л  руку  ко  лбу.  -  К
твоему возвращению я буду ожидать тебя дома с розами и шампанским.
   - Лучше с горячим ужином. -  Я  шутливо  хлопнула  его  по  спине.  -
Давай-ка укладываться, милый, а то мне завтра вставать чуть свет.
   Герт согласно покивал, но отпускать меня совсем не собирался. Спорить
с ним было бесполезно, и я решила отоспаться в самолете.

***

   Черт возьми! Черт  бы  побрал  весь  авиатранспорт  вместе  со  всеми
авиапассажирами! Черт бы побрал не в меру разговорчивых соседей, которым
все  равно  на  кого  изливать  свое   красноречие!   Черт   бы   побрал
климактерический синдром, который делает некоторых особей женского  пола
просто невыносимыми!
   Ну как, скажите  на  милость,  можно  думать  о  чем-то  хорошем  или
красивом, если старая облезлая  выдра  громким  визгливым  голосом  весь
полет терзала мой слух о перенесенных всеми ее родственниками операциях.
К концу полета я дошла до кондиции и уже просто  была  готова  применить
физическую силу к этой старой дуре, чтобы она с многочисленными увечьями
снова попала на операционный стол. И чтобы достался ей  хирург-маньяк  и
садист. Вот тогда бы моя душа хоть немного успокоилась.
   Злая, раздраженная, невыспавшаяся, я наконец-то миновала все  препоны
аэровокзала, которые и придуманы только для того, чтобы доказать  людям,
насколько  они  ничтожны,  и  выкатилась  на  улицу.  Черт   бы   побрал
Карчинского с его вазой!
   -  Эй,  дамочка,  -  окликнул  меня  неторопливый  голос,  -  желаете
куда-нибудь?
   - К черту на рога, - огрызнулась  я,  -  или  к  чертовой  бабушке  в
деревню, если вы только знаете адрес.
   - Конечно, дамочка, как же нам не знать такой простой адрес, - водила
ощерился, показывая неровные желтые зубы. -  Могу  с  ветерком  домчать,
могу немножко помедленнее ехать. Согласны?
   - Угу, - я угрюмо кивнула. - Ладно, поехали. Адрес по дороге скажу.
   Водитель оказался словоохотливым  мужичонкой.  Веселый,  но  в  меру,
ненавязчивый, не наглый, он спокойно рулил, развлекая  меня  немудреными
побасенками. Что-то  такое  было  в  больших,  чуть  навыкате  глазах  и
курчавых волосах, что роднило его с Яшей Лембаумом.
   - Вы еврей? - напрямую спросила я.
   - А что, так сильно заметно? - Он слегка повернулся  ко  мне.  -  Как
говорит  моя  дорогая  мамочка  Роза   Израилевна:   "Принадлежность   к
избранному народу  все  равно  не  скроешь".  А  вас  это  очень  сильно
раздражает?
   - Нет, - я пожала плечами. - Я просто так спросила. Вы мне  напомнили
одного моего сотрудника, Яшу Лембаума.
   - Вот здорово! - Он засмеялся. - А я Йосик. То  есть  Иосиф  Ленперг.
Видите, даже фамилии  у  нас  с  одной  буквы  начинаются.  И  все-таки,
дамочка, куда вас отвезти? Или вы просто хотите  покататься  по  городу,
пока не исправится ваше плохое настроение?
   Может, это и не самое умное решение  -  тратить  деньги,  катаясь  по
Москве, но мне действительно необходимо было немного прийти в себя.  Как
же мне не хватает моего Измайловского парка! Как мне не  хватает  серого
низкого неба и серой воды Невы! Хорошее настроение  на  самом  деле  мне
может вернуть только родной Питер. Такой  сырой,  такой  продутый  всеми
ветрами, но все-таки родной.
   - Знаете, - сказала я, - отвезите меня куда-нибудь, где я  смогла  бы
немного побыть одна, подышать  воздухом.  Ведь  есть  же  у  вас  парки.
Сокольники, что ли...
   - Нет, - Йосик даже притормозил немного, - не надо вам в  Сокольники,
я вас  лучше  в  Останкино  отвезу.  Там  прекрасный  ботанический  сад.
Походите, подышите, сразу в себя придете. Согласны, дамочка?
   - Конечно, - я немного повеселела. - Скажите, а почему вы  все  время
говорите "дамочка"?
