тьева была  одна  странная  особенность  -  стоило  ему  поставить
будильник на какое-то время, и он не мог спать всю ночь,  просыпаясь  каждые
полчаса, с трудом снова засыпая, и в конце концов поднимался за час до того,
как зазвенит будильник, - невыспавшимся, с колотящимся сердцем,  тяжестью  в
голове,  сам  себе  казался  некрасивым,  мятым,  и   от   этого   состояние
недовольства и потерянности было еще сильнее.
   На этот раз все было как обычно  -  проворочавшись  всю  ночь,  Евлентьев
поднялся, едва начало сереть  окно.  Он  посмотрел  на  часы  -  было  около
четырех.
   Будильник зазвенит минут через сорок.
   - Бриться будешь? - спросила Анастасия.
   - Нет.
   - Тебе что-нибудь приготовить?
   -  Куртка,  эта...  пятнами,  знаешь?  Десантная.  Что   еще...   Свитер,
шапочка...
   Да, и корзинка... Помнишь, У нас была плетеная корзинка?
   - Она и сейчас есть... Где-то на балконе... Ты за грибами собрался?
   - Да, за грибами.
   - Но...  Это...  Грибы  отошли,  -  Анастасия  недоуменно  посмотрела  на
Евлентьева.
   - Чернушки появились, валуи, попадаются подберезовики...  И  белые,  идет
последняя волна белых.
   - Надо же, - пробормотала Анастасия и пошла на кухню ставить чайник.
   Евлентьев неохотно, вяло съел две котлеты, выпил крепкого  чая,  сунул  в
карман куртки еще две  котлеты  переложенные  хлебом,  и  молча,  насупленно
собрался.
   - Когда откроются  магазины,  я  отлучусь,  -  сказала  Анастасия  уже  в
прихожей.
   - Мне нужно кое-что взять в дорогу.
   - Отлучись, - кивнул Евлентьев.
   - Тебе нужно что-то купить?
   - В Греции все есть, - улыбнулся Евлентьев. - Пока.
   Он поцеловал Анастасию как-то косо, неловко, ткнувшись губами в уголок ее
рта, похлопал по руке, подмигнул сонно и вышел. Спустившись вниз,  он  вышел
на улицу Правды. У банка стояли на ночном  отстое  броневики,  прохаживались
охранники с короткими черными автоматами.  На  Евлентьева  они  не  обратили
ровно никакого внимания. "Оно и к лучшему, -  подумал  Евлентьев,  -  оно  и
хорошо".
   Вынув из кармана маленький плоский ключик, он  открыл  дверь  мастерской,
вошел, включил свет. Не задерживаясь, сразу направился в туалет, стал ногами
на унитаз и вытащил из-за самовара деревянный ящичек. Убедившись, что к нему
никто не прикасался, Евлентьев вынес его в большую комнату, положил на стол.
Резко обернулся - ему показалось, что мимо окон промелькнула чья-то тень.
   Чертыхнувшись, прошел к входной двери и запер ее изнутри. Теперь никто не
сможет застать его за делом опасным и наказуемым.
   Раскрыв ящичек, он вынул пистолет, пощелкал затвором, убедился, что он  в
полной боевой готовности. Рядом, в отдельном гнезде, лежала  полная  обойма.
Он вставил ее в рукоять пистолета. Обойма вошла легко, даже  как-то  охотно,
словно залежалась без  дела  и  торопилась  приступить  к  исполнению  своих
обязанностей.
   Рядом, тоже в отдельном  гнезде,  лежал  цилиндрик  глушителя.  Евлентьев
привычно навинтил его на ствол. Теперь изделие номер семнадцать было  готово
к работе.
   Опустив предохранитель,  Евлентьев  положил  пистолет  на  дно  корзинки,
сверху накрыл газетой,  потом  положил  сверток  с  котлетами  и  кривенький
ножичек, который взял тут же, в мастерской - Варламов соскабливал им  краску
со старых холстов.
