тонкой  лепешки.   -   Когда
приноровишься, очень здорово получается.  -  Он  ловко  отправил  в  рот
порцию  риса.  Я  честно  мучилась  минут  пять,  но  потом   решительно
отодвинула плошку.
   - Все, больше не могу, - созналась я.
   - Не стоило и напрягаться, - Герт уже расправился с рисом и  подвинул
к себе следующий горшочек.
   - Попробуй кимчи, - посоветовал он, - или кальби. Да нет, там соус, а
кимчи - это капуста. С  салатом  ты  вполне  справишься.  А  в  горшочке
тушеное мясо, специально запеченные кусочки говядины.
   Я медленно ковырялась в горшочке, когда появился наш новый  знакомый.
Шумный приятель Герта притащил пузатый графинчик с мутноватой коричневой
жидкостью и вожделенные столовые приборы.
   - Я знал, что вам будет трудновато,  -  заявил  он,  улыбаясь,  -  но
теперь все пойдет на лад. Давайте  за  знакомство,  -  и,  не  спрашивая
нашего согласия, принялся разливать напиток в маленькие стаканы.
   - Все такой же неугомонный, - вставил Герт.
   Я с удивлением посмотрела на него. Если уж мой друг кого-то  называет
неугомонным... А скорый на движения и слова кореец между тем  уже  успел
задать мне кучу вопросов,  выяснив  чуть  ли  не  всю  мою  биографию  с
детсадовского возраста.
   - За наше знакомство! - провозгласил Юрий, и я попробовала коричневый
напиток. Лучше бы я сразу хлебнула  расплавленного  свинца,  потому  что
жидкость была жуткой термоядерной штукой и, вероятнее всего, с  примесью
радиоактивных отходов. Закашлявшись, я  отставила  стакан  и  мучительно
соображала, есть ли поблизости дамская комната. А заботливый кореец  уже
протягивал мне стакан с водой, уговаривая запить.  Запить!  Такое  можно
запить только целым океаном воды. Никак не меньше!
   - Что это? - с трудом прохрипела я.
   - Ха! Это же обыкновенная водка. - Хозяин расплылся в улыбке.
   - Ну да, - не поверила я. - Что мне, водку пробовать не  приходилось?
Только тогда была именно водка, а не какая-то горючая смесь.
   - Это действительно водка, Леда, - Ли продолжал безмятежно улыбаться,
- сделанная из риса. Но только клиентам она казалась слабоватой, поэтому
в нее стали добавлять различные специи. Теперь получается то, что  надо.
Наше личное изобретение.
   - Понятно. - Я отхлебнула еще немного воды. -  Я  уж  как-нибудь  без
водки и специй обойдусь, а то что-то не идет.
   - Это с непривычки. - Кореец быстро поднялся. - Я вам  сейчас  другую
принесу. Не думайте, эта вам понравится.
   - А ты чего молчишь, словно язык проглотил, - набросилась я на Герта,
- то трещишь как сорока, то слова из тебя не вытянешь.
   - Ладно тебе, - он  миролюбиво  ухмыльнулся,  -  все  собирался  сюда
зайти, да случай не представлялся. А здесь ведь совсем неплохо, правда?
   - Просто отлично, - я огляделась по  сторонам,  -  все  на  месте:  и
расписные ширмы, и плетеные циновки, даже картины на стенах не  иначе  в
корейском духе.
   - Можешь не сомневаться, - заверил меня Герт. - Я точно не  помню,  а
Юрка придет, спроси у него.
   Проворный кореец не замедлил появиться с новым графинчиком.  То,  что
он принес, понравилось мне гораздо больше. Действительно, водка, хотя  с
каким-то тонким, еле уловимым ароматом.
   - Сюда добавили немного липового цвета, -  пояснил  он,  -  и  совсем
чуточку шафрана. Нравится?
