Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
Алексу, инстинктивно почувствовав к нему доверие.
- Какая наивность, Салли! - заметил Алекс. - Взгляни на первую
страницу любой газеты... Многие опасные убийцы-маньяки выглядят вполне
респектабельно.
Салли усмехнулась:
- Что ж, на все воля Божья. Никто не живет вечно.
- Тебе опасно путешествовать одной. Надо найти спутника.
- Ты предлагаешь свои услуги?
- Я бы с радостью, но мне нужно работать. А для этого необходимы
тишина и покой.
- Это я обеспечила бы тебе в избытке. - Салли посмотрела на него
круглыми голубыми глазами. - Возьми текилу и иди ко мне. Зачем нам
переговариваться через всю комнату?
Текила уже делала свое дело" начинал действовать и пейот. Алекс шел к
Салли, и ему казалось, будто ковер колышется у него под ногами.
- А как же концерт на площади? Не хочешь подышать свежим воздухом?
- Думаю, лучше остаться здесь. Когда я под кайфом, толпа действует
мне на нервы.
- С удовольствием составлю тебе компанию. На сегодняшний день с нас
хватит местной экзотики. - Ощутив действие пейота, Алекс лег рядом с
Салли, желая как можно скорее оказаться внутри ее. Он воздерживался уже
больше месяца и сейчас хотел эту загорелую белокурую девушку больше
всего на свете. Уж не влюблен ли он?
- Повернись, - прошептал он.
Салли повернулась к нему спиной и поставила рюмку на столик возле
кровати.
Алекс расстегнул молнию на ее платье, и девушка стянула его
грациозно, как змея, меняющая кожу.
- О, пейот действует волшебно! Я вижу молекулы воздуха.
- А я внимательно изучаю молекулы твоей кожи.
Удивительно, словно крошечные свечи гаснут одна за другой!
- Можно я посмотрю, нет ли их и у тебя?
Пока она расстегивала его сорочку, он как завороженный любовался ее
телом. У Салли были полные груди и розовые соски, окруженные более
темной кожей. Они казались ему то замками, построенными из песка, то
шляпами китайских кули, а то вдруг караваями итальянского деревенского
хлеба. Когда Алекс взял губами сосок, Салли расстегнула ремень на
брюках.
Наркотик совершенно преобразил женские прелести. Алекс коснулся соска
языком и испытал совсем новое ощущение. Он даже не заметил, как девушка
стянула с него джинсы.
Когда Салли начала постанывать, он взглянул на нее, улыбнулся,
медленно провел руками по ее груди, бокам, животу и поразился нежности
ее тела.
- Ты прекрасна! - выдохнул он. - В самом деле прекрасна!
- Ты тоже! - Салли толкнула Алекса на подушки и посмотрела на его
пенис.
- Ох! - изумилась она. - Он похож на огромный гриб. Я чувствую себя
Алисой в Стране чудес и вижу на нем надпись: "Съешь меня".
- Следуй указанию.
Она провела губами вокруг головки и взяла пенис в рот.
- Как резина. - Салли подняла голову. - Твердая резина. - Она снова
наклонила голову. - Или кальмар... - Девушка коснулась языком мошонки, -
О-о-о... а здесь яички.., очищенные крутые яички в атласном мешочке...
Они исследовали друг друга глазами, губами, пальцами - прикасаясь,
облизывая, ощупывая, проникая.
Когда, наконец, Алекс вошел в нее, это было как полное слияние -
такое, словно они оказались вдвоем в одном теле.
Молодые люди часами занимались любовью, разговаривали, потом
принимали душ и снова занимались любовью под его струями.
- Давай приготовим еще пейот, - предложила Салли. - По-моему,
действие его слабеет, а мне не хочется, чтобы это кончилось.
- Он действует сильнее, чем тебе кажется.
- Прошу тебя, пожалуйста! - умоляла Салли. - Давай продлим состояние
эйфории! У меня есть опиум. Он подействует быстро, мы снова займемся
любовью, а потом заснем в объятиях друг друга. Ну же, прошу тебя!
