азали,  справедливо,  милорд,  -  еле  слышно  проговорила
Кэтрин. - Уйдем без церемоний, если вы того хотите.
   Ее покорность не была вознаграждена. Рэннальф грубо схватил ее за руку  и
стремительно  вытолкнул  в  ближайшую  дверь.  Снаружи  он  замедлил  шаг  и
посмотрел на Кэтрин с явным беспокойством.
   - Ваши служанки, должно быть, еще на празднике. Вам они необходимы? Найти
их будет для меня нелегкой задачей. Я этих созданий никогда не видел.
   - Нет, я справлюсь сама.
   "Само совершенство, - восхищенно подумал Рэннальф. - Надо же,  она  может
ездить верхом и раздевается сама". Все же, внутренне  смеясь,  он  был  рад,
потому что не забыл вспышку ее гнева и то, как Прекрасна  она  была  в  этот
миг, и догадывался, что Мод умышленно лгала ему о мягкости характера Кэтрин.
Сейчас он с ней стал вежливее и приноравливал свои огромные шаги к ее шагам,
пока они спускались по лестнице и шли в его половину. Там  никого  не  было.
Все слуги предавались развлечениям - кто был  занят  выпивкой  и  едой,  кто
танцевал, а кто тискал в темных закоулках дворца подвернувшуюся бабенку.
   Кэтрин остолбенела, увидев, какой бедлам царит в комнате. И в первый  раз
за этот безумный день слезы подступили к ее  глазам,  ведь  это  было  явным
доказательством глубочайшего презрения мужа к ней. Кэтрин благодарила  Бога,
что они были здесь одни. Она избавлена от позора и унижения  попасть  в  эту
холодную грязную камеру в сопровождении высокородных дам.
   Когда они вошли в покои, Рэннальф понял свою ошибку.  Без  сомнения.  Мод
приготовила для молодоженов другие апартаменты, изысканно обставленные, куда
уже отнесли вещи Кэтрин. Туда она должна  была  отвести  невесту,  а  Стефан
сопровождал бы Рэннальфа. Но сейчас думать об этом было уже поздно.
   Оставив жену в дверях, Рэннальф на ощупь  нашел  кремень  и  трут,  зажег
свечку, бросил хворост в камин и развел огонь.
   - Заходите, - пробурчал он и, увидев, что она вся дрожит, сказал:
   - Вот, выпейте, это согреет вас, пока не разгорится огонь.
   Кэтрин приняла кубок  и  отпила  крепкого  сладкого  вина,  с  удивлением
наблюдая, как Рэннальф расправляет  постель  и  бросает  одежду  на  сундук,
стоящий напротив. Если он и был гордецом, то не настолько, чтобы  брезговать
черной работой, когда это необходимо.
   Возможно, в спешке он позабыл сказать слугам,  чтобы  привели  комнату  в
порядок, или сказал,  а  они,  желая  поразвлечься,  опоздали.  Кажется,  он
старается исправить оплошность.
   Кэтрин отставила кубок и стала помогать  ему.  Совместными  усилиями  они
скоро управились. Рэннальф подбросил побольше хвороста и поленьев  в  камин,
так что пламя стало вырываться наружу, наполняя комнату теплом.
   Он стоял спиной к камину  и  смотрел,  как  Кэтрин  убирает  разбросанную
одежду. Не так все и плохо. Она не  жалуется  и  не  боится  работы.  И  она
прекрасна, безумно прекрасна.
   - Если вы разденетесь у камина, вам не будет холодно, - сказал  Рэннальф,
расстегивая ремни и сбрасывая одежду.
   Все, что осталось сделать, может подождать. Эта  женщина  великолепна,  и
она стала его женой.
   Кэтрин послушно подошла к мужу. Если она и могла  как-то  завладеть  этим
мужчиной,  то  только  таким  образом.  Она  не   намеренно   так   медленно
раздевалась.  Просто  женская  одежда  намного  сложнее  устроена.   Женщины
затягивали корсеты с тугой шнуровкой, завязки на длинных рукавах  делали  их
плотно прилегающими, чтобы была видна округлость рук.
