а! - Валера взглядом продолжил просьбу остаться,  он  слегка  разжал
пальцы, но не выпускал ее руки.
   - У вас.., лицо в помаде.
   - Черт! - взбесился Валера, уничтожая глазами Наташу. Он отпустил Машу  и
стал рьяно тереть ладонью губы и щеки.
   Маша взяла сумочку и встала.
   - До свидания, - обратилась она к Наташе и, не взглянув на Валеру,  пошла
к двери.
   - Маша! - Валера приподнял голову в надежде остановить ее.
   Она  обернулась,  на  миг  замерла;  в  навернувшихся  на  глаза   слезах
переливались отчаяние и боль, тоска и безысходность.
   - Маша, подожди, - попросил Валера. - Останься, я не все сказал тебе.
   - Я уже знаю.
   - Маша!..
   Она  медленно  перевела  взгляд  на  далекую-далекую  точку   за   окном,
задумалась о чем-то своем, глаза высохли и стали пустыми.
   - Графиня утонула, - прошептала она и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
   - О чем это она? - Наташа удивленно  посмотрела  на  Валеру,  ожидая  его
объяснений.
   - Маша!!! - во весь голос закричал  Валера.  Он  обернулся  к  Наташе.  -
Останови ее! Верни ее! - И снова прокричал ее имя. - Не дай ей уйти!
   Чертова графиня! Опять она ворвалась в его и Машину жизнь! Валера отлично
понимал, что о нем может  подумать  Маша,  но  что  она  может  сотворить  с
собой?.. Почему она всегда говорила о графине так,  словно  приберегала  для
себя выход из трудной ситуации? И теперь вспомнила о ней.  У  Валеры  волосы
дыбом встали, когда он подумал  о  последствиях.  Нет  уж,  он  не  допустит
никакой графини!
   Он рывком сел на кровати, скинул ноги на пол.
   Нестерпимая  боль  перерезала  позвоночник  пополам,  и  Валера  навзничь
повалился поверх одеяла без сознания.
   Когда Валера открыл глаза, над  ним  стоял  молодой  доктор  и  медсестра
поправляла на нем одеяло.
   - Где Маша? - хрипло спросил Валера.
   - Все ушли. - Низкий бас доктора не вязался с его высокой худой  фигурой.
- Если вы еще раз устроите подобное, я ни  за  что  не  поручусь,  -  строго
сказал он и пошел к выходу, бросив через плечо:
   - Дайте ему снотворное.

Глава 14

   Выход из больницы задержался на месяц. Доктор  забрал  костыли,  заставив
Валеру проваляться в  постели  еще  неделю.  Гипс  сняли,  только  на  спине
осталась шина. Валера не упоминал о Наташе, никому не сказал  о  ее  визите.
Лишь Олега попросил зайти в библиотеку около его дома.
   - Я боюсь за Машу, - признался он. - Она может сделать что угодно. И  мне
она сказала... Зайди, Олег. Ничего не говори,  только  убедись,  что  она..,
жива.
   - Добро.  Так  она  работает  в  библиотеке?  А  я-то  расписывал  пользу
медицины. Ты когда-то говорил, что она медсестра.
   - Не знаю. По-моему, я  вообще  не  говорил  с  тобой  о  ней.  Олег,  ты
зайдешь?
   - Сказал же! - Олег терпеть не мог, когда ему не доверяли.
   - И потом приедешь сюда, расскажешь. Олег выполнил просьбу; в тот же день
он вернулся в больницу и сообщил, что Маша жива, здорова и мило улыбается.
   - Ты с ней разговаривал?
   - А как же! Надо ж внести ясность в ее профессию.
   - Тебе-то зачем?
   - Чтобы знать, -  удивился  Олег  странному  вопросу.  -  Я  обещал  Лизу
привести. Как они похожи - на удивление!
   - И Маша согласилась?
