Ты узнал голос?
   - Нет. Совсем. Или это кто-то, кого я не знаю, или голос... изменен.
   Он остановился у своей машины и чуть не застонал.
   "Фольксваген" упирался гладким рылом в бампер впереди стоящей машины.
   Сзади его так же плотно прижимала невесть откуда взявшаяся  "Газель".
Справа был высокий бортик тротуара.
   Все. Приехали.
   - Заперли? - спросила из-за плеча запыхавшаяся  Марта.  -  Поедем  на
моей!
   Пошли. Быстрее!
   Размахивая тортом, она добежала до своей "Нивы",  проворно  забралась
на высокое сиденье и запустила мотор.
   - Ты не поедешь.
   - Поеду, Данилов. У тебя же нет доверенности!  Куда  ты  поедешь?  До
первого поста?
   Она была права, и он знал это.
   Оглядываясь через плечо, она сдала назад,  посигналила,  развернулась
перед носом у запыхавшейся красной "четверки" и махнула рукой  водителю,
который возмущался за замерзшим стеклом.
   - Данилов, как нам проще всего выехать?
   - На Ленинградский проспект, а потом на Волоколамку. Здесь направо, а
под светофором по стрелке налево.
   - Сейчас, наверное, пробка на "Соколе"...
   - Сейчас везде пробки.
   - Что он тебе сказал?
   - Что все это было  только  началом.  Самое  интересное  впереди  или
что-то в этом роде. Сказал, что на этот раз от дома ничего не останется.
   - Звони в милицию, Данилов. Уже пора.
   - Смотри на дорогу, - сказал он сквозь зубы. - Какая еще милиция! Это
дом Тимофея Кольцова, а он сам себе милиция.
   - Тогда звони ему. Или его жене. Пусть приезжает их  охрана  или  они
сами.
   Марта посигналила и бесцеремонно влезла в  узкое  пространство  между
двумя рядами машин. Данилову показалось,  что  она  даже  растолкала  их
немного.
   Вечерело, и опять пошел снег.  В  свете  фар,  упиравшемся  в  чей-то
багажник, косо сыпались белые шарики. Стая птиц упала с сумрачного неба,
пронеслась над шоссе и исчезла над стадионом "Динамо".
   - Что нам делать, Данилов, - спросила Марта негромко,  -  ты  знаешь?
Что нам делать, чтобы совсем не пропасть?
   - Найти его, - сказал Данилов, - больше ничего  не  остается.  Или  я
его, или он меня.
   - Ты найдешь?
   Он промолчал.
   Пока они стоят в пробке,  его  дом  горит.  Лопаются  стекла.  Трещит
крыша.
   Голос в трубке назвал это "представлением".
   - Сегодня ночью убили Сашку Корчагина, - сообщил Данилов, -  прямо  в
офисе. Я не знаю, что он там делал  по  ночам,  но,  по-моему,  потрошил
какие-то  базы  данных  -  то  ли  Центробанка,  то   ли   администрации
президента.
   - Как убили? -  мертвым  голосом  переспросила  Марта  -  Совсем?  До
смерти?
   -  Может,  он  думал,  что  он  компьютерный   гений?   Или   передач
каких-нибудь насмотрелся?  Он  сидел  за  компьютером,  пришел  человек,
увидел его и убил. Ударил по голове. Человек  пришел  за  моей  записной
книжкой. Помнишь, ты говорила, что у  каждого  настоящего  горца  должен
быть меч, а я сказал, что у меня есть блокнот.
   Он пришел за моим блокнотом. Откуда он знал про него? Я писал  всегда
один. Или с тобой. Ты никому не рассказывала... обо мне?
   - С ума сошел, Данилов?
   - Из моей квартиры пропали крошки янтаря, которые я подобрал  в  доме
Кольцова. Кто и когда их взял? Откуда узнал, что они в шкатулке?  Почему
не взял шкатулку целиком?