   Стягивая платье, Кэтрин взглянула  на  тело  мужа,  освещенное  пламенем.
Внезапно трепет  страсти  пробежал  по  ее  жилам.  Бог  свидетель,  у  него
прекрасная фигура с мощными мышцами, но без лишнего жира, он широк в  плечах
и узок в талии. Все его тело дышит истинной мужской силой. Ее первый муж  не
был уродом, но его тело было таким же мягким и нежным, как ее,  возможно,  и
красивым, но из-за того, что в нем не  было  мужественности,  оно  на  ощупь
казалось каким-то рыхлым.
   Рэннальф Слиффордский был настоящим мужчиной, его кожа плотно  обтягивала
мощные  мышцы  с  многочисленными  рубцами  шрамов.  Кэтрин  еще   несколько
мгновений смотрела на него. И с каждой секундой чувствовала, как  растет  ее
возбуждение. Ей уже не хотелось сравнивать Рэннальфа с бывшим мужем, всю  ее
объяло страстное желание оказаться в объятиях сильных рук  мужчины,  который
так странно был назначен ей в мужья, чей облик так  испугал  ее,  когда  она
впервые встретилась с ним, того, что так влек  ее  сейчас  живой  обнаженной
плотью.
   Кэтрин, как завороженная, сделала несколько шагов навстречу мужу и  нежно
дотронулась до самого большого шрама на груди.  Она  почувствовала  жар  его
тела кончиками пальцев, и будто искра пробежала по всему ее телу. Во что  бы
то ни стало она должна завоевать и удержать этого мужчину!
   - Ты готова? - тихо спросил Рэннальф. И Кэтрин  удивленно  посмотрела  на
него, не понимая, какое чудо сделало его голос таким нежным.
   - Тогда иди ко мне, - добавил он мягко и поднял ее на руки,  чтоб  ей  не
пришлось идти босиком до постели по холодному полу.

***

   Когда Рэннальф молча отодвинулся от нее, отвернулся и, похоже,  мгновенно
уснул, Кэтрин еще долго лежала без сна, пытаясь разобраться в своих чувствах
к мужчине, которого еще несколько недель тому  назад  она  вовсе  не  знала,
которому несколько часов тому назад поклялась хранить верность и послушание,
а несколько минут тому назад отдала свое Тело. Мысли путались с  ощущениями,
она не могла понять, где доводы  рассудка,  а  где  уговоры  плоти.  Что  за
человек волею ее горькой судьбы оказался рядом?
   Она убеждала себя: нельзя сравнивать,  но  все  же  сравнивала  со  своим
бывшим мужем, который, ложась с ней в постель, долго гладил ее тело, говорил
ей  ласковые  слова,  от  которых  ее   душа   переполнялась   нежностью   и
благодарностью, но страсть утихала,  и  плотская  близость  казалась  чем-то
вовсе не обязательным, но когда все-таки случалась, то была наполнена той же
нежностью и какой-то истомой. Поэтому Кэтрин была свято уверена, что слияние
мужчины и женщины определено Богом для зачатия детей. Любовь же  связывалась
у нее  с  нежной  преданностью,  трогательными  поцелуями  и  романтическими
прогулками. Тогда, в той прошлой жизни, она даже  завидовала  самой  себе  -
ведь  ее  муж  вел  себя  в  точности  как  романтические  герои  из   песен
менестрелей.
   Но сейчас она  отдана  другому  мужчине  -  сильному  и  невежественному,
который легко поднял ее с  пола,  без  труда  отнес  на  постель  и  уже  не
отпустил, будто сгреб ее тело своими крепкими руками так, что она не могла и
пошевелиться, и овладел ею с  такой  жадной  страстью,  что  кровь  начинала
стучать в ее голове при одном воспоминании  о  жаркой  волне,  накрывшей  ее
разум.
