ела, как это делает
всякий измученный видениями, беспомощный пророк.
     Джулия сказала:
     - Прошу тебя.
     Фаррелл догнал Мику Виллоуза и,  взяв  его  за  локоть,  развернул  в
сторону Мадам  Шуман-Хейнк.  С  помощью  Джулии  он  наполовину  подсадил,
наполовину занес его в автобус, затолкал на предназначенное для  пассажира
место и запер дверцу. Джулия забралась назад, встала коленями на  откидное
сиденье, держа Мику Виллоуза за плечи.
     - Куда мы поедем? - спросила она.
     - Я знаю только одну Госпожу, - ответил Фаррелл.
     И они невысокими холмами поехали к дому Зии с прикорнувшим между ними
Микой  Виллоузом,  которому,  судя  по  его  отрывистому  лепету,  снились
арабские сны. Фаррелл начал пересказывать Джулии все,  что  знал  о  Манса
Канкан Мусе.
     - Император Мали, самое начало четырнадцатого века.  Тогда  это  было
богатейшее из африканских царств, а Тимбукту - крупнейшим из  городов.  Ко
двору Манса Мусы  отовсюду  стекались,  чтобы  учиться,  поэты,  философы,
математики, ученые. Когда он отправился паломником в Мекку,  он  привез  с
собой  столько  золота,  что  экономической  депрессии  хватило  на  целое
поколение. Некоторые полагают, что с него и началась легенда о  Пресвитере
Иоанне - черный христианский император, наилучшмй  союзник  против  турок,
оставалось его только найти.  Он,  правда,  был  магометанином  и  к  тому
времени давно уже умер, а наследник развалил страну как только сумел.  Тем
не менее одна экспедиция за другой отправлялась на поиски.
     Джулия сказала:
     - В Лиге Мика носил  имя  Пресвитера  Иоанна.  Он  был  одним  из  ее
основателей.
     Мика открыл глаза, улыбнулся им обоим и прошептал:
     - {Обречены}, вашу мать, - и  снова  уютно  углубился  в  свои  давно
умершие сны.
     - Ну да, эта часть истории мне известна,  -  откликнулся  Фаррелл.  -
Кроме того я догадался, что как-то  приятным  вечерком  Эйффи  дурачилась,
пытаясь выкликать кого-либо из прошлого и по чистой случайности наткнулась
на Манса Мусу. Но ей достался лишь дух, или душа, называй  как  хочешь,  и
он, опять-таки по дурацкой случайности, вселился в тело Мики. Пока я прав?
     Ответ Джулии он еле-еле расслышал:
     - Это случилось два года назад на Турнире Святого Кита. Гарт еще  был
королем. Мика вызвал его, и Гарт использовал  все  нечистые  трюки,  какие
знал, но Мика все равно побеждал. Тогда она и сделала это. Она  отнюдь  не
дурачилась.
     Фаррелл потянулся назад, чтобы коснуться ее руки, но рука отпрянула и
только крепче вцепилась в плечо Мики Виллоуза.
     - Ты видела, как это произошло, - сказал Фаррелл.
     Джулия издала звук, с каким разрывается плотная ткань.
     - Они бились за корону, так что как это произошло, видели все. Каждый
в Лиге знает, что там случилось.
     - И никто не желает знать. Похоже, это моя специальность, - Джулия не
ответила, и Фаррелл сказал: - А к настоящему времени ничего уже как  бы  и
не было.
     - О да, к настоящему времени он сумасшедший и был им  всегда.  Любого
спроси, - голос ее наполняла такая горечь, что у Фаррелла пересохло  горло
и ему трудно стало дышать. Джулия продолжала: -  Он  не  был  сумасшедшим,
никогда не был, он и  сейчас  не  сумасшедший.  Он  любил  рисковать,  его
пожирало - пожирает - любопытство, и иногда он начинал выкаблучиваться  на
самом краю чего-нибудь по-дурацки опасного, тогда я пугалась  и  орала  на
него, и мы с ним дрались, по-настоящему, как никогда не дрались с тобой.
