ы,
мокрые после душа, блестели. В голубых глазах  мерцали  золотые  искры.  Его
взгляд быстро обвел все ее тело. В узких джинсах и облегающей розовой блузке
она выглядела изумительно сексуальной. Даллас  неуверенно  подняла  на  него
глаза, обрамленные длинными ресницами. Под его  голодным  взглядом  ее  кожа
порозовела.
   Боже! Она снова боялась его! Опять все сначала! Никогда прежде страсть не
билась  в  каждой  клеточке  его  тела,  как  сейчас.  Кристоферу   пришлось
приближаться к ней медленно и спокойно. А чувства его были более неистовыми,
чем гремевшая музыка, неуправляемыми. Он подошел и выключил радио.
   - Нет, оставь, - прошептала она.
   Он снова включил радио, и тропический ритм  музыки  стал  пульсировать  в
такт его крови. Он подошел к ней  и  горячими  губами  отодвинул  с  ее  лба
волосы. Его пальцы сбегали от ее плеч вниз, по голым рукам. Она затрепетала,
но не поцеловала его в ответ. Выражение безграничной печали промелькнуло  на
ее красивом лице.
   Опять что-то не так.
   Кристофер не хотел останавливаться, но остаток силы воли  возобладал  над
желанием. Нетвердой рукой он отвел ее  подбородок  назад  и  заглянул  в  ее
глаза. Он так неистово хотел ее, что почувствовал: он вот-вот расколется  на
тысячу кусочков. Он жаждал раздеть ее и притянуть, голую, к себе.
   - В чем дело?
   Безнадежность, которую он ненавидел, вернулась в ее глаза.  На  мгновение
она застыла. Затем попыталась убежать.
   - Нет, не сегодня, милая, - возразил он раздраженно. Стремительно кинулся
вперед и закрыл перед ней люк. Потом положил загорелые мускулистые  руки  по
обе стороны от нее и прижал ее к стене.
   - Дайте мне уйти. Вы не понимаете...  Он  подмял  ее  под  свою  грудь  и
заключил в объятия.
   - Поцелуй меня, - прошептал он. Его тело горело.
   - Нет. - Она начала  бороться,  пиная  его  ногами  и  пытаясь  дать  ему
пощечину.
   Он заломил за спину ее взлетающие запястья.
   - Тебе придется поверить мне, - сказал он.  -  Я  не  могу  больше  этого
выдержать. Я валяюсь без сна ночи напролет, желая тебя и тоскуя по тебе.
   - Ты бы не стал, если бы знал...
   - Все равно стал бы...
   Она закрыла глаза. Ее ресницы увлажнились от слез.
   - Ты не понимаешь!
   - Дай мне возможность попытаться. Она вновь принялась бороться, изгибаясь
и крутясь под ним, но он держал ее крепко. Он почувствовал ее панику. Сердце
Даллас бешено стучало. Когда она закричала, он отпустил ее.
   - Милая, ты действительно  собираешься  всегда  бежать  от  каждого,  кто
попытается сойтись с тобой?
   - Да! - Ее руки были подобны когтям. Ногтем она оцарапала ему щеку. Яркий
ручеек крови проступил на его темной коже. Она отпрянула, задыхаясь от ужаса
и нежно касаясь его.
   - Не надо! - Он поморщился. - Мне чертовски больно.
   - О, дорогой, - произнесла она сокрушенно. - Я не хотела...
   - Это всего лишь царапина, - жестко отрезал он.  -  Ничего  страшного.  -
Пауза. - Ты должна сказать мне, что с тобой происходит.
   Она изнемогала, глядя на него пустыми, потерянными глазами.
   - Извини...
   - Я уже сказал, забудь об этом. Только объясни мне...
   Она прошла в ванную, принесла оттуда смоченный водой тампон и приложила к
его щеке:
   - Не могу поверить, чтобы я... Он коснулся ее волос:
   - Ладно, все в порядке.