   Я молча кивнула. А Герт между  тем  продолжал  играть  в  молчанку  и
наслаждаться корейской  едой,  которая  действительно  оказалась  весьма
специфичной на вкус из-за обилия добавленных специй и  пряностей.  Но  я
могла ручаться головой, что теперь не перепутала бы корейскую кухню ни с
какой другой.
   - Скажите, Юра, - обратилась я к нашему хозяину, когда  он  ненадолго
умолк, - что это за картины?
   -  О,  -  кореец  закатил  глаза,  -  сразу   видно   культурного   и
образованного  человека.  Интеллигенты,  которые  здесь  бывают,  всегда
смотрят на них. Вы знаете, ведь это  копии  очень  известных  картин.  В
Корее, конечно, - добавил он. - Я когда смотрю на  эти  картины,  всегда
чувствую волнение, тоску какую-то, что ли.
   - А кто все это нарисовал? - Я смотрела на корейца. - Неужели  и  это
вы сделали сами?
   - Нет, - он засмеялся, затряс головой, - какой-то художник  предложил
их отцу, но просил не называть  его  имени.  Не  один  человек,  кстати,
пытался это узнать, но отец у меня, как старый вяз,  никогда  не  станет
зря болтать, не то что я...
   - А это случаем был не художник Ка... - Я  поперхнулась,  потому  что
перехватила выразительный взгляд Герта. - Нет, - добавила я поспешно,  -
просто показалось.
   - А что... - начал было Ли, но из-за ширмы строгий голос проговорил:
   - Не инде <Иди сюда (корейск.).>
   - Простите, - кореец поспешно поднялся, - меня зовут.
   - Кам она ра <Быстрее (корейск.).>, - поторопил голос.
   Ли опять рассыпался в извинениях и  исчез.  Мы  просидели  еще  около
часа, слушая музыку и рассматривая картины. Мне стало нравиться  в  этом
ресторанчике, свет маленьких фонариков был таким  уютным.  Разговаривали
мы мало. Я замечталась, глядя на расписные ширмы.
   - Может, пойдем, Леда, - раздался голос Герта, - а то ты прямо  здесь
уснешь.
   Я согласно кивнула. Мы выбрались в ночную темень, и я с удовольствием
глотнула сырого воздуха.
   - Давай-ка лучше прогуляемся, - сказал Герт, обнимая меня за талию, -
а то ты на ногах еле стоишь.
   - А сам-то. - Я засмеялась. - Только учти,  я  ведь  домой  на  своих
двоих только к утру доберусь.
   - А зачем тебе домой? - Герт заслонил меня от резкого порыва ветра. -
Тут всего три квартала пройти, и будет моя квартира.  Посмотришь  заодно
на мое холостяцкое логово. - Не знаю. - Я развеселилась, и мне было  все
равно, куда идти. - Если ты так хочешь, то можем пойти и к тебе. В  твое
холостяцкое  логово,  в  котором  на   полу   валяются   окурки,   пачки
презервативов, медиаторы, обрывки струн и порножурналы в туалете. Ладно,
что я, в первый раз это все увижу, что ли? Пойдем.
   - Надеюсь, что ты не пожалеешь. - Он покрепче обнял меня за  плечи  и
увлек в темноту.
 
Глава 13 
 
   - Сейчас откроем дверь и будем дома, - дурашливо пропел Герт, шаря по
карманам в поисках ключей. - Черт, куда они подевались?
   -  Может,  ты  их  потерял?  -  предположила  я,   разглядывая   рожи
фантастических монстров, которыми были расписаны все стены.
   Жуткие оскаленные хари перемежались с названиями различных  питерских
команд, а также нетрезвыми надписями.  Фанаты  изливались  в  не  совсем
цензурной любви  к  "Серебряному  веку"  вообще  и  Герту  в  частности.
Впрочем, всенародная любовь всегда проявляла  себя  в  сопричастности  с
жизнью кумиров. Исписанные лестничные площадки и даже фасады целых домов
- лучшее  тому  подтверждение.  Хорошо  еще,  что  фанатки  не  караулят
подзадержавшегося рок-музыканта.