     Фаррелл хотел прервать ее, но передумал. Джулия плакала.
     - Но он не безумен. В этом городе, полном безумцев, он,  может  быть,
единственный, кто не безумен.
     Когда они подкатили к обветшалому дому  на  Шотландской  улице,  Мика
Виллоуз без посторонней помощи сошел на панель, осторожно  втягивая  носом
полуночный воздух и улыбаясь удивительно мирной, дремотной улыбкой.
     - Ну что ж, - негромко сказал он и тронулся к дому, плывя над травой,
будто жираф, каковой являет собой существо сотканное из одних лишь  теней.
Фарреллу,  шедшему  следом  за  Джулией,  показалось,  что  дверь   начала
открываться прежде, чем Мика постучал.
     Она была в коричневом платье, таком же бесформенном  как  комбинезон,
который Фаррелл носил в зоопарке, и еще менее идущее ей: Зия  выглядела  в
нем более толстой и коротконогой, чем была на деле,  платье  стягивало  ее
грудь и живот в какой-то валик, похожий на ком картофельного пюре. Но  она
стояла посреди дверного проема в  том  спокойном  согласии  с  собственным
телом, какое Фаррелл встречал лишь у очень немногих женщин, - тех, кому за
всю их жизнь ни на единый тяжелый миг, ни даже в минуты отчаяния и боли не
пришло в голову, что они некрасивы. Мика Виллоуз опустился  перед  ней  на
колени и заговорил с ней на средневековом арабском, и она ответила Мике на
том же языке голосом, вселяющим в душу  покой  и  уверенность.  Но  что-то
поразительно похожее на страх  прозвучало  в  том  же  голосе,  когда  она
спросила:
     - Зачем вы привели его ко мне?
     Она обращалась к Фарреллу, но ответила ей Джулия:
     - Вы же считаетесь целительницей. А он нуждается в исцелении.
     - Он может оказаться мне не по силам, - откликнулась  Зия.  -  Как  и
многое другое.
     Она склонилась над  Микой  и  что-то  в  изгибе  ее  морщинистой  шеи
пронзило сердце Фаррелла болью. Боль прошла, когда Зия без  всяких  усилий
подняла чернокожего мужчину на руки и сквозь дверной проем  внесла  его  в
дом. Не оборачиваясь, она сказала Фарреллу:
     - Джо, позови Брисеиду. А ты, если он дорог тебе, войди.
     Джулия взглянула на Фаррелла и последовала за ней, а  Фаррелл  пошел,
огибая скворешники, чтобы вытащить собаку из  ее  любимого  логова  вблизи
компостной кучи Бена.
     Когда он вернулся в дом (Брисеида  с  большей,  чем  обычно,  опаской
кралась следом за ним), Зия  с  Джулией  уже  устроили  Мику  Виллоуза  на
протертом коврике у камина. Джулия обходила  гостиную,  зажигая,  согласно
указаниям Зии, благовония в одних курильницах и не зажигая в других.  Зия,
присев рядом с Микой на корточки, трогала его лицо, грудь и мокрые от пота
волосы, а он держался за ее левую руку и улыбался, широко распахнув глаза.
     - Разожги огонь, Джо, - сказала она.
     В гостиной и без того было душно и  жарко,  но  Фаррелл,  не  задавая
вопросов, уложил в камин поленья, сунул под них щепу и газету и  столь  же
безропотно принялся швырять в огонь странные, с  торчащими  наружу  шипами
кульки, которые вручила ему Зия. По большей части кульки дурно пахли, пока
он держал их в руках, и  еще  дурнее,  когда  попадали  в  огонь  -  и  по
крайности один попытался вывернуться из ладони Фаррелла - но каждый  менял
цвет пламени, обращая его из желтого в синее, из синего в кроваво-красное,
из красного в закатно-зеленое и из зеленого в различные оттенки  лилового,
серого и по-личиночьи белого, какого никогда ни в одном очаге  еще  видано
не было. Последний пакетик и слово, произнесенное  Зией,  заставили  пламя
почернеть  и  ответить  ей,  и  она,  не  поднимаясь  с  корточек,  грузно
поворотилась к Фарреллу с Джулией.
