люша  помотал
головой, - но дело сделано, не поправишь. Но теперь мы все выяснили, так
что действуй.
   - Ладно, - я кивнула, - постараюсь.
   - Вот  и  хорошо.  -  Пошехонцев  засуетился,  выпроваживая  меня  из
кабинета. - Как будет материал подобран, ну этот...  самый...  давай  ко
мне. А с остальным ты и так справишься. Все, давай, дорогуша.
   И он буквально вытолкал меня из кабинета. За  спиной  щелкнул  замок.
Интересно, с каких это пор наш главный стал запираться? Нет, надо все же
почаще появляться на работе, а то так и буду  оставаться  в  стороне  от
разных событий. Я прошла к своему столу, села  и  задумалась.  Что  меня
сейчас волнует больше всего? Ну уж никак не смена курса нашего  главного
в отношении модели. А насчет чернухи, так это всегда  пожалуйста,  нужно
будет только дома отыскать  статейки,  которые  мои  сотрудники  однажды
обнаружили. Из них вполне можно состряпать нужную. Но это совершенно  не
главное, это можно отложить и на  потом.  А  сейчас,  то  есть  сегодня,
необходимо навестить Карчинского.  И  хочет  он  или  не  хочет,  а  ему
придется меня выслушать.
   Я не заметила, как прошел день. Главный  так  и  сидел,  запершись  в
своем  кабинете.  Сотрудники  занимались  привычными  делами.  Я  отдала
выпускающему свой материал и с чистой совестью покинула  рабочее  место.
Потрудилась я на славу, теперь осталось навестить Карчинского. А если он
будет так же груб, как и утром... Может, стоит ему сначала позвонить? Но
от этой мысли пришлось отказаться. Просил же он, чтобы я ему не звонила.
Ладно, при встрече я найду, что ему сказать.
   Но говорить мне ничего не пришлось, потому что в мастерской никого не
оказалось. Я постояла немного перед закрытой дверью  и  решила  съездить
куда-нибудь подождать. Для этой цели подойдет  любое  кафе,  на  крайний
случай бар. Но больше всего мне хотелось погулять где-нибудь в парке или
на набережной. Отличная мысль, там, кстати, полно всяких забегаловок.
   Я доехала до Поздняковской и свернула на проспект. Еще немного,  и  я
буду на месте. Сколько живу, столько  не  перестаю  удивляться  фонарям,
созданным настоящими мастерами. Помню детский восторг,  который  охватил
меня, когда я впервые пригляделась к ним на набережной. Казалось бы, что
в них такого особенного - несколько жестянок и стекло? А как  их  только
не называют - и тусклыми, и темными, и колдовскими, и печальными... Если
кому-то надо описать уныние Петербурга,  обязательно  тронут  фонари.  И
неверный у них свет, и мерцающий. Но я не могу себе  представить,  чтобы
фонари горели ярко. Они всегда одинаковые, и в праздники, и в  будни.  А
как их воспринимать,  зависит  только  от  настроения.  Меня,  например,
всегда радуют желтоватые размытые пятна. Непонятно только, как они могут
ярко светить, если от реки  постоянно  поднимается  туман.  А  в  тумане
всегда все кажется и расплывчатым, и таинственным.
   Я шла по набережной, вдыхая влажный воздух. С Невы налетал порывистый
ветер, трепал волосы, кидал в лицо мокрые капли.  Но  я  как-то  странно
успокоилась. Откуда-то сбоку  доносились  голоса,  слышалась  музыка.  Я
поплотнее запахнула куртку и отправилась туда.
   Возле ступеней, спускающихся к воде, собралось  десятка  два  молодых
людей. Одни были наряжены в костюмы, другие играли роль зрителей. Сейчас
снова появилась тяга к уличному театру, и я узнала  Арлекина  в  пестром
костюме, Пьеро в длинной белой рубашке  с  печальным  выбеленным  лицом,
Коломбину с большим бантом в пышных волосах. Скрипач в черном  берете  с
зеленым пером  наигрывал  простенькую  мелодию,  ему  помогал  флейтист,
совсем молодой, почти мальчик.
   Коломбина с Пьеро исполняли затейливую пантомиму, а Арлекин шутил  со
зрителями. Я подошла поближе.  Арлекин  тут  же  переключился  на  меня.
Толкая присутствующих и поминутно раскланиваясь, он пробрался ко мне.
   - Не откажите, любезная синьорина, в небольшом одолжении, - он лукаво
усмехнулся. - Мы все с нетерпением ждали вашего прибытия.
   - Увы, Арлекин, - ответила я, - непредвиденные дела задержали меня  в
дороге.