   Данилов вдруг осекся и замолчал, и Марта, на миг отвлекшись от темной
дороги, на него взглянула. И не стала спрашивать - что с тобой, Данилов?
   Когда они свернули с пустынного Рижского шоссе, было совсем темно.
   Метель усилилась, и Марта сразу сбросила газ. Под колесами был  снег,
с двух сторон лизавший узкую шоссейку, а по бокам лес.  Ни  огонька,  ни
просвета.
   - Никакого зарева нет, - настороженно  сказала  Марта.  -  Может,  он
пошутил просто?
   - Нам не видно, потому что у нас фары. - Данилов отстегнул  ремень  и
потер перчаткой стекло. - Там, куда  свет  не  достает,  нам  ничего  не
видно.
   Марта посмотрела в зеркало  заднего  вида.  Освещенное  многополосное
шоссе пропало за поворотом, и их как будто отрезало от окружающего мира,
устойчивого, привычного, нормального, в котором по  шоссе  едут  машины,
светятся огоньки заправки и в любую минуту можно вернуться домой.
   - Данилов, позвони охране Кольцова!
   - Я уже звонил Катерине. У нее телефон не отвечает, а никаких  других
телефонов я не знаю.
   Марта переключила свет с "ближнего" на "дальний" и  резко  нажала  на
тормоза. Данилов ткнулся носом в панель.
   - Ты что?!
   Поперек дороги лежало дерево. До него было метров пятьдесят. Оно было
тонкое и не слишком внушительное, но объехать его было нельзя.
   Марта посмотрела на Данилова.
   - Не нравится мне все это, - пробормотал тот и открыл дверь.
   - Нет, - быстро сказала она и схватила его  за  руку,  -  не  выходи,
Андрей!
   - Мы не проедем, - он вырвал руку, - кругом сугробы.  И  даже  "Нива"
через дерево не перелезет. Я оттащу.
   - Не выходи!
   - Марта, нам нужно доехать до дома.
   Мотор урчал, метель заносило в распахнутую дверь,  тьма  вокруг  была
плотной и угрожающей. За расширяющимся снопом  света  ничего  разглядеть
было нельзя.
   Данилов выпрыгнул из машины  -  длинное  пальто  развевалось,  как  в
фильме ужасов. Марта напряженно и пристально  смотрела  на  него,  почти
прижавшись носом к лобовому стеклу.
   Вот он прошел полпути. Вот две трети. Вот дошел до темного  ствола  и
нагнулся. Марта перехватила руль.
   Внезапно сзади вспыхнули фары и, отразившись в зеркале, ударили ей по
глазам. Она зажмурилась и закричала что было сил:
   - Андрей!!!
   Вместе с ее криком близко хлопнул выстрел, негромко и очень страшно.
   Потом еще один.
   Марта видела, как Данилов  зачем-то  встал  на  ко-.  лени,  а  потом
уткнулся лбом в дерево. Очень медленно, как будто не хотел этого, но ему
пришлось.
   - Андрей!!
   Не понимая, что  делает,  она  что  есть  силы  вдавила  газ,  машина
прыгнула вперед и оказалась рядом с Даниловым. Ее занесло, и распахнутая
дверь задела его по плечу. Он поднимался, держа правую руку в левой, как
будто это была не рука, а что-то чужое и лишнее.
   - Сейчас, - прохрипел Данилов, - я сейчас...
   Перегнувшись через сиденье, путаясь ногами в белой шубе, Марта  двумя
руками взяла его за пальто и стала тащить и,  кажется,  даже  втащила  в
машину, потому что он вдруг оказался  совсем  рядом  с  ней.  Рукав  его
пальто был совершенно мокрый.
   Почему он промок? Откуда здесь вода?
   - Назад, Марта. Давай. Скорей.
   Но назад было нельзя. Чужие фары слепили их, став еще ближе.
   Следующий выстрел выбил  фонтанчик  из  укатанной  белой  дороги  под
распахнутой правой дверью.