   - Потому что моя дорогая мамочка Роза Израилевна с детства учила меня
быть вежливым. - Йосик снова разулыбался.  -  "Девушка"  говорят,  когда
хотят завязать какое-то близкое знакомство или навязать  свое  общество.
Это больше подходит для русских или кавказцев. Только последние  говорят
"дэвушка" и обязательно подмигивают. А что, разве не так?
   - Так. Все правильно. - Я уже смеялась. - А вы,  Йосик,  оказывается,
веселый человек.
   - А жить печальным на белом свете было бы слишком грустно, - заключил
еврей, водитель и философ. - Ну вот, мы почти и приехали.
   - А почему почти? - удивилась я. -  Кажется,  прямо  отсюда  и  можно
гулять.
   - Можно, - согласился Йосик. - Но  я  хочу  подвести  вас  поближе  к
ботаническому саду. А знаете что, - он повернулся ко мне, - если вы  мне
скажете, сколько времени здесь пробудете, то я за  вами  могу  приехать.
Уверен, что прилетели вы в Москву не только затем, чтобы в  ботаническом
саду погулять.
   - Хорошо, - ответила я. - Мир,  оказывается,  не  без  добрых  людей.
Думаю, что часа полтора мне вполне хватит.
   Я пошла по дорожке и услышала позади  себя  шум  отъезжающей  машины.
Даже если Йосик  не  вернется  вовремя,  как-нибудь  доберусь.  В  конце
концов, Карчинский не указал мне точное время, когда я должна явиться  в
Центр корейской культуры. А значит,  Александру  Паку  придется  немного
подождать его вазу мэбен.
   Уходя  все  дальше,  я  поддевала  носком  сапога  опавшие  листья  и
вспоминала то чудо, которое видела на выставке Карчинского.
   А ваза мэбен и  была  настоящим  чудом.  Все  же  могут  люди  делать
красивые вещи. И говорят, кажется,  на  Востоке,  что  в  красивую  вещь
мастер обязательно вкладывает часть своей души. Хотя так  может  сказать
любой человек, неважно, в какой части света живущий.
   Большие спокойные деревья вокруг, желтые листья,  усыпавшие  дорожку,
чуть горьковатый запах, что они издавали, настоящий запах осени, все это
незаметно подняло мое настроение. Конечно, я часто  бываю  на  взводе  и
злюсь безо всякой причины, но стоит мне  походить  среди  деревьев,  как
наступает умиротворение. И теперь я готова посетить хоть тысячу центров.
Потом можно будет забежать в какое-нибудь кафе или бар, затем на поезд и
домой. Все-таки отлично, что можно за  один  день  справиться  со  всеми
делами и, покинув одну столицу, вернуться в другую.
   Йосик не обманул. Он действительно ждал меня на том же  самом  месте,
словно и не уезжал никуда. Я уселась  в  такси  бодрая  и  повеселевшая.
Машина весело заурчала мотором, и мы понеслись по дороге.  Йосик  травил
анекдоты,  обнажая  желтые  зубы.  Я  смеялась,  забыв  о  своем  плохом
настроении.
   Центр  корейской  культуры  отыскался  на  удивление  быстро,  и   я,
поблагодарив Иосифа Ленперга за умение разбираться в людях и за отличную
прогулку, расплатилась и стала быстро подниматься по ступенькам.
   Снаружи  здание   выглядело   отлично.   Красивая   отделка,   хорошо
подобранные краски. Но внутри  царил  полумрак,  было  много  лестниц  и
длинных коридоров. И никого. Я бродила по этим коридорам в надежде,  что
какая-нибудь добрая душа поможет мне, стучалась  в  закрытые  двери,  но
никто не откликался. Что это еще за вымершее здание? Эпидемия у них, что
ли? Боюсь, после  таких  бесплодных  блужданий  настроение  снова  резко
упадет ниже нуля. Но не успела я окончательно пасть духом, как  одна  из
дверей отворилась и показался юноша с типично азиатской внешностью.
   - Вы что здесь делаете? - удивился он. - Все давно уехали.
   - Как уехали? - растерялась я. - Куда?
   - Как - куда? - теперь он, не понимая, смотрел на меня. -  В  "Темп",
куда же еще. Мероприятие  начнется  через  два  часа.  А  вы  почему  не
поехали?
