Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
ша подробно описывала роман с Валерой, раскрывая смысл своих поступков,
не украшая их, не скрывая расчетливости, вела к тому, что Любовь не властна
над сакраментальной Вечностью. Порой Валера перечитывал отдельные эпизоды и
пытался понять, как могли уживаться в Маше смертельный холод равнодушия с
пылким очарованием простоты. Героиня мстила за свою оскорбленную любовь, она
доказывала себе превосходство разума над чувствами. Легко играючи
последними, она то давала послабление, то замуровывала их глубоко в себе.
Она испытывала себя на неприкосновенную бесчувственность заглушенных
инстинктов.
Читая, Валера заново переживал моменты, когда он отчаянно боролся с
невидимой стеной Машиной души, пробивался сквозь дебри отчужденности и
замкнутости. В голове не укладывалась мысль, что она смеялась над его
страстью и чувствами, что его стремления забавляли ее, ублажали самолюбие,
не затрагивая ничего доброго.
...Молодой кузнец восхищенно смотрел на графиню, боясь вспугнуть ее своим
присутствием. Она, как статуя у пруда, обратила бледное лицо к небу, прижав
к груди руки. Ветер трепал ее платье, путал непокрытые волосы, а она все
молилась и молилась звездам. Безнадежно влюбленный юноша неслышно оставил
свое убежище и приблизился к несбыточной мечте, прячась в высоких камышах у
пруда. Графиня не слышала, ведя бесконечную беседу с Пресвятой Девой.
Но перелом произошел в ее преемнице. Любовь затопила ее пустую душу,
заполнила собой каждую клеточку, каждую мысль, втолкнула в полный красот и
желаний мир, заполнила мечтами и надеждами...
Богородица вняла молитвам дочери Божьей. Безмолвный, трепетный юноша
благоговейно прижимался губами к подолу платья своей госпожи и любимой,
доверив ей свою судьбу и жизнь. Прощенная графиня воздела руки к Богу,
клятвенно обещая достойно заслужить Его благодать.
На этой ноте заканчивался роман. Ниже вместо слова "Конец" было написано:
"Графиня утонула".
Валера смотрел на последний лист в полной растерянности. Он не мог
понять, что страх смерти заставил современную героиню поверить в любовь - и
героя, и как таковую. Но что подвигло графиню, обретшую ниспосланную сверху
любовь, пойти на смерть? Зловещие слова приобретали поистине магический
ужасающий смысл. Обе женщины нашли свое счастье, тогда почему Маша уготовила
им, а значит, и себе трагический исход?
И опять тревожные мысли не давали ему покоя. Он не верил, что Маша так
просто забыла о нем. Она могла обмануть Олега видимым покоем, но финал
романа - их романа - ясно выражен в двух словах.
Зачем Маше понадобился именно сейчас отпуск?
Валера ходил по пустой комнате, стараясь найти логику в ее поведении, а
стены белым саваном окутывали и без того мрачные мысли.
Что-то должно его ожидать, вернуть хоть толику надежды. Валера поднял
экран и долго-долго смотрел на солнце, залитый светом пруд, изумрудную
зелень... Этого было мало.
Он почувствовал, как дрожат его пальцы от дикой мысли, пришедшей на ум.
Валера сжал кулаки и подошел к стене. Жестким взглядом окинул терем, разжал
кулак и потянулся к бумажным ставням. Дрожь в пальцах усилилась, но он
методично, с бездумным хладнокровием раскрывал украшенные резными
наличниками окна.
- Андрейка, оставь в покое Машу. Малыш важно объяснял крестной принцип
устройства железной дороги, что была разложена посреди комнаты. Он поднял
глаза на маму. Маша уловила ревность в голосе Марины, и непрошеные слезы
застряли на ресницах ее глаз.
- Мы играем в паровоз, - объяснил Андрейка и с жужжанием реактивного
самолета пошел на таран Машиного состава.
- Сынок, поиграй с папой, - настаивала Марина, не сводя с Маши глаз. -
Нам с Машей надо поговорить. Маша опустила глаза и встала с колен. Марина
готовила ужин, и Маша села в уголок, чтобы не мешать подруге.
- Поешь с нами? - спросила Марина. - Плов почти готов.
- Я не голодна, - ответила девушка, глядя в темное Окно. - Посижу
несколько минут и пойду домой.
