукой в грудь Валеры, и он понял,  как
сильно сжимал ее, слушая прерывистый рассказ. Валера  через  силу  расслабил
пальцы, погладил кожу там, где остались следы. Маша  по-своему  приняла  его
жест и перевернулась, чтобы сесть, но Валера не отпустил  ее.  Подложив  под
голову подушку, он снова привлек Машу к себе.
   - Успокоилась? Она пожала плечами.
   - Может, остановимся. Маша? Это в прошлом и больше не повторится?
   Ревность, неожиданно вспыхнувшая  в  нем,  когда  Маша  начала  говорить,
прошла. Сначала он обиделся: они  вместе,  рядом,  а  она  думает  о  другом
мужчине. На смену ревности пришли жалость и боль к  той  маленькой  девочке,
рвущейся  к  большой  любви  и  узнавшей  ее   оборотную   сторону.   Валера
догадывался,  что  Маша  обрисовала  общий  характер  отношений,   пропуская
подробности, которые хранила молодая натренированная  и  потрясенная  память
девушки. И дикая злость закипела в нем после скупого  рассказа  о  побоях  и
извращенном вандализме. Валера не хотел  слушать  дальше,  знать  не  желал,
каким изуверствам подвергалась Маша.  Сейчас  она  с  ним,  и  в  его  силах
показать девушке всю прелесть, возвышенность и трепетное блаженство великого
чувства.
   - Он был маньяком. Маша. Забудь о нем.
   - Нет! - встрепенулась она. Маша подняла голову  и  посмотрела  Валере  в
глаза. - Он не маньяк, он - садист. Он прекрасно понимал,  что  делает.  Все
время он внушал мне, что я очень страстная и все благодаря ему, и только  он
может доставить удовольствие такой женщине, как я. Что без него  я  сойду  с
ума и ни один мужчина не заменит мне его. Он подробно рассказывал, что может
сделать, и тут же подтверждал это действиями... Самое страшное, что я верила
ему. Я действительно думала, что извращение,  придуманное  им,  -  норма;  и
боль, и унижение - норма, и без них я не могу жить. Я верила всему,  что  он
говорил. И терпела.
   - И долго ты терпела? - с нажимом спросил Валера. Злоба на ни  в  чем  не
повинную Машу, на ее безропотность нарастала в Валере.
   - Долго. Три года. - Она почувствовала его настроение  и  превратилась  в
воинствующую кошку, потемневшие глаза сверкнули изумрудами.
   Ему  не  терпелось  закончить  Машины  излияния.  Может,   ей   и   нужно
выговориться, но, с другой стороны, воспоминания  засасывали  ее,  топили  в
омерзительных подробностях. Он не раз слышал, что мужчины применяют кулаки в
постели. Таких он ненавидел,  брезговал  даже  думать  о  них.  Это  уже  не
мужчины. Валера представил Машу жертвой такого отношения, и его  захлестнула
лавина ненависти ко всем и вся.
   - Как вы расстались? Она отвела потухшие глаза.
   - То был единственный раз, когда я осталась у него  на  ночь.  Он  привел
двоих дружков...
   - Он искал тебя потом? - быстро спросил  Валера,  едва  сохраняя  видимое
спокойствие.
   - Некого было искать.
   - То есть?
   - Игорь раньше обычного вернулся домой и обрезал веревку.
   - Какую веревку? - нахмурился Валера. Мощным ударом его сразила догадка.
   - Ты... - Он не смог выговорить вслух, голос отказал ему.
   - Да, хотела повеситься, - равнодушно подтвердила Маша.
   Валера тупо глядел в потолок.
   Подумать только! Он мог не знать Машу, не встретить ее дождливым  вечером
в библиотеке, не слышать ее звонкого смеха. Не было бы удивительных  вечеров
в ожидании ее чудачеств, не было бы этой поездки, этой старомодной  комнаты;
не видел бы он ее прекрасного тела, не испытал бы безумного взлета  страсти.
Не было бы ничего... Потому что не было бы Маши.
   Валера прижал ее к себе, удостоверяясь, что она жива и с ним.
   - Зачем? - Он не узнал свой голос.
   - Я не видела иного выхода. Вот только на Игоря жалко было  смотреть,  он
очень испугался... Два месяца  я  провела  в  больнице.  Знаешь,  мне  очень
повезло с врачом. Она не просто вернула меня к жизни, а научила  быть  самой
собой. Разработала для меня целую программу по  психологии,  можно  сказать,
создала меня заново. И после больницы не отпустила. Два года я ходила к ней,
пока не прошла намеченный ею курс. Потом занималась самостоятельно, хоть она
говорила, что это лишнее.
