л  этого  и  появился  на
одном из концертов именно с такой вот а-ля kozlik бородкой.  Ладно,  его
дело. Видели мы его и с бородой, и без бороды, и с длинными волосами,  и
с короткими, имидж тут ни при чем, если и в  свои  сорок  с  лишним  Боб
остается прежним.
   И песни его прежние, о чем бы он ни  пел,  -  все  равно  узнаваемые,
гребенщиковские. Наверное, поэтому и не  перестанет  никогда  нравиться,
как "Beatles" или "Роллинги", "Doors" или "Animals". И мотивы его  песен
узнаваемы, даже если поет он один, без "Аквариума", или  с  каким-нибудь
экзотик-ансамблем. "Самого себя не переделаешь",  -  как  верно  заметил
кто-то из восточных мудрецов, вернее, дальневосточных.
   Но это все лирика,  а  проза  была  передо  мной  в  виде  Гертинцева
Вячеслава  Михайловича,  1963  года   рождения,   уроженца   Ленинграда.
Русского. В браке на данный момент  не  состоящего.  Гертинцев  Вячеслав
Михайлович,  известный  в  питерской  рок-тусовке   под   именем   Герт,
образование  имел  незаконченное  высшее.  Дважды  пытался   учиться   в
институтах,  но  бросал   после   третьего   и   после   второго   курса
соответственно. Родители хватались за голову после  очередного  "броска"
обожаемого  сыночка,  а  родственники  предрекали  ему  существование  в
качестве дворника или вообще тунеядца.
   Тунеядцем Гертинцев стал бы с удовольствием,  если  бы  не  увлечение
музыкой, а так как дело было в Питере, да еще  в  начале  восьмидесятых,
то,  естественно,  рок-музыкой.  В  семнадцать  лет  он  познакомился  с
Михаилом Стародубцевым - моим старшим братом, который  мнил  себя  в  то
время большим  рок-поэтом  и  рок-музыкантом,  потому  и  решил  создать
группу. Сам Мишка играл на гитаре, его одноклассник  Сашка  Астафьев  на
клавишных, ударника нашли в нашем же дворе. Стасик Гусев здорово  вертел
барабанными палочками и лупил ими  почем  зря,  заглушая  временами  все
остальные инструменты.  Дело  было  за  басистом.  Вот  тут-то  Мишке  и
подвернулся совсем еще зеленый Славик Гертинцев.
   По этому поводу мне вспомнился старый анекдот:
   - Папа инженер, мама учительница, а сынок рокер.
   - Ты смотри, у нормальных родителей и такой урод вырос.
   Да, в приснопамятные времена, когда  слово  "рок"  было  ругательным,
травили и такие анекдоты. Хотя кто-кто, а Герт уродом не был,  напротив,
имел довольно симпатичную мордашку.
   Группа, образованная моим братом, носила название "Шмели"  и  особого
успеха не имела. Через полгода Мишке надоела вся эта катавасия,  он  все
же решил подналечь на учебу, оставив рок  кому-то  другому.  Его  сменил
гитарист Валентин Мирзоев (Мирза), имевший взрывной  характер  и  всегда
прущий напролом подобно  танку.  Вместе  с  Мирзой  в  группу  влился  и
гитарист  Сергей  Самохвалов,  прозванный  Самопалом,  который  и   стал
основным источником текстов, а группа в данном составе стала  называться
"Серебряный  век".  Кто  и  когда  предложил  такое  название,   история
умалчивает, но оно прижилось и остается неизменным вот уже двадцать лет.
   Впрочем, группа "Серебряный век"  образовалась  в  восьмидесятом.  До
перестройки было еще целых пять лет, никто об этом и подумать не мог,  и
рокеров шугали с места на место  разные  администраторы,  но  они  ловко
просачивались в многочисленные клубы и  ДК.  Особо  острых  текстов,  за
которые полагалось сажать  в  тюрьму,  у  "Серебряного  века"  не  было,
команда увлекалась все больше  перепевками  из  "Битлз"  и  "Роллингов".