   Выворачивая руль, Марта нажала на газ, колеса  бешено  завертелись  в
снегу,  нащупывая  твердую  землю,  и   наконец   нащупали,   вцепились,
раскидывая снег, и машина, перевалив через сугроб,  бросилась  вперед  и
направо.
   Под колесами была какая-то дорога, но Марта  не  знала,  что  это  за
дорога и куда она ведет. Фары преследовали их, и Марта все прибавляла  и
прибавляла скорость.
   - Туда нельзя. - Данилов тяжело дышал, и над  верхней  губой  у  него
блестел пот,  зеленый  от  призрачного  света  приборной  доски.  -  Там
котлован.
   Дорога упирается в котлован. Я не знаю, сколько до него. Не много.
   Он что-то говорил ей про какие-то заброшенные лесные  разработки  или
песчаный карьер, когда в первый раз привез ее сюда,  чтобы  похвастаться
домом.
   Тогда  оттуда  выехала  темная  машина,  и  Марта  подумала,  что   с
романтического свидания.
   Теперь ее гнали к этому карьеру, как охотники  гонят  волчицу,  и  ей
некуда, некуда было деться, потому что она была беззащитна и не готова к
нападению. Потому что ее было видно в свете приближающихся мощных фар, а
она не знала, как спастись, и неслась на красные флажки, потому  что  ей
некуда больше нестись.
   Нет. Она не кинется грудью на вороненое дуло, хоть больше  ей  ничего
не остается. Ей есть что терять. И есть что защищать.
   В голове стало холодно, и жизненный счет пошел не на минуты и даже не
на секунды, а на мгновения.
   Марта стиснула руль. Она не даст загнать себя за красные флажки.  Она
не разобьется вместе  с  Даниловым  в  темном  лесном  котловане  только
потому, что какой-то придурок с больным воображением уже  все  решил  за
них!..
   Зарычав, она вжала в пол педаль  газа.  "Нива"  взревела  и  подалась
вперед, и фары сзади сразу как будто приотстали.
   Раз, два, три, считала она про себя. Только бы  дорога  не  кончилась
обрывом прямо сейчас. Только бы еще чуть-чуть.
   Мне нужно совсем немного. До десяти.
   На сколько еще хватит дороги? В какой момент под колесами  провалится
земля и машина сорвется и рухнет в  котлован  -  грудью,  как  загнанный
зверь на красные флажки?
   ... пять, шесть, семь...
   Деревья, не проглоченные тьмой, бешено мчатся  назад,  как  в  дурном
сне.
   Еще чуть-чуть. Совсем чуть-чуть.
   - Марта!!
   Она ничего не слышала. Кажется, зубы крошились с  противным  песочным
звуком. Она сбросила газ и одновременно нажала сцепление и  тормоза,  до
предела вытянув ручник. Машину занесло, развернуло поперек, пронесло еще
немного, и она вывернулась - лицом к преследователю.
   Марта дернула  ручку,  включая  блокировку  дифференциала,  отпустила
ручник и что  было  сил  вдавила  в  пол  газ.  Колеса  мертвой  хваткой
держались за лед.
   Куски льда и снега веером летели из-под шипов.
   Ей есть что терять. Просто так она не сдастся.
   Свет ненавистных фар вынырнул из-за поворота и оказался очень близко.
   Так близко, что ей пришлось зажмуриться.
   Ничего, мы еще посмотрим, кто кого.
   - Марта!!!
   На узкой дороге было не разъехаться. По обеим сторонам в зимнем  лесу
лежали сугробы. Марта неслась в  лоб  встречной  машине,  и  снег  белой
королевской мантией летел следом за ее машиной.
   Ощерившись, как волчица в последнем смертельном прыжке  на  вороненое
дуло, она жала и жала на газ, и ее нельзя было остановить.
   И она поняла, волчьей своей сутью уловила миг, когда тот,  кто  желал
ей смерти, дрогнул во встречной машине.
