-
ливые комплименты.
   Христиана почти не принимала участия в разговоре, ощущая  недомогание
во всем своем отяжелевшем теле. Поль казался грустным, озабоченным. Один
лишь маркиз поддерживал беседу, болтая невозмутимо и беззаботно, с обыч-
ной своей живой непринужденностью избалованного старого дворянина.
   В Руайя вышли из коляски послушать в парке музыку; Гонтран, подхватив
под руку Шарлотту, убежал вперед. В открытой беседке играл оркестр,  ди-
рижер помахивал палочкой, подбадривая то скрипки, то медные инструменты,
а вокруг расселось на стульях целое полчище курортных обитателей,  разг-
лядывая гуляющих. Дамы демонстрировали свои туалеты, свои ножки, вытяги-
вая их на перекладину переднего стула,  свои  воздушные  летние  шляпки,
придававшие им еще больше очарования.
   Шарлотта и Гонтран, бродя на кругу, отыскивали среди сидящей  публики
смешные физиономии и потешались над ними.
   За их спиной то и дело раздавались возгласы:
   - Смотрите, какая хорошенькая!
   Гонтран был польщен, ему хотелось знать, за кого принимают Шарлотту -
за его сестру, жену или за любовницу?
   Христиана сидела между отцом и Полем  Бретиньи,  следила  глазами  за
этой парочкой и, находя, что они слишком  "расшалились",  подозвала  их,
чтобы унять. Но они, не вняв ее наставлениям,  опять  отправились  путе-
шествовать в толпе гуляющих и забавлялись от души.
   Христиана тихонько сказала Полю Бретиньи:
   - Кончится тем, что он ее скомпрометирует. Когда вернемся домой, надо
поговорить с ним.
   Поль ответил:
   - Я тоже подумал об этом. Вы совершенно правы.
   Обедать поехали в Клермон-Ферран, так как, по мнению маркиза, любите-
ля хорошо поесть, рестораны в Руайя никуда не годились; в обратный  путь
отправились уже в темноте.
   Шарлотта вдруг стала серьезной, - когда вставали из-за  стола,  Гонт-
ран, передавая ей перчатки, крепко сжал ее руку. Девичья совесть  забила
тревогу. Ведь это было признание в любви! Намеренное! В нарушение прили-
чий? Что теперь делать? Поговорить с ним? Но что же ему сказать? Рассер-
диться было бы смешно. В таких обстоятельствах нужен большой такт. А ес-
ли ничего не сделать, ничего не сказать, ему покажется, что она принима-
ет его заигрывания, готова стать его сообщницей, отвечает  "да"  на  это
пожатие руки.
   И, взвешивая все, она корила себя за то, что чересчур разошлась, была
в Руайя чересчур развязна, теперь ей уже казалось, что сестра была  пра-
ва, что она скомпрометировала, погубила себя. Коляска катилась по  доро-
ге; Поль и Гонтран молча курили, маркиз дремал,  Христиана  смотрела  на
звезды, а Шарлотта с трудом сдерживала слезы - в  довершение  всего  она
выпила за обедом три бокала шампанского.
   Когда приехали в Анваль, Христиана сказала отцу:
   - Какая темень! Папа, ты проводишь Шарлотту?
   Маркиз предложил девушке руку, и они тотчас скрылись из глаз.
   Поль схватил Гонтрана за плечи и шепнул ему на ухо:
   - Зайдем-ка на пять минут к твоей сестре. У нее да и у меня тоже есть
к тебе серьезное дело.
   И все трое поднялись в маленькую гостиную, смежную с комнатами Андер-
мата и его жены. Как только они уселись, Христиана сказала:
   - Вот что, Гонтран, мы с господином Бретиньи хотим сделать тебе  вну-
шение.
   - Внушение? А в чем я грешен? Я веду себя  паинькой,  за  отсутствием
соблазнов.
