ыглядят наушники, в которых прослушивают записи. Толстые, мохнатые, пухлые. Если женщина сильно надушена, они непременно пропитаются этим ароматом. Ни один мужик, который изменяет, не принесет с собой чужой запах. Хоть в луже, но он умоется, если не хочет, чтобы другая женщина догадалась об измене. А этот пришел и благоухал как ни в чем не бывало.
     Я опустилась в кресло, Адам состроил гримасу Артуру, мол, извини, старик, уж эти женщины. Я не в обиде. А потом кто-то постучал в окно, и Адам открыл дверь на террасу. Кшисик вошел, улыбаясь во весь рот.
     - За что пьем?
     - За нашего ребенка, - сообщил Артур и обнял Реньку.
     Ну до чего красивая пара! Потом мы позвонили Исе и Агате, Тося спустилась сверху, Адам налил всем понемножку шампанского. Потому что это такое событие, в котором могут и даже должны участвовать семнадцатилетние дети. И внезапно шумно и весело стало в нашей большой комнате, которая вовсе не большая. Адам каждый раз, когда мы встречались взглядом, с недоверием покачивал головой.
     - Я просто сражен наповал! - прошептал он, подходя ко мне с шампанским. - Думаю, мне за тобой не угнаться. Неужели ты и впрямь считала, что я с Ренькой? Ах ты моя сладкая, да если бы я захотел...
     А я совсем не хотела слушать, что бы он сделал, если бы захотел.
     Ися подняла свой бокал и смотрела на отца.
     - Я еще маленькая, а ты меня спаиваешь, все расскажу маме.
     - Ну! - обрадовалась Агата, опрокидывая свою порцию.
     - За новую жизнь, - поднял тост Кшисик, опрокинул бокал, а потом суровым тоном обратился к дочерям:
     - Так вот, с сегодняшнего дня у вас новая власть. Мужская, а не бабская. В этом доме брюки ношу я, ясно? И теперь так будет всегда!
     Тут Агата поставила свой бокал на стол и прервала отца:
     - Папа, но...
     - Не перебивай, когда говорят мужчины! - одернул ее Кшись и сделал очень грозную мину.
     - А мама об этом знает? - Агата взглянула на отца и улыбнулась.
     - Кому-то придется ей об этом сказать. Только не мне. Я боюсь, - прыснул Кшись.
     Я смотрела на лица друзей в своем собственном доме, на девочек, Исю, Тосю и Агату, у которых уже второй день одинаковый цвет волос - что-то наподобие фиолетового, - на лучезарную Реню и счастливого Артура, на Кшисика, который взял в руки гитару, на Бориса, который сидел, не сводя глаз с Адама, на Сейчаса и Потома, взобравшихся на подоконник с намерением поскорее удрать в сад, и думала, что я самая счастливая женщина в мире. При условии, разумеется, что я помню об этом и не загоняю себя в угол.
     Но вечером, когда в первый раз за последние несколько недель смогла безмятежно прижаться к Адасику, я услышала:
     - Ютка, но я тебе тоже кое-что хочу сказать. Нам надо расстаться.
     Перед глазами промелькнули Анна Каренина, спешащая на вокзал, дочь гондольера с шестипалой ладонью, машущая с Большого канала, Агата, бросающаяся под трамвай, Джульетта, вонзающая в себя кинжал, потому что Ромео, конечно, один вылакал всю отраву, не оставив ей ни капли, обнаженная Маргарита верхом на борове, а потом спокойно, не отодвигаясь от него, я спросила:
     - Почему?
     - Мне предложили на полгода стажировку в Чикаго. Это невероятная возможность для моего профессионального роста. Я хочу поехать. Уже пришло подтверждение...
     Он решил это сам, без меня. Ну что же, он не обязан считаться со мной, я даже ему не жена.
     И в эту минуту я осознала, что люблю его, потому что откуда-то снизу, от сердца, во мне разлилось радостное тепло. Я знаю, что Адам всегда восхищался чикагской социологической школой. Чувствую, что он, должно быть, безумно доволен, и радуюсь оттого, что рядом со мной находится счастливый человек. Я крепко прижалась к нему, а Голубой обнял меня, и никакие слова были не нужны.
     - Но прежде я хотел бы тебя кое о чем спросить. - Адам прошептал мне это прямо в ухо. - Я уже говорил об этом с Шимоном и с Тосей... Потом, когда я вернусь... мы могли бы подумать... ты не могла бы подумать... - Впервые с тех пор, как мы знакомы, Голубого не слушался язык. - В общем, не настало ли время, чтобы на почтовом ящике появилась наша общая фамилия?
     Я лежала неподвижно и не находила что ответить. Знала только, что он поедет и что ему надо ехать. И то, что мы вместе, никоим образом не должно нас никак ограничивать.
     Но жениться? Разве это обязательно? Ведь после свадьбы начинаются сплошные проблемы.
     - А потом сердце в гипсе? - вырвалось у меня невольно.
     - Малышка, оно у тебя сейчас в гипсе. Я другой, не сравнивай с тем, прежним. Неплохо было бы пройти курс специальной терапии, но это тебе самой решать, я не стану уговаривать. Все дело в проекции и трансформации. Поступай как знаешь. Ты сама себя порядком изводишь, поскольку беспрестанно сравниваешь с кем-то и боишься на что-то решиться. И по-видимому, тебя точно так же пугает любое лечение, которое могло бы все поставить на свои места.
     Я боюсь? Чего здесь бояться? Замужества? А зачем мне оно? Зачем мне свадьба? Никогда в жизни. Это уж точно.
     Нет, наверное, все-таки нет.
     Нам и так хорошо...
     Надо будет устроить грандиозный прием. Пригласить Гжесика, Улю, Кшисика, Реньку с Артуром, Маньку - я ведь даже не знаю, что там у нее, - всю редакцию и главного. Терапия? На черта мне какая-то терапия? Почему он думает, что я не решусь на лечение? Чего я испугалась? А Тося должна прийти с Якубом? А с кем приедет Шимон? Терапия... Интересно... Я ему еще покажу...
     Свадьба? Через полгода?.. Еще уйма времени...
     Подумаю об этом послезавтра.