   - Может, ты и прав. Я потеряю тебя, если скажу. И потеряю, если не скажу.
   Сдерживаемая боль, послышавшаяся в ее голосе, наполнила его страхом.
   Она отвернулась, словно ей было стыдно даже смотреть на него.
   - Я не говорила этого моему мужу, пока мы не поженились. Когда я  наконец
сказала ему, он ушел от меня.
   - Что такого уж страшного ты сделала?
   - Отдала своего ребенка!
   - Что?
   Ее лицо стало белым как снег.
   - Ребенок, которого я потеряла, был не от мужа. Она родилась,  когда  мне
исполнилось семнадцать. Понимаешь, мои родители умерли,  и  я  была  страшно
одинока.  Потом  появился  этот  парень,  и  я  вдруг  снова  ожила.  Я  так
запуталась! И имела слабое представление о парнях и о любви. Однажды я пошла
с ним. Это было ужасно, и я  поняла,  что  той  ночью  допустила  чудовищную
ошибку. Но я  забеременела.  Кэрри  заботилась  обо  мне,  пока  не  родился
ребенок. Роберт убедил меня отдать мою дочку, я так  и  сделала.  Но  позор,
трагедия невозможности иметь другого ребенка...  Понимаешь,  я  думала,  что
забуду все и заживу по-прежнему.  Но  не  смогла.  Хочешь  узнать,  какая  я
сумасшедшая? Вообрази: я праздную каждый ее день рождения.
   - Когда она родилась?
   - Десятого сентября.
   - Милая... - Его низкий голос был бесконечно нежен.
   - Я часто вижу ее во сне, только  она  всегда  остается  маленькой:  я  в
больнице и сестра уносит ее от меня.
   На ресницах Даллас заблестела одинокая слеза. Она упала и скатилась  вниз
по  щеке.  Кристофер  поймал  ее  пальцем  -  и  там  она  сверкала,  словно
драгоценность.
   - В нынешнем сентябре ей будет тринадцать.
   Иногда я просыпаюсь и пытаюсь представить, как она выглядит, все ли у нее
в порядке, любят ли приемные родители ее так же, как любила бы  я.  Чане,  я
чувствую себя так, словно пропала часть меня самой.
   Он слишком хорошо понимал это.
   - Почему ты не пытаешься ее найти?
   - Надеюсь, что однажды она найдет меня, но я не могу искать ее.
   - Почему?
   - Потому, что я сделала выбор. А у нее есть право сделать свой.  Не  хочу
ломать ей жизнь, не хочу навредить ей. У нее теперь другая семья.
   - Почему бы тебе не написать в Агентство по усыновлению?
   - Я писала, но мне так ничего и не удалось узнать.
   - Не  сдавайся.  Для  приемных  родителей  вполне  естественно  опасаться
биологических родителей. - Его мрачный голос снизился до шепота:
   - Может быть, когда-нибудь...
   - Теперь ты понимаешь, почему я сделала все возможное, чтобы позаботиться
о детях своей сестры. Когда я  потеряла  родителей,  я  наделала  чудовищных
ошибок. Не могла допустить, чтобы такое случилось и с детьми сестры.
   Кристофер долго держал Даллас в объятиях. Он знал, что такое  -  потерять
ребенка  фактически  или  юридически,  но  испытывал  смешанные  чувства  по
отношению к женщинам, отдающим своих  детей.  Маргарита  отдала  Стефи.  Его
собственная мать почти отказалась от него ради карьеры, мужей и любовников.
   Но чем дольше он обнимал Даллас, тем яснее сознавал, что  Даллас  сделала
не то же самое. Она сама была  ребенком,  совсем  не  готовым  заботиться  о
новорожденном, а отец тоже был мальчишкой. Она  поступила  так  в  интересах
ребенка.
   - Итак, этот  парень  сбежал,  оставив  тебя  беременной,  -  резюмировал
Кристофер.