Настоящим же хитом стала песня Джима Моррисона "Странные  дни",  которую
группа исполняла с  соответствующим  гримом  и  в  специальных  одеждах.
Завораживающее действо, составленное из отдельных фаз, когда человек  то
замирает, то начинает стремительно двигаться, плюс  медитативная  музыка
"Doors", плюс мечущиеся световые блики рождали необыкновенный эффект. На
эту песню в годы перестройки даже сделали  клип,  стильный  черно-белый,
схожий манерой изображения  с  обрывисто-четкими  картинами  Фaсбиндера.
Этот клип надолго стал  визитной  карточкой  группы.  "Серебряный  век",
конечно, не "Аквариум" и не "Зоопарк", но публика в свое  время  рвалась
на концерты не меньше, чем на "Алису" или "Кино".
   Когда большинство групп перешло на русскоязычный текст, Самопал и тут
проявил  себя.  Его  песни  "Странница",  "Альтернатива",  "Мой  берег",
"Заполярный блюз" и цикл "Волчья кровь" до сих пор любимы  публикой,  и,
как бы группа ни отнекивалась, ссылаясь на то, что хочет показать  новый
материал, всегда на концертах просят исполнить именно эти вещи.
   Почему я так осведомлена о жизни "Серебряного века",  если  мой  брат
давным-давно эту группу покинул?  Очень  просто.  Время  от  времени  на
горизонте Мишки  появлялся  Гертинцев,  теперь  уже  Герт,  и  звал  его
обратно. Но Мишка держался твердо,  как  памятник  героям-пехотинцам  на
площади Победы, ныне названной почему-то площадью Свободы.  С  роком  он
завязал навсегда.  Но  я  росла,  закончила  школу,  начала  учиться  на
факультете журналистики ЛГУ и стала если  не  рок-фанаткой,  то  большой
поклонницей рока - это точно. Поэтому Герт переключился на меня,  таскал
по концертам и тусовкам. У нас случился даже роман, когда он в очередной
раз ушел от жены.
   Затем  Герт  без  зазрения  совести  бросил  меня,  польстившись   на
очередную поклонницу, я немного поплакала, а потом  закрутила  роман  со
студентом истфака Юриком Першиным, покорившим меня раз и навсегда своими
огромными глазами орехового цвета. Я балдела от его кожи  смугло-нежного
оттенка созревшего грецкого ореха, темно-каштановых  волос  и  маленькой
темно-коричневой родинки над верхней губой. Роман  наш  то  затухал,  то
вспыхивал с новой силой и тянулся так до окончания  университета,  после
чего окончательно почил в бозе. Юрик Першин,  пожалуй,  единственный,  о
ком я вспоминала без раздражения, а с какой-то светлой грустью и  иногда
даже мечтала о том, что могло бы получиться, если бы мы не расстались.
   Герт  также  периодически  появлялся.  Иногда  я  посылала  его  куда
подальше, где и раки не зимуют, иногда плакалась ему в жилетку, в прямом
смысле  слова  вытирая  мокрое  лицо  его  сальными  волосами  и  пачкая
косметикой сценический прикид Герта, иногда по старой  памяти  ходила  с
ним на какой-нибудь сейшн. Как ни странно, мы остались добрыми друзьями.
Последний раз это чудо природы я видела года три с лишним назад,  и  вот
он объявился на моем пути нежданно и негаданно. К чему бы это?
   Если бы я могла тогда знать, что с нашей невинной встречи с Гертом  в
баре "Амальгама"  начнется  цепь  жутких  событий,  пожалуй,  я  все  же
предпочла бы добраться домой на старом и расшатанном, но верном,  словно
пес Трезор, одиннадцатом.