   - Не шути, пожалуйста. Неужели ты не видишь, что поступаешь очень не-
осторожно и просто некрасиво? Ты компрометируешь эту девочку.
   Гонтран сделал удивленное лицо:
   - Какую девочку? Шарлотту?
   - Да, Шарлотту.
   - Я компрометирую Шарлотту?..
   - Да, компрометируешь. Здесь все об этом говорят! А сегодня вечером в
парке Руайя вы вели себя очень... очень... легкомысленно.  Правда,  Бре-
тиньи?
   Поль ответил:
   - Да, да. Я вполне с вами согласен.
   Гонтран повернул стул, сел на него верхом, достал новую сигару, заку-
рил и, выпустив дым, расхохотался:
   - Ах, вот как! Я, оказывается, компрометирую Шарлотту Ориоль!
   Он сделал паузу, чтобы усилить эффект своих слов, и отчеканил:
   - А почему вы думаете, что я не хочу жениться на ней?
   Христиана вздрогнула от изумления.
   - Жениться на ней? Что ты! Ты с ума сошел!
   - А отчего бы и не жениться?
   - На ней? На этой крестьяночке?
   - Та-та-та! Предрассудки!.. Откуда ты их набралась? От своего  супру-
га?
   Христиана ничего не ответила на этот недвусмысленный намек,  и  тогда
он произнес целую речь, задавая вопросы и сам отвечая на них:
   - Хорошенькая она? Да. Благовоспитанная? Да. И к тому же чистосердеч-
ная, милая, искренняя, естественная - не то что светские барышни.  Обра-
зование же у нее не хуже, чем у них: говорит по-английски и по-овернски,
а это уже целых два иностранных языка. Состояния у нее будет не  меньше,
чем у любой дворянской наследницы из бывшего Сен-Жерменского предместья,
которое следовало бы окрестить "Пустокарманным  предместьем".  Она  дочь
мужика? Ну что ж, значит, у нее здоровая кровь, и она народит мне  прек-
расных ребятишек. Вот вам!
   Так как он излагал все эти доводы по-прежнему  шутливым,  насмешливым
тоном, Христиана спросила нерешительно:
   - Послушай, ты серьезно говоришь?
   - Да еще как серьезно! Девчурка - само очарование. Сердце доброе, ли-
чико прелестное, характер веселый, настроение всегда  прекрасное,  щечки
розовые, глаза ясные, зубки белые, губки алые, косы  длинные  и  густые,
блестящие, шелковистые. Пускай ее папаша - мужик, зато он  будет  богат,
как Крез, благодаря твоему супругу, дорогая сестрица! Дочь мужика? Поду-
маешь!  Да  неужели  дочь  мужика  хуже,  чем  дочери  всяких   грабите-
лей-дельцов, которые так дорого платят за сомнительные герцогские гербы,
или дочери титулованных кокоток, которыми наградила нас Империя, или  же
дочери двух отцов, каких мы так часто встречаем в обществе?  Да  если  я
женюсь на Шарлотте, это будет первый разумный поступок в моей жизни!
   Христиана молчала, погрузившись  в  размышления;  потом,  покоренная,
убежденная этими доводами, радостно воскликнула:
   - А ведь он верно говорит!.. Все, все верно!  Он  совершенно  прав!..
Так ты женишься на ней, миленький мой Гонтран?
   Тогда он принялся охлаждать ее восторг:
   - Ну, не спеши, не спеши! Дай мне поразмыслить. Я  только  высказываю
несомненную истину: если я женюсь на Шарлотте, это будет  первый  разум-
ный, рассудительный поступок в моей жизни. Но это еще не значит,  что  я
женюсь на ней. Я подумываю об этом, приглядываюсь, немножко ухаживаю  за
ней, чтоб посмотреть, понравится ли она мне по-настоящему. Словом, я  не
говорю ни "да", ни "нет", но скорее готов сказать "да", чем "нет".