Вопреки здравому смыслу Алекс позволил ей набить трубку опиумом, и
они по очереди сделали несколько затяжек. Новый наркотик усилил действие
предыдущего. Они с Салли снова занимались любовью, но сколько раз и
долго ли, Алекс не знал, потому что потерял счет времени. Только на
рассвете оба крепко заснули.
***
Когда Алекс проснулся, за окнами было темно. На столике возле постели
горела лампа. Голову разрывала тупая боль. Салли еще спала. Он медленно
поднялся, стараясь не двигать головой, пошел в ванную, почистил зубы и
минут двадцать стоял под теплым душем.
Алексу стало лучше. Почувствовав голод, он посмотрел на часы в
спальне. Половина девятого вечера! Последний раз он ел тридцать два часа
назад. Одеваясь, Алекс надеялся, что Салли проснется и пойдет с ним
ужинать.
Салли лежала на животе, положив голову на руку.
Ему было жаль будить девушку, но он умирал с голоду и не хотел
оставлять ее одну.
- Салли, - тихо сказал он. - Пора вставать! - Алекс коснулся ее плеча
и вздрогнул от ужаса.
Тело девушки было холодным.
- Салли! - крикнул он. - Проснись! - Она не шевельнулась.
Алекс перевернул ее. Казалось, она спала, но загорелая кожа
побледнела. Он долго всматривался в девушку, надеясь, что она все-таки
дышит.
- Салли! - Алекс хлопнул ее по щекам, потом приложился ртом к ее
губам и попытался вдохнуть воздух в легкие. Тщетно! В течение десяти
минут он перепробовал на ней все приемы оказания первой медицинской
помощи, какие только удалось припомнить. Но Салли Эвери была мертва.
Алекса била дрожь. Голова раскалывалась. Решив позвонить в полицию,
он направился к телефону, но вдруг почувствовал тошноту и едва успел
добежать до ванной, как его вырвало.
Надо вызвать полицию, но что им сказать? Как все объяснить? Это было
бы трудно, даже американским полицейским, а давать показания
мексиканской полиции с его жалким испанским просто невозможно. Факты -
упрямая вещь, а они ужасны: употребление наркотиков.., и труп девушки.
Так и не заставив себя поднять телефонную трубку, Алекс надел на
Салли ночную рубашку, чтобы ее не обнаружили нагой, и прикрыл грудь
простыней.
Собрав остатки пейота и опиума, он спустил все в канализацию, обыскал
вещи Салли и нашел марихуану, которая тоже отправилась в унитаз. Алекс
проверил содержимое сумочки Салли, где оказался пузырек с таблетками, но
совсем не от малярии. Это был фенобарбитал.
Он сунул пузырек обратно. В сумочке были также косметические
салфетки, солнцезащитные очки, дорожные чеки, косметичка и паспорт.
Алекс раскрыл его. Сара Кинкейд Эвери. Родилась 15 сентября 1954 года.
Взглянув на фотографию, он дрожащей рукой положил паспорт на место и тут
заметил амулет, подаренный им Салли. Сам не зная зачем, Алекс взял его и
сунул себе в карман. Да уж, здорово помог ей этот амулет - ничего не
скажешь!
Он долго смотрел на Салли. Она была так красива и казалась спящей.
Почему эта девушка умерла - случайно или нет? Возможно, поняв, что
попала в беду, Салли попыталась привлечь его внимание? Обезумевший от
горя Алекс был объят таким ужасом, какого не испытывал никогда в жизни.
Кто-то постучал в дверь, потом в замочной скважине повернулся ключ.
- Криада.., горничная, - услышал он.
- Только не это! - пробормотал Алекс, увидев, как дверь приоткрылась.
- Окупадо.., занято.., уходите... - крикнул он.
Горничная вышла:
- Пердонеме, сеньор.
Черт возьми! Не успела ли она разглядеть его? Не заметила ли страха в
его глазах? Может, приняла Алекса за одного из непонятных гринго?
Необходимо обдумать ситуацию.., и по возможности здраво. Нельзя
оставлять здесь никаких следов. Горничная обязательно скажет
полицейским, что Салли была не одна.., что видела с ней какого-то
светловолосого гринго с бородой.