   Но, ничего плохого не предвидя,  я  спокойно  сидела  за  столиком  в
"Амальгаме" и разглядывала своего  бывшего  любовника.  Он  заметил  мой
взгляд, подергал себя за ухо, в котором болталась серьга в  виде  весело
скалящейся черепушки, сделал знак бармену и положил на стол руки.
   - Что смотришь, - вопросил он, - ищешь приметы распада?
   В этот момент мне не хотелось ни грубости, ни резкости.
   - Просто смотрю, - ответила я миролюбиво, - постарел ты немножко,  но
это даже прибавило тебе шарма.
   - Ну, ты загнешь иногда, Лидка! - заржал он. -  У  старого  пропитого
рокера и... шарм. Я тебе что - модель?
   При воспоминании о модели настроение у меня сразу резко упало.
   - Нет, - произнесла я нарочито спокойным голосом, - ты не модель,  ты
гораздо лучше.
   Герт заметил мое настроение. Отобрал у подошедшего  бармена  бутылку,
мигнул ему, мол, исчезни, и наполнил стаканы.
   - Не бери в голову, - посоветовал он, - давай за встречу.
   - Давай. - Я охотно подняла стакан.
   - Но потом ты мне все расскажешь? - попросил проницательный Герт.
   - Ты же сам... обещал... о гастролях.
   - Я же сказал - потом. А о гастролях тоже успеется. Давай, что ли, за
нашу неожиданную встречу.
   - Давай.
   Мы с ним немного выпили. Герт скривился - кислятина.  Решив,  что  не
виделись мы с ним порядочно, а одним вином сыт не будешь, он потопал  за
коньяком, пообещав прихватить что-нибудь на закусь по дороге.
   Скрежет на сценическом  пятачке  немного  притих,  видимо,  музыканты
решили передохнуть. Пошехонцев согласился, и теперь я со спокойной душой
и совестью могла писать следующую статью о таких вот ребятах. Кто знает,
может быть, через несколько лет они станут мегазвездами и на  концерт  к
ним нельзя будет попасть. А открою  их  я.  Здорово!  Весьма  заманчивая
перспектива. Но можно ведь также написать о Герте с его  командой.  Мол,
знаю его все эти двадцать лет, знаком он мне  с  любой  стороны,  слегка
намекнуть и на наш романчик. А что? Публика это любит, схавает за  милую
душу.
   Куда, интересно, Герт запропастился? Ушел, и нет его. Забыл, что  ли,
что я его дожидаюсь? И все-таки совсем  неплохая  мысль  сделать  с  ним
интервью. Пусть действительно расскажет о своих  гастролях,  а  также  о
планах на будущее. Впрочем, к тому времени,  когда  выйдет  статья,  он,
возможно, вновь отправится колесить по городам  и  весям,  но  кого  это
сейчас волнует?
   Так.  Какое-то  странное  оживление  на  пятачке.  Ребята,  вероятно,
отдохнули и теперь хотят явить посетителям "Амальгамы" что-то новенькое.
Именно! Только не что-то, а кого-то. Герта собственной персоной. И  чего
этот выпендрежник туда поперся? Молодежь, конечно,  балдеет,  еще  бы  -
живая легенда. И снизошла до того,  что  попросила  гитарку  у  пацанов.
Похоже, он и петь собирается. Точно. И зачем только я согласилась с  ним
сюда прийти?
   - А теперь, дамы и господа, - весьма галантно  объявил  Герт,  -  мне
хотелось бы  исполнить  песню  для  присутствующей  здесь  замечательной
женщины. Возможно, многие из вас читали ее статьи, так как Леда -  очень
талантливая журналистка.
   Вот хамское отродье! Меня-то зачем сюда приплел? Вон  уже  и  глазеть
начали, не хватало еще, чтобы кто-то подсел и  начал  изливать  душу.  А
Герт почувствовал себя  в  своей  родной  стихии,  он  играл  бодренький
рок-н-ролльчик, так же бодренько  подпевая  себе.  Мальчишки  быстренько
подстроились, и в баре "Амальгама" зазвучала старая  известная  песенка.