   - Ты, наверное, свои ключи где-нибудь  посеял.  -  Я  прислонилась  к
лилово-красной физиономии монстра с устрашающе выпученными глазами.
   - Скажешь тоже,  -  с  удвоенной  энергией  Герт  принялся  рыться  в
карманах, попутно перекладывая из одного в другой разные мелкие  вещицы.
- Это не то, это тоже, а это откуда  взялось?  -  помогал  он  сам  себе
комментариями. - Куда же я их засунул?
   - А если не найдешь, что будем делать? - мне до жути надоело  торчать
под дверью, разглядывая народное творчество, ужасно  хотелось  сесть,  а
еще больше лечь.
   - Сейчас, сейчас, - бормотал Герт, - да вот же они.
   Связка ключей наконец-то появилась  из  бездонного,  судя  по  всему,
кармана. На то, чтобы открыть дверь, ушло всего  каких-то  пять  секунд,
после чего он с триуфмом распахнул ее.
   - Прошу, сеньорина,  мадемуазель,  фрейлейн,  мисс...  Почтите  своим
визитом мое скромное бунгало.
   - И ты всех своих баб зовешь сюда? - Я  зашла  в  коридор.  -  А  мне
показалось, что хватит и меня одной.
   - Хватит, моя дорогая, теперь ты у меня одна и на всю жизнь.
   Еще минут десять Герт мял, тискал и чмокал меня в темном коридоре, но
наконец-то отпустил и повел в комнату.
   - Может, все-таки включишь  свет?  -  Я  шла  осторожно,  стараясь  в
темноте не наткнуться на что-нибудь.
   - Зачем? - Герт хохотнул. - Я же у себя  дома,  могу  пройти  хоть  с
закрытыми глазами.
   Но в ту же секунду на что-то налетел, выпустил мою руку, заматерился.
Я старалась не попасть под его размахивающие во все стороны конечности.
   - Ладно, Герт, - я примирительно вздохнула, - в другой раз  проведешь
меня с закрытыми глазами, а сейчас давай-ка врубим освещение.
   Герт скрипнул зубами, но все же щелкнул выключателем.
   Я огляделась. Никогда раньше мне не приходилось бывать у  него  дома.
Когда он был женат,  мы  встречались  где-нибудь  на  стороне,  а  когда
наконец-то сбросил с себя узы Гименея, наши пути как-то не пересекались.
   Трехкомнатная квартира в старом доме досталась  Герту  от  деда.  Мне
приходилось  бывать  в  таких.  Невероятно  высокие   потолки,   широкие
подоконники под узкими,  как  бойницы,  окнами  с  немыслимо  маленькими
форточками. Смежный санузел, занимающий не самое маленькое пространство.
   Комната, в  которой  я  оказалась,  представляла  собой  зал.  Вполне
современный, с  самой  обычной  светлого  дерева  стенкой,  заставленной
пыльными вазами, с мягкой мебелью, образующей в углу  привычный  уголок,
журнальным столиком под торшером и старым пианино. Надо добавить к этому
пузатый комод с одной треснувшей дверцей, огромный палас  в  абстрактных
узорах, застилающий весь пол комнаты, и пучеглазые, с вывернутыми губами
африканские маски на стенах. Пыльный кактус на  подоконнике  не  подавал
признаков жизни,  а  каким-то  чудом  попавший  сюда  бальзамин  изрядно
пожелтел и поник, но все же тянулся к свету.
   Несомненно, так все было и при Ленке, чувствовалась во всем убранстве
заботливая женская рука и неумолимая женская логика,  которая  все  вещи
подчиняет своему порядку.