   - Нет. Я оставила его. Он бы женился на мне, но для меня на первом  месте
был ребенок. Ее жизнь для меня была всем. Он не  любил  меня,  а  я  слишком
запуталась, чтобы любить кого-нибудь. Нам пришлось бы жить с его родителями.
Я стала бы обеспечена на какое-то время и сохранила бы ребенка, но у нас  не
получилось бы настоящего брака. Мы оба были слишком  незрелы  для  этого.  Я
хотела, чтобы мой ребенок стал частью настоящей семьи. И он в  конце  концов
согласился.
   Кристофер подумал обо всех ошибках, которые допустил в собственной жизни,
- о своем бунтарстве, о Маргарите,  Салли  и  саморазрушительных  безумствах
после ее гибели. Как мог он судить Даллас?
   Он начал нежно целовать ее.
   - Рад, что ты сказала мне. Я поступил еще хуже, - признался он мрачно.
   - Может, когда-нибудь ты откроешь мне свою тайну.
   - Не сегодня, - прошептал он, обвивая ее руками и опрокидывая на койку.
   - Тогда у нас не будет секретов друг от друга, - сказала она.
   Больше не будет лжи.
   Он хотел быть честным с ней, но не  знал,  смогут  ли  они  пережить  его
признание. Он прижался к  ней.  Его  руки  крепко  обнимали  ее.  Он  жаждал
обладать ею - чего  бы  это  ему  ни  стоило.  Он  целовал  ее,  все  больше
втягиваясь в водоворот дикой страсти.
   Не дыша, как и он, она дотянулась до его глаз  и  сняла  с  него  очки  в
проволочной оправе. Он ощутил себя голым и незащищенным,  пока  она  изучала
его лицо. Попытался смотреть  в  сторону,  но  она  удержала  его  и  обвела
пальцами его чеканные черты, любуясь их мужественной красотой.
   - Ты так прекрасен - прямо как кинозвезда. Он отшатнулся.  Она  отдернула
руку и нежно поцеловала его в кончик носа:
   - Нет, я не хочу, чтобы ты был кинозвездой. Хочу, чтобы ты был обычным  -
как я. Фермером, который не умеет управлять парусником.
   - Милая...
   Ее рот жадно прижался к его рту, и его снова закружило в вихре чувств. Ее
язык касался его языка, и любое неосмотрительное признание растворилось бы в
пламенном вихре его страсти.
   Он хотел ее. Немедленно. Ему пришлось исследовать  тайну  ее  шелковистой
кожи, длинных ног, золотых волос. Его рот передвигался от ее  губ  вниз,  по
изящной линии ее подбородка, теплой шее - к впадине между грудями и  дальше,
к пупку. Чувственная, как кошка, она выгнулась, приглашая его губы.
   Он сбросил с  себя  полотенце  и  расставил  ноги.  Она  открыла  рот  от
изумления и побежала пальцами по  его  плечам,  груди  и  ниже  -  к  талии,
задерживаясь на мускулах и пробираясь сквозь заросли волос, покрывающих  его
грудь. Ее прикосновения были как необходимость. Это сводило его с ума, и  он
бы разорвал ее розовую блузку, если бы она не содрала ее с себя сама  вместе
с джинсами.
   При виде ее тела, такого бледного  и  такого  сладко-чувственного,  дикий
голод, снедавший его, стал еще острее. Он потянул ее  под  себя  с  тигриной
свирепостью и умыл своим языком. Затем задвигался, погружая  глубоко  в  нее
свое бархатное тепло, и сделал ее своей.
   Она была потрясающей. И удивительной. Чувства и эмоции выше  всего  того,
что он знал раньше, поглотили его. Она захватила его целиком.  В  финале,  в
огненном взрыве экстаза, он понял, что хотел ее всегда.
   Потом он открыл люк - так, чтобы морской бриз  освежил  их  разгоряченные
тела. Они лежали рядом в истоме под звездами, смакуя насыщение друг  другом.