     - Это цирковое представление ему не поможет, - сказала она.  -  Ничто
из этого не в состоянии указать, способна ли я освободить  друг  от  друга
его и того, кто сидит в нем, словно в плену.  Все  это  вздор,  колдовские
забавы, которые к лицу разве что той глупой девчонке. Я не  колдунья,  мне
они ни к чему.
     Она выглядела очень усталой, влажно  поблескивали  щеки,  на  верхней
губе проступили тончайшие белые складочки, и все же она вдруг  хмыкнула  -
послышался как бы горячий шепот, словно щеткой провели по густым волосам.
     - Я попросту валяла дурака себе в утешение, - сказала она, - ну и еще
чтобы потянуть время, потому что мне страшно. Некогда я могла бы  исцелить
его, лишь представив себе как  я  это  делаю  -  собственно,  в  то  время
случившегося и не могло бы случиться, как не может опавший лист запрыгнуть
обратно на дерево. Ныне же я боюсь  и  оттягиваю  минуту,  в  которую  мне
придется узнать, чего я боюсь. Так что, если  у  кого-то  из  вас  имеется
собственное простенькое заклинание, мы можем испытать и его. Я нуждаюсь  в
друзьях и не страдаю гордыней.
     Произнося это, она смотрела Джулии в лицо.
     Фаррелл спросил:
     - А где Бен? Почему ты до сих пор не в постели?  Выходит,  ты  знала,
что мы придем?
     Зия его словно и не услышала.
     Возмущенная Джулия странно дрожала и  почему-то  с  трудом  подбирала
слова:
     - Если бы я владела хоть  какой-то  дурацкой  магией,  способной  ему
помочь, он бы и пяти минут не остался таким.
     Она глядела мимо Зии и потирала опухшие веки.
     Старая женщина нетерпеливо заговорила:
     - О, людей, не владеющих хотя бы какой-то магией, гораздо меньше, чем
тех, кто успел о ней позабыть. Дети то и дело к ней прибегают  -  к  чему,
как ты думаешь, сводятся все их прыжки через скакалку, игры с  веревочками
на пальцах и с  мячом,  который  они  бьют  ладонью  о  землю?  И  откуда,
по-твоему, эта девочка, Эйффи, черпает силу? Она не пожелала забыть о ней,
вот и все, - Зия резко вздохнула и, хлопнув себя по бедрам, встала.  -  Но
речь уже не о магии. Тщеславная,  глупенькая  девчонка  обошлась  с  твоим
другом, как со скакалкой, и теперь его может спасти только чудо.  Вот  что
самое противное, когда имеешь дело с любителями.
     Она  поманила  Брисеиду,  собака,  неохотно   подчинясь   повторенной
несколько раз команде, шаг за шагом приблизилась к Зие, и обе  замерли  по
сторонам от безмолвного, улыбающегося Мики Виллоуза.
     - Ну хорошо, - сказала Эия. - Может быть, Брисеиде удастся  сотворить
чудо. Может быть, это удастся всем нам. Пора браться за дело.
     И она начала распускать волосы.
     Казалось, что эта работа никогда не придет к концу, {как будто она не
волосы разглаживает, а разравнивает горы и башни,}  но  с  каждой  прядью,
которую она высвобождала и выравнивала,  гостиная  словно  разрасталась  в
объеме, бледнели и  таяли  стены,  и  потолок  растворялся  в  испускаемом
звездами  свете.  Черное  пламя  съежилось,  почти  умерло,  но  Зия   все
распускала и распускала волосы, и странный звездный свет заливал  комнату,
серебря лица, отливая  синими  искрами  в  меху  Брисеиды,  и  все  вокруг
становилось нестерпимо ярким, одновременно  утрачивая  чистоту  очертаний.
