и мокрые губы и выдвинутая  вперед  челюсть.  Он  был  похож  на
обезьяну. Дежурная, толстая, красивая женщина, улыбаясь, говорила:
   - А я люблю так, чтобы выйти замуж и сразу родить.
   Крылов подсел, закурил.
   - Я не тороплюсь, - сказала дежурная. - Мне нужен  мужчина  ведущий.  К
примеру, научный работник. Вот Лисицкий у нас  живет.  А  то  Тулин.  Я  в
семейной жизни кого хочешь устрою. Мне, пожалуйста,  директором  гостиницы
предлагали.
   Непонятно было, всерьез она или нарочно поддразнивала.  Мужчина  сопел,
наливался лиловой краской.
   - Слишком располагает к себе ваш Тулин, - сказал он. - Все  эти  ученые
сидят на шее государства и сосут и сосут. Когда хочет, тогда и приходит на
работу. В шахту бы его... Два года ковыряются, а где  продукция?  Дали  бы
мне власть, я бы всех их... Сперва, конечно, по партийной линии.
   - А что у них? - спросил Крылов, подмигивая дежурной.
   - Материальчик собрать всегда  можно.  Тулин,  говорят,  своего  дружка
Крылова пристроил. Факт.  Оба  Академию  наук  критикуют.  Сам  слыхал.  А
бытовое разложение  -  это  ж  наглядно:  со  студенткой  гуляет.  Алтынов
покрывает его. У них одна шайка-лейка. По вечерам собираются и шу-шу-шу. И
на работе разговорчики. Прогуливается такой прощелыга взад-вперед, руки  в
брюки, - видите ли, думает! За такую ставку и я могу думать.  Эх,  мне  бы
власть, я бы их повернул  на  сто  шестьдесят  градусов!  Они  бы  у  меня
завращались. Всех бы разогнал. Все эти ихние НИИ. Копайте землю со  своими
профессорами. Спутники, спутники, а что толку от спутников? Летают, а рыбы
нет. Студентов развели - это ж форменный разврат. На завод  их,  чтобы  по
семь часов вкалывали! А Тулин бы у меня побегал. Ах, ты против, рыпаешься,
а ну-ка, голубчик, охладись... Нет, распустили мы, страху нет...
   - Тулин и так бегает, - сказал Крылов.
   - Э, руководить всякий может. Думаете, я не могу? Чем я  хуже?  Все  на
случае построено. Мне случай не выпал, а они проныры. Пиджак у него какой,
у Тулина, видели - в клетку, разрезик  сзади.  По-вашему,  как,  я  такого
пиджака недостоин? Вы тоже, видать, из ихних, в одну дуду дуете.
   - Иди  бай-бай.  Жених,  -  сказала  дежурная.  -  Небось  когда  почки
схватило, к профессору поехал. Все вы такие.
   Крылов долго еще сидел с ней и рассказывал про лесные пожары  от  гроз,
про виноградники, побитые градом, про ребят, которые зимуют  на  Эльбрусе,
изучая облака. За этот год он увидел страну так, как никогда. Строители на
плотинах, хлопкоробы, трактористы, колхозники смотрели в небо  -  это  они
смотрели на него, потому что он жил там, в  этом  небе,  воюя  для  них  с
облаками.
   Дежурная всплескивала полными белыми руками, ахала, потом сказала:
   - Вы на него не обращайте. Ревнует. Он экспедитор. Сватается.
   Крылову стало весело. После  истории  с  Агатовым  он  чувствовал  себя
сильным и добрым Гулливером. Чего ему злиться, ему жаль этого экспедитора,
обворовавшего свою жизнь. Открыть его лысую голову и  посмотреть,  на  что
годен, не был же он рожден для того, чтобы стать экспедитором.  И  человек
станет счастлив.
   Поднявшись наверх, он отыскал Ричарда в фотокомнате. Там работали Женя,
Лисицкий, еще кто-то, при свете красного фонаря мелькали обнаженные  руки.