Марина села напротив, поставила локти на стол, упершись подбородком в
ладони.
- Что с тобой, подружка?
Не было смысла скрывать слезы, Маша вытирала мокрые щеки, не в состоянии
проронить ни слова. Марина ждала, когда Маша успокоится и начнет говорить. В
кухню заглянул голодный муж, и она отослала его обратно.
- Дима, поешь сегодня в комнате. - Марина выразительно скосила глаза в
сторону Маши и снова посмотрела на мужа.
- Тогда сама принесешь, ладно? - Догадливый муж ободряюще подмигнул жене
и закрыл дверь.
- У меня такое было, когда Дима настаивал на моем разводе, - тихо
вспомнила Марина. - Я знала, что он прав, но не верила в себя. Все казалось,
что я предам его. Я любила Диму уже тогда и боялась стать плохой женой. -
Она помолчала, наполняя тарелки пловом. - Сама мысль о совместной постели
приводила меня в ужас. Наверное, из-за этого я оттягивала развод. И тогда
Дима пригрозил, что убьет этого мерзавца и сам сядет в тюрьму. Вот когда я
по-настоящему испугалась. Не за то, что действительно может убить, не за то,
что по моей вине, а потому, что я останусь совсем одна, опустошенная,
измотанная, без единственной поддержки. Тогда хоть в петлю лезь.
Марина хозяйски осмотрела поднос, добавила на тарелку несколько помидоров
и подхватила его на руки.
- Подожди секунду. Я отнесу и сразу назад. Маша думала, что подруге не
обязательно рассказывать подробности - она сама прошла через это, вплоть до
петли. Но, к удивлению, обнаружила, что слушает Марину с сочувственным
интересом, как будто та рассказывает не про Машу. Память сохранила события,
факты, но эмоции, собственные переживания Маша забыла. Она не смогла вызвать
в себе больное унижение, хотя знала, что долго пребывала в состоянии
подавленности. Не приходило безвыходное отчаяние, с которым она привязывала
веревку к крючку в кладовой и долго мучилась с петлей. Она все это знала, но
не чувствовала, как в плохом кино, где актрисы рвут на себе одежды, а
зрители от скуки давятся зевками. Вернулась Марина:
- Может, поешь немного? Или сварить кофе?
- Лучше чаю, - попросила Маша.
- Я к чему рассказываю, - продолжала подруга. - Запертая ты. Маша. Я могу
понять твое состояние. Мне повезло уже потому, что рядом был Дима. Тебе
труднее, ты не смогла избежать одиночества.
- У меня был Валера, - тихо сказала Маша. Подруги пристально посмотрели
друг на друга и дружно опустили глаза. После долгого молчания Марина
спросила:
- Помнишь, мы как-то встретились в центре? С тобой был мужчина. Это он?
- Да.
- Красивый... - По голосу непонятно было, осуждает ли Марина или
подбадривает подругу.
- Не только. Он - как Дима для тебя.
- Ты уверена? - с глубоким сомнением переспросила Марина.
Дима и вполовину не был таким красивым и лощеным, как Машин спутник, и
Марина скорее удивилась, чем обрадовалась выбору подруги. Тогда, при
встрече, Маша не представила их и после слова о нем не сказала, и Марина
решила, что это был случайный сопровождающий и ни к чему не обязывающая
прогулка. Теперь былое удивление возросло втрое.
- Ты уверена в нем, Маша? - снова спросила подруга.
- Я ему все рассказала.
- И?.. - насторожилась Марина.
- Он говорил о любви. Марина разочарованно сникла.
- Ты не поняла, - поправила себя Маша. - Господи! - запричитала она. - Я
все испортила. Он признался мне в любви, замуж звал... А я наплевала ему в
душу и ушла. Он говорил, что хочет ребенка. Боже мой! Марина, я сама волком
вою от желания родить!
- Так что тебе мешает? - строго перебила ее Марина. - Если все так
серьезно, как ты говоришь, почему тебе не выйти замуж и не родить?
- У него невеста, - прошептала Маша. Марина онемела, мысленно решая, что
ее возмущает больше: цинизм красавца или очередное унижение подруги? Маша
набрала в грудь побольше воздуха и продолжила:
- Олег, друг Валеры, сказал, что они давно расстались. Но она пришла в
больницу и вела себя, как.., мне было стыдно - за себя, за нее, за всех.