   Осмотрелся - не забыл ли  чего.  И  только  тогда  увидел  ящичек  из-под
пистолета. Подумав, завернул его в старую газету  и  сунул  под  стеллажи  с
картинами.
   Пора было уходить.
   Евлентьев поднялся по ступенькам к двери, выключил свет, вышел на  улицу,
запер двери. Охранники продолжали бродить вокруг банка, броневики стояли  на
месте, за время  его  отсутствия  ничего  не  изменилось.  Разве  что  стало
светлее, ночные сумерки исчезли, и теперь  на  востоке  можно  было  увидеть
розовеющее небо.
   Евлентьев посмотрел  на  часы  -  до  отхода  его  электрички  оставалось
двадцать минут. Этого было вполне достаточно, ему хватило бы и пятнадцати. И
он, не задерживаясь больше, неспешно зашагал к Белорусскому вокзалу.
   - Счастливой охоты! - крикнул ему один из автоматчиков.
   Евлентьев вздрогнул, оглянулся, и только тогда до  него  дошло  -  ничего
опасного в пожелании не было. Он помахал автоматчику рукой, дескать,  понял,
спасибо. Надвинул шапочку на глаза, поднял куцый воротник куртки. Улица была
пустой, только возле казино уже суетились два дворника, убирая отходы ночной
жизни.
   Электричка стояла на шестой платформе - гулкая,  холодная,  с  раскрытыми
дверями и опущенными щупами. Платформа была пустой, разве что десяток  таких
же, как он, грибников, заспанных и  продрогших,  торопливо  шли  к  вагонам.
Евлентьеву нужен был первый, и он, бросив взгляд на часы, размеренно пошел к
голове состава. Пока шел, в электричке начала пробуждаться  жизнь  -  что-то
зашипело, со скрежетом  распрямились  железные  суставы  щупов  и  коснулись
мокрых проводов. С легким треском пробежали  искорки,  загудели  моторы  под
вагонами, и Евлентьев невольно прибавил шагу, хотя знал, что  время  у  него
еще есть.
   В первом вагоне  сидело  человек  двадцать,  почти  все  грибники.  Ехали
компаниями, открывали бутылки, доставали из корзин припасенную еду,  шутили,
громко хохотали. Многим неважно было, найдут  ли  грибы,  бывают  ли  вообще
грибы в это время года, - праздник начался.
   Евлентьев выбрал пустое купе, сел к окну лицом по ходу поезда,  вжался  в
угол и надвинул шапочку на глаза. Не хотел он приглашения в компании, нельзя
ему было сегодня  выпить  ни  единого  глотка  водки.  Подходили  пассажиры,
рассаживались.
   Постепенно заполнилось и его купе. Евлентьев никого не видел, и его никто
не видел, шапочка скрывала лицо. Корзинка  стояла  у  него  на  коленях,  он
сложил на нее руки и сделал вид, что задремал.
   Но сна не было.
   Не чувствовал он и волнения, тревоги, беспокойства. Пришло ощущение,  что
он действительно ехал за грибами и ничто другое его не интересовало. Он даже
не заметил, как тронулся состав, и  обратил  внимание  на  пассажиров,  лишь
когда электричка остановилась на Беговой.  Из  метро  вытекал  мощный  поток
новых грибников.  Теперь  уже  стояли  в  проходе,  курильщики  толпились  в
тамбуре, а те, кто сел на Белорусском вокзале и успел устроиться на скамьях,
чувствовали  себя  ,  счастливыми.  Прислушавшись  к  разговорам,  Евлентьев
убедился, что это был самый обычный грибной треп - где  брали  белые,  когда
отошли лисички, стоит ли собирать сыроежки...