   Кэтрин  силилась  вспомнить,  что  она  ощущала  в  те  минуты,  но  даже
приблизительно не могла сказать, сколько времени находилась в этой  горячке.
Да, она нашла слово - это было словно лихорадка. Как легко и грубо  Рэннальф
подчинил ее себе! И как ей хотелось испытывать это чувство еще и еще!
   Она не почувствовала, как  уснула.  А  во  сне  вновь  нахлынули  горькие
воспоминания, явившиеся в виде чудищ, которые хотели забрать  ее  в  царство
тьмы. Но в этом страшном сне, мучившем ее последние месяцы, она уже не  одна
боролась за свое место в мире людей.

***

   Рэннальф проснулся еще затемно. Он вообще привык просыпаться рано,  да  и
сон его всегда оставался чутким - полная опасностей жизнь воина не оставляет
места для глубокого расслабленного отхода в мир сновидений.
   Дрова в камине почти выгорели, загадочным светом мерцали угольки, и в  их
слабом свете комната казалась вполне обжитой и уютной.  "Первым  делом  надо
будет хорошенько отстегать слуг за неприбранную комнату", -  лениво  подумал
Рэннальф.
   Он  привычно  потянулся,  чтобы  вернуть  застоявшимся  мышцам   ощущение
реальности. Потом повернулся на бок посмотреть на неожиданно свалившуюся  на
его голову жену. Рэннальф был вполне удовлетворен вчерашним вечером  -  тело
жены оказалось таким нежным, от него исходил тонкий запах лилии,  лаванды  и
каких-то полевых трав, названия которых он не знал, но с детства помнил, как
приятно вдыхать ароматы луга.
   Кэтрин свернулась калачиком почти на самом краю кровати, голубоватые веки
ее подрагивали - Рэннальф знал: это означает,  что  ей  снятся  кошмары.  Он
задумчиво глядел на нее, и этот маленький комочек все больше  напоминал  ему
забывшегося сном беззащитного щенка. Он и сам удивился той нежности, которая
вдруг обнаружилась в его душе по отношению к этой хрупкой женщине.
   Интересно, что чувствовала она вчера, когда он так ненасытно упивался  ее
телом? А вообще-то, какая ему разница, что она чувствовала? Бог  не  наделил
женщину душой, ей надлежит лишь повиноваться своему мужу!  Он  задавал  себе
подобные глупые вопросы и  сам  отвечал  на  них.  Хотя,  конечно,  было  бы
неплохо, если бы она тоже получила удовольствие. Почему-то  хотелось,  чтобы
его жена радовалась их близости. И чтобы ей было хорошо,  чтобы  у  них  все
ладилось, чтобы она полюбила его детей и его! "Тьфу ты! -  ругнулся  он  про
себя. - Что за чепуха лезет в голову!"  У  него  хватит  сил  сломить  любое
сопротивление и заставить  жену  повиноваться!  Однако  отчего-то  последний
вывод отдавал горечью, а когда он подумал, что Кэтрин все-таки полюбит  его,
то эта мысль отозвалась ликованием.  "Ладно,  поживем  -  увидим!  И  хватит
киснуть!"

Глава 4

   Кэтрин  сидела  в  кругу  женщин  в  покоях  королевы,  вышивала,  но  не
участвовала в беседе, а непрерывно думала о муже. Она много размышляла о нем
эти две недели после  своего  замужества.  Рэннальф  действительно  оказался
необычным и непредсказуемым человеком, но она больше не боялась его.
   Она подчинилась воле короля и  королевы,  и  ее  больше  не  держали  как
пленницу. Свобода и несколько разговоров с леди Уорвик многому  научили  ее.