   Герт, оставив меня  любоваться  комнатой,  скрылся  где-то  в  недрах
квартиры. Пожав плечами, я отправилась дальше. Открыв  дверь,  осторожно
заглянула. Здесь, вероятнее всего, была  комната  Ксюхи.  Стены  оклеены
веселенькими  обоями  в  желтые  цветочки,  а  сваленные  в   беспорядке
инструменты, стеллажи с разными музыкальными примочками, грудой  лежащие
в углу картонные коробки говорили о том,  что  хозяин  решил  переделать
освобожденную детскую в свою music-студию.
   Герт вовсю гремел на кухне тарелками и чашками,  и  я  не  торопилась
составить ему компанию. Так, если в двух комнатах  я  уже  побывала,  то
это, без всякого сомнения, спальня, в которой Герт провел немало времени
со своей законной  супругой,  когда  не  отпивался  по  чужим  постелям.
Куда-куда, а уж сюда-то мне непременно захотелось заглянуть.
   Понятно. Ленка, покидая Герта, видимо, решила не  брать  с  собой  ни
единого предмета, за  исключением  своих  и  Ксюхиных  вещей.  Массивная
двуспальная кровать по-прежнему занимала добрую часть  комнаты.  Одежный
шкаф надежно прикрывал собою угол. На подоконнике пристроился  маленький
телевизор "Sony", а на письменном столе грудой лежало всякое барахло.
   Зато  стены!..  Стены  смело   могли   считаться   шедевром   кипучей
деятельности неуемного рокера. Одна  с  пола  до  потолка  была  оклеена
плакатами  "Серебряного  века"  в   разные   годы   творчества,   другая
представляла собой калейдоскоп фотографий отдельных личностей, вырезок и
плакатов  других  групп.  Вот  в  этом-то  как  раз  можно  было  и   не
сомневаться. Герт весьма спокойно относился к творчеству своих собратьев
по микрофону и гитаре, а некоторых даже уважал.
   Я  неторопливо  провела  пальцем  по  снимку  любимца  публики  конца
восьмидесятых, солиста группы  "Кино",  щелкнула  по  носу  улыбающегося
Доктора Кинчева, усмехнулась, вспомнив  длинные  волосы  БГ,  которые  в
подражание ему носили в конце восьмидесятых многие  студенты,  балдевшие
от "Аквариума". А вот  и  "Странные  игры",  еще  в  полном  составе.  И
"Зоопарк" тоже. Я грустно улыбнулась Майку,  еще  молодому,  с  задорной
пышной шевелюрой.  Вздохнула,  глядя  на  тревожную  улыбку  синеглазого
рокера, такого молодого, такого талантливого и так рано от нас ушедшего.
Вспомнилась потрясающе холодная зима двенадцать лет назад,  когда  мороз
ломил за тридцать, а моя  подруга  Анька,  охрипшая  от  слез,  принесла
страшное известие. Не верилось. Хотелось уснуть и проснуться  в  прежнем
мире. Но ничего не изменилось ни после той  длинной  страшной  ночи,  ни
потом. Говорят, что время лечит любые раны. Многие ушли, а мы потихоньку
продолжаем жить. Да, Герт продолжал смотреть все эти годы на  фотографии
своих приятелей, живых и ушедших. Наверное, в этих знакомых лицах что-то
есть, если он до сих пор не может с ними расстаться.
   - Вот ты где, - Герт появился  в  дверях  спальни  с  двумя  высокими
бокалами в руках. - Любуешься?
   - Ага, - я кивнула. - Не надоело каждый день на них смотреть?
   - Нет. - Он протянул мне  бокал.  -  Иногда,  конечно,  так  противно
бывает, на свою рожу в зеркале глядеть неохота, а посмотришь на них и...
принимаешь правильное решение.
   - Да ну? - не поверила я. - Нет,  пить  не  хочу.  Я  и  так  сегодня
достаточно приняла, это будет уже слишком.
   - Сначала попробуй, - настаивал Герт, - коктейль  моего  собственного
приготовления.
   - После коктейля мне точно станет плохо.
   - Не станет. Да ты только попробуй.