   Он заснул, едва электричка миновала  Одинцово,  а  проснулся,  когда  она
подходила к Голицыну. Грибников за это время еще прибыло, и теперь в проходе
стояла плотная сдавленная толпа. Окна на противоположной стороне вагона  уже
были залиты солнцем, и Евлентьев даже похвалил себя за  предусмотрительность
-  солнце  било  пассажирам  в  глаза,  и  они  вертелись,  закрывали   лица
козырьками, темными очками и чувствовали себя не столь уютно, как Евлентьев.
   После Голицына  вагон  начал  постепенно  освобождаться,  а  к  платформе
Часцовской уже появились свободные места. Вместе  с  Евлентьевым  вышло  еще
человек десять, и все тут же деловито зашагали  к  лесу  -  у  каждого  было
заветное место, каждый опасался, что за ним увяжутся грибники, бестолковые и
суетные.
   К опушке леса, за которой простирался поселок "новых русских",  Евлентьев
вышел  в  начале  восьмого.  Его  пятнистая   десантная   куртка   позволяла
остановиться в березовых зарослях, оставаясь  почти  незаметным.  Он  быстро
нашел крышу дома нужного ему отвратительного банкира и приготовился ждать.
   Где-то за спиной шуршали грибники, бегали  дети,  родители  суматошно  их
разыскивали, кричали, стараясь наполнить голоса строгостью и гневом.  Сидеть
в неподвижности показалось Евлентьеву подозрительным, он  встал  и  принялся
расхаживать вдоль опушки, поглядывая время от времени на громадный кирпичный
дом, который уже светился в лучах осеннего солнца. И  тут  он  с  удивлением
обнаружил, что ему начали попадаться грибы. Сначала он  принял  их  было  за
поганки, но когда присел и тронул  рукой  шляпку,  то  почувствовал  твердую
упругость белого гриба. Они росли на одном пригорке,  штук  семь,  наверное.
Когда Евлентьев обшарил все вокруг и нашел еще пять белых, дно его  корзинки
оказалось закрытым. Ему нестерпимо захотелось  похвастаться  удачей,  но  он
благоразумно  уходил  от  прямых  встреч  с  возбужденно  шарящими  по  лесу
грибниками.
   Бросив очередной взгляд в  сторону  дома,  он  увидел,  что  из  калитки,
украшенной коваными кружевами, выходят трое. Один был пониже, более  щуплый,
двое других выглядели явно крупнее, держались чуть сзади. Хотя  все  были  с
корзинками, Евлентьев понял,  что  эти  двое  -  охранники.  И  он  медленно
двинулся навстречу этой троице.
   Грибников в лесу было действительно много, постоянно  слышался  то  треск
сучка, то шорох палки в сухой траве, то сдержанный голос, то радостный визг.
Но визгов было совсем немного, из чего  можно  было  заключить,  что  многие
вернутся сегодня с пустыми корзинками. Евлентьеву же везло просто сумасшедше
- не успел он пройти и сотни метров, как снова нашел  два  белых.  Эти  были
крупнее прежних, стояли рядом, и солнце тускло поблескивало в их  коричневых
шляпках. Евлентьев, охнув, присел возле них, срезал под  самую  грибницу,  а
когда поднял глаза, перед ним стояли все  трое,  в  том  же  расположении  -
впереди банкир и сзади два амбала.
   - Живут же некоторые! - воскликнул банкир, и Евлентьев сразу его узнал  -
глаза навыкате, вислый подбородок  кровавые  точки  на  щеках.  Он,  видимо,
брился даже перед выходом в лес.
   - Везучий ты мужик, - проговорил один из  амбалов.  Голос  его  показался
Евлентьеву каким-то гудящим от внутренней, еле сдерживаемой силы.
   - Это бывает нечасто, - сказал он и, поднявшись, двинулся вдоль опушки. И
все трое, может быть, сами того не замечая, пошли вслед за ним,  решив,  что
мужик, наверное, знает, где искать белые. Евлентьев постарался уйти вперед и
скрылся в кустарнике.