Необходимо понять характер Рэннальфа. Ей нужно  разобраться  в  нем,  в  его
душе, потому что в политической ситуации она уже разобралась и была  слишком
взволнована, чтобы осуждать его за то, что ему пришлось  сделать.  Часто  он
бывал суровым, даже грубым, но  Кэтрин  казалось,  что  за  этим  скрывается
отчаянная попытка что-то утаить. Что? Слишком нежное сердце? Прекрасно, если
так, тем более что дурные его манеры - наименьшая среди ее  проблем.  Трудно
понять человека, который никогда  не  объясняет  свои  поступки.  Он  привык
повелевать и не считал нужным  оправдывать  свои  действия.  Он  никогда  не
требовал, чтобы другие  растолковывали  свои  поступки,  поэтому  Кэтрин  не
осуждала его.
   Как-то она попросила у него  денег  на  одежду.  -  Одежда!  -  взорвался
Рэннальф, взглянув на сундуки с одеждой Кэтрин.
   Кэтрин попыталась объяснить, что эта одежда не для нее, но он оборвал  ее
сбивчивые пояснения презрительным жестом, отстегнул ключ от связки,  которую
носил на шее, и бросил ей.
   - Ты можешь взять одежду из этого сундука, - не глядя на нее, отрезал он.
И через минуту с угрозой в голосе добавил:
   - Но только из этого!
   Кэтрин не смогла сдержать улыбки. Возможно, он смягчился бы, если бы  она
дала ему рубашки, которые сшила своими руками. Его теплый взгляд  согрел  бы
ей сердце.
   Паж подошел к королеве и что-то прошептал ей на ухо. Мод подняла голову и
улыбнулась Кэтрин:
   - Муж зовет тебя, моя дорогая, и это маленькое чудо. Я не могу припомнить
ни одного случая за все годы, которые они  прожили  вместе,  чтобы  Рэннальф
посылал за Аделисией.
   Кэтрин оставила работу и поспешила в комнату. Она не боялась гнева  мужа,
но не хотела, чтобы он ее ударил. Рэннальф не любил ждать, это приводило его
в  бешенство,  а  свое  дурное  расположение   духа   мужчины   предпочитают
выколачивать кулаками из жен. Кэтрин находила его общество  более  приятным,
когда он не рычал на нее.
   - Ваш плащ, мадам. Мы уезжаем. "Ни слова приветствия", -  с  раздражением
подумала Кэтрин, машинально возражая:
   - Уезжаем? Наверху моя работа, и я не попрощалась с королевой!
   Рэннальф нахмурился.
   - Ты можешь вернуться через час или остаться здесь, я позабочусь об этом.
Я думал, что ты захочешь проследить, как упакуют твои вещи.
   Кэтрин рассердилась еще больше:
   - Ты хочешь сказать, что мы переезжаем в другой дом в Лондоне?
   - Все женщины  -  круглые  идиотки!  Куда  я  могу  уехать,  если  должен
вернуться через несколько недель на  этот  проклятый  турнир  и  вступить  в
должность?
   Успокоившись, Кэтрин поняла, что извинений и объяснений не последует. Она
взяла плащ и пошла за Рэннальфом к лошадям. Ей  нравилось  скакать  рядом  с
ним, а одна деталь доставляла ей особое удовольствие. С ними были грумы,  но
Рэннальф никогда не забывал посадить ее на лошадь,  как  будто  боялся,  что
кто-то другой не проявит достаточной осторожности. А Кэтрин  так  нравилось,
когда муж поднимал ее, словно пушинку, и деликатно опускал в седло!
   Путешествие было коротким - с четверть мили по грязным улицам. Когда  они
подъехали ко двору какого-то типичного лондонского дома, Рэннальф помог жене
соскочить с лошади и тут же куда-то исчез. Кэтрин вошла  через  единственную
дверь нижнего каменного этажа  во  двор.  Там  собралось  много  людей,  они
кланялись и освобождали дорогу. В основном это были слуги,  переносившие  их
скарб. Кэтрин приподняла подол  платья,  когда  они  шли  по  утрамбованному
земляному полу.  Циновки,  которыми  когда-то  покрыли  пол,  были  грязные,
скользкие, местами даже прогнившие. В конце единственной большой комнаты  на
первом этаже находилась лестница. Здесь ее ждал Рэннальф. Он взял Кэтрин  за
руку и обернулся к слугам.
