хорошо понимаю, но что он  может  выиграть?
Он выставляет свою бесчестность напоказ и злится, что ему не верят.  А  если
бы все поступали, как он? Что, если мой сын станет морочить головы  вассалов
только потому, что собирается возглавить их после моей смерти?
   Сэр Уорвик горько усмехнулся.
   - Но ты не ослабил свои земли, как Стефан.
   - Суть не в этом. Ты прекрасно знаешь,  что  не  только  Стефан  во  всем
виноват.
   - В этом и суть. Я согласен, что не только  король  виноват  в  этом.  Но
Юстасу, день за днем наблюдающему, как все приходит в  упадок,  не  терпится
поскорее прибрать наследство к рукам. Его охватил страх,  что,  когда  умрет
Стефан, у короля останется мало власти. Только силой  можно  будет  удержать
даже лояльных баронов, поэтому он собирает свои силы. Я не говорю, что  верю
этому,  Рэннальф.  Так  говорит  Лестер.  Должен  признать,  что  он   редко
ошибается. Более того, право на наследство у Юстаса несомненное.  Существует
обратная сторона медали. Думаю, что лучше не досаждать Генриху, и Лестер  со
мной согласен. Если не трогать Анжуйца, он может довольствоваться  тем,  что
имеет.
   -  Нет.  Вот  что  мне  сказал  Херефорд:  Генрих  заявляет,  что  Англия
принадлежит ему по праву, и он ее получит. Он помешан на власти. Этого  даже
Херефорд не может отрицать, хотя и подслащивает пилюлю словами о мире.
   - Безумие посылать наши войска во Францию. Лучше держать их здесь. Я  дал
клятву Стефану поддерживать Юстаса всегда и во всем и должен выполнить  свой
долг, но  мой  разум  отказывается  понимать  происходящее.  -  Лорд  Уорвик
растерянно развел руками.
   Женщины  молча  слушали.  Кэтрин  была  так  поглощена  разговором,   что
отступили обида и стыд. Ведь она ничего об этом раньше не знала. Леди Уорвик
же наблюдала за Рэннальфом и Кэтрин. Все, о чем  говорилось  мужчинами,  она
слышала и раньше.
   - Я тоже дал такую клятву и не хочу ее нарушать, -  ответил  Рэннальф.  -
Ясно, что Юстасу нужно оказать поддержку во  время  похода  на  Францию.  Не
исключено, что он  может  нанести  поражение  Генриху  и  с  Божьей  помощью
уничтожит его. Есть другой сын, но он гораздо моложе, менее популярен и мало
интересуется Англией.
   - Ты будешь поддерживать Юстаса? -  тихо  спросил  Уорвик.  -  Я  горжусь
тобой.  Но  должен  предупредить,  что  Юстас  испытывает  к  тебе  огромную
ненависть. Почему так происходит, не знаю, ведь ты всегда делал  ему  только
добро и никогда не говорил о нем плохо.
   - Я знаю, - ответил Рэннальф и сжал губы. Леди Уорвик украдкой вздохнула.
Ее супруг решил сейчас одну проблему, говоря о ненависти Юстаса к Рэннальфу,
а значит, и к его детям. Необходимо показать Кэтрин, совершенно несведущей в
политике, что позиция ее мужа губительна и для него, и для его наследников.
   Многие годы сэр Уорвик был стойким приверженцем  Стефана  Блуасского,  но
страстно ненавидел королеву. Графиня же убедила мужа,  что  благополучие  их
семьи  легче  всего  достигнуть  вблизи  трона.  Но,  когда  молодой  Генрих
Анжуйский стал одерживать одну победу за другой, она стала меньше бывать при
дворе Стефана, спокойнее  выслушивать  нелицеприятные  высказывания  мужа  о
королеве Мод, но, самое главное, неустанно следить за  развитием  событий  и
обстановкой при дворе.
   Сейчас  безошибочное  чутье  Гундреды  уловило,   что   фортуна   вот-вот
повернется в сторону Генриха  Анжуйского.  Стефан  состарился,  его  обаяние
угасло, а добрый нрав успел всем изрядно надоесть. Мод устала, ее взгляд все
так же непроницаем, но  все  чаще  в  глазах  сквозит  печаль.  Куда  только
подевались былые уловки и интриги?! Юстас  уже  не  был  блестящей  надеждой
страны. Некоторые считали его просто алчным и неразборчивым в средствах. Для
других  он  был  самым  непривлекательным   деспотом.   Бароны   пресытились
безвластием. Все больше они хотели короля, к которому  можно  обратиться  за
помощью, попросить защиты своих  прав,  который  способен  на  большее,  чем
"попросить" сильного соседа не досаждать другому.