   - Неужели кто-то осмелился чинить вам  препятствия,  о  bella  donna?
Неужели какой-то наглец осмелился вас задержать, прекрасная госпожа? - И
он изогнулся в шутовском поклоне.
   - Этот человек способен на все, - со вздохом ответила я, заметив, что
зрители с интересом прислушиваются к нашему разговору, - вот уже сколько
лет он держит в повиновении весь наш город.
   - Так это был сам герцог? - в притворном испуге воскликнул Арлекин.
   - Да, - ответила я. - Но он обошелся со  мной  милостиво  и  разрешил
следовать дальше.
   - Ура нашему достославному герцогу, - провозгласил Арлекин, - который
столь вежливо обходится с  достойными  дамами.  Но  вот  я  вижу  нового
человека, который присоединится к нашей славной компании. Посмотрите  на
его упитанный вид, посмотрите на хитрые глазки, на жадные руки,  которые
сами собой сжимаются при виде денег. Могу  поспорить  на  свой  дурацкий
колпак, что к нам приближается ростовщик.
   Все дружно обернулись  в  сторону  приближающегося  мужчины,  который
действительно был  достаточно  тучным.  Про  меня  как-то  забыли,  и  я
поспешила затеряться в толпе. Арлекин  отправился  приставать  к  новому
прохожему, но тот оказался тоже не лыком шит и за  словом  в  карман  не
лез. Словесная перепалка привлекла народ, и вскоре все  с  удовольствием
слушали словесных дуэлянтов.  Музыканты  оставили  свои  инструменты,  а
актеры поспешили к своему  товарищу.  Толпа  покатывалась  от  хохота  и
встречала аплодисментами каждую удачную реплику.
   - Хорошо  получается,  не  хуже,  чем  у  Шендеровича,  -  проговорил
мужчина, стоящий рядом со мной. - Наверное, подставной.
   - Вряд ли, - я дернула плечом. - Ко  мне  он  тоже  привязался,  а  я
услышала музыку и просто подошла посмотреть.
   - Значит, язык ловко подвешен, - констатировал мужчина, - а  все-таки
забавно вот так послушать.
   - Пожалуйста, потише, - попросила, оборачиваясь, женщина.
   Мужчина  позади  меня  обиженно  засопел,  но  смолк.  Я  стояла   на
набережной не меньше часа. Кто-то  уходил,  кто-то  приходил,  музыканты
время от времени играли. Актеры танцевали,  выступали  с  пантомимой,  а
Арлекин продолжал цепляться  к  каждому  новому  человеку.  Но  люди  не
обижались,  я  заметила,  что  мужчина,  обращавшийся  ко  мне,  вытащил
достаточно крупную купюру.
   Начал накрапывать дождик,  порывы  ветра  усилились,  а  ноги  начали
замерзать. Я решила покинуть импровизированную  площадку  и  опустила  в
футлярчик от скрипки несколько монет.
   - Благодарю, прекрасная  госпожа,  -  тут  же  высунулся  черноглазый
Арлекин. - Мы счастливы, что вы почтили нас своим присутствием.
   - Непременно загляну к вам еще, - пообещала я.
   - Мы здесь бываем через день, - тут же откликнулся проказник, - а  по
выходным с самого утра. Будем вас ждать.  Только  не  опаздывайте  из-за
герцога.
   - Прощайте, - я махнула рукой, а Арлекин умудрился вытащить откуда-то
мятую шелковую розу и с ужимками преподнес ее мне.
   Под его умоляющие завывания я вместе с розой  покинула  набережную  и
пошла к стоянке. Уже сидя в машине, пыталась вспомнить, кого же  он  мне
напомнил. Даже сквозь густой слой грима проглядывали знакомые черты. Кто
же это мог быть? Нет, не могу догадаться. Раздумывая об этом, я вырулила
на дорогу и включила "дворники". Дождь разошелся не на  шутку.  Но  если
Карчинского и теперь нет в мастерской...
   Однако он оказался на месте и  сразу  распахнул  передо  мной  дверь.
Грубо схватив за руку, он втащил меня в мастерскую.
   - Что вам надо? - заорал он. - Зачем вы все время сюда таскаетесь?
   Я  с  удивлением  смотрела  на  художника.  Куда  девались  вся   его
неторопливость и вальяжность. Волосы растрепались, сам он  утратил  весь
свой лоск, а голос перестал быть медленным и вкрадчивым.  Теперь  он  не
бросал  на  меня  липкие  похотливые  взгляды,   напротив,   смотрел   с
ненавистью, словно я была виновата во всех его бедах.