   - Ногу с газа!! - орал кто-то рядом с ней. - Ногу с газа!!!
   Она не  знала,  сколько  метров  -  или  сантиметров  -  осталось  до
столкновения, когда ослепляющие фары вдруг сбились, вильнули, она  взяла
чуть вправо, отслеживая каждое движение своих колес и готовая  выправить
тяжелый корпус, если только  он  начнет  сползать  в  кювет,  но  машина
держалась. Она держалась и во всем помогала Марте, словно понимала,  что
ей тоже пропадать, если Марта ее не спасет!..
   Почти чиркнув бортом по борту другой машины, она проскочила между ней
и метровыми сугробами и увидела в зеркале, как та машина, потеряв  связь
с дорогой, подалась вбок, вильнула еще раз  и  наконец  съехала  совсем,
почти по крышу утонув в снегу.
   - Убери ногу с газа! - приказал Данилов. - Марта, ну!!!
   Она не сразу сообразила, кто  это  и  что  ему  нужно,  а  сообразив,
моментально отпустила газ. Стрелка спидометра стала стремительно  падать
к отметке в сто километров. Господи, какая же скорость у нее была?!
   - Еще, - приказал Данилов, - еще. Ты слышишь меня, Марта?
   Странно. Оказывается, в машине было очень тихо, только Данилов хрипло
и коротко дышал. Ей казалось, что вокруг все грохотало  и  рвалось,  как
при артобстреле, и она не сразу сообразила, что это кровь грохочет у нее
в ушах.
   Стрелка упала за сто  километров,  и  впереди  показалось  освещенное
цивилизованным мирным светом Рижское шоссе. По нему шли машины.
   - Аудиторша, твою мать!.. - с  усилием  выговорил  рядом  Данилов.  -
Аудиторша хренова!
   - Данилов, - спросила Марта удивленно, - ты что, материшься?!
   Он наклонился к ней и поцеловал,  сильно  прижимая  ее  голову  левой
рукой.
   И когда он ее поцеловал, она заплакала и плакала до самой Москвы.
   Из больницы Данилов позвонил капитану Патрикееву.
   - Что? - спросил капитан  из  трубки,  и  Данилов  страшно  удивился,
услышав  его  голос.  Он  был  уверен,  что  на  дворе  глубокая   ночь.
Дотянувшись, он посмотрел на свои часы. Оказалось полшестого.
   - У нас опять... чрезвычайное происшествие. Мне позвонили и  сказали,
что горит дом Тимофея Кольцова.
   - Кто позвонил? - перебил капитан.
   - Не знаю. На моем телефоне нет определителя, а голос я не узнал.  Мы
поехали и там...
   - Что?
   - Сзади оказалась какая-то машина. Из нее выстрелили,  по-моему,  три
раза. Попали мне в руку.
   - И что вы от меня хотите?
   - Ничего, - сказал Данилов, - просто ставлю вас в известность. Я пока
в больнице. Здесь милицию вызвали, по-моему, собираются протокол писать,
может, вы скажете, что не надо? Или надо?
   - Какая у вас опасная работа - архитектор!  -  съязвил  Патрикеев.  -
Убивают, стреляют! Дайте трубку... кто там? Лейтенант?
   - Я не знаю, - признался Данилов.
   - А дом-то сгорел?
   - Нет, - ответил Данилов весело, - не горел дом.
   Тимофей Ильич охрану усилил, там все в порядке. Я разговаривал с  его
женой.
   -  У  Тимофея  Ильича  всегда  все  в  порядке,  -   сказал   капитан
неприязненно, - ну, давайте лейтенанта! А завтра утречком, кстати,  я  к
вам зайду. Вопросы задам.
   - Хорошо. У вас есть мой  телефон,  вы  позвоните  сначала.  Вдруг  я
опоздаю.
   - Болит? - вдруг спросил капитан.
   - Болит, - признался Данилов.