Улучив минуту, Крылов шепнул Ричарду:
   - Все в порядке.
   - Видите, я так и знал: Тулин - железный парень.
   Ричард нашел в темноте руку Крылова, пожал ее  и  уже  через  несколько
минут  вместе  с  Лисицким  доказывал  Крылову  бессмысленность  повторных
замеров, называл требования Крылова академическими и повторял слова Тулина
о решающей роли интуиции.
   - Если так работать, как вы предлагаете, то мы результаты получим через
год, а то и через два, верно?
   - Результат? - Крылов пожал плечами. - Не знаю, да разве в этом дело?
   Укладываясь спать, ребята обсуждали эту смешную фразу  Крылова.  Чем-то
она, конечно, смущала. Но следовать примеру Крылова было  слишком  трудно,
да и не очень надежно.



5

   За час до вылета Тулина позвали к междугородному телефону. Вернувшись к
самолету, он сказал Крылову, что срочно выезжает в город к  Богдановскому.
Свидания   с   Богдановским   Тулин    добивался    давно.    Богдановский
заинтересовался работами  группы  и,  очевидно,  согласен  как-то  помочь.
Богдановский был из тех  начальников,  которых  труднее  всего  застать  в
Москве. И вот теперь, когда он под боком, глупо не использовать случай.  В
его  распоряжении  огромные  средства  и  широкие   полномочия.   Знакомые
археологи с восторгом рассказывали Тулину, как Богдановский щедро давал им
машины, людей через свои геологические экспедиции.  Стоит  заручиться  его
поддержкой, и  никакие  агатовы  не  страшны.  Очевидно,  у  Богдановского
какой-то практический интерес. Ну словом, Богдановский - это козырный туз!
   - Придется руководить этим полетом тебе, - сказал Тулин. Он  расстегнул
пуговицы комбинезона, уселся на траву и стал стаскивать  с  себя  робу.  -
Заодно получу материалы  на  базе.  Да,  кого-то  мне  надо  прихватить  с
собой...
   Крылов уныло вертел отвертку. Необходимость руководить  полетом  пугала
его. Он обязательно что-нибудь  упустит  или  напутает.  Кроме  того,  это
значит, что некогда будет заняться собственными измерениями.
   - Эх ты, эгоцентрик! - сказал  Тулин.  -  Ничего,  приучайся,  попробуй
тяжесть и сладость власти. - Он поднялся, сложил комбинезон.  Стройный,  в
яркой клетчатой рубашке навыпуск, в легких сандалетах, спортивных брюках в
обтяжку, он выглядел совсем юношей. - А что, если я возьму с собой Женю, -
рассеянно сказал он. - Ей тут  особенно  делать  нечего.  Пока  я  буду  у
Богдановского, она все оформит на базе.
   Несвойственные ему объяснения были похожи на оправдания.
   Крылов хотел поймать его взгляд и не мог.  Глаза  Тулина  скользили  по
полю, по самолету, облепленному людьми, - маленькие,  суженные  от  солнца
черные зрачки.
   У  самолета  шла  обычная  предотлетная  суматоха.   Грузили   приборы,
закрепляли приборы. Утренний туман поднимался и таял под солнцем.
   - Может быть, лучше взять Катю? - сказал Крылов.
   Он почувствовал взгляд Тулина, но опять не успел поймать его.
   - Можно и Катю, - равнодушно согласился Тулин.  -  Вот  тебе  программа
сегодняшних испытаний. Старик,  не  тушуйся,  и  будет  порядок.  Впрочем,
каждый знает, что  ему  делать.  Пожалуй,  Катя  не  управится.  Там  надо
порасторопней.
   Он направился к самолету, Крылов пошел за ним.
   - Олег, - вдруг сказал он, - оставь Женю в покое.
   Тулин резко повернулся к нему.
   - Слушай, не лезь не в свое дело! - Теперь он  смотрел  прямо  в  глаза
Крылову. - Ты слишком много берешь на себя.