   Валера  был  потрясен.  Он  надеялся,  что  Машина   исповедь   подскажет
дальнейшее поведение, но оказался в тупике  запутанного  лабиринта.  Сколько
вопросов роилось в голове! Эта тихая, милая, привлекательная  Маша  -  какую
бурю она таила в себе!
   Валера пристально разглядывал девушку, словно видел  ее  впервые,  а  она
безотрывно смотрела в окно, только глаза выдавали внутреннюю борьбу.  С  кем
она борется? И кто победит?
   Летние сумерки медленно вползли в комнату, солнце незаметно  скрылось  за
горизонтом, за окном громко щебетали воробьи, устраиваясь на ночлег.
   - Маша, ты спишь? - тихо позвал Валера. Руки затекли, и он раскинул их  в
стороны.
   Маша отрицательно покачала головой и впервые за  долгое  время  разговора
перевернулась на спину,  поправила  на  груди  плед  и  положила  голову  на
подушку. И расслабилась. И облегченно вздохнула.
   Валера повернулся к  Маше  и  улыбнулся.  Такой  он  хотел  ее  видеть  -
спокойной, умиротворенной.
   - Что мы теперь будем делать?
   Вопрос прозвучал глупо, но та Маша, которую  он  узнал,  настораживала  и
лишала инициативы.  Единственное,  что  придумал  Валера  за  время  долгого
молчания, - дать Маше право окончательного  решения  во  всем.  Неугомонный,
настойчивый, энергичный Валера отвел себе вторую роль, где не  властвуют,  а
принимают разрешение и пользуются им в отведенных пределах. Он отдавал  себе
отчет, сколь маловыполнима его задача. Два поколения воспитывали его в  духе
превосходства и главенства над женщиной. Но Маша  -  особая,  с  ней  нельзя
выказывать свои требования и проявлять власть, и  нужно  смириться  с  этим,
хотя бы на время.
   - Теперь мы поедем домой, - ответила Маша после раздумья и открыла глаза.
- Уже темнеет.
   - Домой? - Он не ожидал такого прозаичного решения, возвращение совсем не
входило в его планы. - Еще нет девяти часов, Маша. Куда ты спешишь?
   - Нам далеко ехать, Валера, - вяло уговаривала она. Ей самой не  хотелось
уезжать сейчас. - И ты голоден, чашка кофе на обед - и все.
   Между  ними  еще  витала   прежняя   жизнь   Маши,   оба   стремились   к
непосредственности, и оба не решались на первый шаг.
   - Я голоден, - Валера перевел взгляд на ее губы, - но есть не хочу.
   Она плавно отвернула голову, и Валера заметил робкую улыбку,  похожую  на
утреннее солнце.  Он  осмелел.  Придвинувшись  к  Маше,  чтобы  не  осталось
сомнений, о каком голоде он говорит, Валера пальцами взял ее за подбородок и
повернул к себе. Короткая выдержка-проверка, и его губы  коснулись  Машиного
лица.
   - Маш, не торопись... - Кого он уговаривает: ее или себя? - Давай побудем
еще немного... - Он прерывал каждое слово поцелуем  и  теснее  прижимался  к
девушке. - Ты хочешь есть, а здесь нет повара и неуютно. Я  все  исправлю...
Машенька...
   Он достиг ее губ, но Маша избежала поцелуя.
   - Закроешь одно окошко с желанием  иметь  кухарку?  -  хихикнула  Маша  и
встрепенулась. - Ох, извини, я обещала не вспоминать о запретном.
   - А желать его ты не обещала? - Валера пальцем обвел контур припухших губ
цвета спелой вишни, провел по подбородку, шее, задержался  на  ямочке  у  ее
основания и переключил внимание на руки. - А окошко я  давно  закрыл  и  все
хочу открыть его, хоть чуть-чуть.
   Он  вложил  в  обаятельную  улыбку  долю   лукавства.   Маша   неожиданно
рассмеялась: Валерино "чуть-чуть" говорило о многом, и не только  шутя.  Что
ж, она ему должна за доброту и терпимость и отблагодарит так, как хочет он.
   - Кажется, ты уже открыл окно настежь. - Маша  махнула  рукой  в  сторону
окна со старенькими  вышитыми  занавесками.  -  И  мне  здесь  нравится  без
кухарки.