Ему нравилось, что ее нога доверчиво лежит на его ноге;  нравилось,  как  ее
голова покоится на его  широкой  груди.  Он  чувствовал  такую  сладость  от
близости с ней, какой не ведал раньше. Они  отдыхали,  испытывая  блаженство
оттого, что они рядом, пока не рассвело. Затем она встала и  поцеловала  его
бесконечно долгим поцелуем.
   Когда она пошла по росистой траве назад к дому, небо уже полыхало.
   Никогда прежде он не чувствовал такого одиночества. Что произошло с  ним?
Как будто без нее он лишился части самого себя и не мог вы-, нести разлуки с
ней даже на несколько часов.
   Хватит лжи.
   Ему придется рассказать ей все.
   Его глаза чесались и покраснели от долгого ношения  контактных  линз.  Он
снял их и снова лег.
   Как же ей объяснить?

Глава 10

   Даллас разбудили золотые лучи солнца, залившие спальню.  Она  нежилась  в
этом великолепном теплом  половодье  и  сияла  улыбкой,  вспоминая  чудесные
райские сны, в которых была вместе с Чансом. В одном из  этих  снов  на  нем
была ослепительно белая, отливающая серебром пряжка и  он  скакал  на  белом
коне, подобно рыцарю Стефи. Как развеселился бы он, если бы она  призналась,
что во сне он стал ее Белым рыцарем!
   Она шевельнулась. Даже мысли о нем воспламенили ее кожу. Даллас отбросила
простыни и подставила себя солнечному свету. Раскладушки  были  пусты:  дети
встали несколько часов назад. Слава Богу. Она бы не смогла  поднять  на  них
глаза.
   Никогда прежде она  не  испытывала  такого  покоя.  Ее  кожа  пропиталась
теплым, приятным  запахом  Чанса.  Потягиваясь,  она  вспоминала  изысканную
страсть предыдущей ночи и сладость часов, проведенных в его  объятиях  после
всего.
   Казалось, она жаждала любви с тех пор, как  умерли  родители.  И  наконец
обрела ее.
   Чане не открылся ей, не произнес ни слова о любви, но  она  и  так  знала
это. Чане не отверг ее за то, что она отдала свою дочь. Даллас смеялась  над
своими прошлыми сомнениями. Хотя все происшедшее с ней  ночью  было  слишком
хорошо, чтобы быть правдой.
   Она встала и приняла душ. Томно и медленно она одевалась и готовила  себя
к встрече с детьми. На затуманенном паром зеркале она написала слова "мистер
Чане Маккол", а затем быстро стерла, подумав о том,  как  она  еще  глупа  и
молода.
   В то утро она надела  шорты,  обнажившие  ее  ноги,  и  голубую  рубашку,
облегавшую грудь. В довершение туалета Даллас вплела в волосы голубую ленту,
гармонирующую с цветом блузки и подчеркивающую цвет ее искрящихся глаз.
   Обнаружив Патрика, смотрящего внизу "Тигра-4", она мечтательно опустилась
на кушетку рядом с ним. Она не  разрешала  ему  смотреть  этот  низкопробный
фильм, но была слишком счастлива, чтобы сделать мальчику замечание. Даже вид
Кристофера Стоуна в гриме Тигра не раздражал ее, как всегда.  Даллас  смутно
подивилась тому, что Стоун перестал ей докучать. Она бессознательно смотрела
на него. Прядь коротких золотых волос касалась  лба,  будто  колышущийся  от
ветра шелк, и он тоже  встряхивал  головой,  как  иногда  Чане.  Как  иногда
Чане...
   Она подалась  вперед,  на  самый  край  кресла.  Какое  сходство!  Даллас
прищурилась. Маска Тигра скрывала его черты - кроме рта, в  точности  такого
же... В точности!
   Каждый мускул ее тела напрягся. Даллас вспомнила, как отшатнулся  от  нее
Чане, когда она сняла с него очки и сказала, что он выглядит как кинозвезда.