   По трапу поднималась Женя. Ветер  раздувал  ее  платье.  Женя  опустила
руку, придерживая юбку, другой рукой она прижимала к груди ярко блестевший
полированный футляр прибора. Волосы падали ей на лицо, она  стряхивала  их
коротким движением головы, но они снова падали, закрывая глаза.  Последнее
время Женя почти не говорила с ним, но Тулин чувствовал,  что  между  ними
установилась связь,  невидимая,  неслышная,  как  радиоволны.  Пульсировал
глазок передатчика: "Ты тут?" -  "Я  тут".  А  снаружи  все  неподвижно  и
холодно, как штырь антенны.
   - Серега, я еще не могу тебе ничего объяснить, - сказал Тулин, провожая
ее взглядом. - А вдруг это куда серьезней,  чем  ты  думаешь.  -  Он  было
подмигнул, но, посмотрев на Крылова, сказал  проникновенно:  -  Неужто  я,
по-твоему, не способен  на  большое  чувство?  Когда  тебе  надо  было,  я
помогал. Помнишь, с Леной? А ты по крайней мере не мешай мне.  Запомни,  в
таких делах жалость бессмысленна.
   Он отошел, и Крылов смотрел, как он взбежал по  трапу,  догнал  Женю  в
дверях самолета, заговорил с равнодушно-деловитым видом.
   Еще издали Агатов заметил Тулина и Женю, стоящих на  верхней  площадке.
Потом Женя ушла в  самолет,  и  Тулин  спустился  навстречу  Агатову.  Они
обменялись преувеличенно любезными улыбками. В кабине, стоя на  коленях  у
приборной доски, Ричард разговаривал с Верой Матвеевной и  Алешей.  Агатов
подошел к ним, делая вид, что осматривает свои счетчики. Ричард доказывал,
что схему стоит несколько изменить, одновременно он решал  Вере  Матвеевне
уравнение. Ему  доставляло  удовольствие  щеголять  своими  способностями.
Решать в уме, на ходу, задачки, как бы между делом.
   - Давай я переключу, - предложил Алеша.
   Они осторожно, не отключая напряжения, быстро переменили концы.
   - Готово, - сказал Ричард. - А первый корень уравнения будет логарифм К
минус логарифм И, - выпалил он.
   - Спасибо, - сказала Вера Матвеевна, записывая. - Ты гений. Тебя надо в
цирк отдать.
   Ричард отряхнул колени. Увидев в конце кабины Женю, окликнул  ее.  Женя
махнула ему рукой:
   - Я сейчас!
   Ричард пошел к выходу. Заметив Агатова, он отвернулся.
   - Минуточку, - сказал Агатов.
   Ричард остановился. Агатов, улыбаясь, молчал. Он любил такие паузы.
   - Знаете, Ричард, я человек отходчивый,  я  решил  не  отсылать  вас  в
Москву. Оставайтесь и спокойно  работайте.  -  Он  говорил  негромко,  но,
несмотря на то, что в самолете работало много людей, стучали,  передвигали
ящики, несмотря на весь шум, он знал, что его слышат, для этого у  Агатова
существовал специальный голос.
   - Да, я человек незлопамятный, - продолжал он. - Хотя вы были  неправы,
но... бывает. По молодости всякое бывает, когда-нибудь вы  убедитесь...  А
пока будем считать инцидент исчерпанным.
   - Спасибо, - сказал Ричард, понимая, что тем самым он как бы  признавал
свою вину. - Хотя, собственно, не знаю, за что благодарить...
   Агатов понимающе кивнул.
   - ...скорее мне надо благодарить Тулина.
