живая любопытство, он вернулся в спальню,
налил вина и залпом осушил бокал. Первый этап пройден, но торжествовать рано
- неизвестно, что выкинет Маша в следующий момент.  Поставив  пустой  бокал,
Валера повернулся к двери.
   Она стояла на  пороге  комнаты,  худенькая,  изящная,  и  тревожно  ждала
одобрения. Темная ткань подчеркивала хрупкость  ее  фигуры.  Она  напоминала
тростинку, открытую степным ветрам. Оливковая, сохранившая загар кожа рук  и
плеч  словно  впитывала  в  себя  кофейный  цвет  ткани.  Сцепленные  пальцы
закрывали прозрачный капрон пояса, завязанного на спине  огромным  бантом  с
длинными концами, шлейфом спускающимися по открытым выше колен ногам.
   - Нравлюсь?  -  спросила  Маша,  глядя  на  Валеру  испуганными,  ищущими
глазами, и вздрогнула от морозца, пробежавшего по спине.
   Он подошел к Маше, ладонями сжал ее пальцы.
   - Не то слово, - прошептал он, не зная, на чем остановить взгляд.
   В густом тумане материи она была как призрачная фея, как будто все земное
отступило от нее и остались только сказочные грезы и волшебство.
   - Не то слово,  -  повторил  Валера,  согревая  дыханием  озябшие  тонкие
пальчики.
   - Туфли не подходят, -  тихо  пожаловалась  Маша.  -  Но  у  Марины  есть
подходящие. Я одолжу у нее.
   - Мы купим туфли, - прошептал Валера, отступая назад  и  увлекая  Машу  в
комнату.
   - Нет! - Резкий голос вернул его на землю. Из феи Маша вновь превратилась
в своенравную гордячку. - Не вздумай ничего покупать! И вообще  я  не  знаю,
пойду ли в этом платье куда-нибудь.
   Маша вырвалась  от  Валеры  и  подошла  к  окну,  предоставив  его  взору
обнаженную спину и туманно скрытые стройные ноги.
   - Тебе не нравится платье? - поразился Валера. До чего же она  сексуальна
в нем, руки чесались обхватить упругие ягодицы, скрытые складками банта.
   - Очень нравится! - Она резко повернулась к Валере, не подозревая,  какой
взрывной эффект вызвало в нем ее движение. - Но куда я  в  нем  пойду?  Одно
дело - покрасоваться перед тобой, но показаться в таком виде другим людям...
Валера, - ее голос сорвался до мольбы, - я не такая смелая.
   Он был похож на хищного зверя, учуявшего  богатую  добычу.  Глаза  горели
огнем, руки сжаты в кулаки. Плавными шагами он подошел к  Маше.  В  какой-то
миг она испытала страх, она не видела Валеру  таким  завораживающе  опасным.
Она сделала шаг назад, но он сильно сжал ее бедра и притянул к себе.
   - Я хочу тебя! - Что-то дикое проснулось в нем. Он совсем не был похож на
доброго, сговорчивого, терпеливого Валеру.
   Но страх ушел. Маша опешила на минуту, затем, положив руки ему на  плечи,
звонко рассмеялась.
   - И я об этом! - проговорила  она,  не  обращая  внимания,  как  заходили
желваки на суровом лице мужчины. - Что же будет с другими?
   Стоя перед зеркалом. Маша твердо решила, что не выйдет в этом  платье  за
пределы Балериной  квартиры.  Наряд  изумительный,  спору  нет,  но  он  так
выразительно  прикрывает  некоторые  части   тела,   что   создается   прямо
противоположный эффект. Уже то, как смотрит на нее Валера, живо напомнило  о
прошлом, которое Маша с таким трудом забывала. Ну, Валера ладно, а с другими
она рисковать не собирается.
   Упоминание о других превратило его в бешеного самца.
   - Я хочу тебя! - угрожающе шептал он.
   Валера злился, что ведет себя, как необузданный жеребец, злился  на  Машу
за то, что она упорно отвергает его предложение  остаться  с  ним  до  утра.
Злился на то, что желание его увеличивается день ото дня. Раньше он не  знал
за собой такой страсти и был не готов к ней, и он злился,  что  все-мысли  и
чувства,  связанные  с  Машей,  выходят  из-под  контроля,  уносят   его   в
собственный водоворот и он не может помешать этому.
   Да и нужно ли?
   Пальцы судорожно сжались, где-то на платье жалобно треснул шов.
   - Сейчас я порву его.
   - Нет! - Маша схватила его за руки. - Ты с  ума  сошел  -  портить  такую
красоту!
