как Сашку ударили  по
голове, они... упали.
   - Откуда? С неба? Или их специально  положили,  чтобы  ввести  нас  в
заблуждение? А? У вас есть враги?
   В последнее время у Данилова  появился  враг,  черный  человек,  черт
знает кто. Он понятия не имел, что это за враг.
   - Я не знаю, - сказал он, - скорее нет, чем да. Какие враги?  У  меня
вообще нет... близких людей. Ни друзей, ни врагов.
   У него была Марта, которая заменяла  всех  друзей  и  близких  вместе
взятых.
   Он сказал ей - "я больше не хочу тебя видеть".
   - Очки вы забываете,  -  сварливым  тоном  сказал  капитан,  -  ключи
теряете.
   А за вами ходит человек, который все подбирает  и  использует  против
вас. Это-то вы хоть понимаете?
   - Понимаю, - согласился Данилов.
   Ему нужно поговорить с Веником. Чем скорее, тем  лучше.  Капитан  все
равно ничего не поймет и ни во что не поверит, даже если Данилов  сейчас
примется рассказывать ему о своих  несчастьях  последних  дней.  Что  он
может рассказать? Что кто-то пытается  отомстить  ему  за  смерть  жены,
которая  случилась  пять  лет  назад?   Подбрасывает   ему   в   постель
окровавленные рубахи и крадет блюдечки с янтарной крошкой?!
   Он сам должен довести все до конца. Это только его дело.
   Если он победит, значит, победит навсегда. Если проиграет - ничего на
свете, даже разум, больше ему не понадобится.
   - Ну и черт с вами, - сказал капитан, у которого была хорошо  развита
интуиция, - хотите со мной в молчанку играть,  валяйте!  Только  если  я
чего раскопаю, никто вам не поможет - ни Знаменская ваша, ни Кольцов.  Я
мужик упертый, это каждый знает.
   - Спасибо, - поблагодарил Данилов.
   - Да идите вы!..
   Он едва дождался, когда милиция уберется из его офиса.
   Азарт его охватил, самый настоящий. Горячечный, плохо  контролируемый
азарт. Говорят - охотничий, но это не правда.
   Что за азарт, когда нечего терять? Кто против  тебя  зверь?  Никто  -
кучка драного  меха  на  худых  костях.  У  тебя  есть  все,  ты  плотно
позавтракал, а вчера на заимке еще и выпил хорошо, у тебя  тулуп,  лыжи,
ружье, от которого нельзя спастись, ведь ни один зверь так и не придумал
себе бронежилета! Ты развлекаешься, стреляя в шерстяной свалявшийся  бок
или оскаленную от страха и ненависти морду. Ты не умрешь с голоду,  если
промахнешься, и куцая шкурка нужна тебе только для самоутверждения, а не
для того, чтобы укрыть замерзающих детей.
   Данилов не верил в азарт, когда один с ружьем, в тулупе,  веселый  от
мороза и стопочки, а второй  -  голодный,  напуганный,  ненавидящий,  на
жилистых лапах, из оружия  у  него  только  зубы,  но  что  зубы  против
патронов, сражающийся за жизнь  и  проигравший  уже  тогда,  когда  этот
румяненький и крепкий только грузился в свою машину!..
   Данилов знал, что борется за жизнь, как тот, на худых жилистых лапах,
и азарт у него был самый что ни на есть неподдельный.
   И Марта ушла из его головы, как тогда, из переулка.
   - Мы все сейчас пойдем по  домам,  -  холодно  сказал  он  зареванным
девицам. - Вы слышите меня?
   Девицы горестно и вразнобой закивали. Ира начала было  причитать,  но
Данилов прикрикнул на нее, и она моментально остановилась, глядя на него
испуганно.
   - Мы должны быстро  проверить,  что  у  нас  пропало.  Если  пропало.
Милиция у вас спрашивала об этом?
   - Да, - шмыгая носом, сказала Таня, - но мы... у нас ничего... совсем
ничего...
   - Вроде все на месте, - подтвердила Ира.
   - "Вроде" мне не подходит, - сказал Данилов, - мне надо не  вроде,  а
наверняка. Что Саша мог делать ночью на работе? Кто-нибудь из вас  знал,
что он приходил в офис по ночам, или он в первый раз пришел?
   - У нас милиционеры спрашивали, - жалобно  пропищала  Ира,  -  мы  не
знаем.
   Он нам ничего не говорил.
   Они обе старательно отводили глаза от темного пятна на полу. Толку от
них не было никакого. Из разговора с капитаном  Патрикеевым  Данилов  не
понял,  опечатают  комнату  или  нет,  но  в  любом  случае  нужно  было
действовать быстрее.