   - Тулина? - переспросил Агатов. - Ловко! Вы никак полагаете, что он вас
защитил? - Агатов медленно рассмеялся. - Как бы не так! Это я не  пошел  у
него на поводу, у Тулина. Видите ли, я с ним решил  посоветоваться.  Тогда
еще, сгоряча. Ну и он в два счета... - Агатов сморщился, махнул рукой. - А
впрочем, не стоит. - Заглянув в окно, он покачал головой.  -  Чего  ж  они
осциллограф не  несут?  -  И,  не  обращая  больше  внимания  на  Ричарда,
спустился  с   самолета.   Он   был   возмущен:   какая   низость,   какая
несправедливость, в любом случае все заслуги приписывают Тулину!
   Вскоре он услышал сзади прерывистое дыхание и затем  срывающийся  голос
Ричарда:
   - Яков Иванович, я вас не понял, что вы про Тулина...
   Агатов, не торопясь, растолковал лаборанту, куда поставить осциллограф,
потом взглянул на Ричарда.
   - Стоит ли? Не хочется вас расстраивать. - Он сочувственно похлопал его
по плечу: "Бедняга, как тебя околпачили!"
   - Яков Иванович, прошу вас, мне это очень важно.
   Агатов недовольно потер шею.
   - Лучше будет, если вы спросите у него сами. Или у  Алтынова,  он  тоже
присутствовал. - Агатов помолчал, крякнул. - А-аа, чего ради  скрывать?  К
вашему сведению: Тулин согласился, что вас надо услать  в  Москву.  Он  не
возразил ни единого слова. Лично у меня такое впечатление,  что  ему  было
наплевать.  Скорей  всего   он   даже   рад   был   воспользоваться   моей
вспыльчивостью. - Агатов предупреждающе поднял палец. - Но  последнее  мое
утверждение - сугубо субъективное. Прошу взять его в скобки,  поскольку  я
строго придерживаюсь  фактов.  Таков  мой  принцип.  Не  верите?  Выясните
подробности у тех, кто был при этом.
   К ним быстрым шагом приближался Крылов, за ним - Алтынов.
   Агатов ждал, исполненный достоинства, торжествующей правоты.  Была  еще
какая-то надежда, тень надежды, с какой Ричард  смотрел  на  Крылова,  или
нет, скорее на  Алтынова,  потому  что  ему  трудно  было  заставить  себя
обратиться к Крылову. Но во взгляде, каким скользнул по его лицу  Алтынов,
мелькнуло  похожее  на  жалость,  как  будто   Алтынов   вспомнил   что-то
относящееся к Ричарду и это вызывало, жалость. Подойдя к  Агатову,  Крылов
попросил отложить какие-то измерения.
   - И не подумаю. И вообще, с каких это  пор  вы  тут  распоряжаетесь?  -
сказал Агатов.
   Крылов пояснил, что Тулин уезжает и  программой  будет  руководить  он,
Крылов. Ричард незаметно отошел, им было не  до  него.  Он  прислонился  к
шасси. Катя, пробегая мимо, остановилась.
   - Что с тобой?
   - Ты не видала Женю?
   - Она у диспетчера.
   Ричард пошел к вокзалу. Через несколько шагов  он  бросился  бежать.  В
диспетчерской было  полно  народу.  Женя,  облокотясь  на  барьер,  что-то
писала. Ричард вытер вспотевший лоб.
   - Вернемся к шести вечера, - сказала Женя.
   - Ладно, так и пишите, - сказал диспетчер.
   Ричард взял Женю за руку. Она обернулась, кивнула ему, передала  бумагу
диспетчеру. Они вышли в коридорчик.
   - Я должен рассказать тебе одну вещь... - начал Ричард.
   Женя посмотрела на часы.
   - Срочное? У меня ни секунды. Мне еще переодеться.
   - Ты разве не летишь?
   - Нет, я в город еду.
   - С ним?
   - Но это ж по делу. Не могу же я! - Она сердито посмотрела на Ричарда и
сделала над собой усилие. - Мы ж с тобой договорились.
   - Не надо! Не смей с ним ехать! - Он сжал кулаки. - Не смей!
