ка  он  не
станет хозяином Соука.
   Во время посещения он убедился, что стены и крыша на месте,  а  кое-какие
повреждения можно легко исправить. Когда он  осознал,  неистово  пришпоривая
коня,  что  упустил  Кэтрин,  он  немного  разозлился,  но  не   собственное
беспримерно гнусное поведение тревожило  его.  Он  не  сомневался,  что  его
невесте  будет  не  до  него,  ведь  ее,  без   сомнения,   сейчас   осыпают
поздравлениями.
   Поэтому Рэннальф не торопился, входя в зал.
   Кэтрин не было на почетном месте. Ну ладно, нет таких правил, что она  не
должна вставать с места, хотя так принято. Он хотел сесть, но ведь  жених  и
невеста принимают поздравления вдвоем.
   Рэннальф  поискал  взглядом  группу  придворных,  что  указывало  бы   на
присутствие невесты. Ничего  подобного  он  не  заметил  и,  вздохнув,  стал
бродить по залу, разыскивая ее. Он очень удивился, когда случайно  наткнулся
на Кэтрин, скромно сидящую у окна.
   - Миледи, - мягко сказал он, - что вы  здесь  делаете?  Почему  вы  не  в
большом зале?
   Это оказалось последней каплей! Кэтрин, слишком хорошо воспитанная, чтобы
устраивать скандал на людях, была так возмущена, что не смогла скрыть этого.
Ее щеки стали пунцовыми. Она должна отомстить этому грубияну и невеже! Лучше
быть убитой, чем умереть от стыда.
   - Потому что, - процедила она сквозь зубы, - не нашлось никого,  кто  мог
бы меня проводить!
   Сам обладая диким нравом, Рэннальф уважал открытый отпор.  Очевидно,  эта
женщина, которая теперь уже вовсе  не  походила  на  ребенка,  могла  честно
выложить все, что думает. Рэннальф не понимал, почему она так  сердится,  но
уже не мог остановиться,  удивленно  уставившись  в  пылающее  лицо  Кэтрин.
Впервые увидев ее, он  был  поражен  ее  бледной  красотой,  но  сейчас  был
по-настоящему ошеломлен ее страстным великолепием. Безумное желание  прижать
к себе эту женщину, которую он еще  не  успел  научиться  называть  в  своих
мыслях  женой,  овладело  им,  чувство,  далекое  для  него  от   физической
потребности в женщине.
   - У меня не было возможности сделать это раньше, - наконец проговорил он,
словно и не было никакой размолвки. - Вот мой свадебный подарок.
   Он неловко положил ей на колени небольшой мешочек и смущенно ждал,  когда
она его откроет. Кэтрин хотела швырнуть подарок ему в лицо, но, осознав, что
вокруг люди, обуздала свой  порыв.  Пока  она  развязывала  тесемку,  к  ней
вернулись ее страхи.
   Рэннальф Слиффорд не такой  человек,  чтобы  смиренно  проглотить  обиду.
Возможно, его безразличие означает,  что  он  не  намеревается  терпеть  это
долго. Следует как можно скорее загладить  ошибку  и  снова  стать  милой  и
любезной.
   Наконец мешочек был развязан, и ей на колени высыпались драгоценности.  У
Кэтрин захватило дух, она тут же забыла свой гнев и страхи,  так  как  очень
любила красивые безделушки, а драгоценности были ее страстью.
   Рэннальф, наблюдая за ней, чуть не рассмеялся.
   Переход от гнева к радости обладания новой игрушкой - это так  по-детски.
Если она всегда так легко отвлекается, с ней будет несложно совладать.
   - Благодарю вас, милорд, - прошептала Кэтрин. Она поняла,  что  заставило
его задержаться.
   - Не стоит благодарности,  -  ответил  Рэннальф.  Эти  побрякушки  стоили
немало, но в Слиффорде их оставалось еще достаточно, чтобы такой ценой время
от времени достигать взаимопонимания.
   Насмешка не ускользнула от нее, и ее сердце тревожно забилось. Почему  бы
ему не дарить ей все самое лучшее? Когда она умрет,  все  опять  станет  его
собственностью.
   - Милорд! - настойчиво сказала Кэтрин.
   - Чего еще вы желаете? - резко отозвался Рэннальф. Если  ей  этого  мало,
мир обойдется ему слишком дорого.
   Кровь отхлынула от щек Кэтрин.
   - Я только хотела попросить у вас прощения за несдержанность. Вы ни в чем
не виноваты.