- А он что?
- Валера тоже был груб, но... - Маша жалобно посмотрела на подругу. - У
него лицо было в помаде. Я понимаю, глупо винить прикованного к постели
человека в том, что его целовали... Она говорила о Валере так унизительно, и
эта помада.., как доказательство его распущенности.
- Кто прикован к постели? - не поняла Марина.
- Валера. Он упал с крыши дома, повредил позвоночник, не считая других
переломов. Три месяца пролежал в больнице.
- И все это время две невесты навещали его по очереди. - Если б не
грустный тон Марины, ее слова звучали бы язвительно.
- Она пришла впервые, - пояснила Маша. - Об этом они и говорили с
Валерой.
- Счастливая, гадюка! - разозлилась Марина. - Кто-то выхаживает ее
жениха, а она - на все готовое. "Люби меня, когда здоров!" И что же ты?
- Ушла... - Маша совсем повесила голову.
- И ничего не сказала, - продолжила за нее Марина, укоризненно качая
головой. Она согласно кивнула:
- Мне было так плохо. Я ничего не соображала.
- Больше вы не виделись?
- Нет. Однажды он позвонил, но я не могла говорить. Как подумаю о нем,
сразу душат слезы, и остановить не могу.
- Не знаю, что и сказать, - задумалась Марина. - Вроде он говорит
серьезные вещи, но.., поступки у него странные. Может, ты права, что ушла, а
может, нет. Я так и не поняла, какие у вас отношения. Впрочем, если б и
поняла, какой тут советчик поможет?
- Ничего не говори, - вяло улыбнулась Маша. - Поплакалась тебе, и то
хорошо. Авось до дома дойду без слез.
***
Маша не стала звонить. Своим ключом открыла дверь и с порога крикнула:
- Мама, это я! - И тише продолжила, снимая шапочку, расстегивая пальто:
- Была у Андрейки. Парень - загляденье. Мы с ним играли, как дети,
веселый такой, шебутной...
Надежда Тимофеевна вышла в коридор.
- У нас гость, Машутка. Говорит, что твой знакомый.
- Кто?
Не дожидаясь ответа. Маша пошла в комнату поздороваться с гостем и, если
надо, извиниться за ожидание.
Валера, бледный от боли и волнения, сидел на видавшем виды диване. Он
надел лучший костюм, чтобы как-то компенсировать свою инвалидность, но так и
не смог найти место для костылей и держал перед собой, упершись в них
руками.
- Лера... - на вдохе прошептала Маша. Она прислонилась к дверному косяку,
не доверяя своим ногам. Дыхание прерывалось, уж слишком неожиданным был
визит.
- Как.., как ты узнал...
- Я... - Валера кашлянул, прочистил горло. - Я принес посуду... И это.
Он положил рядом с собой папку. Маша узнала ее и от отчаяния закрыла на
минуту глаза.
- Читал? - растерявшись, спросила она. Он кивнул, не отрывая от Маши
глаз, а она потухшим взглядом обвела комнату.
Почему она раньше не замечала ее нищеты? Сколько Маша помнила себя,
мебель ни разу не менялась. Что-то приобреталось, долго, кропотливо, комната
постепенно заставлялась отдельными разностильными предметами мебели. И эти
дешевые, местами выгоревшие обои на неровных стенах, и потолок в потеках и
трещинах, и старенькое, с облупившейся полировкой пианино... Какое
убожество, ужаснулась Маша. И среди этого - безупречно одетый Валера. И он
все видит. Видит ее нищету!
- Я принес книгу. - Валера не знал, как обратиться к Маше, что сказать. -
Ты все оставила, и я подумал, может...
Опустив голову. Маша пробормотала что-то невнятное и ринулась к двери.
Валера неподвижным взглядом уставился на свои ладони, державшие костьми.
- Что-то случилось? - Надежда Тимофеевна заглянула из кухни в комнату. -
Где Машутка?
- Случилось, - эхом повторил Валера.
Маша выбежала во двор и прижалась спиной к стене дома. Она задыхалась, ей
катастрофически не хватало воздуха. Сознание еле теплилось, грозя перейти в
забытье, ноги подкашивались в тошнотворной слабости. Маша тихо застонала и
опустилась по стене на корточки.