   Христиана спросила:
   - А что вы об этом думаете, господин Бретиньи? - Она  звала  Поля  то
господин Бретиньи, то просто Бретиньи.
   Поля всегда пленяли поступки, в которых он усматривал душевное благо-
родство, неравные браки, если он предполагал в них какие-нибудь  рыцарс-
кие побуждения, всякий пышный покров, украшающий  человеческие  чувства.
Он ответил:
   - Я также считаю теперь, что он совершенно прав. ЕС. ПИ  она  ему  по
душе, пусть женится. Лучшей невесты ему не найти...
   Но тут явились маркиз и Андермат, -  пришлось  заговорить  о  другом.
Поль и Гонтран отправились в казино посмотреть, открыт  ли  еще  игорный
зал.
   С того дня Христиана и Поль начали явно покровительствовать открытому
ухаживанию Гонтрана за Шарлоттой.
   Девушку чаще стали приглашать, оставляли обедать,  обращались  с  нею
так, словно она уже была членом семьи.
   Шарлотта все это прекрасно видела, понимала и была без ума от  радос-
ти. Головка у нее кружилась, она строила воздушные замки. Правда,  Гонт-
ран ничего еще не сказал ей, но все его обращение, все его  слова,  тон,
которым он говорил с нею, более почтительный оттенок ухаживания,  ласко-
вый взгляд ежедневно, казалось, говорил ей: "Вы моя избранница. Вы буде-
те моей женой".
   А у нее во всем сказывалось теперь нежное доверие к нему, кроткая по-
корность, целомудренная сдержанность, как будто говорившие: "Я все знаю,
и, когда вы попросите моей руки, я отвечу "да".
   В семье у нее шушукались. Луиза говорила с ней только для того, чтобы
рассердить ее обидными намеками, ехидными колкостями. Но старик Ориоль и
Жак, видимо, были довольны.
   Однако Шарлотта ни разу не спросила себя, любит ли она этого красиво-
го поклонника, чьей женой она, несомненно, будет. Он  ей  нравился,  она
непрестално думала о нем, находила, что он очень мил, остроумен, изящен,
но больше всего думала о том, что она будет делать, когда выйдет за него
замуж.
   В Анвале все позабыли о злобном соперничестве докторов  и  владельцев
источников, о предполагаемом романе герцогини де  Рамас  с  ее  домашним
врачом, о всех сплетнях, которых на курортах не меньше, чем воды  в  ис-
точниках, и заняты были только одной сенсационной новостью: граф Гонтран
де Равенель женится на дочке Ориоля.
   Тогда Гонтран решил, что пора действовать,  и  однажды  утром,  когда
встали из-за стола, взял Андермата под руку и сказал ему:
   - Дорогой мой, вспомним пословицу: "Куй железо,  пока  горячо".  Дело
обстоит так. Девочка ждет моего предложения, хотя я еще ничем не  связал
себя, и, будьте уверены, она не отвергнет меня.  Однако  надо  прощупать
намерения ее папаши, чтобы ни вы, ни я не остались в накладе.
   Андермат ответил:
   - Не беспокойтесь. Я возьмусь за это. Сегодня же отправлюсь  на  раз-
ведку и, ничем вас не компрометируя, не называя вашего имени, все узнаю.
А как только положение станет совершенно ясным, сосватаю вас.
   - Великолепно.
   Помолчав немного, Гонтран добавил:
   - Послушайте, может быть, это последний день моей холостяцкой  жизни.
Я поеду сейчас в Руайя - там я в прошлый раз видел кое-кого из знакомых.
Я вернусь ночью и постучусь к вам, спрошу о результатах.
   Он велел оседлать лошадь и поехал верхом горной дорогой, с  наслажде-
нием вдыхая чистый, живительный воздух, иногда поднимая лошадь в  галоп,
чтобы почувствовать, как быстрые, ласковые дуновения ветра приятно холо-
дят лицо и щекочут его, забираясь в усы.