Рот, улыбка, челюсть - все то же самое.
   Но ведь у Тигра глаза голубые. Контактные линзы! Очки! Неудивительно, что
Чане все время снимает очки: без них он видит лучше.
   Волосы у Тигра светлые и подстриженные - Чане отрастил и покрасил их.
   Она разволновалась. Ее сердце, смягчившееся было от  любви,  ожесточилось
от ненависти. Но в тот же  миг  ненависть  смыл  поток  печали.  Мужчина,  к
которому она пришла, чтобы подарить ему свою любовь, просто использовал ее.
   На экране Тигр говорил что-то резким голосом, и  ее  сердце  затрепетало,
слыша сходство голосов Стоуна и Чанса. Она с самого начала заметила:  что-то
не так с его акцентом. Но он сказал, что родился не в Техасе.
   Дура! Она с криком вскочила с кушетки. Патрик взглянул на  тетю,  которая
неожиданно сорвалась с места.
   - Эй, не беспокойся! Тигр всегда выигрывает. Это моя любимая часть!
   Даллас стояла у двери, словно  ее  парализовало,  до  тех  пор,  пока  не
закончился фильм и не появились крупные буквы через  весь  экран:  Кристофер
Стоун.
   Потом она пошла на кухню и сварила кофе. Если она и была дурой, то он был
чудовищем. Он допустил гибель собственного ребенка, а теперь хочет Стефи.
   Боже!
   В кухню вошел Патрик и достал из холодильника колу.
   - Поставь ее назад. Можешь взять апельсинового сока или молока, - сказала
она ровным голосом.
   Его губы скривились. Но, взглянув на тетю, мальчишка взял себя в руки.  И
плеснул в стакан апельсинового сока:
   - Разве Тигр - не лучше всех?
   - Лучше, - прошептала она. - Самый лучший лжец и негодяй из  всех  живших
когда-либо на свете.
   Даллас обняла Патрика:
   - Почему бы тебе не покататься на скейте или не заняться чем-нибудь  еще?
Я.., не очень хорошо себя чувствую.
   Он кивнул и не увернулся от ласки. Даллас  это  глубоко  тронуло:  прежде
подросток не позволял кому-нибудь обнимать себя, пока не появился Чане. Чане
вытащил Патрика из скорлупы.
   Когда племянник ушел, Даллас закрыла лицо руками. Что случилось с ними со
всеми?
   Благодаря Чансу Патрик научился общаться с людьми и перестал врать. Стефи
стала меньше бояться, а близнецы - меньше перечить Даллас. Не догадываясь  о
том, кто он, Даллас позволила ему втереться в их жизни.  Еще  сегодня  утром
она проснулась, полная любви и нежности. А теперь чувствовала  себя  страшно
опустошенной. Кристофер использовал ее. Он жестоко обманул  их  всех,  чтобы
получить Стефи.
   Прозрение Даллас было мучительным. Она не могла поверить в то, что  может
заинтересовать кинозвезду. Однажды  она  уже  допустила  ужаснейшую  ошибку,
вступив в связь с мужчиной. Но теперь за ее слабость будут расплачиваться не
только она сама, но и четверо детей. Даллас  не  могла  поверить  тому,  что
Кристофер искренне любит их всех.
   Она подошла к окну и подняла штору. Кристофер слонялся по своей яхте.  На
какую-то долю секунды ее охватил трепет при воспоминании об их  ночи  любви.
Как, должно быть, он смеялся над ней! Она думала о том, как осталась у  него
на всю ночь. Ее потрясло то, как она праздновала  свою  любовь,  и  то,  что
делали с ней его многоопытные руки и рот. А сейчас она  испытывала  унижение
от  каждого  поцелуя  и  каждого  своего  жаркого  стона.  Ему  не  пришлось
насиловать ее: она сама слишком страстно хотела  его.  Несомненно,  она  для
него не больше чем развлечение - до тех пор, пока не отдаст  ему  его  дочь.