Отпечатки пальцев! Взяв полотенце, он прошелся по комнате, вытер
паспорт, стакан, бутылку текилы, душ, рукоятку сливного бачка, дверную
ручку. Потом вдруг заметил ее фотокамеру. Боже! Эти снимки в
Монтальбане! Он перемотал пленку, извлек катушку, сунул ее в карман и
тщательно вытер камеру полотенцем.
Подойдя к кровати, Алекс сел возле Салли. По его щекам катились
слезы. Они только вчера говорили о совместном путешествии! Они могли
полюбить друг друга! А теперь девушка мертва. Алекс отказывался верить в
это.
Убедившись, что никто его не видит, он вышел из номера Салли,
спустился по лестнице и покинул гостиницу. Вернувшись к себе, Алекс
быстро упаковал свои вещи и позвонил в аэропорт. В одиннадцать тридцать
вылетал самолет на Мехико. Оттуда он сразу отправится в Нью-Йорк.
Алекс взял такси до аэропорта, зашел перед посадкой в туалет, сбрил
бороду и укоротил волосы ножницами из армейского складного набора.
Стоя в очереди на посадку, он нервничал, опасаясь, что вид его
вызывает подозрения: высокий, светловолосый, верхняя часть лица загорела
сильнее, чем нижняя.
Немудрено, что пассажиры и люди в униформе с подозрением его
рассматривают.
В аэропорту Мехико через зал ожидания строем прошел отряд федеральной
полиции, и Алекс замер от страха. Однако полицейские не обратили на
гринго никакого внимания. Услышав, что объявили посадку на его рейс, он
с облегчением вздохнул и направился к выходу на летное поле.
Вдруг его окликнули:
- Сеньор.., подождите минутку!
Побледневший Алекс оглянулся. Офицер безопасности поманил его к себе.
- В чем дело?
- Машинка.., вы забыли пишущую машинку. - Офицер указал глазами туда,
где только что стоял Алекс.
Пишущая машинка! Обливаясь потом, он вернулся и забрал ее.
- Грасъас, - сказал Алекс. - Большое спасибо!
Глава 26
Его рабочий кабинет не походил на офис. Вместо письменного стола
здесь стоял овальный дубовый стол, возле него - удобное мягкое кресло с
высокой спинкой, а рядом с другим, обитым ситцем, - торшер с изящным
абажуром. На одной из стен висел яркий ковер, на другой - картина в
стиле американского примитивизма, изображающая жанровую сцену из
сельской жизни Новой Англии.
Прозвучал зуммер внутренней связи:
- Мистер Сейдж, не забудьте, что у вас в двенадцать тридцать встреча.
Алекс нажал кнопку переговорного устройства:
- Спасибо, Джейн. Уже выхожу. - Он посмотрел в окно. Снегопад
продолжался. Надев теплое пальто, Алекс отправился на ленч в устричный
бар.
Он вернулся в Нью-Йорк почти три месяца назад и два из них писал
тексты для рекламного агентства "Латтимор-Давер". Тим Коркоран, его
университетский приятель, работал там в бухгалтерском отделе. Алекс
случайно встретил его в магазине через несколько дней после возвращения
из Мексики; они вошли в бар пропустить по рюмочке, и Тим уговорил его
пройти собеседование в "Латтимор-Давер". Дама, ответственная за набор
кадров, была рада заполучить Александра Сейджа, выпускника Йельского
университета и к тому же драматурга. "Я видела ваше "Путешествие на
воздушном шаре", - сказала она. - Остроумная пьеса. Вы сейчас над
чем-нибудь работаете?" "У меня есть кое-какие замыслы, - ответил он, -
но отныне я намерен ввести писательскую деятельность в русло нормальной
жизни".
Именно этого больше всего и хотелось Алексу. Нормальной жизни,
спокойного, без потрясений, существования. Он отчаянно старался забыть
Салли Эвери, но не мог. Мучительные воспоминания о ней преследовали его,
и, чтобы избавиться от них, Алекс решил заполнить каждую минуту
разнообразными обязанностями, не оставляющими свободного времени.
Ему ничуть не нравилось писать тексты для коммерческой рекламы,
однако он проявил такие способности к этому, что Милт Марш, главный
режиссер рекламного агентства, без устали расхваливал его. Алекс
приходил на работу рано и каждый вечер засиживался допоздна.