   Вечер в Руайя прошел весело. Гонтран встретил приятелей, приехавших в
сопровождении кокоток. Ужинали долго, и  он  вернулся  очень  поздно.  В
Гранд-отеле МонтОриоля все давно уже спали, когда Гонтран принялся  сту-
чать в дверь Андермата.
   Сначала никто не отзывался, но когда он забарабанил изо всей силы, из
комнаты послышался сонный, сиплый голос, сердито спросивший:
   - Кто там?
   - Это я, Гонтран.
   - Подождите, сейчас отопру.
   И на пороге появился Андермат в ночной сорочке, с заспанным лицом,  с
всклоченной бородкой, с шелковым платком на голове. Потом он снова  заб-
рался в постель, сел и вытянул руки на одеяле.
   - Ну, милый мой, не клеится дело! Я прощупал намерения этого  старого
хитреца Ориоля, не упоминая вашего имени, - сказал, что одному  из  моих
друзей (можно было подумать, что Полю Бретиньи) подошла бы та или другая
его дочка, и спросил, какое он дает за ними приданое. А  -  он  в  ответ
спросил: "Какое состояние у жениха?" Я сказал: "Триста тысяч франков  да
еще надежды на наследство".
   - Но у меня же ничего нет, - пробормотал Гонтран.
   - Я вам дам взаймы, дорогой. Если мы с вами обделаем это дельце, ваши
участки принесут мне достаточно, чтобы возместить такую сумму.
   Гонтран усмехнулся:
   - Великолепно! Мне - жену, вам - деньги.
   Но Андермат рассердился:
   - Ах, так! За мои хлопоты да меня же оскорбляете! Довольно! Кончим на
этом...
   Гонтран извинился:
   - Не гневайтесь, дорогой, простите меня. Я знаю, что вы вполне  поря-
дочный человек, безупречно честный в делах. Будь я вашим кучером,  я  бы
не попросил у вас на водку, но будь я миллионером, я доверил бы вам свое
состояние...
   Вильям Андермат успокоился и продолжал:
   - Мы еще поговорим об этом, а теперь давайте покончим с главным  воп-
росом. Старик ловко вывернулся, он ответил: "Приданое...  Это  смотря  о
ком речь. Если о старшей, о Луизе, так вот какое у ней приданое..." И он
перечислил все участки вокруг наших построек - те самые,  что  соединяют
водолечебницу с отелем и отель с казино, - словом, все те,  которые  нам
необходимы, которым для меня цены нет. А за младшей он что ж дает?  Дру-
гой склон горы. Позднее и та земля, конечно, тоже будет  дорого  стоить,
да мне-то она не нужна. Уж я на все хитрости пускался, чтобы он  поделил
по-иному и дал за младшей то, что задумал дать старшей, - куда  там!  Не
убедишь этого упрямого осла... Уперся на своем. Поразмыслите-ка и скажи-
те, что вы об этом думаете!
   Гонтран, до крайности смущенный и озадаченный, ответил:
   - А вы сами-то что думаете? Как вам кажется, он  меня  имел  в  виду,
принимая такое решение?
   - Несомненно. Хитрый мужик сообразил: "Раз девчонка ему нравится, по-
бережем добро". Он надеется выдать за вас свою дочку, но лучшие земли не
выпускать из рук. А может быть, он хлопочет о старшей  дочери.  Кто  его
знает!.. Она его любимица... Больше на него походит... куда хитрее, про-
нырливее, практичнее младшей. По-моему, она девица с головой.  Я  бы  на
вашем месте взял другой прицел...
   Гонтран растерянно бормотал:
   - Как же это! Ах, черт, ах, черт! А те земли,  которые  за  Шарлоттой
дают... Вам они совсем не подходят?