   - Сразу и бесповоротно, - твердо ответил Олег. - Зачем ты скрывал  ее  от
нас, не пойму.
   - Она сама не хотела.
   - Врешь, парень. Машутка свободно общается с такими людьми, что тебе и не
снилось. Пока я был в библиотеке, многое увидел. А Маша  -  так  она  просто
жить не может без общения.
   - Значит, она уже Машутка? - вслух подумал о своем Валера.
   - Это я с тобой смелый, - с улыбкой признался Олег. -  Черт!  Никогда  не
думал, что буду разговаривать на вы с такой малявкой.
   - Ладно, спасибо, что зашел.
   Спустя несколько дней Вера спросила о Маше.
   - Она занята, - ответил Валера,  не  развивая  тему.  Больше  о  Маше  не
говорили. Валера сходил  с  ума,  думая  о  ней,  снова  и  снова  вспоминал
бессмысленный и злобный разговор с Наташей. Что же заставило  Машу  уйти  да
еще вспомнить о графине? Валера забыл о легенде, которую  сам  рассказал,  а
Маша не забыла. В день выписки к Валере пришел один Олег.
   - У моих родственников не нашлось времени? - недовольно спросил Валера.
   - Они не говорили тебе. - Олег подождал, пока Валера застегнет куртку,  и
заставил его сесть. - Дело в том, что у Виталика инсульт.
   - Отец? - Спина заныла от боли, холод пробежал  по  костям  и  застрял  в
сросшихся переломах.
   - Он месяц как в больнице. Мать и Лиля дежурят там.
   - А врачи что говорят? - Язык плохо слушался, Валера  тупо  соображал,  о
чем спрашивал.
   - Лиля рассказала Клаве о Маше, - продолжил Олег, не расслышав Валеру.  -
Некрасиво получается, но они надеялись на нее, поэтому не заходили  к  тебе.
Лиза помогает им, но, сам знаешь, надо и передохнуть. Клава  совсем  с  лица
сошла.
   - Да, конечно. - Валера опустил голову.
   - А что Маша, приходила?
   Валера отрицательно покачал головой.
   - Давай заедем к отцу, - попросил он.
   - Куда тебе! - возмутился Олег. - Сам еле на ногах стоишь.  Идем,  машина
ждет.
   Какая машина, вяло думал  Валера.  Сколько  раз  он  воображал,  что  его
встретят Маша и Мэри. Как глупо все  получилось!  И  противно.  Черт  принес
Натали в самый неподходящий момент и  с  похабными  шутками.  И  не  моргнув
глазом она разрушила то, чего он добивался долгие месяцы. Вечно  она  ломает
ему жизнь, стерва!
   На улице Валера оторопел и бросил исподлобья на Олега злобный взгляд.
   - Зачем она здесь? Тот пожал плечами:
   - Сама предложила подвезти,  я  и  согласился.  Наташа  открыла  дверь  в
машине.
   - Привет, дорогой - В ее голосе звенел ироничный холодок.
   За последний месяц после посещения Валеры она успела подумать и прийти  к
выводу, что не быть ей Балериной женой.  Злоба  и  неприязнь,  с  какими  он
принял ее, отнюдь не оправдывались болезнью. А отчаяние, с каким Валера звал
Машу, на многое открывало глаза. Наташа не хотела - сама судьба отомстила за
долгое и напрасное ожидание. Разумом она жалела об инциденте в больнице,  но
в душе, несмотря ни на что, радовалась: он получил по заслугам, и эта шлюшка
будет знать, как зариться на чужих мужиков.
   Но в вопросе о замужестве немалую роль сыграла и  травма  Валеры.  Наташа
здраво рассудила, что ни за какие деньги не  согласится  угробить  жизнь  на
мужа-инвалида. Да и будут ли деньги? Сейчас Олег  цацкается  с  Валерой,  но
придет время, и его аккуратненько уберут из фирмы. Работник  он  никакой,  и
придется еще обеспечивать мужа средствами. Нет, не для Наташи такая жизнь.