   - Я знал, что твоя мама воспитала чудесную  дочку,  которая  не  позволит
чужой женщине хозяйничать на кухне, - ответил Валера. Но  ему  стало  не  до
шуток, когда он накрыл ртом ее сочные губы.
   Маша еще держалась неуверенно, что сильнее распаляло Валеру. Он надеялся,
что понимает ее сомнения, и упрямо твердил, что выполнит данное  обещание  и
отдаст инициативу Маше. Но как долго он продержится? И какая она желанная!
   - Машенька... - Он целовал ее плечи, миллиметр за  миллиметром  оттягивая
край пледа с ее груди. - Маш, я буду осторожен. Я не причиню тебе боли...  -
Его пальцы дрожали и едва касались тонкой кожи.
   Маша взяла его ладонь и положила на свою грудь, отбросив плед к ногам.
   - Я буду нежен, - благодарно шептал Валера. Он  терся  губами  о  розовый
сосок, освобождая для ласк другую грудь. - Ты не будешь плакать из-за  меня,
родная. Верь мне, радость моя...
   Господи! Только за такие слова можно отдать все: и тело, и душу, и жизнь!
***

   Выехав на шоссе, Валера увеличил скорость и взглянул на Машу.  Притихшая,
отрешенная, она смотрела сквозь стекло, щурясь от света фар встречных машин.
Казалось, молчание не тяготило ее, а Валере хотелось, чтобы она  говорила  о
чем угодно, как обычно заполняя дорожную скуку их поездок.
   - Устала?
   Маша пожала плечами.
   - Значит, голодна, - сделал вывод  Валера.  Маша  посмотрела  на  него  -
Валера тщательно следил за дорогой - и снова повернулась к окну.
   - Маша, ты умеешь водить машину? - спросил он.
   - Нет.
   - Хотела бы научиться? Последовала долгая пауза.
   - Пробовала как-то, - наконец ответила она.
   - И что? Не понравилось? - В его голосе прозвучало удивление.
   - Мои пробы ограничились сотней метров, а дальше... Подробности никак  не
относятся к вождению.
   Бог мой, есть что-нибудь на свете, что не напоминало бы Маше о прошлом?!
   - Я о машине, Маша, - оправдался Валера. - Извини.
   - Я понимаю, - устало ответила она. - Когда-то хотела научиться, сейчас -
не имеет смысла.
   И  снова  молчание,  наполненное  призраками  прошлого.  И   снова   Маша
погрузилась в раздумья, а Валера не мог придумать, чем  ее  отвлечь.  Тишина
тяготила его все больше.
   - Маша, хочешь эксперимент?
   Она с немым вопросом повернулась к Валере.
   - Положи на меня руку.
   - Куда?
   И покраснела.
   - Попробуй найти безопасное место. - Ему  казалось,  что  такого  нет,  и
поэтому он переложил выбор на Машу. А еще хотел, чтобы она сама  дотронулась
до него. Маша долго раздумывала. Валера уже потерял  всякую  надежду,  когда
легкая ладонь перекинулась через его плечо.
   - Так? - неуверенно спросила она.
   - Спасибо! - Валера склонил голову и щекой потерся о ее кисть. Он не  мог
поднять голову и вновь прижался к ее пальцам. -  Здорово.  Как  в  самолете:
трасса сбоку, и я выхожу на вираж.
   Маша грустно усмехнулась и толкнула пальцем его щеку. Он повернул  голову
и, не отрывая взгляда  от  дороги,  поцеловал  подушечки  ее  пальцев.  Сжав
кулачок, она косточками погладила его лицо,  потрепала  волосы  на  затылке,
затем причесала.
   - Не останавливайся, - попросил Валера Машу и  себя.  Глаза  смотрели  на
дорогу, а мозг едва справлялся с управлением машины. Валера чувствовал  себя
пилотом-новичком. Она  опустила  локоть  на  спинку  водительского  сиденья,
пальцы двинулись к другой стороне лица.
   Валера приготовился к новому  "виражу",  но  ее  ладонь  остановила  его,
пальцы погладили подбородок, опустились на шею, обрисовали овал лица.
   -  Если  вы  продолжите,  мисс,  -  предупредил  Валера,  -  наш  самолет
остановится и... Черт!
   Валера резко съехал на обочину и нажал на тормоз. Маша качнулась вперед и
не успела спросить, в  чем  дело,  как  оказалась  в  его  объятиях.  Валера
уткнулся лицом в ее волосы.