   - Ладно, - мне надоело спорить, - моя смерть будет на твоей  совести.
- Я немного отхлебнула. -  Не  знаю,  чего  ты  туда  добавил,  но  вкус
какой-то странный.
   - Все так говорят, - Герт засмеялся, - но потом просят соорудить еще.
Можешь даже не спрашивать, что там такое есть,  все  равно  не  скажу  -
секрет фирмы.
   - Не больно-то и знать хотелось, - я пожала плечами и отхлебнула  еще
немного. - А говорят, что на  лица  погибших  смотреть  вредно.  У  этих
фотографий плохая энергетика. Лучше всего вешать на  стену  какую-нибудь
картину со спокойным содержанием.
   - Да, подруга, -  Герт  приблизился  вплотную,  -  похоже,  что  тебе
действительно не следует  больше  пить.  Все,  хватит.  Официант,  этому
столику больше не наливать! И потом, какой дурак сказал тебе про  плохую
энергетику? На хороших людей никогда смотреть не вредно. Неважно,  живые
они или уже умерли. А у меня тут плохих нет, сама знаешь.  -  Он  слегка
тронул колокольчики, висевшие на длинной тесьме. - Вот, до сих пор висят
и будут висеть, пока я жив. Хороших людей забывать не стоит, а то и тебя
забудут.
   - Герт, не кипятись, - я поставила бокал на столик и обняла друга,  -
просто ляпнула, не подумав.
   - Ладно, - он махнул рукой, - всем давно известно, что  журналисты  -
люди совершенно бесцеремонные. А насчет  картин...  Пойдем  покажу  тебе
кое-что, - он пристроил свой бокал рядом с моим и  тоже  обнял  меня  за
талию. - Вперед, красивая.
   Мы снова оказались в комнате Ксюхи, но  если  я  ограничилась  беглым
осмотром, не желая ломать ноги, перелезая  через  груды  разного  хлама,
сваленного на полу, то Герта это не остановило.
   - Беспорядочек, - он покрутил головой,  -  но  ничего,  прорвемся.  -
Ногами он отшвыривал разный мусор, расчищая для меня дорогу.
   - Слушай,  Герт,  -  все  внимание  я  сосредоточила  на  том,  чтобы
куда-нибудь не наступить, - ты здесь хоть изредка убираешься?
   - Здесь нет, - он качнул головой, - да и зачем? Я эту  комнату  хотел
приспособить под инструменты. Не стану же я с тряпкой каждый день лазить
под ними.
   - Знаешь, - я остановилась, - каждый день это  было  бы  слишком,  не
спорю, но хотя бы раз в месяц или в год...
   - Ну, ты даешь! - Он расхохотался. - Если я начну здесь убираться, то
как раз целый год и уйдет. Так что, пусть все лежит, как лежит.
   - Нет уж, - теперь возмутилась я, -  если  ты  сподобился  меня  сюда
привести, то я помогу тебе навести порядок. Не скажу, что жить  не  могу
без половой тряпки и веника, но этот хлев бьет все рекорды. Так  что,  -
добавила я, - хочешь не хочешь,  милый,  а  завтра  тебе  придется  этим
заняться.
   - Здорово, Леда, - он посмотрел на меня. - Сначала приведем здесь все
в порядок, а потом ты переедешь ко мне жить. Как ты на это смотришь?
   - Как человек, стоящий  среди  огромных  куч  мусора,  -  ответила  я
первое, что пришло в голову. - А может, не стоит так  торопиться.  Давай
повстречаемся немного, узнаем друг друга...
   - Не иначе с ума сошла, - Герт сочувственно  приложил  руку  к  моему
лбу. - Да ведь мы с тобой знакомы  двадцать  лет,  ты  меня  знаешь  как
облупленного. Все, бросай свои дамские отговорки, уберем  здесь  все,  и
переедешь. Мало, видите ли, она меня знает! Ничего, успеешь еще  получше
узнать.