   - Навылет?
   - Да. - Быстро пройдет. Правая рука?
   - Да.
   - Значит, месяцок левой придется рисовать.
   - Я и так левой рисую, - сказал Данилов, - я левша.
   - Где лейтенант-то?
   Данилов  протянул  кому-то  трубку,  вовсе  не  уверенный,  что   это
лейтенант.
   Марта маялась под ободранной дверью, он знал, что она там  мается,  и
ему хотелось скорее к ней.
   Как будто она могла куда-нибудь от него деться.
   Лекарства делали свое дело - Данилов отдыхал от боли, плохо соображал
и чувствовал себя прекрасно. Остаться на ночь в  больнице  он  отказался
наотрез.
   - Ты как? - спросил он у Марты, наконец  затащив  себя  в  машину.  -
Может, теперь тебе .надо в больницу?
   - Мне не надо, - сказала Марта. - Данилов, ты Суверен, что тебе можно
ехать домой? Может, останешься все-таки? Смотри, у тебя рука  совсем  не
двигается!
   - Я не собираюсь сегодня ни копать погреб, ни косить луг, -  возразил
Данилов, - езжай. У меня сил нет.
   - Можно подумать, у меня есть, - фыркнула Марта.
   - А... ребенок? - спросил Данилов и закрыл глаза. - Как ты думаешь, с
ним все в порядке?
   Марта сбоку посмотрела на него. В неверном машинном  свете  выражения
его лица было не разобрать.
   - Думаю, что ничего. Я же не прыгала с парашютом!
   - Ты спасла нас, - сухо сказал Данилов, - он загнал  бы  нас  в  этот
карьер, если бы не ты и твоя машина. Я не знал, что ты такая сильная.  И
храбрая. Вернее, я знал, но никогда не видел этого своими глазами.
   - Данилов, - предупредила Марта, - я сейчас зареву.
   - А торт? - спросил Данилов.
   - Торт? - удивилась Марта и оглянулась по сторонам как бы  в  поисках
торта. - Он где-то здесь.
   А что?
   Торт она нашла под своим сиденьем, когда остановилась  на  светофоре.
Он был странной, не правильной формы.
   - Я его соскребу ложкой с коробки, - решила Марта, - не пропадать  же
добру, правда?
   - Конечно. Ты позвонила Надежде Степановне, что не приедешь?
   Марта опять посмотрела на него.
   - Да.
   - Хорошо.
   Дома она стащила у него с плеч пальто и сказала с сожалением:
   - Такая вещь пропала. И пиджак.
   - Черт с ними, - отозвался Данилов рассеянно. - Марта, тебе  придется
снять с меня водолазку. Она вся в крови, а руку я поднять не могу.
   - Сейчас, - прокричала она  из  глубины  квартиры,  -  только  чайник
поставлю!
   Он зашаркал в спальню, сонно думая о том, что снимать придется еще  и
брюки, а он так хорошо пристроил руку - она совсем не  болела  и  вообще
как будто не существовала.
   - Я здесь. Давай.
   Она вытащила его из водолазки, кинула ее на пол и стала  расстегивать
ремень.
   Он вдруг так смутился, что загорелись уши.
   - Марта, я сам.
   - И эти снимешь, и другие наденешь, -  все  сам?  -  спросила  она  с
сомнением в голосе. - Или будешь голый ходить? Он был голый и свободный!
- зачем-то добавила она, рассматривая его.
   Она сто лет его не рассматривала.
   Ей редко удавалось его порассматривать, и только один раз в жизни она
делала это открыто.
   - Ты что? - спросил он, насторожившись.
   - Ты похож на иллюстрацию к брошюре "Передвижной военный госпиталь  в
Луге в 41-м году". - Она потрогала нашлепку у него на груди. - Болит?
   -  Почти  нет,  -  сказал  Данилов  и  улыбнулся,  -  но  я  научился
материться, как раз когда отдирал от себя пластырь.