   Оглянулся.
   За ним никто не шел.
   Тогда он сделал небольшой круг и снова вышел к тому месту,  где,  по  его
прикидкам, должны были оказаться все трое. Он ошибся ненамного,  они  прошли
дальше, но он увидел их. Теперь они уже не держались плотной группой,  между
ними было метров около тридцати, и расстояние продолжало увеличиваться.
   Легкая дымка постепенно рассеивалась,  солнце  поднималось  все  выше,  и
полянки  оказались  освещенными  косыми  низкими   лучами.   Дикое,   просто
невероятное везение не прекращалось, Евлентьев опять нашел несколько  белых,
а три вообще были красавцы - небольшие,  плотные,  пузатенькие,  с  елочными
иголками на шляпках.
   Он даже вскрикнул, увидев их.
   Пройдя  дальше,  Евлентьев  заметил,  что  уже  давно  чувствует   спиной
неотступное движение какого-то грибника. Тот, видимо, решил идти  следом  за
везунчиком, в надежде, что и ему кое-что перепадет.  Однако  осторожничал  и
каждый  раз,  когда  Евлентьев  оглядывался,  замирал  на   месте,   скрытый
кустарником. Это  был  пустой  номер,  так  грибы  собирать  нельзя,  будешь
находить только срезанные пеньки, - Евлентьев усмехнулся  про  себя,  но  на
всякий случай постарался оторваться от преследователя.
   Шагнув на маленькую полянку, он неожиданно увидел, что впереди, метрах  в
десяти, ковыряется в траве банкир. Евлентьев отступил, присел, скрывшись  за
кустом, замер на какое-то время, сделав вид, что опять нашел гриб, а сам тем
временем внимательно осмотрелся.
   Охранников он не увидел.
   И переклички между ними не было слышно.
   Что  делать,  все  подвержены  человеческим  слабостям.  Солнце,   легкий
исчезающий туман, медленно падающие  листья  погасили  суровую  бдительность
охранников. Им и в голову не могло прийти, что такой лес, такое  утро  могут
таить в себе смертельную опасность.
   - Как успехи, мужик? - вдруг  раздался  над  Евлентьевым  гудящий  голос.
Подняв голову, он увидел одного из охранников. И сразу понял  -  нет  в  нем
подозрительности, опасливости, есть  только  неподдельный  интерес  к  удаче
Евлентьева. - Ни фига себе! - воскликнул амбал.  -  Да  тебя  ни  на  минуту
отпускать нельзя!
   - На минуту можно, - улыбнулся Евлентьев посеревшими губами.
   - Ну, ты даешь, - протянул амбал и  направился  в  кусты  -  как  заметил
Евлентьев, в противоположную от банкира сторону.
   Не хотелось Евлентьеву, ох как не хотелось доставать из-под  грибов  свой
пистолет, это смертельное семнадцатое изделие. Но не  было  другого  выхода,
просто не было. Едва амбал  скрылся  за  кустарником,  он  сдвинул  грибы  в
корзинке в сторону и нащупал под газетой рукоять пистолета.  Теперь  он  мог
вынуть его в любую секунду, легким  движением  корзинки  мог  снова  накрыть
грибами и газету, и пистолет.
   Какая-то тяжесть снова отозвалась в  спине,  что-то  ему  мешало,  что-то
раздражало. Евлентьев отошел, присел перед грибом. Он сразу увидел, что гриб
плохой, бледный, немощный, но присел перед  ним  и  осторожно  оглянулся.  В
кустах колыхнулась темная фигура грибника, который шел за ним все утро.
   Значит, он опять настиг его.
   Евлентьев шагнул в сторону, быстро  миновал  полянку  и  вышел  к  озеру.