   Рэннальф внимательно посмотрел на нее. Ну, конечно, его вины нет, он даже
не понимал, что так вывело ее из  себя.  Но  он  был  поражен,  что  женщина
способна победить эмоции, более того, признать свою не правоту. Он  заметил,
как сильно она побледнела, и почувствовал к ней жалость. Он прекрасно  знал,
как тяжело признавать свои ошибки.
   - Очень хорошо, - одобрительно сказал Рэннальф.
   Его равнодушное поощрение чуть не вызвало у Кэтрин новый приступ  ярости,
но он взял ее под руку, и в это время со всех сторон  посыпались  запоздалые
поздравления, так  что  ей  пришлось  на  них  отвечать.  Она  очаровательно
улыбнулась и протянула руку молодому лорду, выделявшемуся своей  благородной
красотой.  Роджер  Херефорд  поцеловал  ей  руку  и  тихо  поздравил,  затем
повернулся к ее мужу:
   - Нет нужды желать тебе счастья - ты и так счастливчик. Такая внешность и
такое приданое!
   - Но и тебе не пристало жаловаться на свою  жену,  -  добродушно  ответил
Рэннальф. Он был гораздо более доволен Кэтрин, чем ожидал,  и  не  собирался
скрывать этого.
   - Увы, моей жены здесь нет. Она родила дочь несколько недель назад и  еще
не выходит.
   Рэннальф нахмурился. Рождение детей он считал серьезным и опасным делом.
   - Мы с ней не встречались, однако у меня  хорошие  воспоминания  о  твоей
жене. Надеюсь, все будет хорошо.
   - О, да, а малышка уже орет, как ее мать. Благослови, Господь, их  обеих.
Когда я впервые взял ее на руки, она лягнула меня прямо в челюсть.
   - И это говорит новоиспеченный  отец  о  дочери!  -  засмеялся  Рэннальф,
вспомнив, как гордился своими малютками.
   - Положим, я не новоиспеченный  отец.  Жена  радовала  меня  трижды.  Мне
достаются одни женщины, но я об этом не жалею. Я хотел девочку,  потому  что
уже нашел ей мужа, но следующим, надеюсь, будет  сын.  Брат  Вальтер  -  мой
наследник, но сейчас не время говорить о политике.
   - Почему бы и  нет?  -  ответил  Рэннальф.  Он  не  хотел  встречаться  с
Херефордом наедине. Это дало бы Юстасу повод  говорить  об  измене.  Гораздо
лучше, если мятежник Херефорд разговорится на людях.
   - Ну ладно, мой брат - яркий пример. Когда  ему  нужны  деньги,  или  его
одолевает скука, или  просто  плохо  переваривается  еда,  он  идет  грабить
других.
   Рэннальф рассмеялся:
   - Ты спрашиваешь совета или хочешь, чтобы я наставил твоего брата на путь
истинный?
   - Я могу сам справиться с братом, - нетерпеливо  ответил  Херефорд.  -  Я
говорил о нем лишь для примера. Половина  королевства  состоит  из  подобных
Вальтеров. Если такой человек вторгнется  в  мои  владения,  что  мне  тогда
делать?
   - Прогнать его! - рассмеялся Рэннальф. - Ба-а, да ты уже пьян. Ну что  за
дурацкий вопрос? Твои земли прекрасно защищены, любезный Херефорд.
   - Конечно, но для чего это нужно? Почему мы не можем спокойно  находиться
в своих владениях и  отдыхать,  а  постоянно  прислушиваемся  и  то  и  дело
хватаемся за оружие? - Потому что так устроена жизнь!
   - Нет, сэр Рэннальф, потому что так  устроена  Англия.  -  Мужчины  почти
враждебно смотрели друг на друга.  -  Что  ты  будешь  делать,  -  продолжал
Херефорд, понимая, что к этому вопросу Рэннальф не останется равнодушным,  -
если, скажем, вассалы Соука не захотят тебя признать?
   Рэннальф покосился на жену, его лицо потемнело. Кэтрин затаила дыхание.
   - Неужели ты думаешь, что я не смогу  заставить  их  повиноваться?  Своих
противников я уничтожу. Среди моих собственных вассалов  достаточно  младших
сыновей, чтобы они служили мне верой и правдой.
   - Допустим, ты сделаешь, как говоришь, и добьешься  своего,  но  подумай,
какой ценой! Хотя тебе об этом думать не нужно. Раз уж Соук станет твоим  по
приказу короля, сопротивления не будет. Закону следует подчиняться.
   Рэннальф грустно улыбнулся:
   - Ну, чем ты недоволен? Это так неразумно.
   - О, да, с таким королем это неразумно.
   - Не желаю слушать речи об измене, Херефорд!