   Андермат воскликнул:
   - Мне?.. Нет! Ни в какой мере! Мне нужны участки, соединяющие мою во-
долечебницу, мой отель и мое  казино.  Это  же  проще  простого.  Другие
участки можно будет продавать клочками дачникам, но значительно позднее,
а сейчас я за них ни гроша не дам.
   Гонтран все твердил:
   - Ах, черт! Ах, черт! Чепуха какая получается!.. Так вы, значит,  со-
ветуете мне...
   - Я ничего вам не советую. Я только говорю:  подумайте  хорошенько  и
тогда уж выбирайте между двумя сестрами.
   - Да, да, правильно! Я подумаю. А сейчас  пойду  спать.  Утро  вечера
мудренее...
   Он поднялся. Андермат удержал его:
   - Простите, дорогой, еще два слова - о другом. Я хоть  и  делаю  вид,
что не понимаю, но на самом деле  прекрасно  понимаю  ваши  непрестанные
колкие намеки и больше их выслушивать не намерен. Вы корите меня за  то,
что я еврей, то есть умею наживать деньги, за то, что я скуп, что спеку-
ляции мои, по-вашему, близки  к  мошенничеству.  Однако,  милый  мой,  я
только и делаю,  что  ссужаю  вас  этими  самыми  мошеннически  добытыми
деньгами, даю их вам взаймы без отдачи, а они достаются мне  не  так  уж
легко. Ну хорошо, это все неважно. Но есть одно обвинение, которое я ре-
шительно отметаю, решительно. Скупым меня назвать нельзя. Кто делает ва-
шей сестре подарки по двадцать тысяч франков? Андермат. Кто купил за де-
сять тысяч картину Теодора Руссо и преподнес ее вашему отцу, потому  что
ему хотелось ее иметь? Андермат. А кто подарил вам здесь, в Анвале,  ло-
шадь, на которой вы сегодня ездили в Руайя? Все тот же Андермат.  Так  в
чем же проявляется моя скупость? В том, что я не позволяю себя  обкрады-
вать? Ну что ж, это чисто еврейская черта, и вы правы, милостивый  госу-
дарь. Я сейчас выскажусь по этому поводу раз  и  навсегда.  Нас  считают
скупцами потому, что мы всему знаем цену. Для вас  рояль  -  это  рояль,
стул - это стул, брюки - это брюки. И для нас, конечно, тоже, но  вместе
с тем для нас - это товар, имеющий определенную  рыночную  стоимость,  и
практический человек должен уметь с одного взгляда точно ее установить -
не из скупости, а чтобы не потакать жульничеству.
   Что бы вы сказали, если б в табачной лавке с вас запросили четыре  су
за коробку восковых спичек или за марку в три су? Вы  вознегодовали  бы,
вы побежали бы за полицейским, милостивый государь, - из за  одного  су,
из-за одного су! И все только потому, что вы случайно знаете  цену  этих
двух предметов. А вот я знаю цену любых предметов, которые можно продать
и купить. Вы преисполнитесь возмущения, если с вас потребуют  четыре  су
за марку в три су, а я возмущаюсь, когда  с  меня  запрашивают  двадцать
франков за дождевой зонт, стоящий пятнадцать франков. Понятно? Я протес-
тую против гнусного воровства, укоренившегося в обычаях торговцев, слуг,
кучеров. Я протестую против коммерческой непорядочности вашей нации, ко-
торая нас презирает. Я даю на чай в соответствии с оказанной  мне  услу-
гой, а не так, как вы, ибо у вас во всем фантазия, и вы швыряете то пять
франков, то пять су, смотря по настроению. Понятно вам?
   Гонтран поднялся и с тонкой иронической усмешкой, так  подходившей  к
его лицу, ответил:
   - Понятно, все понятно, дорогой. Вы правы, вы совершенно  правы,  тем
более что мой дед, старый маркиз де Равенель, почти  ничего  не  оставил
моему бедненькому папе, потому что имел дурную привычку не брать сдачи у
купцов, если платил им за что-нибудь Он считал это недостойным дворянина
и всегда давал круглую сумму, и полновесной монетой.