   - Подожди, Герт, - я прервала его возмущенную тираду, - я  не  в  том
смысле, что мы мало знаем друг друга, а в том, что мы взрослые люди и  у
каждого из  нас  есть  какие-то  свои  привычки,  пристрастия...  А  тут
постоянно жить с  другим  человеком...  Сам  же  говорил  про  ошибки  и
конфликты.
   - Но кто-то меня быстро поставил на место, - напомнил Герт, - так что
давай подумай немного, а потом все же решай, а то  мы  так  с  тобой  до
шестидесяти лет не поженимся.  А  в  шестьдесят  кому  мы  такие  старые
развалины будем нужны?
   Вот и поговори  серьезно  с  этим  шутом  гороховым.  Я  замолчала  и
попыталась продвинуться еще немного вперед. Герт, видимо, тоже вспомнил,
зачем мы сюда забрались, решительно отшвырнул коробку из-под "Унитрона",
сдвинул в сторону какую-то подставку,  собрал  в  узел  тряпье,  видимо,
вышедший из употребления сценический прикид, и  добрался  наконец-то  до
стены.
   Картина. В столь  плачевном  состоянии  мне  картины  видеть  еще  не
приходилось. Слой пыли на полотне смело мог  соперничать  по  толщине  с
гамбургером,   продаваемым   в   "Макдоналдсе".   Герта   такое    явное
пренебрежение к произведению искусства,  видимо,  тоже  смутило,  потому
что, бросив мне: "Подожди", он вернулся  к  куче  тряпья  и  ожесточенно
принялся там рыться. Вернулся он через пару  минут  с  какой-то  длинной
тряпкой, судя  по  всему,  когда-то  ярко-оранжевой,  но  теперь  весьма
блеклой и невзрачной.
   - Сейчас, сейчас, - бормотал мой дружок, пытаясь  освободить  картину
от пыльного гнета, - сейчас мы все приведем в божеский вид.
   Прессованные  пласты  пыли  отваливались  и  шлепались  вниз,  и   на
восстановительные работы ему потребовалось не меньше десяти минут,  пока
стал проглядывать какой-никакой рисунок.  А  Герт  уже  вошел  в  раж  и
оттирал картину с остервенением.
   - Готово. - Он отошел в сторонку, любуясь  делом  рук  своих.  -  Что
скажешь?
   Я молчала. Под невысоким деревянным шатром стояла высокая белая ваза.
Она словно была пронизана  лучами  солнца,  такими  тонкими  и  хрупкими
казались ее  стенки.  Ни  один  посторонний  цвет  не  посягнул  на  эту
безупречную белизну, и все вокруг будто озарялось ею. Две  тонкие,  чуть
изогнутые   ветви   бамбука    слегка    шевелил    ветер    и    мягким
золотисто-коричневым отблеском наполнялся деревянный шатер. Одна веточка
немного выше другой, ее листья длинные и узкие. Но у той, что  поменьше,
пара светло-зеленых побегов.
   Как просто, но вместе с тем как изящно и тонко. Каждая линия на своем
месте, ничего лишнего, ничего, что нарушало бы гармонию.
   - Ну как? - Герт посмотрел на меня. - Смог я тебя удивить?
   - Еще бы! - Я наконец-то оторвалась от картины. - Откуда у тебя такое
чудо?
   - Почти стихами заговорила. - Герт усмехнулся. - Подарили. Причем тот
же самый человек, что и тебе недавно сделал подарок.
   - Карчинский? Так это он написал эту картину?
   - Конечно, - Герт беспечно махнул рукой. - Называется "Ветви  бамбука
в нефритовой вазе". Когда-то такую же написал Аю Гун, а он только сделал
с нее копию. Кстати, у меня и еще кое-что есть.
   С трудом продравшись сквозь завалы, он принялся освобождать от пыли и
другие полотна. Я увидела "Восход солнца над старой пагодо