   Она положила руки на свою талию, поправила платье,  одновременно  увлекая
Валеру в плавный танец.
   - Думаешь перехитрить? - все еще злился Валера. - Я  не  отпущу  тебя  за
здорово живешь!
   - Знаю, - просто ответила Маша и скромно потупила  глаза,  -  Лера,  тебя
можно попросить?
   - О чем? - сосредоточился он, раскачивая ее в такт мелодии.
   Маша помолчала.
   - Музыка красивая, - неестественно весело  промолвила  она.  -  Как  тебе
удается подбирать хорошие песни?
   Он  не  ответил.  Его  руки  пробрались  под   бант,   готовые   сдержать
непредсказуемые движения Маши, а она плавно переступала с ноги на ногу.
   - Лера, можно я сегодня задержусь у тебя? У него отвисла челюсть.  Валера
всего мог ожидать, только не этого. Забыв о танце, он мучительно  соображал,
почему Машины слова прозвучали нерешительно, когда он неустанно каждый  день
просил ее остаться. Застенчивая просьба звучала так, словно  она  просила  о
невозможном.
   Маша подняла глаза и начала быстро объяснять:
   - Понимаешь, мама уехала к подруге  на  дачу,  а  Игорь  пригласил  домой
Свету. Я сказала ему, что буду в гостях допоздна, и просила позвонить,  если
планы переменятся. Он не звонил. Мне не хочется тревожить их, а  к  подругам
идти поздно. И стоять под дождем, выжидая время...
   - До утра, - обрел наконец голос Валера.
   - Что? - не успела переключить внимание Маша.
   - До утра.
   - Нет, конечно, - скромно  рассмеялась  она.  -  Мне  хватит  и  часа.  В
двенадцать я спокойно уйду, никому не мешая.
   - Ты останешься до утра! - выделяя каждое слово, повторил Валера.
   - Но... - Она внимательно посмотрела ему  в  глаза.  Они  же  говорят  на
разных языках!
   Маша только теперь поняла, что имел в виду Валера. Он не шел навстречу  -
он крушил ее принципы, которые она отстаивала с  таким  упорством  и  теперь
сама себе подставила ловушку.
   -  Получается,  что  я  напросилась,  -  тихо  подвела  она  итог   своим
размышлениям.
   - Получается! - весело согласился Валера, целуя обнаженные плечи девушки.
- Маша, до утра?
   - Мне так неловко, - застенчиво призналась она.
   - Тогда в постель, - твердо заявил он. - Твой брат уже давно там.
   Держа Машу за руку, Валера водил ее за собой, выключая магнитофон, свет в
кухне и в комнате. Закрыв двери спальни, он подвел Машу к окну; не  выпуская
ее руки, налил вина - за руль не садиться, и  сам  Бог  велел  отметить  это
событие - и протянул Маше фужер.
   - За тебя, моя радость! - Он сделал большой глоток, наполовину  опорожнил
бокал и поставил его на поднос. - Я помогу тебе снять этот чехол.
   Маша стояла лицом к окну, занавешенному снаружи густой желтизной осеннего
клена. Одной рукой она придерживалась за подоконник, в другой держала бокал,
отпивая  маленькими  глотками  освежающее  вино,  и  безропотно  подчинялась
Валериным рукам. И в наряде Евы  она  не  повернулась,  в  ней  не  было  ни
нетерпения, ни скромности, ни замешательства. Так и  стояла,  глядя  в  окно
печальным взором.
   Валера быстро разделся,  беспорядочно  побросал  одежду  на  стул,  зажег
ночник, выключил люстру и только потом подошел к Маше, развернул ее лицом  к
себе.
   - Нам не нужен яркий свет, правда?
   Неожиданно он понял, что боится прикоснуться к ней. Словно не у них  были
часы, наполненные страстью, словно не с Машей он  провел  последние  месяцы.
Неизвестность сковала его члены робостью и  ожиданием.  Наверное,  так  себя
чувствовал  Адам,  вкусив  запретный  плод   и   увидев   истинную   красоту
единственной для него женщины. Из глубин памяти  всплыли  слова:  "Плоть  от
плоти" - и Валера познал, как никогда, эту древнюю истину. Он открывал новую
часть самого себя, имя которой было Маша.
   Она  осторожно  поставила  бокал  на  поднос,  большие   пытливые   глаза
обратились к нему.
   - Потом допью, правда? - Тихий голос перешел в еле слышный шепот.
   Валера склонился к ее губам, еще не решаясь коснуться, и Маша, сделав шаг
навстречу, робко окунулась в его объятия.