Свет все плотнее сгущался вкруг Зии, пока она не  замерцала,  как  снежная
баба, и этот  же  свет  наполнил  отверстые  очи  Мики  Виллоуза  красками
утреннего неба.
     Фаррелл вырос, исполняя обряды церкви, но не испытывая потребности  в
вере - компромисс, достаточно удобный для  всех,  кого  это  касалось.  Он
никогда не испытывал потребности в Боге  или  в  уповании  на  небеса,  но
всегда томился желанием исповеди, способной дать мир его душе, Причащения,
которое позволит ему прикоснуться к чему-то, лежащему по ту сторону сухих,
трясущихся дланей патера Кроуни, и святой воды, отдающей на вкус  звездным
светом. И  теперь,  в  гостиной,  озаряемой  ярким  предвестием  какого-то
неподдельного, непереносимо упоительного чуда,  он  ухитрялся  думать  или
произносить, или  выражать  как-то  совсем  иначе:  {о,  сколько  доброты,
сколько все-таки доброты}. Затем волосы Зии свободно упали ей на плечи,  и
Мика Виллоуз закричал.
     С первого же мгновения Фаррелл сознавал,  что  это  крик  страха,  не
боли, и что кричит не он, а Мика. И  все  же  крик  скребком  продрал  его
кости, и он вместе с Джулией невольно рванулся вперед. Но им  пришлось  бы
миновать Зию, а сделать этого они не могли. Зия стояла между ними и  Микой
Виллоузом,  обратясь  к  ним  спиной  -  гигантское,  сияющее   безмолвие,
скрученное силой, неведомой ни им, ни кому-либо из  их  друзей.  Огромная,
точно тигр, Брисеида, поднявшись на задние лапы, обнялась с ней над  телом
Мики Виллоуза, они слились настолько, что казалось,  будто  у  Зии  вместо
головы острая, белозубо ощерившаяся морда собаки. Теперь Фаррелл  вспомнил
отражение в стекле, привидевшееся ему в первый час его  первой  встречи  с
Зией, и крепко прижал к себе Джулию, ожидая чуда, которое, как  он  всегда
сознавал, неминуемо должно совершиться.
     И ничего не случилось. Зия не сделала ни одного колдовского жеста, не
произнесла заклинаний, не  свела  с  небес  молнию,  она  лишь  неподвижно
стояла, и лапы собаки упирались ей в плечи,  и  черный  человек  бился  на
коврике у ее очага, и спина его с каждым  вскриком  изгибалась  все  более
страшно. Звездный свет, наполнивший комнату,  стал  меркнуть,  и  то,  что
возвращалось в нее,  было  не  доброкачественной  темнотой,  но  суетливой
мешаниной теней, попискивающих, как хомяки. Маска,  висящая  над  камином,
выбивала дробь бронзовыми зубами.
     - Ну вот, видели? - Зия столкнула Брисеиду на  пол  и  повернулась  к
Фарреллу  с  Джулией.   -   Для   каждого   действия   существует   равное
противодействие - это так же верно для демонов и богов, как  для  ракетных
кораблей. Если ты хоть на кратчайший миг неправильно изгибаешь вселенную -
а это вы и называете чудом - и не можешь ее удержать, вселенная ударяет  в
ответ, и ты получаешь нечто, о чем совсем не  просил.  Когда-то  меня  уже
наказали подобным образом.
     Тон ее оставался таким же спокойно усмешливым, как и всегда.