   И Гонтран вышел с очень довольным видом
 
 
   III
 
   На следующий день, в обеденный час, когда все уже  собрались  перейти
из гостиной в отдельную столовую, отведенную для семейства Андерматов  и
Равенелей, Гонтран распахнул дверь и на пороге возвестил:
   - Сестры Ориоль!
   Они вошли, стесняясь, краснея, а  Гонтран,  шутливо  подталкивая  их,
объяснял:
   - Вот и они! Похитил обеих среди бела дня, на  глазах  у  возмущенных
прохожих. Привел их силой, потому что желаю  объясниться  с  мадемуазель
Луизой и, конечно, не могу это сделать при посторонней публике.
   Он отобрал у обеих девушек шляпки, зонтики - они возвращались с  про-
гулки, - усадил их, поцеловал сестру, пожал руки отцу, зятю и Полю  Бре-
тиньи, затем снова подошел к Луизе.
   - Ну-с, мадемуазель, извольте сказать, что вы имеете против нас с не-
которых пор?
   У Луизы был испуганный вид, словно у птицы, пойманной в сети и попав-
шей в руки птицелова.
   - Ничего, сударь!.. Право же, ничего... Кто вам это сказал?
   - Я сам вижу - по всему вижу. Вы к нам теперь не заглядываете, не ка-
таетесь с нами в Ноевом ковчеге. (Так он окрестил  дряхлое  ландо.)  При
встрече со мною, при моих робких попытках заговорить с вами вы  смотрите
на меня суровым взглядом.
   - Да нет же, вы ошибаетесь, сударь! Уверяю вас!
   - Нет, не ошибаюсь. Я утверждаю истину. Однако довольно. Дольше я это
терпеть не намерен и желаю сегодня же заключить мир. Прошу мне не  пере-
чить! Я дьявольски упрям. Сколько вы ни хмурьтесь, а я сумею отучить вас
от таких повадок, и вы будете с нами приветливы, как ваша сестрица,  сей
ангел доброты!
   Доложили, что обед подан, все направились в столовую. Гонтран повел к
столу Луизу. Он расточал знаки внимания обеим  сестрам,  с  удивительным
тактом распределяя между ними свои любезности. Младшей он говорил:
   - Вы наш старый товарищ, а поэтому я несколько дней буду менее внима-
телен к вам. С друзьями не церемонятся, как вам известно.
   А старшей он говорил:
   - Мадемуазель, я решил вас пленить и, как честный противник,  предуп-
реждаю вас о своем намерении заранее. Я даже буду усиленно ухаживать  за
вами. Ах, вы краснеете? Хороший признак. Вы увидите, как я бываю неотра-
зим, когда постараюсь. Не правда ли, мадемуазель Шарлотта?
   Обе девушки краснели, а Луиза смущенно и степенно говорила:
   - Ах, сударь!.. Какой вы ветреник!
   Он восклицал:
   - Полноте! То ли вы еще услышите в обществе, когда  станете  замужней
дамой, что, несомненно, случится очень скоро. Боже!  Сколько  вам  будут
говорить комплиментов!
   Христиана и Поль втайне одобряли его за то, что он привел Луизу; мар-
киз улыбался, забавляясь его  вычурными  любезностями;  Андермат  думал:
"Молодчик-то, оказывается, неглуп!" А Гонтран злился, что ему приходится
из корысти изображать вздыхателя старшей сестры, тогда как его влечет  к
младшей, и, улыбаясь Луизе, мысленно грозил ей, стискивая зубы: "Ну, по-
годи! Твой папаша, старый мошенник, вздумал надуть меня, так ты  у  меня
попляшешь, ты у меня, деточка, будешь как шелковая!"
   Он переводил взгляд с одной сестры на другую и сравнива