"Зачем он пришел? - носились в голове бессвязные мысли. - Увидеть нищету
мою? Убедиться, как мне плохо?.. Он читал роман..."
Как она могла доверить бумаге то, о чем боялась помыслить?! Если б ей
было все безразлично, если б Валера ушел навсегда в прошлое, и тогда стоило
подумать, прежде чем отдавать в чужие руки откровенные излияния собственного
бездушия и лицемерной жестокости. Валера читал. Теперь он знает все: ее
мысли, стремления, желания, опостылевшие, так и не успев сбыться, ее эгоизм
и двуличие.
Маша уронила голову на колени и закрыла лицо руками. Она дрожала не
только от холода. Нет ей места на земле. Жизнь не приняла ее восторженности,
превратив любовь в грязное месиво. Жизнь не приняла хладнокровного цинизма,
отметая его как сор. У нее не осталось сил сопротивляться, только было
бесконечно жаль, что уходит желание жить - жажда жить и любить. Когда-то она
мечтала сохранить свою любовь к Валере, сейчас дивная мечта тонкой струйкой
вытекала из нее, грела в последний раз и таяла в холодных лужах на асфальте.
Маша и рада была ее задержать, да горечь вытеснила волю. С последней каплей
мечты уйдет жизнь, и останется одна оболочка, имя которой - Маша.
- Можешь идти домой, - раздался над головой голос Валеры.
Она не шелохнулась.
- Если я настолько тебе противен...
Дальше Маша не расслышала. Сердце подскочило к горлу, и она начала жадно
хватать воздух. Валера ждал, когда закончится истерика.
- Возьми себя в руки и встань! - грубо приказал он. Маша сделала попытку.
Ноги затекли, голова тяжело упала на колени. Она отрицательно покачала
головой:
- Я не могу.
Несколько минут Валера размышлял. Он сам был на грани срыва, тело гудело
от напряжения и боли. Поправив костыли, Валера одной рукой схватил Машин
локоть и потянул вверх. Сжал больно, но сквозь пальто Маша ощутила тепло его
пальцев, которое медленно разливалось по всему телу.
- Ну же! - раздраженно подстегнул он. - Если я упаду, будет куда сложнее.
Маша неуклюже начала подниматься, придерживаясь за стену.
- Слава Богу! - язвительно выдохнул Валера и недобро похвалил себя:
- Еще на что-то годен.
Он помолчал, с усталой отрешенностью разглядывая Машу.
- Иди домой. Можешь передать маме, что она воспитала достойную дочь, но
мне сиделка не нужна. Привет Андрейке.
Сгорбившись над костылями, вжав голову в плечи, Валера пошел прочь,
оставив Машу глядеть ему вслед с открытым ртом.
- Мама, что ты ему сказала? - вне себя от слез кричала Маша.
- Ничего, - обиделась Надежда Тимофеевна на истеричный тон дочери.
- Мама, что ты сказала Валере? - наступала Маша.
- Ты же сама ему отказала, - напомнила мать. - Что мне оставалось
говорить?
- В чем отказала?! Я хочу знать, что ты ему сказала?!
- Сказала, что ты не можешь всю жизнь ухаживать за инвалидом, - повысила
голос Надежда Тимофеевна. - Хватит того, что два месяца ты не вылезала из
больницы.
- И ты такое сказала?! - Маша не верила своим ушам.
- Да. Что здесь особенного? - пожала плечами мать. - Если ему нужна
сиделка, пусть возьмет профессиональную. Я предложила ему нашу соседку с
пятого этажа. Она хорошая медсестра и не замужем. Может, что и получится - в
тридцать лет не привередничают.
Маша изумленно слушала мать. Ее слова не укладывались в голове.
- Мама, ты... Как ты могла?! - Дочь заметалась по тесной кухне. - Кто
тебя просил? Ну почему ты постоянно вмешиваешься в мою жизнь?! Кто? Ну кто
просил тебя говорить, что... Почему ты не оставишь меня в покое? Не дашь
жить так, как я хочу? Кто тянул тебя за язык?
Надежда Тимофеевна угрожающе посмотрела на дочь, пытаясь взглядом
заставить ее слушаться. Но Маша не замечала ничего. Она садилась, снова
вскакивала, крутилась в стесненном пространстве, рвалась куда-то, опять
останавливалась. Кровь стучала в висках, обдавая всю голову жаром.