   - Идите  в  мой  кабинет,  -  приказал  Данилов,  -  я  посмотрю  его
компьютер, а вы проверьте, может быть, оттуда что-то взяли.
   Он не смог заставить себя сесть в Сашино кресло, развернул монитор на
сто восемьдесят градусов, сел за Танин стол и пристроил клавиатуру  себе
на колени.
   Он был уверен, что Саша сидел в Интернете, и  не  ошибся.  Он  быстро
пошел по его следам, но скоро запутался - он вовсе не  был  компьютерным
гением и не подозревал, что Сашка мог забредать в  такие  дебри.  Зачем?
Голых красавиц было полно и поблизости, а на всякие модные чаты Сашка не
заходил. Данилов тыкался в разные стороны, его раздражало, что  картинки
меняются так медленно. Ему нужно было, чтобы менялись быстрее.
   - Андрей Михайлович, - позвала Ира, - а ваш портфель?..
   - Что - портфель? - спросил Данилов, не отрываясь от монитора.
   - Где он?
   Он понятия не  имел,  где  его  портфель.  Что-то  непонятное  с  ним
происходило в последнее время. Он стал нарушать собственные правила.
   - Вы его вчера здесь оставили, я точно помню. Вы его не забирали?
   - Нет, - сказал  Данилов  и  оторвался  наконец  от  монитора,  -  не
забирал.
   А что?
   - Его нет, Андрей Михайлович. Мы все осмотрели.  Нет.  Наверное,  его
этот забрал, который Сашку...
   Портфель?! Кому мог понадобиться его портфель?!
   В портфеле была папка с договорами и еще одна  папка  с  распечатками
предполагаемых интерьеров квартиры нового заказчика, какие-то ничего  не
значащие счета, которые  он  собирался  передать  своему  бухгалтеру,  и
блокнот.
   Все. Больше в портфеле ничего не было.
   "Блокнот, - подумал Данилов  отчетливо,  даже  как-то  по  слогам.  -
Блокнот".
   В  блокноте  были  "подозреваемые  и  вещественные   доказательства".
Перечень на несколько страниц.  Его  школьная  привычка  записывать  все
подряд, даже то, что нужно купить хлеба, стоила жизни несчастному Сашке,
который бродил по Интернету и не ждал никакой беды.
   "Ты, ты виноват, убийца, иуда!"
   Конечно, он, опять он. Кто же еще, если не он?!
   Он не нажимал на курок, когда застрелили его жену, и не  заносил  над
головой Саши  "тяжелый  тупой  металлический  предмет",  как  сказано  в
милицейском протоколе. Но он ничего не сделал для  того,  чтобы  отвести
беду. Ему всегда было наплевать на людей.
   Что он знал о своей жене, кроме того,  что  однажды  она  согласилась
выйти за него замуж? Что он знал о Саше, кроме того, что у  него  диплом
подходившего Данилову института?!
   С женой ему было невыносимо скучно, и соскучился  он  уже  на  второй
день.
   Она была красивой, избалованной, вздорной и очень молоденькой, а  ему
очень быстро стало на все наплевать. Она скандалила, требовала внимания,
какой-то необыкновенной любви, на которую  Данилов  был  в  принципе  не
способен, развлечений, гостей - а ему было наплевать. Он даже  не  жалел
ее, хотя она ни в чем не была виновата, просто человек, называвшийся  ее
мужем, был патологически равнодушен  к  ней,  а  она  была  обыкновенной
девчонкой, и ей нужны были обыкновенные  девчачьи  радости  вроде  новых
туфель или вечеринки с пивом, громкой музыкой и "кавалерами".
   Он терпеть не мог пива и не выносил громкой музыки.
   Ни разу ни в чем он не сделал ни  шага  ей  навстречу.  Он  предпочел
забыть о ней, сделав вид, что очень занят - он и вправду был занят.  Ему
хватало самодовольства и эгоизма думать, как ему не повезло с женой.  Он
перестал ее замечать, и она погибла.
   Конечно, он виноват. Кто же еще?
   Он  забыл  на  работе  этих  идиотских   "подозреваемых"   вместе   с
"вещественными доказательствами",  и  черный  человек  пришел  за  ними.
Пришел и убил Сашку, попавшегося на пути. Вовсе не Сашка ему был  нужен,
ему был нужен Данилов и его блокнот.
   Значит, что-то  могло  быть  в  этом  блокноте,  что  показалось  ему
угрожающим? Или не так? Может, он просто знал про этот блокнот  и  решил
подстраховаться?