   Остается маленький  штрих  -  отдать  долг  -  и  посмотреть  на  бывшего
Казанову, оставшегося в одиночестве и забвении, чтобы  расстаться  навсегда.
Ее уж точно винить нельзя, она достаточно натерпелась от Валеры.  А  если  и
искала утешения с другими, то он этого не видел, а значит, других и не  было
вовсе. Да и не ему судить о верности. По заслугам и награда.
   Впервые  Валера  воспользовался  лифтом.  Для  него  было   удовольствием
взбегать на третий этаж по лестничным пролетам. Теперь же несколько ступенек
до лифта дались с большим трудом.
   В коридоре он заметил ключи от машины, значит, Маша заходила сюда.
   Валера устроился на диване, подложив подушку под спину. Олег ушел в кухню
сварить кофе. Приятно вернуться домой!  Валера  не  предполагал,  что  будет
скучать по этой пустой комнате. Немного отвык от ее нетрадиционности и криво
улыбнулся, вспомнив, что когда-то Маша назвала ее комнатой возможностей. И в
который раз он не смог ими воспользоваться. Все против него.
   Наташа  стояла  у  окна.  Пустая  комната  уже  не  навевала  мыслей   об
устройстве, скорее напоминала об убогости хозяина. Она уже знала об инсульте
Валериного отца и искренне жалела тетю Клаву и Лилю, которым теперь придется
содержать двух здоровенных и ни к чему не пригодных мужиков.
   -  Купил  бы  мебель,  пока  есть  возможность,   -   вырвалось   у   нее
непроизвольно, - Ты еще не вышла замуж? - Валера пропустил мимо ушей совет о
мебели, отметив про себя последние слова Наташи.
   - Хочешь сделать мне предложение? - не растерялась она.
   Наташа не исключала попытку с его стороны. В конце концов, Валера  всегда
возвращался к ней. Он  привык  к  тому,  что  Наташа  прощала  его  любовные
приключения ради будущего замужества.  Он  был  слишком  самонадеян,  но  не
теперь, когда не в состоянии обслужить себя сам.
   - Завидный я жених, правда? - Валера грозно оскалился. -  И  возможностей
хватит разве что на мебель. Так что? Не пропало желание стать моей суженой?
   Над кем он издевается - над собой или над Наташей?
   - Однажды я сказала тебе, что всему есть предел и моему терпению тоже. Ты
опоздал, Валера. Я приняла предложение другого мужчины.
   - И в больницу приходила, чтобы известить меня об этом, - то ли  спросил,
то ли сказал Валера.
   - Нет, - против воли стала оправдываться Наташа. - Это произошло позже.
   - Следовало догадаться самому, - саркастично заметил он.
   - Я не виновата! - возмутилась она. - Я всегда  была  с  тобой  честна  и
прощала все твои выходки.
   - Я тоже прощал, - спокойно ответил Валера. - Разница только в том, что я
не упоминал твоих поклонников. Мне это было неинтересно.
   Наташа побагровела от злости. Ему ли обвинять?!
   - Ты ничего не  знаешь.  Меня  не  в  чем  упрекнуть!  Жалостливые  укоры
больного не состоялись. Сидя с  прямой  спиной,  как  повелитель  на  троне,
Валера хладнокровно доводил Наташу до бешенства.
   - Я раньше не упрекал тебя, теперь и вовсе это не моя забота. Жаль только
мужа твоего, если он станет таковым.
   - Себя пожалей! - взвизгнула она. - Кому ты теперь нужен?
   Вошел Олег с чашками на подносе и недобрым взглядом уставился на Наташу.
   - Ты думаешь, о чем говоришь? - угрожающе спросил он.  -  Придержи  язык,
мадам.