   - Почему вы так со мной разговариваете? - спросила я. -  По-моему,  я
вам ничего плохого не сделала.
   - Ах не сделала. - Он снова схватил меня и потащил в комнату. - Тогда
зачем ты все время крутишься здесь, что вынюхиваешь, журналистка!.. - Он
разразился ругательствами. - Я тебя к себе  не  приглашал,  нечего  сюда
таскаться.
   - Но ведь вы... - начала я, но он перебил меня:
   - Пообещал тебе кой-чего, так? А ты, дура, и поверила. Кому ты нужна?
Кто на тебя, старуху, позарится? Мало ли что я обещал. Я многим  обещаю.
И нечего сюда мотаться, высматривать да вынюхивать.
   - Ничего я не высматриваю! - разозлилась я. - А вы мне, как помнится,
ничего и не обещали,  кроме  интервью.  Так  что  зря  вы  на  меня  так
набросились. Не забывайте, что мы с Гертом скоро поженимся.
   - Это ваши дела, - немного остыл он. - Тогда  вообще  непонятно,  что
тебе от меня  надо...  Ах,  интервью...  Это  все  отговорки,  дорогуша,
никакого интервью тебе в помине не надо. Это все  из-за  тебя  началось,
все мои несчастья, стоило тебе только появиться...
   - Я-то тут при чем? - Я изо всех сил старалась держать себя в  руках.
- Просто пришла с приятелем на выставку. Это  не  мне  в  голову  пришло
просить у вас вазу. Ее захотела модель, если помните.
   - Модель! Да, модель! - Карчинский взорвался:
   - Все из-за этой... модели! Но ты тоже не лучше, - он сгреб  меня  за
куртку. - Ты такая же тварь, как и она! Такая же грязная тварь. Ее давно
надо было придушить, и тебя вместе с ней. Чтобы вы, проклятые шлюхи,  не
мнили о себе слишком много! - Он ударил меня кулаком по лицу:
   - Получи вот. А если мало, так я еще добавлю.
   Левая сторона лица онемела, мне было  ужасно  больно,  а  он  пытался
добраться до моей шеи. Я с силой отпихнула его, но  он  рванул  меня  за
волосы. От боли я вскрикнула и ногой с  силой  ударила  ему  в  пах.  Он
утробно рявкнул, выпустил мои волосы,  схватился  за  больное  место  и,
скрючившись, сполз на пол. Задыхаясь, он с ненавистью смотрел на меня.
   - Рада, сука? - хрипло выдавил он. - Ничего, я до тебя еще  доберусь,
ты у меня плетки попробуешь. Кровью будешь блевать, о пощаде просить,  а
я только посмеюсь. Иди пока, радуйся. Недолго тебе осталось. - Он  начал
приподниматься.
   Не  дожидаясь,  пока  он  встанет,  я  опрометью  кинулась  к  двери.
Хорошенькое дело. Вот он как со мной поступает. А я  собиралась  сказать
ему про письмо. Тогда он точно убил бы меня на  месте.  Нет,  с  письмом
нужно подождать, пусть успокоится. Или действительно  отправить  его  по
почте. Так гораздо безопаснее.
   Заводя машину, я обернулась к мастерской  и  замерла.  Темная  фигура
осторожно  приблизилась  к  двери  и  скрылась  внутри.  Похоже,  что  у
художника сегодня будет еще один гость.

Глава 24

   Чертовски  хотелось  курить,  просто   невыносимо   тянуло   вдохнуть
горьковатый никотиновый аромат, почувствовать языком  и  небом  знакомый
привкус. Не выдержав, я  полезла  в  "бардачок"  и  глянула  на  себя  в
зеркальце. Чертов ублюдок! Он же мне поставил огромный  фонарь!  Фонарь!
Как самой распоследней шлюхе! А я еще для него старалась! И что  он  мне
только не наговорил! И как, спрашивается, я скажу про это Герту? Он ведь
тоже долго церемониться не станет, а, чего доброго, навесит  мне  вторую
блямбу. Ведь предупредил же, чтобы я к художнику не  лезла!  Но  я,  как
всегда, не послушалась... И, как всегда, вляпалась... по самые уши. Что,
ну что мне теперь делать?
   Эти мысли занимали  меня  всю  дорогу  до  дома.  Я  уже  приготовила
душещипательную историю о нападении хулиганов и  собралась  ее  изложить
своему дружку. Только бы поверил! Иначе у  Карчинского  сегодня  вечером
будет еще один гость, помимо того, которого я уже видела. Интересно, кто
это мог быть и почему он так осторожно пробирался в мастерскую?