   - Я не говорю об измене. Ответь мне! Если бы все графы в королевстве были
согласны, что  Соук  принадлежит  тебе  по  праву,  и  поддержали  бы  тебя,
осмелился бы хоть один вассал выступить против?
   Помолчав, Рэннальф тяжело вздохнул:
   - Нет, конечно, но это опять-таки вопрос, как достать солнце. Люди всегда
в первую очередь защищают свои интересы. - Вот что,  оказывается,  привлекло
Лестера. Мысль заманчивая, но не новая. Глаза Рэннальфа погрустнели.
   Кэтрин слушала как зачарованная. Мужчины,  которые  окружали  ее  раньше,
заставляли воевать своих вассалов, а сами занимались  политикой  при  помощи
учетных книг. В любом случае, при ней таких  разговоров  никто  не  заводил.
Кэтрин испугало отношение Рэннальфа к вассалам ее отца, но она была  слишком
заинтригована услышанным, чтобы  возмутиться.  Чье-то  легкое  прикосновение
отвлекло ее. Леди Уорвик была очень довольна своим вмешательством.  Гундреда
поняла,  что  мужчины  увлечены  интересным  разговором.  Она  видела,   как
внимательно слушает их Кэтрин, но все же решила отвлечь ее.
   - Вы уже поговорили с сэром Рэннальфом?
   Что вы о нем думаете?
   Кэтрин беспокойно оглянулась на Рэннальфа.
   Гундреда рассмеялась:
   - Он ничего не слышит. Когда мужчины разговаривают, они становятся глухи.
Беседовать с женщинами не  так  интересно.  В  конце  концов,  о  чем  могут
говорить женщины, как не о детях и стряпне?
   - Я не могу ничего сказать, сударыня, - осторожно ответила Кэтрин,  -  мы
едва обменялись несколькими фразами. Но король и королева не дали мне причин
сомневаться в том, что у сэра Рэннальфа прекрасная репутация.
   - О да, - со странной улыбкой ответила леди Уорвик. - Я говорила вам, что
знаю Рэннальфа Слиффордского много лет. Это человек, который ставит честь  и
гордость превыше всего.
   - Разве это плохо?
   - Плохо? Мой муж из такой же породы. Гордыня до добра не доводит, а честь
иногда приводит к бесчестью. Вы молоды. Не дайте ему погубить вас!
   При этих словах душу Кэтрин снова охватил страх.
   - Только не говорите, что он хочет  присвоить  мои  земли,  -  прошептала
Кэтрин.
   Самое подходящее время, решила Гундреда, чтобы воскресить ее страхи. Ужас
не должен подавить ясности мышления молодой женщины.
   - Боже милостивый, конечно, нет! - воскликнула она.  -  Рэннальф?  Да  он
скорее вырвет свое сердце и съест его. Вам не нужно этого опасаться.  Он  не
допустит, чтобы это сделал и кто-нибудь  другой,  но  он  может  обескровить
земли бессмысленной войной за право наследования. У вас будут дети,  у  него
уже есть сыновья. В погоне  за  славой  он  может  лишить  детей  средств  к
существованию. Ваши земли должны принести пользу вашим детям, Кэтрин. - Леди
Уорвик давала понять, что хочет Кэтрин добра. - Гром разрази всех королей! -
добавила она. - Вы знаете, что у Рэннальфа не самый легкий характер. Как  бы
он не навредил вам. Конечно, без злого умысла. Но он может  превратить  вашу
жизнь в бесконечное страдание. Женщине необходимо прибежище.  Когда  вассалы
вашего отца прибудут в Лондон, поговорите с ними с глазу на глаз.  Возможно,
вы придете к согласию. - Она сжала руку Кэтрин. - Приходите  ко  мне,  когда
муж будет в отъезде. Я покажу вам великолепную вышивку.
   Кэтрин не удивилась  такому  резкому  переходу.  Она  тоже  уловила,  что
разговор мужчин перешел в другое русло. Херефорд смеялся, а Рэннальф ворчал,
казалось, они говорили о чем-то приятном. Леди  Уорвик  отошла,  но  подошли
другие дамы. Кэтрин до смерти устала от любезностей. Но говорила, рада  была
говорить банальности, которые не мешали думать. Вассалы ее отца! Они ни разу
не вспомнили о ней, когда ее  постигло  горе.  Но  они  любили  ее  отца  и,
возможно, не останутся в стороне, если ей будет угрожать опасность.  Рискнут
ли они своей жизнью и благополучием ради нее? Леди Уорвик была уверена,  что
хозяина Слиффорда можно не опасаться.