   - Вот и возись со своим дружком!  -  Наташа  выхватила  из  сумки  пакет,
швырнула его на диван. - Больше я ничего  тебе  не  должна.  И  скажи  своей
сестре, чтобы не звонила мне.
   Она выскочила из комнаты, через минуту дверь с грохотом захлопнулась.
   - Ты тоже хорош, - пробурчал Олег, подавая Валере чашку. -  Чего  взъелся
на нее?
   - Тошно мне, - пожаловался Валера. - Эта мерзавка такое наговорила  Маше,
так расписала меня...
   - Поэтому она и перестала  навещать,  -  понял  Олег.  -  Но  ведь  и  ты
рассказывал Маше о ней.
   - Даже имени не упоминал. Как Маша узнала? Когда они встретились. Маша не
удивилась, не спросила, кто она, словно знала давно.
   - Она и знала, - подтвердил Олег и сам удивился. - Интересно получается -
знала и все равно навещала тебя. Надеялась, что Наташа откажется?
   - Нет. - Валера покачал головой. - Она как-то сказала, что не  станет  на
дороге другой женщины. Кто мог подумать, что они увидятся? Наташа вела  себя
как оскорбленная жена - нагло, бесцеремонно.
   - Да, дела... - задумался Олег. - И что ты намерен делать?
   - Откуда я знаю! - раздражился Валера. - Кому нужен инвалид?  -  невольно
повторил он слова Наташи.
   - Замолчи, парень, - строго предупредил Олег.
   - Я шагу не могу ступить без посторонней помощи, - сердился Валера. - Что
мне, давить на Машину жалость? Достаточно  она  жалела  меня.  Жалела  и  не
любила.
   Последние слова он сказал тихо, почти про  себя.  Закрыв  глаза,  откинув
голову на спинку дивана, он вспомнил давние  встречи  с  Машей.  Со  дня  их
знакомства он один боролся за взаимность,  Маша  только  уступала,  но  сама
оставалась  пассивной.  Ее  воля  проявлялась  лишь  в  готовности   порвать
отношения. Она не выясняла причины,  не  требовала  объяснений,  она  просто
уходила,   исчезала,   безропотно   предоставляя   воображаемой    сопернице
властвовать в жизни Валеры. Это он,  привыкший  к  успеху  у  женщин,  к  их
открытому стремлению за его внимание и выбор, обижался на Машу за покорность
и равнодушие.
   Неужели она оставалась равнодушной к его любви? И та радость  и  счастье,
которые испытывал Валера, не трогали ее сердце?
   Валера окончательно запутался в своих  мыслях,  он  был  не  в  состоянии
разобраться в Маше.

***

   Декабрь выдался холодным. Коля как напророчил гололед.  Днем  подтаивало,
на дорогах машины месили слякоть, но за ночь все  снова  покрывалось  коркой
льда, и резкий ветер полировал поверхность до блеска.
   Валера постепенно увеличивал нагрузки лечебной гимнастики,  но  выйти  на
улицу в гололедицу не решался. К тому же ноющая боль в суставах и особенно в
позвоночнике не проходила, смешавшись с тоской о Маше. Как-то, не  выдержав,
Валера позвонил в  библиотеку.  Голос  Маши  показался  ему  безжизненным  и
глухим, но по-прежнему ровным и спокойным.
   - Маша... - после долгого  молчания  позвал  Валера.  Наступила  короткая
пауза раздумий, потом она сказала:
   - Я не должна.
   - Что не должна? - не понял он, но трубка уже коротко гудела.
   Наконец потеплело. После двухнедельного затворничества  Валера  вышел  из
дому.
   За столом сидела заведующая. Маши не было видно.
   Пробормотав что-то о журналах, Валера направился в читальный зал.
   Увидеть бы  ее.  Хотя  бы  голос  ее  услышать...  Пальцы  переворачивали
страницы журнала, а глаза не видели ничего, напряженный слух улавливал чужие
голоса за спиной в безотчетной надежде услышать один - ее голос.