   Если так, значит, время надписей на стенах и  окровавленных  рубах  в
кровати прошло. Значит, настало время действовать по-настоящему. Значит,
следующий труп будет его, Данилова.
   Или... Или...
   Марта.
   Единственная из всех.
   Сердце стремительно и неудержимо разбухло, как воздушный шар, надутый
гелием, поднялось и остановилось в горле.
   "Это невозможно", - сказал он себе, чувствуя, как сердце шевелится  и
перекатывается в горле, очень горячее  и  большое.  Сказал,  потому  что
испугался.
   Так испугался, что даже вздохнуть не  смог,  и  разбухшее  сердце  не
пропускало воздух.
   "Возможно", - возразил ему его собственный разум.
   Тот человек ненавидит тебя.  Ненавидит,  ненавидит,  мерно  повторило
сердце. Что  нужно,  чтобы  уничтожить  тебя  -  так,  чтобы  ничего  не
осталось? Не убить, а именно уничтожить?
   Марта.
   Данилов осторожно поставил клавиатуру на стол и вытер  висок.  Паника
нарастала неудержимо, и он знал - еще  чуть-чуть,  и  он  не  сможет  ее
контролировать. Вытащил из кармана телефон и нажал кнопку - только одну.
Номер Марты был  записан  в  телефонных  мозгах,  как  сама  Марта  -  в
даниловских.
   Возьми трубку, мысленно приказал он ей, как только начались гудки. Он
знал, что ее телефон уже определил  номер  его  телефона  и  теперь  она
раздумывает, отвечать или не отвечать. Если только с ней все в порядке и
она еще может раздумывать.
   Возьми сейчас же.
   Гудки  продолжались,  и  сердце  уже  разрывалось,  и   все   труднее
становилось дышать.
   "Абонент не отвечает, - прервав гудки, доверительно  сообщил  ему  из
трубки чужой голос, - или временно недоступен. Попробуйте..."
   - Я уезжаю, - сказал Данилов в сторону своего  кабинета  и  поднялся.
Таня вышла из стеклянной двери, посмотрела на него и вдруг  сделала  шаг
назад, как будто собиралась убежать, и с размаху плюхнулась на  стул.  -
Если что-то срочное,  я  на  мобильном.  У  вас  есть  телефон  капитана
Патрикеева?
   - Андрей Михайлович, что случилось? - пробормотала Таня.
   - У вас есть телефон Патрикеева?
   - Не-ет.
   - У меня на столе записка с номером. Ира, пожалуйста, позвоните ему и
уточните, будут ли они опечатывать дверь и кто из нас  должен  при  этом
присутствовать. Я думаю, что не станут. Таня, позвоните мне  вечером,  я
скажу,  будем  ли  мы  завтра  работать.  Ира,  свяжитесь   с   Сашиными
родственниками и спросите, не нужна ли наша помощь. Не финансовая,  а...
человеческая. Финансовую я предложу сам. Все понятно?  В  первый  раз  в
жизни ему было все равно, понятно сотрудникам или непонятно. Не глядя он
натянул пальто и вышел из офиса.
   Руки были мокрыми и неприятно скользили но рулю, и  на  светофоре  он
старательно натянул перчатки. Мать всегда сердилась, что у него  влажные
руки.
   Как у лягушки.
   "Что такое с твоими руками? Что ты ими делаешь? Разве можно играть на
рояле такими руками?"
   Маленький Данилов часто рассматривал свои  ладошки,  пытаясь  понять,
почему они не нравятся матери и что он  должен  сделать,  чтобы  они  ей
понравились. Он стал вытирать их о штаны, и, заметив  это,  мать  всякий
раз шлепала его по рукам. До сих пор  в  ее  присутствии  ладони  иногда
начинали сильно гореть.
   Когда он перестал играть, - они стали сухими, и он  даже  забыл,  как
это - влажные ладони.
   До Марты было далеко - много светофоров и пробок в центре Москвы.  Он
еще раз набрал ее номер  и  еще  раз  выслушал  предложение  перезвонить
позже.
   "Если с ней что-то случилось, я  перестану  существовать,  -  подумал
Данилов спокойно. - Я не умру, конечно, что  за  глупости.  Меня  просто
больше не будет".
   В машине было холодно, а он позабыл про отопитель. Дыхание оседало на
стекле, как будто стягивало его белесой пленкой, и время от  времени  он
тер стекло, разрывая пленку.
   Если с ней все в порядке, господи, я в тебя поверю. Правда. Я никогда
в тебя не верил, и очень гордился этим, и знал, что, кроме физики, химии
и биологии, на свете нет ничего, во что можно было бы уверовать, но если
с ней все в порядке, я поверю. Я  знаю,  что  меня  не  за  что  любить,
господи, и ты, наверное, тоже меня не любишь, но она ни при чем. Пусть с
ней все будет в порядке. С ней и с лысым и мягким мышонком, о котором  я
не знал, что он - мой.