Это лишало его досуга, зато банковский счет Алекса пополнялся за счет
сверхурочных. Он, начинающий, зарабатывал невероятную сумму - пятьдесят
тысяч долларов! Между тем Милт уже намекал на "существенную" прибавку
ближе к лету. Сейчас был конец января.
Алекс больше не думал о будущем. Все его прежние планы рухнули,
энтузиазм исчез. Работая над пьесами, он обычно вставал около
одиннадцати утра, обедал с кем-нибудь из друзей, писал до шести, потом
где-нибудь развлекался, домой приходил около часу ночи и (если
возвращался один) писал до рассвета. У него был свой распорядок дня.
Никто не указывал ему, что и когда нужно делать. Теперь Алексу хотелось,
чтобы его загрузили работой, лишив возможности думать и вспоминать.
Салли являлась ему в ночных кошмарах. Алекс, конечно, понимал, что не
виноват в ее смерти. Однако мысль, что он мог предотвратить несчастье,
преследовала его. Алекс казнил себя и за то, что струсил и убежал
оттуда. Может, ему удалось бы убедить полицейских в своей невиновности?
Но ведь всем известно, что в тюрьмах полным-полно невиновных людей.
Особенно в тюрьмах других государств.
Прилетев в Нью-Йорк, он отдал проявить пленку, отснятую Салли.
Собравшись с духом, просмотрел негативы и заказал фотографию с того, где
сам запечатлел Салли в Монтальбане. Теперь фотография в рамке стояла на
полке в его гостиной, а возле нее лежали амулеты, купленные в тот
роковой ноябрьский день. Для Алекса это был своего рода алтарь - место
поклонения и покаяния. Когда-нибудь он напишет о Салли пьесу - во имя
искупления грехов. А пока его пишущая машинка стояла в стенном шкафу и
покрывалась пылью. Если кто-нибудь, заходя к нему, замечал фотографию
Салли и спрашивал о ней, Алекс отвечал, что она была его другом. Однако
его тон пресекал праздное любопытство.
***
В устричном баре было многолюдно и, как всегда, более шумно, чем в
других нью-йоркских ресторанах.
Джон Кинсолвинг, поджидая Алекса, потягивал коктейль.
- Ну говори, что привело тебя сюда в середине рабочего дня?
- Ничего, - ответил Джон. - Раз в несколько недель я доставляю себе
удовольствие и сбегаю с Уоллстрит.
Алекс рассмеялся:
- Неплохое название для пьесы... "Побег с Уоллстрит". Так и вижу его
напечатанным на обложке.
- А автор, конечно, Александр Сейдж?
- Нет, Александр Сейдж нынче делает деньги. Для драматургии не
остается времени. Как поживает Розмари?
- Хорошо, но разочарована тем, что тебя не видно с тех пор, как ты
вернулся из Мексики.
- Так уж вышло. Новая работа заставила меня изменить уклад жизни, но
скоро я выйду из спячки.
Алекс заказал пиво и устрицы, а Джон - рыбу-желтоглазку из озера
Виннипег.
- В воскресенье Розмари устраивает традиционный поздний завтрак.
Соберутся люди богемные, но тебе будут рады. Я тоже приглашен.
- А Розмари не собирается познакомить меня с одной из своих богемных
подружек?
- Я отвечу на этот вопрос, если только ты припрешь меня к стенке.
Кстати, у тебя сейчас кто-то есть?
- Нет.
- Ну тогда...
- Нет, Джон, я, пожалуй, воздержусь. Может, лучше поужинаем
как-нибудь втроем - ты, я и Розмари?
- Да, ты стал совсем другим человеком, - заметил Джон. - Что же
все-таки произошло с тобой в Мексике?
- Ничего. - Алекс через силу улыбнулся. - Извини, Джон. Это все из-за
работы. Необходимость вкалывать ради хлеба насущного меняет людей.
- Понимаю, - усмехнулся Джон. - Я сам так и не привык к этому. Но
послушай меня, старина, не отказывайся от секса из-за работы. Без этого
жизнь совсем тосклива, поверь мне.
- Надеюсь, тебе не пришлось подвергаться такому испытанию.
- Нет, ведь стоит мне надеть джинсы и достать альбом для эскизов, как
Розмари бросается мне на шею.