   Слабый свет ночника вдруг ожил особенной ночной жизнью, наполненной  лишь
ему одному известными чудесами. На окнах в  тихой  беседе  шелестели  шторы.
Хрустальные бокалы аристократически чинно перезванивались, отворачиваясь  от
плебейского стекла бутылки с  кричаще  яркими  наклейками.  Ягоды  винограда
важно дулись, грозя лопнуть от переполнявших  их  соков,  а  рядом  скромные
яблочки подставляли чьим-то губам румяные бока. Комната наполнилась  звуками
оживших предметов, и все они говорили об одном - о человеке, своем  хозяине,
и о его счастье.

***

   Автоматически взглянув на часы  -  двенадцать  без  нескольких  минут,  -
Валера легонько встряхнул Машу за плечи.
   - Не спи.
   - Я не сплю. Пить хочется. - Она облизнула сухие губы.
   Валера провел языком по ее губам, потом посмотрел на фужеры  с  остатками
вина, они казались такими далекими, и так не хотелось уходить  от  Маши.  До
сих пор он не мог поверить в то, что Маша осталась у него. Сколько он мечтал
об этой ночи, представлял, как они беседуют, посмеиваются друг  над  другом,
поверяют свои желания и мечты, строят планы на будущее. И любят друг  друга,
нежно, отрешась от суеты, не взглядывая на часы и не считая последние минуты
до прощания. Валера так привык теряться в своем воображении,  что  и  сейчас
Маша казалась нереальной, пришедшей из его мечтаний. Только вместо лишавшего
сна возбуждения его овеяла печаль. Ему  бы  торопить  счастье,  пользоваться
неслыханной удачей, а память цепко удерживала  Машины  слова,  что  ее  мама
уехала на дачу.
   - И часто она уезжает? - поддался внутреннему разговору Валера.
   - Кто? - не поняла Маша.  Она  с  хрустом  откусывала  кусочки  яблока  и
запивала их вином,  блаженствуя  без  единой  мысли  в  голове,  наслаждаясь
минутой безвременья.
   - Мама твоя часто уезжает к подругам? - Валера отпил из Машиного бокала.
   - Да. Они с отцом любили проводить  время  на  даче.  И  потом  мама  все
откладывала ее продажу, надеясь выкрутиться из долгов,  и  очень  тосковала,
когда мы остались без нее. Потом как-то сотрудница пригласила маму  провести
с ней выходной. С тех пор она ездит по гостям. У нее несколько  приятельниц,
она обожает копаться в огороде.
   - Почему ты раньше не говорила об этом?
   - Ты не спрашивал. - Маша покрутила в пальцах черешок от яблока и бросила
его на край подноса, решая, хочет ли она виноград или нет. - Да и зачем тебе
это? Так, ничего не значащие сведения.
   - Я бы им нашел применение, - заверил Валера. - Я-то думал, что послушная
дочь каждый вечер докладывает о своевременном прибытии, а  ты,  оказывается,
обманывала меня?
   - Ничего подобного. - Внутренняя легкость передалась ее смеху.  -  Я  уже
взрослая  -  это  во-первых,  и  сама  распоряжаюсь  своим  временем  -  это
во-вторых.
   - А в-третьих? - Валера потер большим пальцем  Машин  ноготок,  собираясь
загнуть ее палец.
   - В-третьих, мама доверяет мне, и я говорила тебе об этом.
   Он загнул третий палец и взялся за следующий.
   - А в-четвертых?
   - Я не обманщица.
   - А в-пятых?
   Перечислениям, казалось, не будет  конца.  Маша  упрямо  разжала  ладонь,
растопырив пальцы веером.
   - А в-пятых и в остальных, ты ничего не мог бы изменить.
   - Вот и не правда! - азартно воскликнул Валера. Он поднял  выше  подушку,
готовый вступить в спор. - Я бы поселил твою маму в бабкином доме. Видела  б
она, во что я превратил ее огород, - лишила бы наследства.
   - Моя мама не виновата в этом, - рассмеялась Маша.
   - Но я бы знал, что тебе не обязательно возвращаться домой,  -  продолжил
свои доводы Валера.
   - И мы не смогли бы ездить в деревню, - в тон ему продолжала Маша.  -  Со
мной тебе было плохо там?
   Он утробно зарычал  и  накинулся  на  Машу.  Она  со  смехом  отбивалась,
ускользая от его игривых ласк.
   - Фрукты, Валера! Фрукты!.. - смеялась Маша. - Ты раздавишь виноград!
   - Ну и что? - Ему была безразлична судьба винограда, его волновала только
Маша.
   - Тебе-то ничего, ты - на мне, а виноград - подо мной.