Темная вода была усыпана мелкими березовыми листьями, и они  посверкивали  в
косых лучах солнца,  оттеняя  глубину.  Теперь  рядом  никого  не  было,  но
Евлентьев для уверенности перешел на противоположную сторону озера. Здесь не
было слышно ни шороха  шагов,  ни  голосов.  Он  замер  на  какое-то  время,
прислонившись к березе и закрыв глаза. И  услышал  легкие,  почти  неслышные
шаги в сухой траве. Чуть приоткрыв глаза, он увидел банкира.
   Это был он - круглые глаза, вислый подбородок, толстые очки... Присев  на
корточки, он ковырялся возле гриба, стараясь срезать его пониже,  под  самую
грибницу. Да, это был тот самый отвратительный тип, который  блевал,  блевал
после каждой пьянки, а потом валялся в своей жирной блевотине... Нет, ничего
отвратительнее этого подонка в жизни нет!
   Евлентьев,  не  колеблясь  и  не  выжидая  больше,   вынул   пистолет   с
неестественно длинным стволом, сдвинул предохранитель и,  прицелившись,  два
раза выстрелил банкиру в грудь. Он и хотел попасть в легкие,  чтобы  тот  не
закричал, не призвал бы на помощь своих амбалов. И  действительно  -  банкир
молча опрокинулся на спину, схватился руками за грудь,  потом,  видимо,  еще
соображая, что происходит, обхватил руками голову.
   Евлентьев еще раз прицелился, на этот раз в голову, и, уже нажимая курок,
услышал  рядом,  совсем  близко,  метрах  в  двадцати,  треск   сучьев.   Но
остановиться уже не успел. Рука его чуть дрогнула от выстрела и  он  тут  же
положил пистолет в корзину, прикрыл его грибами.
   Все произошло беззвучно, удачно, успешно, и он готов  был  уже  выбросить
пистолет  в  озеро,  но  тут  раздался  истошный  крик  одного  из  амбалов.
Оказывается он все это время был рядом с банкиром, в момент выстрелов  амбал
находился метрах в пятнадцати, чуть в глубине, за березовым молодняком.
   Амбал продолжал орать, попытался поднять банкира. Евлентьев хорошо увидел
кровь  у  того  на  груди,  беспомощно  отброшенные  назад  руки  и,   резко
нагнувшись, шагнул в сторону. Увидел он кровь и на голове  банкира,  значит,
попал, значит, не промахнулся. Он отошел  за  ельник  и  быстро  зашагал  по
тропинке в сторону платформы. Не успев сделать нескольких  шагов,  он  снова
услышал за спиной торопливые шаги. Но они уже не тревожили Евлентьева; и  он
продолжал идти, удаляться от амбалов. Бежать он не мог, не  имел  права,  но
шел быстро и уже подбирал место, куда бросить пистолет.
   И вдруг увидел на тропинке неподвижно поджидавшего его человека.
   Присмотревшись, Евлентьев узнал вчерашнего мужика в клетчатой кепке.  Тот
стоял, расставив ноги и выбросив руку  вперед.  И  понял  Евлентьев,  только
теперь понял затею Самохина.  Да,  конечно,  его,  Евлентьева,  нельзя  было
оставлять в живых, это было бы просто безграмотно. И тогда  он,  не  сбавляя
шага, не меняя направления, резко бросил тело вправо.  И  в  ту  же  секунду
услышал еле уловимый щелчок - это был выстрел. Рядом послышался влажный удар
пули в ствол.
   Евлентьев бросился в другую сторону, краем  глаза  заметив,  как  из  его
корзинки  выпал  большой,  самый  лучший,  самый  красивый  белый  гриб.  Но
поднимать его уже не было времени. Евлентьев  снова  бросился  в  сторону  и
побежал, побежал сквозь кустарник, к озеРУ, от которого только что уходил.
   Мужик в кепке не отставал, он тоже не  имел  права  оставлять  Евлентьева
живым, ему нельзя было возвращаться в Москву, если Евлентьев останется жив.