   - Прости, родная! - страстно шептал он. - Я не хотел причинить тебе боль.
Я забылся и не подумал, что говорю.
   Прохладные пальцы щекотно прошлись по его шее.
   - Графиня утопла, - медленно  сказала  она  и  после  недолгого  молчания
добавила:
   - Я ни о чем не жалею, Валера, просто не могу забыть так быстро.
   Валера не знал, что ответить. Он думал и говорил об отце Маши, погибшем в
авиакатастрофе, а Маша боролась с собственной болью. "Графиня утопла".
   Как старомодно она выразилась. И Валера  понял,  что  неверно  приписывал
девушке  повышенную  чувствительность.  Маша  не  представляла  -  знала  на
собственном опыте,  каково  пришлось  графине  в  замужестве  и  почему  она
решилась на отчаянный шаг. Валера и думать забыл о легенде, а для  Маши  она
оказалась жизнью, трагически повторенной через много-много лет.
   - Маша, можно я поцелую тебя? - Это было утешение и сочувствие - все, что
мог предложить сейчас Валера.
   Она подняла голову.
   - Ты очень хороший, Валера... - Спрашивала она или утверждала,  а  может,
сомневалась?
   - С тобой нетрудно быть хорошим.
   "Обманул!" - признался себе Валера. Он согласился бы  стать  праведником,
но природные инстинкты громко противоречили такому решению.
   - Тогда  поехали,  -  сказала  Маша,  отодвигаясь  к  окну,  и  с  мягкой
настойчивостью убрала его руки с плеч.
   В городе Валера сбавил скорость. Несмотря  на  поздний  час  и  усталость
Маши, ему не хотелось расставаться с  ней.  Еще  раньше,  в  дороге,  Валера
предложил поужинать вдвоем в каком-нибудь ресторанчике; о своей квартире  он
не говорил - знал, что Маша откажется. Она отказалась и от ресторана. Валере
ничего не оставалось, как отвезти ее домой.
   Машина затормозила у тротуара, дала задний ход,  снова  проехала  вперед,
выруливая для поворота, и только потом Валера заглушил мотор и повернулся  к
Маше, закинув руку на спинку ее сиденья.
   -  Я  должна  что-то  сказать,  кроме  "до  свидания"?   -   предупредила
традиционный вопрос девушка.
   - Если хочешь, - улыбнулся в ответ Валера.
   - Тогда ничего не скажу. Сегодня было достаточно признаний, правда?
   Он так мечтал о ее поцелуе и не смел сказать об этом.
   Валера  пожал  плечами.  Странно,  раньше  он  не  испытывал  грусти  при
расставании с женщинами. С Машей было иначе: каждый раз она уходит навсегда,
и сознание того, что он знает, где ее найти (вопреки запретам  Валера  узнал
ее адрес и радовался  маленькой  тайне,  хранимой  от  Маши),  не  приносило
облегчения.
   - Я пойду. - Маша открыла дверь, Валера схватил ее за руку.
   - Маша!
   Она удивленно-выжидающе смотрела на него.
   - Маша, я буду хорошим.
   Девушка догадывалась, что ее улыбке не хватает искренности, но  она  была
чересчур опустошенной и уставшей, чтобы следить за собой.
   - До свидания, Валера, - быстро сказала она и вышла из машины.
   Как обычно, Валера проводил Машу взглядом до угла и не стал разворачивать
машину. Обхватив пальцами рулевое колесо, Валера уперся в него подбородком.
   Прощальный взгляд выразительных глаз был полон красноречия. Но что она не
сумела высказать словами, что говорили ее глаза, Валера так и не понял. Маша
осталась для него загадкой. Глупец! Он рассчитывал узнать ее, разделив с ней
постель. Думал раскрыть, как  матрешку,  одну  за  другой  вынимая  на  свет
стороны ее натуры, чтобы в конце концов добраться до сути и понять,  чем  же
эта девушка привлекла его, обратила все его мысли в одну цель, одно  желание
- быть с ней.
   Валера добился своего. Мало того.  Маша  сама  настойчиво  помогала  ему,
поведав в сущности  незнакомому  мужчине  о  самом  трудном,  самом  грязном
периоде своей жизни, о котором и  близкому  человеку  не  скажешь.  Внезапно
Валера открыл еще одну черту Маши - воля. Какой  сильной  она  должна  быть,
чтобы обнажить перед ним затаенные уголки души, признаться в своем малодушии
и психической слабости. И Маша