   Просто высказанная констатация факта  всколыхнула  больше,  чем  искусное
кокетство. Валера рывком отодвинул к краю кровати поднос и сильнее вжал Машу
в матрац. Бокал не удержался и упал, возмущенно  зазвенев  и  стукнувшись  о
металлический понос, и покатился по простыне,  грозя  упасть  на  пол.  Маша
потянулась рукой и в последний момент  схватила  искристый  в  слабом  свете
ночника хрусталь, попробовала поставить его  на  пол.  Покачивание  женского
тела под собой привело Валеру в крайнее возбуждение. Ее крик плавно  перешел
в стон, когда он эластично вошел в распростертое тело, фужер мягко  упал  на
ковер.
   Она еще думала о фруктах, стеснявших свободу действий, но тело  уже  было
охвачено жаром любви, пальцы судорожно сжимали твердые мышцы  предплечий,  и
раскрытые губы впитывали горячую сладость языка.
   Мощная струя рассыпала брызги на широкой реке, волнами  разливающейся  по
таинственному гроту. Валера в последний раз толкнулся в горячую  влагу  и  с
тягучим стоном расслабил мышцы. Сердце бешено колотилось, как  будто  хотело
вырваться и коснуться острого маленького соска женской груди, впивающегося в
кожу. Ему уже мало было осязать,  он  приподнялся  на  руках,  чтобы  воочию
увидеть дрожащие от прерывистого дыхания  розовые  ямочки  на  разгоряченных
щеках Маши. Она задрожала от холодного  воздуха,  разделяющего  их  тела,  и
ногами оплела его ноги, бедра сжались, удерживая в себе мягкую  обессиленную
плоть мужчины. Валеру охватила бесконечная нежность к Маше,  не  отпускающей
его. Он когда-нибудь насытится Машей?! Тело лишилось последних сил, а  разум
хотел еще и еще...

***

   - Маш, ты спишь? Не спи. Маша?..
   Она улыбнулась, зябко поежилась и открыла глаза.
   - Какой ты холодный! - Озорные смешинки в глазах не имели со сном  ничего
общего.
   - Ага, ты согреешь меня?
   Маша  повернула  к  нему  голову,  взгляд  стал  пронзительно   глубоким.
Неожиданно Валера вспомнил, что так она  смотрела  в  тот  день,  когда  они
приехали в бабкин дом и впервые узнали друг друга.  Потом  Маша  сбежала  от
него... Но сейчас ведь все не так - она рядом и глаза что-то говорят. Что?
   - Маш, погладь меня, - прошептал Валера.
   - И ты не замерзнешь?
   Вряд ли ее сомнения означали заботу о нем, но что бы  ни  было...  Валера
покачал головой. Несколько мгновений Маша  еще  размышляла,  гладя  пальцами
край одеяла. И вдруг оно слетело с обоих. От  неожиданности  Валера  сильнее
прижал Машу к себе. Она уложила  его  на  лопатки,  отодвинулась  немного  и
хозяйским взглядом охватила все его тело, словно планировала, с чего начать.
Глаза потеплели, вернувшись к его лицу, стали похожи на малахит.
   - Потерпи, хороший, - как ребенка уговаривала Маша. - Скоро согреешься.
   Она провела ладонью по щеке с наметившейся щетиной.
   Валера собрался ответить, но Маша  предупредила  его,  приложив  палец  к
губам. Теплые губы коснулись его лба, глаз, висков.  Тонкие  пальцы  щекотно
прошлись по шее, и ладонь мягко легла ему на грудь,  теребя  плоский  сосок.
Валера вздохнул и закрыл глаза.
   Вслед за рукой потянулись Машины губы. Она не упускала ни пяди прохладной
кожи, согревая ее жарким дыханием и  ласковыми  короткими  поцелуями.  Будто
тайник, Маша открыла ладонь и языком провела по напрягшемуся  соску,  обвела
кругом, подняла голову, чтобы посмотреть, легонько поддела  ногтем  и  снова
накрыла губами, дразня, облизывая,  упираясь  языком  в  твердую  серединку.
Оставив один сосок, она перешла к другому, повторяя игру, а рука уже гладила
живот, пальцы полукружно обводили ребра, сжимали  кожу  в  месте  солнечного
сплетения, тянулись к ямке у пупка.
   Маша двинулась ниже. Валера судорожно  втянул  живот  и  затаил  дыхание.
Горячий язык проложил влажную тропинку вниз и упал в пупок. Невесомая ладонь
настороженно остановилась около безмолвного  и  одновременно  красноречивого
рыцаря, нервно подрагивающего, зовущего к себе, истомленного ожиданием.  Она
подняла голову и посмотрела на Валеру.