   - Придержите ваши языки и слушайте, - рявкнул он и, едва дождавшись, пока
замрут голоса, добавил:
   - Это ваша новая хозяйка, леди Кэтрин. Теперь вы будете получать указания
от нее.
   Он позволил людям разглядывать ее  какое-то  время,  а  затем  подтолкнул
Кэтрин к лестнице.
   - Женщины, полагаю, уже наверху. Поднимайся. Наверху было светло и не так
сыро, этаж  был  деревянный,  но  стены  покрывала  плесень,  а  пол  был  в
неописуемо  отвратительном  состоянии.  Кэтрин  в  ужасе   огляделась.   Она
ошибалась! Рэннальф - свинья. Он не только одевается, как животное, он так и
живет. Разве он не мог приказать слугам  прибрать  в  доме  перед  тем,  как
привести ее сюда?
   Рэннальф вытянул руку по направлению к двери,  чтобы  представить  Кэтрин
женщинам. Но вдруг звонкий детский голос разорвал гул женских голосов:
   - Папа! Папа!
   Малыш бросился к Рэннальфу.  Кэтрин  вскрикнула.  И  это  сын  дворянина!
Нечесаный, грязный, одетый почти в лохмотья, мальчик  был  отвратителен,  но
материнская сущность Кэтрин пробудилась в ней с такой силой,  что  она  едва
удержалась, чтобы не схватить его в объятия. Тем временем Ричард обнял отца,
скуля и извиваясь от радости.
   - Почему ты здесь? Непослушный маленький дьявол!
   Ребенок съежился от  отцовского,  окрика.  Рэннальф  поднял  руку,  чтобы
ударить мальчика, но Кэтрин встала между отцом и  сыном,  принимая  удар  на
себя.
   - Как можно  ударить  ребенка,  который  пришел  к  тебе  с  любовью?!  -
воскликнула Кэтрин, падая на колени и прижимая грязного дрожащего  малыша  к
груди.
   Наступила абсолютная тишина. Женщины молча  стояли,  ожидая,  что  хозяин
сейчас насмерть прибьет жену, посмевшую возразить ему,  или  изобьет  ее  до
потери чувств. Ребенок так  испугался,  что  не  мог  плакать.  Кэтрин  тоже
дрожала всем телом. Рэннальф изумленно смотрел на жену и сына.
   - Как ты осмелилась? - тихо спросил он. - Знаешь ли ты, как опасна дорога
из Слиффорда в Лондон в это время года?! Знаешь ли ты, сколько у меня врагов
на этой дороге?! Ребенок мог погибнуть или его взяли бы в заложники.
   - Откуда мальчику это знать? - вспыхнула  Кэтрин,  ее  глаза  наполнились
слезами, лицо горело. - Он здесь, живой! Нужно было просто сказать ему,  что
он поступил дурно. Чему научит его битье, кроме того, что отец не любит его?
Кому он нужен в качестве выкупа? Ребенок крестьянина и тот более ухожен!
   Рэннальф был оглушен. Следовало оторвать их друг от  друга  и  поколотить
обоих, но он не мог сдвинуться с места.  Он  не  мог  ударить  эту  женщину,
которая без раздумий бросилась защищать чужого ребенка, его сына!!! Без слов
он повернулся и вышел. А Кэтрин все  стояла  на  коленях,  прижимая  к  себе
мальчика. Что с ней будет? На этот раз она зашла слишком  далеко.  Опозорила
своего мужа перед слугами. Если у  нее  и  была  возможность  заслужить  его
любовь, сейчас все потеряно. Рэннальф  ничего  не  забывал,  он  никогда  не
простит ее. Из оцепенения ее вывел  крик  ребенка.  Малыш  вдруг  разразился
отчаянными рыданиями, вырывался из ее рук, крича:
   "Папа! Папа!"