- Не понимаю! - развела руками Надежда Тимофеевна. - В чем ты меня
обвиняешь? Сама же убежала, даже посуду не забрала. Ты думаешь, она даром
нам досталась?
- Я ухожу! - выпалила Маша и ринулась в коридор.
- Куда?
- Не знаю!
Надежда Тимофеевна пошла за дочерью. Спорить с Машей было бесполезно, и
так в последнее время дочь стала неуравновешенной, часто впадала в крайности
- от полного уныния до раздражительности. Ничего не понимающая мать
смотрела, как Маша дрожащими пальцами дергала молнию на сапогах.
- Ты надолго? - Она с трудом сдерживала гнев. - Ночь на дворе. Когда ты
придешь?
- Не знаю, - с нажимом повторила Маша, надевая пальто. - Не ждите меня.
Схватив сумку, она выбежала из квартиры, предоставив матери самой закрыть
дверь.
***
Окна Валериных комнат были темны. Маша поднялась на третий этаж и
позвонила. Никого.
Она приехала на такси, отдав последние деньги, что были в кошельке. Но и
Валера на машине, он должен быть давно дома. Маша позвонила еще раз -
результат тот же. Она оглядела двери других квартир, подумав, поднялась по
лестничному пролету вверх и прислонилась к стене.
Она будет ждать. Во что бы то ни стало ей надо дождаться Валеру и
объясниться с ним.
Через полчаса она окоченела, ее бил озноб, но тем сильнее было желание
ждать. Маша вспомнила, что в сумке лежит ключ от его квартиры. Войти бы,
согреться, но Маша решительно отбросила эту мысль - ни за что она не
воспользуется ключом без разрешения Валеры. Расстегнув верхнюю пуговицу
пальто, она сжалась в комок, спрятала холодные пальцы под воротником, на
плечах.
Было чуть больше двенадцати, когда машина остановилась около дома. Славик
обошел капот и открыл дверцу. Валера медленно поставил ноги на асфальт,
повозился с костылями. Славик подставил плечо:
- Давай, друг.
- Я сам, - заплетающимся языком ответил Валера.
- Ну да! Как же - сам! - дружелюбно ответил Славик. - Язык заплетается,
ноги путаются... Я и не знал, что ты здоров пить. Держись за меня.
- Я сам, - упрямо повторил Валера. Он оперся на костыли, помотал головой,
изгоняя хмель.
- Пошел! - Собрался с духом, небрежно махнул рукой. - Привет.
- Я провожу тебя! - Славик закрыл машину.
- Нет. Езжай домой. - Валера снова покачал головой, она никак не хотела
подниматься.
- Посмотри на себя, - со смешком предложил Слава. - Пьяница!
Валера согласно уронил голову и снова махнул рукой:
- Давай трогай. Со мной все хорошо.
- Как знаешь, - пришлось уступить Славику. - Позвони завтра, расскажешь,
как добрался.
Дверь лифта открылась, и Маша испуганно оттолкнулась от стены.
- Я сам... - раздалось невнятное бормотание. - Я... У-у-у-у-у... - Валера
с шумом привалился к дверям лифта. - Сам...
Маша сбежала вниз и остановилась как вкопанная. Лифт периодически
скрипел: двери боролись с помехой. Валера поднял глаза на звук шагов,
несколько минут смотрел на Машу, потом уронил голову на плечо.
- Пришла?
- Валера... - Маша сделала шаг навстречу.
- Я сам! - Он протестующе вытянул руку перед собой.
Совершенно некстати ему вспомнился вечер, когда он эти же слова повторял
в иной ситуации и с иным подтекстом.
- Лифт сломаешь, - прошептала Маша, удивляясь пьяному виду Валеры.
Неожиданно она вспомнила, как однажды Валера твердил эти же слова,
вкладывая в них совершенно особый смысл. Вспомнила и покраснела от давнего
ощущения восторга.
Он глубоко вздохнул и оттолкнулся от дверей, двери тоже вздохнули и
закрылись.
Нетвердым шагом Валера подошел к квартире, долго рылся в карманах в
поисках ключа, затем сражался с замком, приговаривая: "Я сам.., я с