   Леди Уорвик поняла, что бессмысленно терять время  и  переубеждать  мужа.
Когда наступит время Генриха, а в этом она не сомневалась, Гундреда передаст
ему собственность мужа в обмен на гарантии, что ее дети  наследуют  земли  и
графство Уорвик.
   Она хотела перетянуть на свою сторону и  Кэтрин.  Если  бы  в  сторонники
Генриха заполучить влиятельных землевладельцев или их наследников, способных
не только заученно повторять, что-де они принесли клятву  королю  и  поэтому
обязаны стоять за него до конца, то такие дураки, как  ее  муж  и  Рэннальф,
были бы вынуждены сдаться без войны. Что можно сделать, если владения уже  в
руках врага?  Гундреда  искренне  симпатизировала  Кэтрин,  но  не  выносила
Рэннальфа. Ей хотелось помочь этой  женщине  защитить  себя  от  катастрофы,
которая неминуемо разразится из-за упрямства ее мужа.

Глава 7

   От общих политических вопросов, которые заинтересовали Кэтрин, лорды Соук
и Уорвик перешли к менее интересной теме о вооружении. Эта тема леди  Уорвик
не интересовала вовсе: какая разница, предоставит ее муж Юстасу  все  войско
или нет. Какая ей разница, кто станет королем, лишь бы  собственность  семьи
Уорвик  преумножалась.  Когда  Кэтрин  извинилась  и  вышла,   леди   Уорвик
последовала за ней.
   Весь этот вечер они провели за беседой. Леди Уорвик рассказывала Кэтрин о
хитросплетениях  королевских  интриг,  которые  привели  Англию   к   такому
плачевному результату, как правление безвольного Стефана.  Понемногу  Кэтрин
знакомилась с историей своей страны.
   В Англии после ее завоевания норманнами борьба за власть стала очевидной.
Вильям Бастард, Вильгельм Завоеватель,  захватил  страну  и  подмял  местных
баронов своей мощной пятой. Кто-то повиновался ему, кто-то умер, но там, где
ему подчинялись, наступал мир. Вильям Руфус не смог держать этих людей такой
мертвой хваткой, как его  отец.  Начался  мятеж,  но  тут  охотничья  стрела
оборвала жизнь наследника.
   Генрих Бьюклерк Красивый, Генрих I, младший сын Вильяма Бастарда, вступил
в  свои  права  после  смерти  брата.  Он  не  спеша  двигался  в  избранном
направлении, поэтому пока лендлорды разобрались в его действиях, он зажал их
еще безжалостней, чем отец. При Вильяме Бастарде страна не сопротивлялась  и
только стонала, при Генрихе I никто не осмеливался даже застонать.
   Если бы планы Генриха  осуществились,  у  Англии  могла  бы  быть  другая
история.  Однако  человек  предполагает,  а  Бог  располагает.  Единственный
законный сын Генриха утонул в море.  В  отчаянии  Генрих  попытался  сделать
королевой свою дочь Матильду.  Пока  он  был  жив,  бароны  не  осмеливались
противоречить ему,  и  он  заставил  их  поклясться,  что  они  признают  ее
единственной законной королевой.
   Однако со смертью Генриха I цепи обязательств были разорваны,  и  бароны,
объединившись, отказались от клятвы и выбрали короля по  своему  вкусу.  Это
был Стефан Блуасский, внук Вильяма Бастарда. Видимо, бароны  надеялись,  что
Стефан станет истинным феодальным королем,  соединив  мягкость  характера  с
сильной карающей рукой, а, может быть, они знали, что он  слаб  и  ленив,  и
хотели свободы.
   Они получили свободу, но, когда ее слишком много, наступают  времена  еще
худшие, чем деспотия.
   Были новые клятвы и отречения, а в это время Англию  разрывала  на  части
гражданская война. Иногда кровавый пожар  охватывал  всю  страну.  Время  от
времени сражения утихали, но настоящая война искусно  велась  при  дворе.  В
1139 году сторонники Матильды возвели ее на трон. Но ее поведение привело  к
тому, что к 1142 году она оказалась в бедственном положении. Только западные
лорды оставались ей верны, остальная Англия поклялась в верности Стефану.  К
1147 году Матильда убедилась в  тщетности  попыток  удержаться  на  троне  и
удалилась во Францию, в Анжу. Место короля занял ее  молодой  сын  -  Генрих
Анжуйский.