   - Потому что я только что приехала, - ответила я, едва сдерживаясь  и
подходя к нему поближе. - Вы, вероятно, меня  не  за  ту  принимаете.  Я
здесь по поручению, и мне нужен руководитель центра Александр Пак.
   - Его нет, - быстро ответил юноша.
   - Послушайте, молодой человек, - раздражение  начало  подниматься  во
мне, - я ведь с вами не шутки шучу. Я прилетела сегодня из Питера, чтобы
встретиться с Паком и передать ему посылку. Так что  перестаньте  валять
дурака и скажите, где его можно найти.
   - Из Питера, - повторил юноша. - Подождите здесь, я сейчас узнаю.
   И не успела я опомниться, как он уже скрылся за дверью. А я  осталась
в  полутемном  коридоре.  Ничего  себе  поездка  получается!  Но   долго
возмущаться мне не пришлось, так  как  юноша  вылетел  из  комнаты,  как
пробка из бутылки, и бросился ко мне.
   - Вы из Питера? - повторил он. - Пойдемте, Александр Максимович  ждет
вас.
   И он уверенно зашагал по коридору. Мне пришлось прибавить шагу, чтобы
не отстать от него. Мы поднялись на третий этаж и  прошли  по  маленькой
галерейке. Внизу под нами открывался огромный холл с красивыми панно  на
стенах. Я залюбовалась яркими красками, удивительными переливами цветов.
   - Нравится? - спросил юноша, не оборачиваясь.
   - Конечно, - кивнула я.
   - Настоящая корейская работа, - с гордостью произнес  он.  -  Правда,
раньше такие панно делали вручную, а теперь на  станках.  Но  все  равно
красиво. Мастерицы сидят перед открытыми окнами  и  переносят  на  ковры
узоры, которые видят перед собой. Поэтому очень часто изображаются горы,
долины, водопады.
   - Удивительно, - сказала  я.  -  Представляю,  сколько  труда  в  них
вложено.
   - Это неважно, - отмахнулся юноша, -  главное  -  доставлять  радость
людям. Пойдемте вот сюда.
   Мы свернули из галерейки в небольшой коридорчик. Юноша открыл дверь и
кивнул мне, чтобы я заходила. Я оказалась в небольшой приемной. Дверь за
мной захлопнулась. Решив, что здесь и находится кабинет главы центра,  я
пересекла приемную и нажала на массивную бронзовую ручку кабинета.
   - Можно? - спросила я, слегка приоткрыв дверь.
   - Входите, - раздался низкий властный голос.
   Я вошла в  кабинет  и  остановилась.  За  длинным  письменным  столом
темного неполированного  дерева  восседал  тучный  седоватый  мужчина  в
очках. Азиаты, как правило,  невысокие  и  стройные,  но  этот  человек,
напротив, был большим и грузным.
   И если бы не четкие азиатские черты лица, я бы усомнилась в том,  что
передо мной кореец.
   - Что у вас за дело ко мне? - спросил он достаточно  грубо,  даже  не
предложив мне сесть.
   - Если вы Александр Пак, то я должна передать вам одну вещь.
   - Вы не ошиблись, - ответил он, - я Александр Пак. Так что у  вас  ко
мне за дело?
   - Дело в том, - ответила я, - что художник Карчинский  не  может  сам
прилететь в Москву.  Его  выставка  не  состоится.  Но  он  просил  меня
передать вам небольшую посылку.
   - Посылку. - Пак снял очки и потер  мясистую  переносицу.  -  Что  за
посылка?
   - Ваза мэбен, которую он посылает вам в подарок.
   - Ваза мэбен? - повторил он за мной. - И где же она?
   - Здесь. - Я слегка хлопнула  по  спортивной  сумке,  которая  висела
через плечо. - Сейчас достану.
   Я расстегнула "молнию" и осторожно достала запакованный сверток.
   - Вы видели  эту  вазу?  -  спросил  Пак,  выбираясь  из-за  стола  и
приближаясь ко мне.
   - Конечно, нет, - мотнула я головой. - Карчинский сам запаковал ее  и
попросил передать. Зачем же мне ее разворачивать?
   - Из любопытства, - ответил он, забирая у меня посылку. - Хорошо, что
вы привезли вазу. Передайте Карчинскому вот этот сверток.  Надеюсь,  что
вы тоже не станете разворачивать его из любопытства. Он хорошо упакован,
и вы не сможете завернуть его так же. Больше у вас ко мне ничего нет?