   Положение изменилось в несколько секунд,  теперь  Евлентьев  уже  не  мог
выбросить пистолет, теперь в нем была единственная надежда на спасение.  Ему
нужно было всего несколько секунд, чтобы развернуться  и  открыть  встречную
стрельбу. Но рядом амбалы, а у него меченый пистолет, пули именно  из  этого
пистолета сидят в теле банкира.  Убийца  в  клетчатой  кепке  настигал  его,
Евлентьев уже  слышал  тяжелое  дыхание,  он  знал,  что  вот-вот  прозвучит
металлический щелчок, посылающий смерть ему в затылок.
   - Мужик! - вдруг услышал Евлентьев совсем рядом гудящий сдержанной  силой
голос охранника. - Это ты? Давай сюда!
   - Что? - хрипло спросил Евлентьев, замерев от неожиданности.
   - Шефа бабахнули... Иди сюда!
   - Куда?
   - Здесь он лежит... Дышит еще... Побудь с ним, я рвану за напарником!
   Евлентьев шагнул в сторону, отгораживаясь от леса мощным телом охранника.
И в этот момент раздался щелчок выстрела из кустов. Пуля попала охраннику  в
плечо, но это словно разбудило его, вернуло способность к решениям быстрым и
безошибочным.
   Здоровой рукой амбал вырвал из-под мышки короткий черный  автомат  и,  не
целясь, не колеблясь, выпустил всю  обойму  в  тот  кустарник,  из  которого
только что прозвучал выстрел. Там что-то рухнуло,  застонало,  но  выстрелов
оттуда больше не было.
   - Вот так, мужик, надо работать, - проговорил охранник с бледной  улыбкой
и медленно осел на пожухлую траву.
   Евлентьев шагнул к кустарнику.
   - Не ходи, - сказал амбал тихо. - Побудь здесь ты везучий...
   - Надо посмотреть, - сказал Евлентьев и снова направился к кустарнику  на
берегу озера. Когда он отодвинул ветви, он увидел лежащего мужика.  Тот  был
лыс, кепка валялась рядом, в руке он сжимал рукоять пистолета тоже с длинным
стволом, но пальцы его серели прямо на глазах. Евлентьев понял, что  у  него
есть всего несколько секунд, всего несколько секунд. Он вырвал  пистолет  из
рук убитого и, взяв за ствол, запустил на  самую  середину  озера.  Раздался
мягкий глухой всплеск, на который вряд ли кто обратил внимание.
   На крики амбала, на треск автоматной очереди  со  всех  концов  леса  уже
спешили люди. Евлентьев упал на колени перед убитым, вынул из корзинки  свое
семнадцатое изделие и затолкал, запихнул в мертвые пальцы рукоять пистолета.
   - Ты что делаешь? - раздался за спиной голос второго амбала.
   Евлентьев  вздрогнул,  обернулся,   не   торопясь   обернулся,   бледный,
смертельно бледный, потому что он видел - пистолет в  руках  мертвеца  сидит
плохо, косо, вываливается.
   - Пистолет хочу отобрать, - ответил Евлентьев. -  Пока  он  тут  всех  не
перестрелял.
   - Уже не перестреляет, - ответил амбал. - Видишь, морда серая... И  грудь
в дырах. Отстрелялся. Пойдем, поможешь...  -  и  охранник  первым  шагнул  к
озеру. И пока он шел, Евлентьев, оставшись у трупа,  успел,  успел  все-таки
заглянуть к нему в карманы, но, кроме нескольких ключей на стальном  кольце,
ничего не нашел.
   Уже поднимаясь, он сунул ключи себе в карман и шагнул вслед  за  амбалом.
Ну что ж, это грамотно, подумал он, вспомнив  пустые  карманы  мертвеца.  На
такие дела надо идти с пустыми карманами.
   - Он что же, обоих... -  Евлентьев  не  закончил  вопроса,  оста