   Не ради меня. Ради нее самой. Пожалуйста.
   Он просил и ужасался тому, что  просит,  и  ничего  не  мог  с  собой
поделать. Он знал, что одному - без того, с кем он разговаривал  и  кого
просил, - ему не справиться.
   Поставить машину было, конечно, негде, и, не думая ни о чем,  Данилов
бросил ее посреди дороги, включив аварийную сигнализацию.
   За чистым стеклом раздвижных дверей, дико  и  нелепо  пристроенных  к
крылечку старого отреставрированного  особняка,  угадывалась  просторная
умиротворенная приемная, со стойкой из  мрамора,  с  кожаной  мебелью  и
всеми необходимыми символами достатка и процветания.
   -  Как  мне  увидеться  с  Мартой  Черниковской?  -  спросил  Данилов
пиджачно-официальную барышню, восседавшую за стойкой. Сильно пахло  кофе
и духами, и искусственная елка сияла в середине чистого плиточного  пола
- маленький плезир всем работающим здесь  иностранцам,  привыкшим  ждать
Рождества с апреля.
   - Вы договорились о встрече? - спросила барышня деловито.
   - Нет. У нее не отвечает  мобильный  телефон,  и  я  не  смог  с  ней
связаться.
   - Одну минуточку, пожалуйста. Охранник с заправленным  за  ухо  витым
шнуром микрофона пил кофе и смотрел в чистое стекло. Данилов воспринимал
все окружающее так остро, что у него болели глаза. Он не знал, найдет ли
барышня Марту. И не знал, что станет делать, если не найдет.
   И не знал, сможет ли он ждать, пока она наконец ее разыщет!..
   Он шевельнулся, и барышня подняла на него любезный взгляд.
   - Еще минуточку, пожалуйста.
   Барышне было наплевать, на месте Марта или нет.
   Она еще послушала, кивнула и положила трубку.
   - Она уехала в банк на проверку, - сказала  она  Данилову,  -  должна
сейчас вернуться. Может быть, вы подождете или оставите ей сообщение?  -
Передайте, пожалуйста, чтобы она перезвонила Андрею Данилову, -  выдавил
он сквозь перехваленное спазмом горло, - это очень важно. Пожалуйста.
   - Конечно, -  с  некоторым  удивлением  произнесла  барышня  и  вдруг
пристально на него взглянула. - Может быть, все-таки подождете?
   Нет, - отказался Данилов, - спасибо.
   Он прошел вестибюль и вышел на улицу, стараясь дышать глубже.  Дышать
было трудно.
   - Данилов, ты что? Отупел? - бросила в лицо ему  Марта.  -  Ты  зачем
машину посреди дороги оставил? Ни пройти, ни проехать!..
   Она стояла на тротуаре прямо перед ним в длинной белой  шубе.  У  нее
были короткие волосы и розовые щеки. В одной руке она держала коробку  с
тортом, а в другой портфель. Данилов увидел все это словно со стороны.
   - Как твоя проверка? -  спросил  он,  как  будто  за  этим  только  и
приехал.
   - Нормально, - настороженно ответила она, - а что такое? Ты  думаешь,
что я плохо работаю? Зарабатываю мало трудодней?
   - А торт? У вас что? Праздник?
   - У меня праздник, - буркнула  Марта,  -  я  праздную,  что  ты  меня
бросил.
   Да что тебе надо-то?!
   Не говоря ни слова, Данилов ухватился за торт и поволок ее за собой.
   Доволок до своей машины, впихнул в салон, она закричала:
   - Торт, торт! Осторожней! - но он не слышал. Он обошел машину,  завел
мотор и отъехал за угол. Какой-то мужик на стоянке, очевидно,  водитель,
потрясенный даниловским способом парковки, весело покрутил ему  вдогонку
пальцем у виска.
   - Ну что, - спросила Марта злым голосом, - развлек общественность?
   Выпусти меня, Данилов, мне на работу надо!..
   - Я тебе звонил, - сказал Данилов, - ты не отвечала.
   - Я телефон в машине забыла. Что надо  говорить  дальше,  Данилов  не
знал.
   Господи, спасибо тебе, она жива, с ней все в порядке, у  нее  розовые
щеки и она "празднует, что я ее бросил".
   Что мне сделать? И как мне это сделать?