   Кэтрин украдкой взглянула на стоявшего рядом с ней мужчину. У  него  было
суровое лицо, жесткий рот, но он не казался жестоким.
   Поток  поздравлений  был  прерван  приглашением  к   обеду.   Новобрачные
восприняли это с большим облегчением, правда,  по  разным  причинам.  Кэтрин
хотела предаться своим  мыслям.  Рэннальф  же  до  смерти  устал  от  пустых
разговоров, которые ненавидел, и с удовольствием  думал  о  том,  что  через
несколько часов они с Кэтрин останутся вдвоем.
   Он попросил Кэтрин передать  Стефану  блюдо  с  угрями  -  самым  любимым
кушаньем короля. Взгляд его задержался на ее белоснежной шее,  скользнул  на
округлую грудь, и на секунду он вновь смешался - тело Кэтрин  манило  его  к
себе, и он поймал себя на мысли, что хочет прикоснуться к  ней.  Однако  это
было бы верхом неприличия даже для него. Он отвечал на ее  вежливые  вопросы
односложным мычанием и, как показалось всем гостям, был явно  недоволен,  но
Кэтрин, очень чуткая к его настроению, не расстроилась.
   Обед, по мнению гостей,  не  совсем  удался.  Был  Великий  пост,  и  все
ухищрения королевы все же не смогли сделать трапезу по-настоящему  приятной.
Никакое количество соли, приправ, перца не поможет превратить яйца и рыбу  в
телятину и оленину. Жареная, запеченная, тушеная, фаршированная и отварная -
все равно это рыба. Хуже того, не хватало свежих овощей, от  этого  страдали
все, независимо от занимаемого  положения.  Конечно,  употреблять  овощи  не
запрещалось, просто в  марте  их  запас  иссяк.  Даже  свежеиспеченный  хлеб
казался кислым из-за долгого хранения муки в сырых амбарах.
   Единственным преимуществом короткого обеда было то, что гости были  почти
трезвыми, когда столы освободили от блюд и отодвинули к стенам и Стефан  дал
знак  менестрелям  играть,  чтобы  благородные   гости   могли   без   помех
потанцевать. Он знал, что главной опасностью таких дворцовых праздников было
то, что политические противники, разгоряченные вином, могли буквально  дойти
до рукопашной. Теперь же танцы займут и успокоят их.
   Рэннальф станцевал со своей женой один танец, да и  то  по  просьбе  Мод,
сказавшей при Кэтрин, что танцы без них не начнут. После этого никакая  сила
уже не могла сдвинуть его с места, однако  он  благосклонно  разрешил  самой
Кэтрин танцевать сколько душе угодно. Когда Херефорд попросил разрешения  на
танец в третий раз, она уже не оглядывалась на мужа. Если ему все  равно,  с
кем она танцует, почему бы ей не выбрать лучшего партнера. Рэннальф, однако,
прервал беседу и недовольно  посмотрел  на  них.  До  этого  он  не  обращал
внимания на Кэтрин, но теперь подскочил к ней,  схватил  ее  за  запястье  и
увлек за собой.
   - Не следует проводить столько времени  в  обществе  Херефорда,  -  резко
сказал он, когда они остались вдвоем.
   Кэтрин выдернула руку.
   - Что плохого он может мне сделать?
   - Не думаю, что он может вас обидеть, - рассмеялся Рэннальф. -  Его  жена
шкуру с  него  спустит,  когда  узнает,  что  он  ухаживал  за  какой-нибудь
женщиной. Он боится ее пуще дьявола, хотя не боится  никого  из  живущих  на
свете. Но, помимо всего, он мятежник и его компания не послужит ни вашей, ни
моей чести.
   Кэтрин была оскорблена до глубины души,  но  вовсе  не  потому,  что  муж
отчитал ее. Ей было просто обидно, так как его спокойный тон говорил о  том,
что он не ревнует. Он не хотел ее, это ясно.
   Как раз  тут  Кэтрин  глубоко  заблуждалась.  Рэннальф  действительно  не
ревновал, но был далеко не безразличен к очарованию своей жены. Стоя рядом с
ней, он задумчиво наблюдал  за  танцующими.  Он  чувствовал,  что  стар  для
подобной чепухи, но было бы приятно присоединиться к  ним.  Приятно  держать
руку Кэтрин в своей руке и иногда случайно касаться ее бедер. Вообще,  танцы
были занятием, которое он почти презирал, и у него не было желания выставить
себя  дураком,  уподобляясь  тем  старым  козлам,  что  выплясывали  вокруг.
Внезапно ему пришло в голову, что хочет он вовсе не танцевать, а прикасаться
к Кэтрин. Но ведь отныне она его жена. И непростительно прибегать для  этого
к глупым танцам.