   Во время кампании 1149 года Генрих был  очень  близок  к  успеху,  но  по
непонятным причинам внезапно вернулся во  Францию.  Более  поздние  события,
сказала  леди  Уорвик,  всем  известны.  Кэтрин,  без  сомнения,  слышала  о
приобретении Генрихом Нормандии, Анжу, Аквитании и Пуату,  что  сделало  его
богаче и могущественнее французского короля.
   Сомнительно, что поистрепавшаяся  в  сражениях  английская  знать  сможет
оспаривать его права на трон, когда он заявит о них в третий раз.
   - Вы хотите увидеть, как ваших вассалов уничтожают,  а  их  земли  грабят
только потому, что ваш муж упрямо следует гибельным курсом,  отстаивая  дело
человека, который его ненавидит и уничтожит, если получит власть? Ваши  люди
к тому же благоволят Генриху, как и ваш покойный  отец.  Почему  вы  и  ваши
вассалы должны быть наказаны?
   - Вы уверены, что дело пропащее и  с  Юстасом  примирение  невозможно?  -
спросила Кэтрин Гундреду.
   - Поверьте мне. Я провела всю свою жизнь  при  дворе  и  хорошо  чувствую
настроения лордов. Прислушайтесь, что говорят наши мужья, и вы услышите звон
траурных колоколов. Они тоже обо всем знают, но их  проклятая  честь,  из-за
которой несчастны  их  близкие,  не  позволяет  им  сдаться.  Падение  может
затянуться на несколько месяцев, возможно, даже лет, но конец предопределен.
   Во время ужина Кэтрин предалась собственным мыслям по поводу  услышанного
от леди Уорвик. Она рассеянно смотрела перед собой и почти не говорила.
   Молча она села за вышивание, настолько поглощенная своими мыслями, что не
услышала, что капеллан закончил читать проповедь. Ее муж,  не  говоривший  с
ней после утренней сцены, бросал на нее удивленные взгляды: не в ее  обычаях
было оставаться настолько невнимательной к своим  гостям.  В  конце  концов,
когда она так и не шелохнулась, он приказал Мэри сопровождать лорда  и  леди
Уорвик в их спальню. Некоторое время  он  наблюдал  за  Кэтрин,  глядя,  как
играют блики от свечей и факелов в ее светлых волосах, как жемчужно-белы  ее
длинные тонкие пальцы, как ловко они управляются с иглой.
   Это была минута покоя, и если бы не горькие думы, источившие его  сердце,
лорд Рэннальф с полным основанием мог бы сказать, что счастлив.
   - Сударыня, где мой плащ?
   - Ваш плащ? Разве вам холодно?
   - Мне не холодно. Просто я иду в деревню. Кэтрин вспыхнула от возмущения.
   - Неужели вы недостаточно меня унизили? Вы идете в деревню, чтобы  искать
шлюху в первую же ночь после приезда?!
   - Попридержи язык, глупая женщина! Тебе повезло, что я  действительно  не
хочу тебя унизить. Я мог бы взять в постель твою служанку, а  тебя  заставил
бы ждать под дверью! Будь довольна, что я терпелив. Пусть некоторые  считают
меня вспыльчивым, но я никогда не хотел  отплатить  тебе  той  же  фальшивой
монетой.
   - Той же фальшивой монетой?! - Кэтрин задохнулась от возмущения. - В  чем
заключается мой обман?! Разве я не была послушной женой или плохо заботилась
о ваших детях?
   Рэннальф горько усмехнулся.
   - Для этого я мог бы нанять няньку и управляющего.
   Кэтрин тяжело вздохнула.
   - Подобным словам может быть  только  одно  объяснение:  я  не  дала  вам
наследника земель Соук. Но едва ли в  этом  стоит  обвинять  меня.  Ведь  вы
предпочитаете обыкновенных шлюх.
   - У них есть свои преимущества.
   - Для того, кто жаждет греха, конечно. В это я могу поверить.
   - Что?
   Рэннальф был ошеломлен таким объяснением холодности Кэтрин. Чем  холоднее
становилась Кэтрин, тем сильнее он  распалялся.  Это  он  упустил  из  виду.
Вполне  возможно,  что  она  верит  в  греховность  супружеских   отношений.
Священники причитают о греховности  страсти.  Многие  даже  утверждают,  что
предаваться наслаждению с супругой равносильно прелюбодеянию. Если бы он был
уверен, что она так думает, он мог бы смириться и принимать  ее  холодность,
пока она не изменится. "Завтра  же,  -  решил  Рэннальф,  -  поговорю  с  ее
капелланом". Если священник его не послушается,  найдется  множество  других
голодных церковников, которые будут счастливы занять его место и делать все,
что им велят.