Но вообще-то хотелось бы знать, когда и ты вернешься к нормальной
жизни? Этот монашеский аскетизм совсем тебе не к лицу.
- Не беспокойся, это со временем пройдет.
***
Переполненный стадион "Мэдисон-Сквер-Гарден" буквально кипел от
возбуждения, как и всегда во время встречи баскетбольных команд
нью-йоркских "Никерсов" с бостонскими "Кельтами". До начала оставалось
всего пять минут, а толпа все прибывала, беря на абордаж турникеты.
Тим Коркоран протянул Алексу билет:
- Возьми на случай, если нас разъединят. Места потрясающие, в двух
рядах позади от "Никерсов". Зарезервировала компания "Корник
интернэшнл". Видишь, как полезно вести у них бухгалтерский учет!
Едва Тим и Алекс купили пиво с поп-корном, игра началась.
- Ого, вот это места так места! - Всего в нескольких футах от них
замелькали фигуры игроков, которых Алекс видел прежде либо издалека,
либо на телеэкране.
В перерыве между таймами Тим пошел за пивом, а вернувшись, сказал
Алексу:
- Посмотри-ка, кто там сидит.
Алекс обернулся и заметил неподалеку Тори Гембл, продюсера агентства
"Латтимор-Давер". Он был едва знаком с ней. В агентстве Тори считали
гордячкой, поскольку она не сближалась ни с кем из сослуживцев. хотя
мужчины не раз проявляли настойчивость. На щеках темноволосой
голубоглазой на редкость красивой Тори всегда играл такой легкий
румянец, словно она только что вернулась с верховой прогулки.
- Я пару раз встречался с ней, но отношения так и не завязались, -
сказал Тим. - А я-то размечтался о богатой наследнице!
- Она действительно богата?
- Богата?! Ты шутишь? Да Тори могла бы купить места посередине
баскетбольной площадки! Она дочь самого Джо Гембла, известного игрока в
поло и мультимиллионера. Ты, случайно, не играешь в поло, Алеке?
Это значительно увеличило бы твои шансы.
- Вообще-то немного играю. Мой отец увлекался поло, находясь на
дипломатической службе за границей. Но я никогда не был хорошим игроком.
Тим широко улыбнулся:
- Ладно тебе, поло есть поло. Действуй, старина!
- Ничего у меня не получится. Я как-то заговаривал с ней - никакого
толку. Ни малейшего интереса ко мне.
Высокий интересный мужчина сел рядом с Тори, протянул ей коробку с
поп-корном и что-то сказал, она рассмеялась и поцеловала его в щеку.
- Кажется, все наши планы напрасны. Видимо, она без ума от этого
парня, - заметил Тим.
Началась вторая половина встречи. "Никерсы" отставали уже на
пятнадцать очков. Алекс перестал следить за игрой и, сам не зная зачем,
украдкой взглянул на Тори Гембл. Что-то в ней заинтриговало его. Может,
то, что впервые увидел ее вне работы. Или то, что она была страстной
болельщицей. Алекс никогда не подумал бы, что Тори - фанатка
баскетбольной команды.
Вообще женщины такого типа не особенно нравились Алексу. С девушками
вроде Тори он встречался в студенческие годы. Богатые, хорошо
воспитанные, не обремененные проблемами, они учились либо в Смите, либо
в Брайарклифе. Такие никогда не выкинут ничего экстравагантного. Алексу
в его нынешнем состоянии это не импонировало.
Так или иначе, первой женщиной, привлекшей его внимание после смерти
Салли Эвери, стала Тори Гембл.
Он снова оглянулся, и их взгляды встретились.
- Вперед, Перл! - орал Тим.
Бостон по-прежнему лидировал, но разрыв сократился до восьми очков.
Болельщики неистовствовали. На последних минутах "Никерсы" продолжали
сокращать разрыв с "Кельтами". Алекс и Тим вскочили и начали орать,
подбадривая игроков. Бросив быстрый взгляд через плечо, Алекс увидел,
что Тори ведет себя так же. До конца оставалось шесть секунд, Бостон
опережал соперников всего на одно очко, "Никерсы" завладели мячом и
мчались к корзине. Сирена, оповещающая об окончании встречи, пр