   - Здравствуйте, юноша! - Глеб Станиславович улыбнулся  Валере  и  сел  за
стол рядом с ним. - Давно мы не виделись.  -  Он  посмотрел  на  костыли.  -
Машенька говорила, что с вами случилось несчастье. Как вы себя чувствуете?
   - Спасибо, хромаю потихоньку. А Маши нет на работе сегодня, вы не  знаете
разве?
   - И вам  она  ничего  не  сказала,  -  посочувствовал  профессор.  -  Все
скрытничает  барышня.  Я  тоже  пришел  повидать  ее,  да  Елена  Николаевна
сообщила, что Машенька взяла отпуск. Я-то надеялся, что  она  с  нетерпением
ждет рецензии, а она - отпуск.
   - Надолго? - насторожился Валера.
   - Как положено, - вздохнул Глеб Станиславович. - Вы удостоились чтения ее
рукописи? Валера удивленно поднял брови:
   - Что за рукопись?
   - Любопытная вещица.  -  В  глазах  старика  появились  искорки.  -  Маша
обронила фразу о вашем участии в ее работе, поэтому я спросил.
   - Участии в чем? - недоумевал Валера. - Что за работа?
   - Вы знаете,  что  Маша  писала  стихи?  -  Валера  кивнул,  и  профессор
продолжил:
   - Она была моей лучшей ученицей в университете. Иногда мне казалось,  что
я говорю с Цветаевой или Ахматовой. К сведению, последней я был  представлен
и несколько раз имел честь беседовать. Женщина -  королева.  Позже  Машенька
напоминала Анну Андреевну манерами, но, к сожалению, перестала писать стихи.
Вы их читали?
   Валера отрицательно замотал головой. Маша  рассказывала,  почему  бросила
поэзию, и Валера старался не возвращать ее к памяти прошлого.
   - Маша дала вам новые стихи? - предположил он.
   - Если бы, - улыбнулся профессор. -  Я  долго  уговаривал  ее  не  губить
талант. И вот не далее как на прошлой неделе она попросила прочесть. -  Глеб
Станиславович достал папку, положил ее на стол и накрыл ладонью. -  Конечно,
это первая попытка и не все тут гладко, но сюжет  привел  меня,  старика,  в
растерянность. Я не предполагал, что у молодой девушки могут появиться такие
мысли.
   Валера не отводил глаз от сухой морщинистой ладони на папке.
   - Что же изменилось?
   - Я и хотел об этом поговорить с Машей, - ответил Глеб  Станиславович.  -
Ее работа заставила меня задуматься о простой,  но  удивительной  вещи.  Всю
жизнь  я  преподавал  студентам  литературу,   изучал   поэзию   романтичных
восемнадцатого и девятнадцатого  веков,  старался  молодым  привить  вкус  к
великим и не очень великим поэтам. И  все  они  писали  о  любви...  Валерий
Витальевич, можно мне задать  нескромный  вопрос?  -  Валера  кивнул.  -  Вы
признавались когда-нибудь в любви?
   Его глаза затравленно остановились.
   Да! Он тысячу раз признавался! Помыслами, желаниями, жестами, словами.
   ТЕРПЕНИЕМ!
   И ОЖИДАНИЕМ.
   - Простите, Валерий...
   - Признавался. - Валера заставил себя посмотреть на Глеба Станиславовича.
   Взгляд профессора светился лукавством и любопытством,  но  огонек  в  нем
потух, он сухо кашлянул и опустил глаза на рукопись.
   - Простите еще раз, - печально сказал он. После недолгого размышления  он
продолжил:
   - А я не удосужился. С супругой моей, Прасковьей  Петровной,  мы  прожили
душа в душу сорок девять лет. Пять месяцев она не дожила до золотого юбилея,
умерла - земля ей пухом. А я ни разу не сказал ей о  своей  любви.  Сын  наш
единственный, Андрей, погиб на фронте, под Минском. Я и тогда не  признался.