   - А кто тебя снова заклеил?
   - Знаменская. Она проснулась, когда я матерился. Она у меня ночевала.
Я жаловался ей на свою судьбу.
   Он был высокий и худой, как будто облитый смуглой чистой  кожей.  Под
кожей бугрились хорошие мужские  мышцы.  Марта  помнила,  какие  они  на
ощупь.
   Может, он и не  образец  мужской  красоты  и  стати,  но  ей  он  так
нравился, что она старалась пореже смотреть на него, чтобы не  оказаться
в идиотском положении.
   Теперь - то ли оттого, что он был "раненый боец", то ли  оттого,  что
он приехал среди дня к ней на работу и что-то долго и невнятно мямлил, а
потом их чуть не убили, - Марта рассматривала его во все глаза и  ничего
не стеснялась.
   Он вытянул из гардероба свитер, оглянулся, увидел, как Марта  смотрит
на него, и опять спросил:
   - Ты что?
   Свитер он держал в левой руке.
   Марта подошла и взяла у него свитер.
   - Давай. Вот сюда голову, а сюда руку. А правую как мы  засунем?  Или
так оставим?
   Ее руки потрогали его шею, здоровую руку, а потом  грудь  -  по  мере
продвижения свитера. Потом Марта обняла его.
   -  И  прижаться-то  к  тебе  как  следует  невозможно,   Данилов,   -
пробормотала она, - кругом одни бинты и раны!
   - Черт с ними, - негромко сказал Данилов, - не обращай внимания. .
   - Как же мне не обращать, если ты - мужчина моей жизни!
   - Я? - удивился Данилов.
   Левой рукой он взял ее за затылок и прижал к своему  плечу  -  с  той
стороны, где не было нашлепки, - и засмеялся  от  того,  что  надо  было
сначала выискать место, к которому ее можно прижать, не кривясь от боли!
   - Не получается у нас романтических объятий, - посетовал он  и  опять
засмеялся. - Черт знает что!
   - Ты слишком часто стал поминать черта.
   - Жизнь такая.
   - Какая?
   - Странная. - Он хотел спросить ее о чем-то важном  и  никак  не  мог
вспомнить, о чем.
   - Давай я сниму с тебя штаны, Данилов. Не пугайся, я не буду  к  тебе
приставать.
   - Ко мне сейчас хоть приставай, хоть не приставай, - пробормотал  он,
- толку никакого.
   Она стала расстегивать его брюки, и тут он вспомнил, о чем  хотел  ее
спросить.
   - Слушай, - сказал он и перехватил ее руки, -  ты  сказала,  что  всю
жизнь меня... любила, - слово выговорилось с таким трудом, как будто  он
внезапно заговорил по-китайски, - это... что?
   - Что?
   - Ты только сейчас придумала?
   - Я ничего не  придумала,  Данилов!  -  возразила  она  с  досадой  и
перестала стаскивать с  него  брюки.  -Ты  же  большой  мальчик,  а  все
утешаешься какими-то сказками! Конечно,  любила.  Я  в  тебя  влюбилась,
когда мы в Риге в теннис играли!
   Это было пятнадцать лет назад. Почти шестнадцать.
   - А по-моему, когда в кафе ходили, - произнес Данилов задумчиво.
   - Нет, когда играли. Я на лавочке сидела,  а  ты  ко  мне  подошел  и
спросил, почему я не играю, а я ответила, что мне не с кем, а ты сказал,
что с тобой...
   - А ты сказала, что играешь не слишком хорошо и боишься,  что  мне  с
тобой будет неинтересно, а я ответил,  что  это  не  имеет  значения,  -
подхватил Данилов.
   - А в кафе мы потом пошли, дня через три. Я уже в тебя была  влюблена
как ненормальная, а ты все таскал за собой свою девицу, и она была такая
взрослая, красивая, белые волосы до попы...
   - Постой, как же ее звали?  -  переби