Вероятно, отчасти он даже презирает  ее.  Стоун  имел  репутацию  бездушного
соблазнителя.  Неужели  он  намеревается   обвинить   ее   в   неспособности
воспитывать Стефи - из-за того,  что  она  переспала  с  ним?  Кофе  натощак
вызывал тошноту, и Даллас вылила его в раковину.
   Прошлой ночью она чуть не заплакала, увидев кровь на щеке  Чанса.  Даллас
взглянула на свои ногти, и ей безумно захотелось исцарапать Кристофера.
   Нет. Она сжала обе руки так, чтобы спрятать  ногти.  Штора,  которую  она
выпустила из рук, упала. Даллас принялась мыть посуду. Ее  руки  дрожали,  и
она разбила стакан. Даллас порезала палец о сверкающий осколок и  уставилась
на свою кровь, капающую на белый фарфор.
   Нет, она не пойдет к нему. Останется дома, чтобы  успокоиться.  Дождется,
пока он придет за ней. А затем станет такой же хитрой,  как  и  он.  Покажет
ему: не один он умеет обманывать.
   Даллас постаралась не оставаться одной в то утро. Услышав на крыльце шаги
Кристофера, она крепко схватила Стефи, спрятавшись за ней, как за щитом.
   Когда Даллас увидела через окно высокую фигуру Кристофера,  она  испытала
смесь различных эмоций. Он колебался, словно ему тоже стало нелегко смотреть
ей в глаза. Затем нетерпеливо открыл дверь.
   Его  лицо  потемнело  от  предательского  чувства  вины.   Он   попытался
улыбнуться, и Даллас почувствовала неловкость и  напряженность,  которые  он
старался скрыть.
   Она тоже нервничала. Ее щеки полыхали, а лоб вспотел. Она стиснула  руки,
чтобы он не заметил, как они дрожат.
   Он заметил.
   Не ощущая чудовищного напряжения  взрослых,  Стефи  ударила  по  странице
своей книги, скомандовав:
   - Читай.
   Глубокий озабоченный голос Кристофера наполнил кухню:
   - Что читают девочки - историю о Белом рыцаре?
   - Нет, Чане! - вскричала Стефи.  -  О  волке,  который  пришел  в  дом  к
козочкам, и они впустили его, а он съел их всех.
   Совсем как у них. Даллас вперилась  взором  в  иллюстрацию,  изображавшую
несчастных козочек.
   Кристофер молчал.
   - Дорогуша,  ты  уверена,  что  следует  читать  ребенку  такую  страшную
историю? - спросил он наконец.
   - Думаю, это хорошая подготовка к жизни. Его рот неодобрительно сжался.
   - Мне нравится, - зазвенел голосок Стефи.
   - Хорошо. - Он наклонился и захлопнул книжку. - Беги поиграй,  -  коротко
приказал он.
   Под изумленным взглядом Стефи его манеры и голос смягчились:
   - Я хочу поговорить  с  твоей  тетей.  Как  только  ребенок  оставил  их,
Кристофер, обнял Даллас.
   - А сейчас что не так? - Он воззрился на ее бледное  лицо  и  нахмурился,
словно был искренне озабочен. - Дорогая...
   Ласка была так желанна и так прекрасна! Мышцы ее живота дернулись. О, как
он  хорош!  И  хорошо  понимает  это!  Он  чудовище.  Но  ее  глупое  сердце
заколотилось. Почему она не могла устоять перед твердыней  его  мужественной
груди? Даллас чувствовала, что вот-вот разрыдается. Ее рот слишком  пересох,
чтобы говорить; ее глаза затуманили подступившие слезы. Даллас  отвернулась,
чтобы Кристофер не увидел ее слез. Но он увидел и быстро выдохнул:
   - Не плачь, Даллас. - Пауза. Его пальцы нежно глади