Жизнь посвятил любовной лирике, а сам не догадался произнести таких  простых
и нужных слов. Теперь я вспоминаю:  в  молодости  Прасковья  Петровна  часто
говорила, что любит и обожает меня. Я все списывал  на  ее  легкомыслие,  уж
щебетушкой она была. А потом перестала говорить - после того как получили мы
похоронку. Порой я ловил ее вопросительно-задумчивый взгляд  и  не  понимал,
чего она ждет.
   Теперь понял. Молчанием своим мы губим души близких и дорогих нам  людей.
Молчание порождает неуверенность и страх, а страх, в свою очередь,  вызывает
стремление подавлять чувства, способные лишить человека уверенности в  себе.
Он пытается искоренить в себе уязвимость  и  слабость.  И  что  остается?  А
остается  так  называемое  хладнокровие,  а  проще  говоря,   равнодушие   и
безразличие. Но мы-то с вами знаем, что нет страшнее безразличного человека.
Равнодушие губит нас, а мы трусливо молчим, боясь произнести добрые,  нежные
слова. Боимся, что нас заподозрят  в  слабости.  Как  будто  мы  не  потомки
Пушкина, Лермонтова, Баратынского,  Тютчева  и  многих,  многих...  -  Голос
профессора стал тихим.  Дрожащие  сухощавые  пальцы,  словно  паучьи  ножки,
гладили папку, осторожно прощупывая ее углы. - Многих, - обреченно  закончил
он.
   Валера отвлекся от своих дум и внимательно слушал  Глеба  Станиславовича.
Теперь он знал, почему Маша благоговела перед учителем, и жалел, что не смог
послушать его лекций.
   - Интересно вы рассуждаете, Глеб  Станиславович,  -  со  скрытым  намеком
сказал он. Хотелось бы послушать еще профессора, экспромтная  речь  которого
отвлекала Валеру от собственных неурядиц и в то же время была  созвучна  его
настроению.
   Старик удивленно поднял глаза.
   - Я? - Губы его дрогнули в слабой улыбке. - Нет, молодой человек.  -  Так
рассуждает Машенька, я лишь подвел итог и об этом хотел побеседовать с  ней.
А она ушла в отпуск, словом не обмолвившись.
   Странный итог, уныло подумал Валера. Разве мало он  сказал  ей  о  любви,
разве была Маша обделена  его  вниманием,  заботой,  лаской?  Он  изначально
стремился узнать Машу такой, какая она есть, и у  него  появилась  еще  одна
возможность.
   Не особенно веря в удачу, Валера осторожно спросил:
   - Я могу почитать?
   - Думаю, Маша не стала  бы  возражать,  -  решил  проблему  профессор.  -
Прочтите, любопытно будет узнать ваше мнение.
   Роман был  написан  в  форме  дневника,  в  котором  тесно  переплетались
реальность и фантазия. В основу легла знакомая легенда  о  графине.  Правда,
она не утонула, а, узнав о судьбе ребенка,  превратив  любовь  в  ненависть,
погубила мужа и после каждую ночь ходила к пруду, взывала к Богу о  прощении
и заступничестве.
   Другая женщина  через  сто  лет,  испытав  превратности  мужской  похоти,
сознательно отреклась  от  любви,  оттачивая  в  себе  холодное  равнодушие,
истребляя природой данные нежность и доверчивость.
   Две женщины и одна судьба.
   Графиня каялась в грехе, исступленно просила Пресвятую Богородицу вернуть
ее родное дитятко и не замечала в  тени  деревьев  молодого  кузнеца,  тайно
следившего за прекрасной и измученной госпожой. Современная Снежная королева
искала своего Кая, чтобы на нем испытать силу своего бездушия.
   Ма