Герт мастерски провел запил, затем оборвал  аккорд  на  стонущем  звуке,
вернул гитару и раскланялся. Публика оживленно хлопала, просила добавки,
но Герт решительно отмел все предложения и направился к стойке.
   Вернулся он, нагруженный сверх всякой  меры  бутылками  и  шоколадом.
Свалив эту груду на столик, он спокойно уселся и вытащил пачку сигарет.
   - Здорово я?.. - нагловато улыбаясь, уставился этот тип на меня.
   - Просто отлично. - Я начала злиться. - Мы зачем сюда пришли?  Выпить
немного, поговорить... Так нет, ты без понтов  не  можешь.  Играть  его,
видите ли, потянуло. Ты что, у себя в студии не наигрался?
   -  Ну,  Лидка!  Ой,  не  могу,  -  Герт  оглушительно  заржал,  потом
закашлялся, перегнувшись пополам. - Ну, ты даешь, - с трудом выдавил  он
придушенным голосом.
   - Запей, - мстительно посоветовала я, - сразу легче станет.
   - Хоть одна  здравая  мысль,  -  прохрипел  Герт,  но  послушался  и,
набулькав себе в стакан золотисто-коричневой жидкости, хватил ее залпом.
Развернув шоколадку, принялся торопливо жевать.
   - Герт, ты  же  коньяк  хлещешь,  а  сам  на  машине.  Или  ты  домой
собираешься пешком топать?
   - Пешком? С ума сошла! Я пешком не дойду.
   - Точно. Как в старом анекдоте... Или  нет,  это,  кажется,  Задорнов
рассказывал. Впрочем, какая разница, если ты сейчас налижешься.
   - Да не собираюсь я. Что ты в самом деле! Ты знаешь, замечаю за собой
уже года три, что на выпивку мало тянет. Могу,  конечно,  нажраться  при
случае, но чтобы просто так сидеть и бухать - это увольте.
   - А ты не подсел, друг?
   - Что ты, Лидка! А то мало народа от этой дряни загибается. Знаешь, я
тоже   заметил,   если   кто   в   молодости   перебесился,   попробовал
всякое-разное,  то  в  определенный  период  начинает  себя  беречь.   С
алкоголем завязывает, с наркотой, даже  с  сексом.  То  есть  хочет  еще
немного пожить. Вот  даже  на  старых  западных  рокеров  посмотри.  Так
бесились - дым столбом, а теперь вполне респектабельные господа, которые
себе ничего лишнего не позволяют.
   - Кроме музыки, - не удержавшись, вставила я.
   - Точно, - Герт вполне миролюбиво похлопал меня  по  плечу.  -  Ладно
тебе, давай еще немного. Вон и шоколад самый разный, выбирай.
   Я поворошилась в блестящей разноцветной  куче,  лежащей  на  столике,
выбрала "Незнакомку" и зашелестела фольгой.
   - И все-таки зачем ты полез на сцену?
   - Ну, ты прямо совсем как моя бывшая жена! Я, как тебя услышал,  чуть
все бутылки на пол не выронил. И голос даже  похож  стал,  и  интонации!
Какие все-таки бабы одинаковые. Особенно когда мужиков пилят.
   - Нет, уважаемый, это ты пилил вон там.
   - А что?  По-моему,  неплохо  получилось.  Для  тебя,  между  прочим,
старался. Вернее, для нас. Я попилил немного, а потом за  пойлом  пошел.
Набрал всего и за бумажник. А мне бармен: "Что вы, что вы.  Это  все  за
счет заведения. И позвольте автограф". Ну, я расписался, жалко, что  ли?
Собрал барахлишко и к тебе. Разве плохо?
   - А ты, Герт, оказывается, не только понтярщик, но  еще  и  халявщик.
Надо же такое придумать.