   - Ты меня прекрасно расслышал, - ответила,  задыхаясь,  Кэтрин.  -  Я  не
собираюсь повторять сказанное. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в том, в чем я
не виновата. Хватит того, что тебе не нравится все, что я делаю.  Бери  кого
хочешь в свою постель...
   - Кэтрин, попридержи язык, - повторил  Рэннальф,  на  этот  раз  довольно
спокойно. - Если бы кто-нибудь видел, что после  того,  что  ты  мне  сейчас
говорила, я не огрел тебя плеткой, он подумал бы, что я сошел с ума.
   Она была слишком разгневана, чтобы оценить его юмор.
   - Тогда не мешкай, умоляю. Это как раз то, чего мне так  не  хватает  для
счастья. Мой труд ты презираешь, мою заботу...
   - Возможно, если бы ты  так  не  жаждала  комплиментов,  то  получила  бы
больше.
   Рэннальф поддразнивал ее, но Кэтрин не предполагала, что он  способен  на
это. К тому же у нее не было настроения шутить. Она внимательно смотрела  на
мужа, как бы решая, что означает этот его неожиданно веселый тон.
   - Ну вот, уже лучше,  -  рассмеялся  Рэннальф.  -  Немая  женщина  всегда
приятнее,  чем  сварливая.  Раз  уж  тебе  не   терпится   обеспечить   меня
наследником, то  с  Божьей  помощью  это  можно  устроить.  Только  если  ты
действительно замолчишь.
   - Я не сказала, что хочу этого. У тебя мысли такие  же  скверные,  как  и
слова. Я лишь сказала, что не желаю, чтобы меня несправедливо обвиняли.
   Рэннальф   рассмеялся.   Вся   его   серьезность   улетучилась.    Кэтрин
почувствовала, что сейчас умрет  от  стыда.  Мало  того,  что  он,  кажется,
действительно предпочитает деревенских шлюх, так еще осмелился бросить ей  в
лицо, что она выпрашивает  у  него  ночь.  Это  было  нестерпимо.  Ее  глаза
наполнились слезами бессильного гнева.
   - Если ты будешь говорить в том  же  духе  и  рассказывать  обо  мне  эту
историю, я убегу!
   - Убежишь? Нет такого места, где бы я не смог  тебя  достать.  А  что  за
история?
   Ее лицо горело от стыда, на  длинных  ресницах  сверкали  слезы.  -  Нет,
Кэтрин, - успокаивал он ее, поняв, что  его  насмешки  действительно  больно
ранили ее душу. - Это всего лишь шутка.  Тебе  следовало  бы  получше  знать
меня, чтобы не сомневаться, что я не могу рассказывать такие басни  о  своей
жене. У меня найдется достаточно тем для разговоров с друзьями!
   Кровь отхлынула от ее лица, но она все еще злилась. Конечно, он о ней  не
думает, она же его собственность. Он никогда не хотел жениться, был  слишком
ленив  и  высокомерен,  чтобы  привлечь  хоть  какую-нибудь  женщину,  кроме
потаскухи. Вы только посмотрите на него! Такой же грязный и нечесаный, как и
тогда, когда она впервые увидела  его.  А  в  какие  лохмотья  он  превратил
одежду, которую она оставила ему в Лондоне! Понятно,  почему  леди  Аделисия
ничего не хотела делать.
   Кэтрин просто была в отчаянии. Она пыталась справиться с собой, но  обида
и гнев клокотали в ее раненом сердце. Если бы она сейчас могла  заглянуть  в
душу своего мужа, то наверняка ужаснулась бы еще больше - он  любовался  ею:
она была такой восхитительно близкой! Видимо, гордость, замешанная на  боли,
была самым  понятным  для  него  чувством,  и  если  бы  не  запрет,  данный
Рэннальфом самому себе еще в детстве: сдерживать проявления чувств, особенно
радости, то он подхватил бы это маленькое гордое создание на руки, прижал  к
груди и держал бы так, пока ее ретивое сердечко не угомонится.
   Кэтрин только уловила, что выражение лица мужа резко изменилось,  и  если
бы она не знала, что таким оно бывает, когда он хочет ее, она  бы  в  страхе
убежала. Но Рэннальф и сам опасался, что сейчас она повернется и  убежит  на
женскую половину, а его пресловутая гордость не  позволит  ему  даже  головы
повернуть в сторону ее удаляющихся шагов.
   И Рэннальф не выдержал: в конце концов, она его жена, он  хочет  и  может
обладать этой женщиной! Он грубо и стремительно схватил ее и  потащил  вверх
по лестнице, втолкнул ее в опочивальню и остановился в проходе.
   Услышав шум, появились Мэри и две служанки.