     Фарреллу никак не  удавалось  вспомнить,  что  нужно  сделать,  чтобы
начать говорить. Вопли Мики Виллоуза,  рвали  изнутри  его  голову  словно
когтями, оставляя кровавые следы, а Зия, на глазах съеживалась не просто к
своим натуральным размерам и привычной природе, но  похоже,  утрачивала  и
материальность, так что Фарреллу почудилось, будто  он  видит  сквозь  нее
язычки черного  пламени  и  подвывающую  бронзовую  маску.  Зия  коснулась
скулившей Брисеиды, заставив ее умолкнуть, и вновь  опустилась  на  колени
рядом с Микой Виллоузом, бормоча слова не принадлежавшие ни к английскому,
ни к старо-арабскому. Мика вдруг  пугающим  образом  затих,  лишь  дыхание
скреблось и оскальзывалось у него в груди. Зия шепнула ему:
     - Прости меня.
     - Мак-Манус,  -  выдавил   Фаррелл.   Тень   величиной   со   свинью,
проскользнула у него между ног,  сделав  круг,  развернулась  и  принялась
поддевать его носом. Он продолжал: - Мак-Манус, когда  он  пришел  сюда  с
пистолетом. Я помню, что ты сделала. Я видел.
     Удивленный смешок Зии прозвучал, как дыхание Мики Виллоуза:
     - Там не было чуда, только страх. Ничего  нет  легче  на  свете,  чем
напугать человека - и никому из нас еще не удалось воздержаться от  этого.
А испуганный, он сделает за тебя все остальное, да еще наречет тебя богом.
Вот напугать вселенную - в этом пока никто не преуспел.
     Вторая  маска,  ее  любимая,  из  Новой  Гвинеи,  залязгала   острыми
по-акульи клыками, Зия  махнула  ей  рукой,  чтобы  она  утихла,  и  маска
презрительно плюнула в ее сторону.
     - Простите меня, - повторила Зия, обращаясь к Фарреллу с  Джулией.  -
Мне не стоило впускать вас в дом, не стоило притворяться, будто я способна
чем-то помочь вашему другу. Мной руководило тщеславие, жалость, и я  очень
сожалею об этом. А теперь уходите. Думаю, вам еще удастся уйти.
     К  свинообразной  тени  присоединились  другие,  покрупнее   и   явно
страдающие чрезмерным обилием ног. Они окружали Фаррелла,  попихивая  его,
совсем  как  Брисеида,  носами,  плотные,  словно  подстилки,  и  пахнущие
собачьей едой. Фаррелл слышал, как  далеко  от  него,  по  другую  сторону
теней, Джулия произносит:
     - Джо, помоги мне поднять Мику на ноги и пойдем отсюда.
     - Нет, - сказал он громко, как смог. -  Он  звал  ее,  он  знал,  что
только она способна ему помочь. Ты же любишь его...  -  что-то  прогорклое
мрело во рту, похожее на запашок теней.  -  Не  хочешь  же  ты,  чтобы  он
остался таким навсегда.  Даже  здесь,  в  Авиценне,  его  в  конце  концов
заберут, накачают чем-нибудь, чтобы утихомирить, и он  умрет.  Она  должна
попытаться еще раз, вот и все.
     - Ты не понял, - Зия с силой  покачала  головой,  стряхивая  с  волос
последние приставшие  к  ним  остатки  звездного  света.  -  Не  понял.  Я
обманывала вас, потому что боялась, потому что знала, что не справлюсь,  и
знала, что это значит - не справиться с чудом. Сила моя теперь - это всего
лишь жажда того, чем она когда-то была, не более, но даже половину ее я не
смею использовать ныне,  просто  не  смею.  Забирайте  его  и  уходите,  и
побыстрее.
     Джулия, уже склонившаяся над Микой Виллоузом, просовывая  ладони  ему
под плечи, медленно выпрямилась, глядя на Зию с презрительным уважением, и
низким голосом произнесла:
     - Потому что вселенная ударит в ответ.