   - Конечно, - он подмигнул мне, - а то ты, дорогуша, не знала.  Уж  не
первый год знакомы. А выросли мы с тобой в золотые денечки  застоя,  так
что от этих родимых пятен  нам  никогда  не  отмыться.  Если  получится,
всегда на халявку прокатим.
   - Нет слов. Герт, с возрастом ты совершенно не меняешься.
   - Приятно слышать, мадам. А вот ты меняешься и каждый раз становишься
все лучше и лучше. А ведь у нас могло бы что-то получиться.
   Его рука нырнула под стол и нащупала мое колено. Я спихнула ее  одним
движением.
   - Да, не первый год знакомы, - я в упор посмотрела на  Герта,  -  так
что давай без глупостей.
   - Тебя, значит, тоже на секс не тянет? Я  же  говорю,  с  годами  все
здорово меняется. Можно просто посидеть, поговорить.
   - Как, кстати, Ленка поживает? И Ксюха?
   - Ленка все такая же стерва. А то ты не  знаешь!  Ушла  с  головой  в
искусство, стала похожа на сушеную воблу. Я  как  ее  вижу,  аж  с  души
воротит. Не понимаю, как мог столько лет с ней прожить?
   - Ты же тогда не просыхал, - поддела я.
   - Это точно. Хотя не понимаю и другое, как Ленка столько лет  терпела
все мои свинские выходки. Мне ее даже жалко немного стало, когда я ее  в
последний раз видел. Но как только она рот открыла - все, как  отрезало.
Стервой была, стервой и осталась.
   - А дочка? Сколько ей уже?
   - Ксюхе? Почти четырнадцать. Красавица, сам  удивляюсь,  в  кого  она
такая. Глаза огромные, ресницы на полщеки  и  черные,  никакой  туши  не
надо. Представляешь, пигалица, а уже такая модница.  Еще  пару  лет,  и.
начнет парням голову морочить направо и налево.
   - Опасное это занятие.
   - Да нет. Ленка ее в строгости держит.  Да  и  сама  Ксюха  серьезная
такая, умненькая. Как ни приду к ним, обязательно об учебе рассказывает,
тетрадки свои мне несет. В олимпиадах каких-то все время участвует. И  к
матери пристала - купи и купи компьютер. Вроде учиться помогает.
   - Ну и купил бы ребенку. Неужто бабки не позволяют?
   - Я купил бы ей самый лучший, да Ленка уперлась и ни  в  какую,  мол,
вредно все это, пусть лишний раз в библиотеку сходит да книжки почитает.
   - Однако. Хотя, может,  она  и  права.  Но,  с  другой  стороны,  без
компьютера сейчас никуда. Так что рано или поздно все равно согласится.
   - Ладно. Давай еще, что ли?
   - Нет, - я прикрыла свой стакан, - мне  уже  хватит.  Тем  более  что
завтра с утра на работу. А ты пей, если хочешь.  Я  с  тобой  ехать  все
равно не собираюсь.
   - Ладно, и я пока пропущу. А с работой у тебя  все  в  порядке?  Есть
что-нибудь интересное?
   - Интересного у нас всегда  хватало,  причем  с  избытком,  -  желчно
проговорила я. - На каждом шагу интересное, только успевай хватать.
   - Расскажи, - потребовал Герт.
   - А ты мне обещал о гастролях, - напомнила я.
   - Будет тебе о гастролях. Выкладывай.
   Я рассказала  Герту  о  своей  командировке  в  Гадюkино,  о  бабушке
Савельевой, о предложении главного, о том, что теперь придется писать  о
нордвиндской диве и что Пошехонцев дал согласие на  мою  статью,  писать
буду о чем сама захочу.
   - Так что, милый, - закончила я, - от вопросов тебе не отвертеться, а
после этой шлюхи так приятно переключиться на что-то хорошее.
   - Диана, - задумчиво пробормотал Герт, - а я ведь  совсем  недавно  о
ней от кого-то слышал. Кто-то рассказывал что-то очень занятное.