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Данилов, ты  кретин,  -  сообщила  Марта,  -  почему  я  раньше  не
догадалась, что ты самый обычный кретин? Теперь наконец все открылось, и
я пошла. Пока.
   - Марта.
   - Что - Марта! - И тут вдруг она в первый раз посмотрела ему в глаза.
И перепугалась. - Данилов, ты что? Что случилось? Что-то ужасное?  Зачем
ты приехал?
   Он молчал, боялся, что заплачет и опозорится перед ней.
   - Данилов, в чем дело? Почему  ты  молчишь?!  -  Она  отпихнула  свой
драгоценный торт и взяла его за руку.
   - Я не молчу, -  сказал  он,  разглядывая  ее  тонкие  наманикюренные
пальчики, - я не знаю, как это нужно говорить.
   - Что говорить? Он вздохнул.
   - Никогда не говорил, - признался он и улыбнулся, - черт его знает.
   Просто не всегда получается так, как хочешь... Я  никогда  не  мог  и
даже с матерью ссорился... Ты знаешь, что у меня характер  плохой,  и  я
привык... и лет мне...
   - Тридцать девять, - подсказала Марта. - Это все о чем, Данилов?
   - О ребенке, - выпалил он, - я был не прав, прости меня.
   - В чем ты был не прав?
   - Во всем. Просто я не знал, как к этому отнестись. Я никогда об этом
не думал. И не хотел никогда.
   - Данилов, я не  стану  делать  аборт,  -  сказала  Марта  холодно  и
выпустила его руку, - во-первых, уже поздно, а во-вторых, я не  девочка.
Это мой первый и последний шанс.
   - Какой аборт!.. - перепугался Данилов. Он представил себе мышонка со
сморщенным животом и мягкими ушами. - Я совсем не про это!..  Просто  ты
ничего мне не сказала, а я был уверен, что ты мне доверяешь.
   И тут она так разозлилась, что он даже назад подался,  к  подернутому
морозной пленкой стеклу.
   - Я тебя, козла, люблю всю свою жизнь!  "Доверяешь!"  Пойди  у  своей
Лидочки выясни, доверяет она тебе или нет! А потом целуйся с  ней,  если
хочешь!
   А нас оставь в покое! По-моему, я тебе не навязывалась и ребенка тоже
не навязывала! Я даже тогда, в Ярославле, решила, что  не  стану  ничего
осложнять, а то ты испугался бы до смерти и прогнал меня!  Мне  не  надо
никаких твоих милостей, Андрей! Я отлично проживу и справлюсь, вдвоем  с
мамой справлюсь!! И пошел вон от меня! И я  тебя  не  обманывала!  Я  не
часовой механизм, у меня всякие сбои бывают,  не  часто,  но  бывают!  Я
думала, что это... опять сбой, потому что так уже было раньше, и ничего!
Я узнала, что беременна, тогда же, когда и ты, -  в  прошлую  пятницу  и
скрывала от тебя, что это твой ребенок, всего три дня!
   На глазах у нее показались слезы, и Данилов с ужасом подумал, что она
плачет, плачет из-за него! В последний раз она плакала - он отлично  это
помнил - на втором курсе института, получив несправедливую двойку.
   - Марта, подожди!..
   Но она уже выскочила из машины и побежала по переулку.
   - Марта!..
   - Нет, Андрей. - Она глубоко  дышала,  стараясь  успокоиться.  -  Мне
ничего не нужно.
   - Мне нужно. Марта.
   - И тебе тоже ничего не нужно.  Я  знаю,  что  ты  благородный  сверх
всякой меры. Мне на твое благородство наплевать.
   Тут у него зазвонил телефон, и он ответил, потому что, как только  он
увидел Марту - живую, невредимую и с тортом, - моментально вернулось все
остальное, включая убийство, милицию и темную лужицу на полу.
   - Да.
   - Все это было только начало, - проскрипел голос в трубке,  -  хочешь
посмотреть, как горит твой дом? На этот раз от него ничего не останется,
даже  стен.  Если  ты  поедешь  прямо  сейчас,  может,  еще  успеешь   к
представлению.
   - Ты подонок!! - заорал Данилов так, что от него шарахнулись какие-то
люди на тротуаре. Марта оглянулась и быстро пошла  обратно,  к  нему,  а
потом побежала.
   - Продолжение следует, - сказал голос, - все только начинается.
   - Подожди!
   - Кто это? Андрей, кто звонил?!
   - Не знаю. Он сказал, что горит дом на Рижском шоссе. Мне надо ехать,
Марта.
   - Я с тобой.
   - Нет.
   - Я поеду с тобой.
   Он знал, что не возьмет ее с собой, что бы она ни говорила.
   -