   - Вон! - грозно рявкнул на них Рэннальф. - Мы сами справимся!
   Служанок как ветром сдуло, но Мэри, увидев, что Кэтрин дрожит, подошла  к
ней и прошептала:
   - Я вас не оставлю.
   Кэтрин совсем не хотела защиты и не нуждалась в ней,  но  была  настолько
сбита с толку, что не смогла найти нужных слов.
   - Нет, нет, - умоляюще проговорила она, - не нужно злить его. - И, увидев
ужас на лице Мэри, добавила:
   - Не бойся, он не причинит мне никакого зла.
   Рэннальф,  все  больше  мрачнея  и  не  замечая,  какое  впечатление  это
производит на его дочь, произнес:
   - Я всегда бил своих жен на людях. И не  собираюсь  оправдываться  ни  за
прошлое, ни за будущее!
   Он  в  прямом  смысле  вытолкнул  дочь  за   дверь,   коротко   приказал:
"Раздевайся",  и  теперь  диким  взором  следил,  как  Кэтрин  сражается  со
шнуровкой на корсете. Решив, что его пристальное  внимание  смущает  ее,  он
отвернулся и стал раздеваться сам. Он уже  освободился  от  своих  одежд,  а
Кэтрин все еще не была раздета. Ее руки дрожали,  и  Рэннальф  пожалел,  что
выгнал служанок, потому что Кэтрин была не в состоянии справиться  сама.  Ее
страдание убило в нем радостный подъем. Теперь понятно, что  она  совсем  не
хочет его, а просто уступает ему.
   - Позвать служанок?
   "Нет! Если он их позовет, придет Мэри, которая не  выносит  своего  отца.
Если бы он только развязал шнуровку, я бы сама справилась".
   Шелк был тонок, как паутинка. Рэннальф  наклонился  над  ней.  Ее  запах,
тонкий и приятный, аромат лилий и  роз,  ударил  ему  в  голову.  Он  нервно
сглотнул и огромным усилием взял себя  в  руки.  С  каким  удовольствием  он
разорвал бы эти шнурки, но не хотел пугать Кэтрин еще больше.
   - Теперь ты видишь, что мои руки не приспособлены для такой работы.
   Кэтрин заставила себя в упор посмотреть на мужа. Внезапно с острой  болью
она увидела, сколько седины прибавилось в его волосах, как исхудало лицо. Он
давно не брился, щетина торчала в разные  стороны.  Но  у  него  было  такое
прекрасное тело, кожа, свежая и гладкая в тех местах, где не было шрамов. От
него исходил немного терпкий запах, запах здорового мужчины. Узел,  наконец,
поддался, и Кэтрин повернулась другим боком.  Поворачиваясь,  она  коснулась
плеча Рэннальфа и с удивлением ощутила, что он тоже дрожит.
   - Спасибо, - сказала она, когда он справился и с этими завязками.
   - Я рад услужить тебе в любое время. - Рэннальф пытался шутить, но  голос
его предательски дрожал.
   - Тогда, ваша милость, - сказала Кэтрин, стаскивая  корсет  и  бросая  на
пол, - развяжите тесемки на рукавах.
   Ее руки были холодны как лед.
   - Ты все еще боишься меня, Кэтрин?
   - Чуть-чуть, когда ты злишься. Мне не нужно тебя бояться? Да?
   - Сейчас я не злюсь. Почему у тебя такие холодные руки?
   Он закончил возиться с рукавами и отошел. Когда Кэтрин так близко, он  не
мог соображать.
   - Давно хотел тебе сказать, но почему-то так и не сказал. Я убил  его  не
по собственному желанию и не по злобе, просто он говорил много  такого,  что
могло навредить королю.
   - Кого? - удивленно спросила Кэтрин.
   Рэннальф опять подошел к ней. Она  сняла  платье,  и  свет  от  множества
свечей за  ее  спиной  очертил  контуры  ее  стройного  тела  под  тончайшей
сорочкой.
   - Осборна. - Он говорил так тихо, что Кэтрин едва его слышала.
   "Он действительно хочет меня, - подумала  она,  -  и  боится.  Но  чего?"
Потрясенная этим открытием, Кэтрин не отвечала. Она не могла понять,  почему
он вспомнил  о  том,  что  произошло  два  года  назад  и  потихоньку  стало
забываться.
   - Если ты меня за это ненавидишь, - сказал Рэннальф жестко, - я ничего не
могу исправить, но и сегодня я поступил бы так же.
   - Ненавижу тебя из-за Осборна?! Я никогда о таком  не  думала.  -  Только
сейчас она поняла, что ее муж думает, будто о