     - Ровно с той силой, какую ты приложила,  чтобы  ее  согнуть,  -  она
обвела рукой роящиеся тени и висящие по стенам маски, из коих  все,  кроме
одной, клацали зубами и оголодало повизгивали, пытаясь сорваться с  крюков
и броситься к Зие. - Это пустяки, потому что и усилия мои  были  пустячны.
Если бы я приложила всю силу, какую имею, ее все равно могло  не  хватить,
чтобы высвободить Манса Канкан Мусу из этого времени, но отдача - да, если
угодно, отдача - могла вытряхнуть всех нас в середину следующей недели.
     Улыбка Зии рассекла темноту, подобно нежданному парусу.
     - А вам бы в ней  совсем  не  понравилось.  Я  знаю,  я  провела  там
какое-то время.
     Мика Виллоуз сел, негромко вскрикивая:
     - Аль-Хаджи Умар! Аль-Хаджи Умар, я здесь! Окоро, Бакари, Йоро Кейта,
я ожидаю вас в этом месте, придите и отыщите меня! - Джулия присела с  ним
рядом,  придержала  его,  когда  он,  обмякнув,  повалился  назад,  но  он
обессиленно пытался высвободиться из ее рук, хихикая и  бормоча:  -  Рука,
что коснется Манса Мусы.
     Джулия молча взглянула на Зию. Тени размывали и уменьшали их лица, но
Фаррелл все же приметил долгий взгляд,  которым  они  обменялись  -  почти
робкий,  содержавший  в  себе  нечто   более   глубокое,   чем   понимание
соучастников, и более откровенное, чем легкое единодушие двух сестер.
     - Прошу вас, - сказала Джулия, - может быть, вы попробуете еще раз? Я
вам помогу.
     - {Ты} мне поможешь?  -  откликнулась  Зия  с  живостью,  заставившей
Фаррелла прочно уверовать, что ответ у нее был готов еще до того, как Мика
Виллоуз постучал в ее дверь. - Дитя, мне никто не способен помочь,  никто,
за исключением Брисеиды, а она  может  сделать  лишь  то,  что  может.  Ты
несусветно глупа и самонадеяна - и очень отважна - а потому  уходи,  уходи
сию же минуту. Бывает, что помочь уже невозможно, смирись с этим и  просто
иди домой.
     Голос Джулии, когда она ответила Зие, немного дрожал, но  слова  были
быстры и отчетливы.
     - Вы сказали, что большинство людей владеет хотя бы малой  магической
силой. Моей, если она у меня есть, я  обязана  бабушке.  Она  родилась  на
острове, который называется Хатидзе и  совсем  не  знала  английского,  я,
когда была маленькой, разговаривала с ней по-японски. Я не знала, что  это
японский, для меня это был язык, на  котором  говорим  мы  с  бабушкой.  Я
помню,  как  она  выводила  моих  родителей  из  себя,   рассказывая   мне
действительно  страшные  истории  о  разных   богах   -   о   "ширеи",   о
"мюен-ботоке", и о голодных духах, о  "гаки".  И  еще  "икиро",  эти  хуже
всего, потому что они - души живущих, и если в тебе достаточно  злобы,  ты
можешь посылать их, чтобы они убивали людей. Я больше всего любила истории
про "икиро", потому что мне после них снились совершенно жуткие сны.
     Зия кивала, словно  старуха,  задремавшая  у  елки,  на  которой  уже
оплывают свечи.
     - И  о  богинях  -  Мариситен,  Сенген,  богине   Фудзиямы.   Бабушка
рассказывала тебе о Сенген?
     - Конохара-сакуя-химэ, - негромко пропела Джулия. - Она говорила, что
это значит "Сенген, сияющая  подобно  цветам  на  деревьях".  И  Юки-Онна,
Госпожа Снегов. Мне она  казалась  прекрасной,  хотя  и  была  воплощением
Смерти.