   Женя мгновенно закаменела. Подняв  брови,  произнесла,  четко  разделяя
каждое слово:
   - Пожалуйста, не кричи. Я не желаю слушать тебя.
   - Не смей, не смей! - исступленно повторял он.
   - Ты с ума сошел! Что за тон?
   - Женя, прошу тебя.
   - До свидания. Надеюсь, к вечеру ты успокоишься.
   Каблуки ее гулко стучали по белым  плиткам  и  по  коричневым  плиткам,
каждый стук бил по голове Ричарда, он думал, что череп его расколется.  Он
побежал за ней.
   - Я должен был тебе сказать... Я хотел поговорить... - Голос его  падал
все ниже, до шепота.
   - Приеду - поговорим, - бросила она, не оглядываясь.
   Ричард зашел в туалет, намочил под краном платок, обтер лицо. Было  без
двадцати десять. На аэродроме он увидел Тулина, быстро  идущего  к  шоссе.
Ричард  отвернулся,  боясь,  что  Тулин  заметит  его,  и   так   и   шел,
неестественно отвернув голову.
   У  самолета  на  него  обрушилась  крикливая  бестолковщина   последних
предотлетных минут. Поздышев затейливо  проклинал  всех  ученых,  Академию
наук и метеорологию. На правой плоскости он  только  что  обнаружил  новый
датчик; это значило, что просверлены две новые дырки.
   - Вы превратили машину в дуршлаг!
   Он привел Хоботнева и начал жаловаться ему: по  инструкции  полет  надо
отменить  и  "дырки  согласовать"  с  главным  конструктором  самолета.  И
Хоботнев и Поздышев знали, что никто не будет "согласовывать" эти дырки  и
все равно полет состоится, но Поздышева слушали, делая вид, что  положение
критическое,  и  он  был  доволен.  Запасливый  Алтынов,   исчерпав   свои
увещевания, достал огромный  китайский  термос  и  предложил  Поздышеву  и
Хоботневу горячего кофе.
   Неполадки обрушивались на Крылова со всех  сторон.  Он  мужественно,  с
медлительной улыбкой улаживал одно недоразумение за другим, но им не  было
конца, и он страдал от своей  неспособности  руководить.  Выяснилось,  что
забыли проверить сигнализацию. Лисицкий ссылался на Веру Матвеевну, та  на
Катю, Катя на Алешу,  и  отчаявшийся  найти  виновного  Крылов  сам  полез
проверять контрольные цепи. Но в эту  минуту  Вера  Матвеевна  потребовала
вообще изменить план полета, заявив, что Тулин уже неделю обещал ей  полет
на четырех высотах для взятия проб  и  она  взяла  с  собой  аппаратуру  и
приготовила таблицы. Катя  поддержала  ее,  смотря  на  Крылова  огромными
молящими глазами, и начала  объяснять  тему  своего  диплома,  а  Лисицкий
вспомнил, что ему необходим стрептомицин, которого нет в здешней аптеке, и
поэтому он просит приземлиться в Адлере: там у него знакомый врач.
   В кабине самолета между  креслами  ползал  лаборант,  ища  свою  вечную
ручку. Он отказывался выйти из машины, пока не найдет ее.
   Алеша сообщил, что отклеилась какая-то  трубка  держателя,  и  требовал
клей "БФ".
   Крылов убеждался, что не только в назначенный час, но и ни  завтра,  ни
через месяц им не удастся вылететь. Раньше, когда Тулин был на месте, тоже
возникали всякие случайности, но, разумеется, они были куда проще, судя по
тому, как быстро Тулин разрешал  их.  Крылов  каждое  требование  принимал
всерьез.  Его  поражало,  что  Алтынов  относится  ко   всему   совершенно
благодушно. Вместо того чтобы  действовать,  он  рассказывал  анекдоты,  и
экипаж и вся группа беззаботно смеялись.
   За десять минут до вылета Крылов окончательно отчаялся и решил отложить
полет, Алтынов удивленно уставился на него:
   - Что случилось? Почему?