   Кэтрин не могла больше думать о себе. Все внимание следует отдать дому  и
ребенку. Дом находился в запущенном состоянии, а мальчику требовались забота
и ласка.
   Следующие пять дней пронеслись незаметно. Она привязалась к Ричарду и все
время думала о Рэннальфе. Он вернется  и  изобьет  ее.  Судя  по  тому,  что
говорили служанки и Ричард, это казалось наиболее вероятным. Она знала,  что
заслужила побои, и тем  не  менее  с  нетерпением  ждала  возвращения  мужа.
Человек, которому так верили, слуги и которого так страстно обожал  сын,  не
мог быть плохим. Он раздражителен, но до Кэтрин дошли слухи о леди Аделисии,
и она признала, что у Рэннальфа были причины недолюбливать женщин.
   Тем временем ее беспокойство росло. Вот уже пятый день  от  Рэннальфа  не
было вестей. Когда он не  вернулся  в  первую  ночь,  Кэтрин  с  отвращением
подумала,  что  он  услаждает  себя  с  какой-нибудь  сучкой.  Она  подавила
ревность, говоря себе, что  мужчина,  предпочитающий  женщину  с  улицы,  не
заслуживает ревности. Тем не менее она забрала  свою  работу  у  королевы  и
объяснила ей, что произошло. Кэтрин узнала, что Рэннальф со своими  рыцарями
ускакал в город. Он не завел подружку, но где он, никто не знает.
   После ссоры Кэтрин с мужем слуги стали относиться к ней с  необыкновенным
трепетом  и  бросались  выполнять  малейшее  желание.  Она   воспользовалась
моментом и дала им работы больше, чем они выполняли  для  Аделисии  за  пять
месяцев. Кэтрин была встревожена, но слишком занята, чтобы чувствовать  себя
несчастной, и дни пролетали незаметно.
   Рэннальф чувствовал себя гораздо хуже. Он не мог ни наказать  Кэтрин,  ни
простить. С небольшим отрядом вассалов он выехал из Лондона, чтобы взлелеять
свою обиду. Удивительно было то, что чем больше он размышлял о  происшедшем,
тем больше утихал его гнев, а недовольство собой  превращалось  в  признание
достоинств Кэтрин.
   Рэннальф не обольщался на свой счет, он знал, что Кэтрин не может найти в
нем ничего привлекательного, хотя она была послушна днем и охотно отдавалась
ему ночью. Она сказала,  что  боится  его,  и  он  поверил  ей.  Ее  кроткое
поведение вызвано  боязнью,  а  ведь  он  хотел,  чтобы  она  приносила  ему
удовлетворение без  страха.  Рэннальф  недостаточно  доверял  Кэтрин,  чтобы
успокоить ее.
   Он удивился,  когда,  забыв  страх,  она  бросилась  на  защиту  Ричарда.
Аделисия никогда не защищала ребенка, когда его наказывали,  и  не  обращала
внимания на родного сына, как будто он был  уличной  собачонкой.  Это  стало
последней  каплей,  переполнившей  чашу  терпения  Рэннальфа,  и  превратило
неприязнь к жене в ненависть. Того, что женщина  вызывает  отвращение  и  не
является настоящей женой, достаточно, чтобы невзлюбить ее. Но она не  хотела
быть  матерью  своему  ребенку.  Это   заставило   Рэннальфа   по-настоящему
возненавидеть ее.
   Рэннальф не мог сказать, насколько красота Кэтрин и его желание  обладать
ею победили его злость. Он честно признавался себе,  что  очарование  Кэтрин
лишь подчеркивает красоту ее характера.
   По пра