   Я уже выбиралась из  машины,  когда  заметила  мятую  бордовую  розу,
которую преподнес мне Арлекин. На кого он все-таки похож? Никак не  могу
вспомнить, но все время вертится мысль, что я его знаю. И голос знаю,  и
манеры, но никак не могу вспомнить. Вот, пожалуйста, еще одна загадка.
   Я попыталась надвинуть на  лицо  волосы  и  поднять  повыше  воротник
куртки, чтобы мое левостороннее украшение не слишком бросалось в  глаза.
Но, как назло, столкнулась в дверях подъезда с соседкой со второго этажа
Юлией Эдуардовной. Она сразу все  подметила  проницательным  взглядом  и
довольно прищурила глаз. Все,  теперь  она  разнесет  новость  по  всему
подъезду. Не  то  чтобы  меня  это  слишком  трогало,  но  стало  как-то
неприятно и противно.
   Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы сразу  начать  рассказывать
свою историю, но оказалось, что  рассказывать,  собственно,  некому.  На
кухне  я  нашла  записку:  "Буду  поздно,  Герт".  И  все.  Никаких  вам
объяснений, никаких вам  извинений.  Коротко  и  ясно.  Зато  и  я  буду
избавлена на некоторое время от выяснения отношений. Я  кинула  розу  на
трюмо и прошла в комнату.
   Подведем итоги. Денек выдался на редкость насыщенным. Да, скучать мне
не пришлось. Я узнала кучу новостей. Причем самых разных. Первое. Лилька
зачем-то ушла в  "Криминальный  Петербург".  Что  ее  на  это  подвигло,
остается только гадать. Второе. Якобы начался роман у  Гузько  и  Ирочки
Кривцовой. По этому поводу могу сказать только одно:  Ирочка  ничего  не
станет делать, хорошенько не подумав и не взвесив все "за"  и  "против".
Если она так поступила, значит, ей это зачем-то нужно. Как говорил  один
мой знакомый: "Если мы не знаем причину, то это не значит, что ее  нет".
Причину, разумеется, знает Ирочка, но она совсем не обязана сообщать  ее
всем и каждому. Третье. То, что непосредственно касается меня. Статьи  о
модели. Сначала белые, просто  белоснежные,  чтобы  никакого  намека  на
какую-нибудь грязь, теперь черные-пречерные,  чтобы  никакого  просвета.
Заказчик поменялся. А мне, собственно, волноваться не о чем. Я  выполняю
свою работу. Все материалы где-то появлялись, и никто  не  виноват,  что
модель ведет себя неподобающим образом. Кстати, можно ведь  упомянуть  и
приснопамятный эпизод в галерее. Это, конечно, не очень  честно,  похоже
на мелкую месть, но... почему бы и нет?
   Теперь о самом неприятном, то есть о художнике. Совсем уж  непонятно,
чего он так взбесился? Почему он был так недоволен тем, что я приехала в
мастерскую? Что вообще происходит? И что за странные отношения связывают
его и Александра Пака? Карчинский  шлет  ему  в  подарок  вазу,  тот  ее
разбивает и хочет послать человека, чтобы тот с  художником  разобрался.
Что они все помешались на этой вазе? А тут еще и модель  с  ее  желанием
купить вазу. Ничего из этого, конечно, не вышло. Ваза тю-тю, ее  украли.
Кстати, кому могла понадобиться именно  та  ваза,  которую  прислали  из
Кореи? Там ведь экспонатов хватало. Вот и взяли бы  другую.  Или  кражей
занимался   специалист    по    дальневосточному    искусству.    Больше
искусствоведам делать нечего...
   Искусствовед! Я чуть не подпрыгнула. А ведь  есть  такой  специалист,
есть искусствовед. Тот, который прикидывается художником-авангардистом и
который постоянно оказывается в нужном месте в нужное время. И в  Москву
приехал, и на кладбище, когда  хоронили  рокера,  успел.  Да  не  просто
успел, а разговаривал там с  Дианой.  Меня  снова  передернуло.  Я  ведь
вспомнила, кого мне так напомнил сегодня Арлекин. Я ведь  узнала  и  его
повадки, и его голос. Иванов. Конечно, это был Иванов.
   Стоп! Это уже паранойя. Вот чего он не мог наверняка знать, так  это,
что я сегодня появлюсь на набережной. Я и сама до последнего момента  не
знала,  что  окажусь  там.  Но  факт  остается   фактом.   Похоже,   это
действительно  был  он.   Придется   смириться   с   таким   невероятным
совпадением. Интересно, а зачем  он  участвовал  в  спектакле?  Странное
самовыражение бывает иногда у людей. Ну я еще могу  понять,  когда  этим
занимаются студенты.