   Выслушав Крылова, Алтынов преспокойно сказал:
   - Образуется, вы все принимаете в масштабе один к одному.
   И действительно, к моменту  вылета  каким-то  чудом  все  образовалось.
Крылов понял, что разобраться в этом - как образовалось, почему  не  летит
Катя, на что согласилась Вера  Матвеевна,  достал  ли  "БФ"  Алеша  -  нет
никакой возможности, а главное, если он начнет разбираться, тотчас на него
свалятся десятки новых вопросов и недоразумений.
   Лишь когда самолет поднялся в  воздух  и  горы  превратились  в  мягкие
зеленые холмики, до сознания Крылова дошла  вся  мудрость,  заключенная  в
изречении Алтынова: "Чем меньше ты делаешь, тем меньше тебе надо делать".
   Постепенно голова его обретала ясность. Видя, как  Поздышев  укладывает
парашютные тюки, он вспомнил  разговор  синоптика  и  Хоботнева.  Синоптик
уверял, что будет гроза, ссылаясь на свой ревматизм.
   Сводка  была  совершенно  благополучная,  абсолютно  благополучная,  и,
вероятно, поэтому  синоптик  настаивал  на  достоверности  своего  личного
указателя  -  ревматизма.  Если  бы  ему  разрешили  по  этому   указателю
составлять сводки, он был бы  спокоен.  Поздышев  и  ребята  смеялись  над
синоптиком, но Хоботнев не смеялся.
   В самолете налаживалась привычная жизнь. Листали бортовые журналы; Вера
Матвеевна, как обычно, потеряла ноль;  один  Ричард  сидел  безучастно,  с
остановившимися глазами, и Крылов сразу обратил на  это  внимание,  потому
что такое состояние для всегда подвижного,  азартного  Ричарда  показалось
ему странным.
   "Неужели догадывается?"  -  подумал  Крылов,  вспомнил  свою  стычку  с
Олегом, и настроение его упало. Утешать Ричарда было нечем, все  оказалось
слишком запутанно. Тулин поступил  некрасиво,  и  Крылов  чувствовал  себя
виноватым за него. Он попросил Ричарда проверить ему схему  грозоуказателя
и поручил вести записи по своему стенду.
   Ричард отчужденно кивнул, Крылов вспомнил,  как  тогда,  в  Ленинграде,
потеряв Лену, он надеялся на целебную силу работы и как из этого ничего не
получалось. Тот Крылов валялся в отчаянии  на  кушетке,  не  желая  ничего
слушать, понятия не имея о том, что  вскоре  он  поедет  к  Голицыну,  что
работа там  пойдет  хорошо,  что  он  защитит  диссертацию,  встретится  с
Наташей. Для того Крылова не существовало будущего,  и  будущее  ничем  не
могло помочь. Даже если бы он знал, как оно выглядит, все равно это ничего
бы не изменило, потому что все то, что случилось, произошло уже  с  другим
Крыловым. Приходится пройти через все это, думал  Крылов.  Ричарду  сейчас
нет дела ни до какого грозоуказателя. Мы всегда утешаем других тем, что не
могло утешить нас.
   Где-то возникла знакомая чернильно расплывающаяся тоска, и он привычным
усилием подавил ее, с грустью отметив, что это удается ему все  легче.  Он
сравнил свою тоску по Наташе с тем, что переживал Ричард, и, как сильный к
слабому, как старший брат к младшему, почувствовал к Ричарду нежность. "Не
следовало брать его в полет, - подумал он.  -  В  таком  состоянии  нельзя
летать".
   ...Потом он отчетливо вспомнил, что в ту минуту он посмотрел на парашют
Ричарда, лежащий в кресле, вспомнил об инструкции, но  ничего  не  сказал,
поймав взгляд Ричарда.


   "Пусть он попробует! - думал  Ричард.  -  Я  ему  выскажу,  я  ему  все
выскажу! Жаль, что Крылов отошел, ничего не с