   Закрыв глаза, он  тяжело  дышал,  глухо  постанывая.  Почувствовав  Машин
взгляд,  Валера  открыл  затуманенные  негой  глаза,  они  молили   так   же
красноречиво, как и восставший на глазах колосс.
   - Машенька, не останавливайся, - беззвучно прохрипел Валера.
   Она  по  губам  прочитала  его  просьбу.  Медленно   оглядев   пройденное
расстояние, вновь наклонилась  к  вздрагивающим  мышцам  живота.  Осторожно,
чтобы не задеть налившуюся плоть, Маша провела рукой по бедру и у  колена  и
затем провела пальцами между его ног, возвращаясь по  чувствительной  нежной
коже внутренней стороны. То же она проделала с  другой  ногой,  а  губы  все
изучали живот, то опускаясь вниз, то поднимаясь к ребрам.
   Валера изнывал от быстрых мимолетных ласк. Невесомые, неуловимые  касания
Маши причиняли боль и негу. Ухватившись руками  за  спинку  кровати,  Валера
вжимался в матрац или от напряжения вытягивался. И тогда Маша ловко  уходила
от грубых прикосновений.
   В глубоком подсознании Валеры еще зиждилась мысль, что с Машей нужно быть
осторожным, что камнем лежат в ее душе воспоминания об извращенной любви, но
- Боже милосердный! - как хотелось знать, что она реальная, что земные  руки
касаются его тела, что это не болезненные грезы воспаленного воображения.
   Изнемогая в страстной пытке, Валера перекатился на бок, ногами  охватывая
Машины плечи. Она вывернула голову, тяжело дыша, а  руки  продолжали  плести
воздушную паутину любви.
   - Маша... Машенька... - взмолился он,  поворачиваясь  на  спину.  -  Силы
небесные! Какая ты нежная!
   На секунду Маша прервалась, чтобы взглянуть на Валеру. Он  воспользовался
перерывом, схватил ее за руку и потянул к себе.
   - Я тоже  хочу  быть  таким!  -  исступленно  шептал  он.  -  Теперь  моя
очередь...
   В молчаливом согласии, с едва заметной улыбкой она отдалась воле его  рук
и губ. А вскоре заметалась на смятых простынях, пальцы сжимались  в  поисках
опоры, тело дрожало в туманно-обволакивающих ласках. Впервые она  испытывала
на себе безграничную нежность и одухотворенность  прикосновений.  Извиваясь,
увертываясь. Маша схватилась цепкими пальцами за шею Валеры  и  с  утроенной
силой потянула на себя.
   - Пожалуйста, Лера! - задыхалась она. - Я хочу тебя. Хочу твое тело, твою
тяжесть.
   Она  прижималась  к  нему,  тянула  вниз,   кричала   от   желания   быть
раздавленной, только бы почувствовать его полный вес. Вняв  мольбам,  Валера
мощным ударом ворвался в нее.
   В нее ли?
   Не было преград. Стена отчужденности исчезла, испарилась, будто ее  вовсе
не существовало. Он ворвался в ослепленные солнечными лучами небеса с каймой
из пурпурных облаков, и не было пути назад. Валера взмывал все выше и  выше,
обезумев  от  восторга  и  страха.  Впереди  была  смерть  -  счастливая   и
безысходная, влекущая и пугающая. И имя  ей  было  -  Маша.  Инстинкт  жизни
жалобно сопротивлялся,  не  в  силах  справиться  с  прекрасной  смертью.  В
стремительном полете Валера искал  хоть  слабое  спасение,  хоть  призрачную
надежду выйти из смертельного водоворота и не находил их. Его затягивало все
глубже, все дальше, лишая сил и жизни. Собрав остатки воли, он закричал:
   - Маша! Я люблю тебя! Маша!!!
   - Нет!
   Все исчезло. Он провалился в  черную  бездонную  пропасть  постели.  Маша
вырвалась от него. Скованная, замкнутая, чужая, она лежала на боку, спиной к
Валере.  Потрясенный,  не  освободившийся  от  транса   пережитого,   он   с
благоговейным ужасом смотрел на Машу.
   Вот он и узнал ее - всю, до последней капли ее сущности, узнал  так,  как
хотел. И признание спасительной любви стало его сутью, сутью его жизни.
   Почему он раньше не говорил о любви? Ведь она пришла не вдруг.  Он  любил
Машу давно, искал ее среди других, неисчислимо долгие годы тратил на  поиски
и ожидания. И молчал, когда она появилась. Молчал, когда Маша рассказывала о
себе, когда они вместе летели в экста