   - Представляю...
   - Нет.  Не  так  сказал.  Наоборот,  что-то  странное  и  неприятное.
Возможно, убийство или что-то в этом роде.
   - Ну ты даешь,  Герт!  Какое  еще  убийство?  Сам-то  понимаешь,  что
говоришь?
   - Не помню, - Герт повертел в руках стакан, раздумывая, наполнять его
или нет, - но что-то неприятное, связанное с областью искусства.
   - А точнее?.. - Я вся напряглась. -  Герт,  миленький,  вспомни.  Это
ведь может и впрямь оказаться очень интересным.
   - Не могу, - Герт потер лоб, - пьяный был, слышал краем уха. Но  если
что-то вспомню, я тебе позвоню. Телефон прежний?
   - Конечно. С чего  бы  ему  меняться?  Звони.  Мне  все-таки  хочется
написать о тебе. Представь, статья  о  человеке,  который  двадцать  лет
отдал искусству.
   - Скажешь тоже, - хмыкнул Герт, - я и искусство...  А  знаешь,  -  он
оживился, - ты ведь действительно можешь написать об  искусстве,  причем
настоящем и к тому же жутко оригинальном. Согласна?
   - Не темни, Герт. - Я развернула новую шоколадку  (если  после  этого
вечера смогу пролезть в дверь, то забуду про все диеты и  тренажеры).  -
Объясни, в чем дело.
   - Ты слышала о Карчинском? - Герт уставился на меня.
   - Немного. Что-то такое было...
   -  Эх,  ты!  Карчинский  на  днях  устраивает  выставку  в   "Галерее
искусств", сходи, не  пожалеешь.  У  него  картины  в  манере  корейских
мастеров Средневековья. Посмотришь, оценишь. Кроме того, он ведь  еще  и
спец по корейской керамике. Вот о нем лучше и напиши. По  крайней  мере,
оригинально.
   - Карчинский...  Нет,  я  точно  о  нем  что-то  слышала.  Картины  в
корейском духе, говоришь? Наверное, ты  прав.  Это  действительно  может
оказаться интересным. А он захочет со мной разговаривать? Художники, они
ведь люди капризные...
   - Захочет, - заверил меня Герт, - мы с тобой вместе пойдем.  Но  если
вдруг я не смогу, - добавил он, -  то  просто  сошлись  на  меня,  и  он
ответит на любой твой вопрос.
   -  Надо  же,  какие  у  тебя  знакомства,  оказывается.  Кто  бы  мог
подумать?
   - А что? По-твоему, если музыкант, то вокруг все  время  должны  быть
пьяные небритые рожи? Искусство, милая, оно для всех и не разбирает, кто
музыкант-рокер, а кто ценитель и эстет. Ну, ты как, согласна?
   - Согласна,  еще  бы.  Ты  меня  заинтриговал.  Хочется  на  все  это
посмотреть.
   - Отлично. Значит, я тебе позвоню, и отправимся.
   - Мне пора, Герт. - Я встала. - Уже очень поздно, а мне  завтра  рано
вставать.
   - Подвезу, - заявил он, тоже вставая. - Как ты одна доберешься?
   Добрались мы, как ни странно, без приключений.  Но  Герт  не  был  бы
самим собой, если бы просто попрощался и уехал. Он остался, и,  засыпая,
я думала о том, что все же неплохо иметь постоянно при себе мужика, даже
если после любовных игр он отворачивается к стенке и мгновенно засыпает.
Глава 5
 
   Утром я отправилась на работу,  оставив  Герту  записку  на  столе  и
завтрак на плите. Вероятно, когда я вернусь,  и  духу  его  не  будет  в
квартире. Так он, по крайней мере, всегда поступал раньше, а с  течением
времени привычки рокеров мало меняются. Впрочем,  как  знать...  Правда,
сообщением о Карчинском он меня  заинтересовал.  Надо  будет  залезть  в
Интерн