   Кстати, остальные как раз на студентов и были похожи. Но он...  Он-то
ведь давно вышел  из  студенческого  возраста.  Тайны,  тайны...  Кругом
сплошные тайны. А мне  что,  спрашивается,  со  всеми  этими  тайнами  и
загадками прикажете делать? Ума  не  приложу.  Ладно.  Опять  я  начинаю
размышлять, копаться в делах, которые меня совершенно  не  касаются.  Не
стоит, право. Я уже попыталась сегодня влезть не в свое дело,  так  меня
быстро поставили на место, вернее, надавали по физиономии.  Поэтому  про
Карчинского нужно забыть, и побыстрее.
   Хорошая мысль, а главное,  такая  новая,  жуть  берет.  Жуть,  а  еще
злость.  Он,  конечно,  подонок,  что  и   сумел   сегодня   великолепно
продемонстрировать, но мне все-таки нужно его предупредить. А может,  он
потому такой злой, что у  него  уже  побывал  человек  Пака?  Тогда  сам
виноват, не давал мне слова сказать. Все, решено.  Завтра  звоню  ему  и
говорю,  что  от  Пака  может  появиться  человек  и  ему  следует  быть
осторожным.
   Так. Хватит с меня на сегодня впечатлений. И  кофе  варить  не  буду.
Герт придет поздно, я и его  ждать  не  стану.  Поговорить  мы  и  утром
успеем. Значит, сейчас я иду спать. И пусть все хоть рухнет.
   Благие намерения так и осталась таковыми. Я уже лежала  в  постели  и
начала дремать, когда раздался телефонный  звонок.  Черт!  Ну  кому  еще
приспичило звонить? В такое время все нормальные  люди  уже  спят.  И  я
сплю. Ну почему только я не отключила телефон?  И  не  было  бы  никаких
проблем. Интересно, долго телефонный аноним  собирается  испытывать  мое
терпение?
   А может, все-таки подняться и прямо сейчас отключить аппарат?
   А если это маман? Она ведь не посмотрит на то,  что  сейчас  ночь,  и
примчится сюда. Да, а если увидит мой фонарь, то и разговоров хватит  на
всю ночь. Нет, уж лучше  ответить.  Я  вздохнула,  слезла  с  кровати  и
отправилась в коридор к телефону.
   - Да, - пробормотала я, - слушаю.
   -  Простите,  -  раздался  томный  голос,  -  я  уже  отчаялась   вам
дозвониться, но мне все же повезло.
   - Кто это? - Я немного очухалась.
   - Простите, что я не представилась,  -  засмеялись  на  другом  конце
провода. - Вы не узнали меня? Я Диана.
   - Здорово, - только и могла вымолвить я.
   - Я решила вам позвонить, ведь вы же сами этого хотели.
   - Конечно. - Я дотянулась до пачки сигарет и закурила. - Только  вам,
наверное, никто не говорил, что в столь позднее  время  люди  уже  могут
спать.
   - Выходит, я вас разбудила. - Она снова засмеялась. - Но я  подумала,
что еще не так поздно, чтобы я не смогла вам позвонить.
   - Слушайте, Диана, - мне совершенно не хотелось  ссориться,  но  дива
просто имела дар выводить меня из себя, - вы дозвонились, я вас  слушаю.
Если вы хотите что-то сказать, то говорите, не тяните время.
   - Конечно, конечно.  -  Она  усмехнулась.  -  Я  не  буду  вас  долго
задерживать. Просто хотела поинтересоваться насчет интервью.
   - А никакого интервью не будет, - выпалила я и  почувствовала  легкое
удовлетворение.
   - Как не будет? Почему?
   - Все очень просто. - Я уселась на выступ трюмо. Сколько  раз  ругала
себя за это, но все равно в некоторых случаях сажусь на него. - Это ведь
наше начальство было заинтересовано в вашем интервью. Но теперь планы  у
начальства изменились, поэтому интервью отменяется.
   - И что же теперь будет? - В голосе модели послышалась растерянность.
   - А  ничего  не  будет,  -  почти  весело  проговорила  я.  -  Пойдут
запланированные  статьи,  и  все.  Мне  кажется,  что   вы   не   можете
пожаловаться на недостаток внимания, поэтому у вас будут еще интервью  в
самых разных газетах и журналах. Одним больше, одним меньше...  Вряд  ли
это для вас существенно.
   - Вы полагаете, что это так смешно? - Растерянность модели  сменилась
злостью.
   - Да ничего страшного не произошло, - заявила я. -  Неужели  для  вас
имеет значение  какое-то  интервью  в  какой-то  н