   - Вы находите в этом удовольствие?  -  Рэннальф  смотрел  на  веселящуюся
публику, и взгляд его выражал неодобрение.
   - Не очень большое,  -  ответила  Кэтрин.  Вообще-то  это  было  не  так,
танцевать она любила, но сегодня вечером она сказала чистейшую правду.
   - Я тоже, - Рэннальф колебался, пытаясь отыскать вежливый способ  сказать
о том, чего хочет, а затем просто протянул ей руку. - Тогда давайте уйдем.
   Кэтрин не сомневалась, что правильно его поняла, но внезапно испугалась.
   - Разве мы не должны сказать о своем  уходе  королеве?  -  спросила  она,
однако не потому,  что  возражала  против  его  предложения,  а  вспомнив  о
церемонии провожания в постель, которой обычно заканчивались свадьбы.
   Кэтрин знала, что лучшим условием было  присутствие  как  можно  большего
числа  свидетелей,   которые   смогут   подтвердить,   что   все   выполнили
обязательства. Венчание чаще проходило за дверьми церкви, чем перед алтарем,
так как на улице умещалось  больше  свидетелей.  Далее  следовало  публичное
провожание жениха и невесты на  ложе.  Невеста  должна  была  раздеться  при
помощи многочисленных высокородных дам и сесть нагой  на  кровать.  Жених  в
сопровождении джентльменов совершал то же самое.  После  того  как  шутки  и
реплики, неизбежные в данной  ситуации,  истощались,  молодоженов  оставляли
одних для выполнения супружеских обязанностей.  На  этом  дело,  однако,  не
заканчивалось.  Утром  гости  обоего  пола  возвращались,  чтобы  сразу   по
пробуждении молодоженов снять с кровати и выставить  на  всеобщее  обозрение
окровавленные простыни как доказательство девственности невесты.
   Такая церемония была общепринята, и  Кэтрин  не  возражала  против  этого
обычая. Ведь публичное обнажение жениха и невесты  доказывало,  что  они  не
имеют пороков или уродств,  а  неопровержимое  доказательство  девственности
невесты говорило о том, что у нее не могло быть детей  от  другого  мужчины.
Таким образом, исключались разводы из-за вероломства жены. Рэннальф также не
возражал  против  этого.  После  короткого  раздумья  он,   пожав   плечами,
насмешливо произнес:
   - Едва ли я могу ожидать,  что  вы  девственница.  Для  всего  остального
свидетели не требуются, я ведь не собираюсь отвергать вас.
   Кэтрин с горечью подумала, что он женился на ней из-за того,  что  она  -
вдова, что было почти верно, и даже больше: что он будет  попрекать  ее  при
каждом удобном случае за то, что она уже была замужем, что правдой совсем не
было. Не догадываясь, что оскорбил ее, Рэннальф продолжал и, совсем того  не
желая, напугал Кэтрин до потери сознания, задумчиво добавив:
   - Отвергнуть меня также не в вашей власти, ведь у вас нет семьи, так  что
вряд ли нам стоит придерживаться традиций.
   Кэтрин, уверенная, что муж ей угрожает, в то время как  он  просто  вслух
размышлял, соблюдать или не соблюдать обычай,  почти  потеряла  сознание  от
страха. Все поплыло у нее перед глазами, и она ухватилась за руку Рэннальфа,
чтобы устоять. Он был слегка раздосадован  этой  тягой  женщин  к  различным
условностям. "Не могут отступить ни на шаг от глупых формальностей, -  думал
он, - будто из-за этого может перевернуться мир". Ну что ж, если это сделает
ее счастливее, он готов пройти обряд еще раз.
   - Если вы хотите, - раздраженно заметил он, -  я  скажу  королеве,  и  мы
поступим так, как это обычно делают в таких случаях. Я просто подумал, что в
нашем случае церемония окажется бессмыслицей. Делайте как хотите,  сударыня.
Единственное, чего я хочу, - это поскорее отделаться от толпы.
   Добавить было нечего, Рэннальф выразился предельно ясно. Кэтрин понимала,
что она беспомощна в руках мужа. У нее не  было  ни  влиятельного  отца,  ни
брата, чтобы защитить ее или поддержать во вдовстве. Не было на  всем  свете
никого, кто помог бы  ей  в  трудную  минуту.  Совершенно  справедливо,  что
церемония раздевания бессмысленна. Но что важнее  всего  -  ее  благополучие
отныне целиком зависело от  того,  не  будет  ли  она  раздражать  Рэннальфа
Слиффордского.
   - То, что вы ск