   - Нет. - Я покачала головой, убирая небольшой сверток в сумку.
   - Тогда до свидания. У меня и так много дел.
   Ну и ну! Такого грубияна только поискать.  Что  за  неотесанный  тип!
Хоть бы спасибо сказал. И как только Карчинский мог с ним общаться? Хотя
и сам художник с немалыми странностями.  Хорошо,  что  поручение  я  уже
выполнила и теперь с чистой совестью могу возвращаться домой.
   Я покинула негостеприимный кабинет, миновала пустую приемную,  прошла
коридорчик и снова оказалась в галерее. Теперь я  могла  идти  не  спеша
(торопиться-то все равно некуда) и любоваться удивительными панно.  Одно
мне понравилось больше других. Огромный  цветущий  луг,  весь  усыпанный
разноцветными искорками, и несколько девушек, которые разбирали венки. И
все это так удивительно  живо.  Красивые  цветы,  похожие  на  маленькие
звездочки, и девушки, напоминающие цветы в  своих  просторных  одеяниях.
Это было единственное панно с изображением людей, на других  поднимались
суровые горы с белоснежными вершинами, пенилась вода водопадов, да туман
слегка окугывал долины. Я еще немножко  посмотрела  и  хотела  уже  идти
дальше,  как  возле  одного  панно  остановился  мужчина.  Он  стоял   и
неторопливо  рассматривал  каждую  деталь  панно.  Но  вот   он   слегка
обернулся, и я чуть не вскрикнула. Художник-авангардист Станислав Иванов
собственной персоной находился сейчас в Центре корейской культуры.
   Тысячи мыслей толклись у меня в голове. Я оказалась  здесь  случайно,
потому что меня попросил об этом Карчинский. Но  что  делает  здесь  он?
Какое-то очень странное совпадение. И мне оно весьма не  понравилось.  Я
уже хотела незаметно уйти, как Иванов обернулся и увидел меня.
   - Леда! - воскликнул он. - Вот так сюрприз! Стойте там,  я  сейчас  к
вам поднимусь.
   Как бы не так! Я со всех ног бросилась по галерее, вспомнив, что мы с
молодым азиатом поднимались сюда по лестнице. Ага, вот, кажется, и  она.
Я торопливо стала спускаться вниз и наткнулась прямо на Иванова.
   - Вы чего-то испугались? - мягко спросил  он.  -  Не  нужно  бояться.
Теперь я рядом и помогу вам преодолеть любые страхи.
   Одной рукой он прижимал меня  к  себе,  а  другой  мягко  гладил  мои
волосы,  и  не  успела  я  опомниться,  как   он   уже   целовал   меня.
Художник-авангардист Станислав Иванов  в  Центре  корейской  культуры  в
Москве.

Глава 18

- Перестаньте! - Я отстранилась. - Что за глупости?
   - Простите, - Иванов немного смутился. - Просто я очень  обрадовался,
когда  увидел  вас  здесь.  Для  меня  эта  встреча   оказалась   полной
неожиданностью.
   - Для  меня  тоже,  -  призналась  я,  -  но  это  совсем  не  повод,
согласитесь, чтобы вот так набрасываться на меня.
   - Простите, - повторил он. - Что я могу сделать, чтобы  вы  перестали
сердиться?
   - Помогите мне выбраться отсюда, - попросила  я,  -  а  то  я  в  три
секунды заблужусь в этих пустых коридорах.
   - Конечно, - он кивнул, - пойдемте.
   И он повел  меня  по  коридору,  затем  мы  спустились  по  лестнице,
миновали холл и снова спустились вниз.
   - Здесь, в подвальчике, находится бар, - пояснил  Иванов,  -  давайте
немного посидим, отдохнем. Или вы торопитесь?
   - Нет, - я посмотрела на часы. - Нет, пока  не  тороплюсь,  а  выпить
чего-нибудь и в самом деле не помешает.
   - Чудесно, - подхватил Иванов. - Это замечательно.
   В баре, как во всем здании, было пусто.
   - А вы сами-то что здесь делаете? - поинтересовалась я.
   - Я приехал в Москву, - спокойно ответил Иванов, отпивая из бокала, -
когда начались Дни корейской культуры. Дальний  Восток  интересует  меня
давно,  и  я  всегда  бываю  здесь,  если  приезжают  японцы,   китайцы,
вьетнамцы,  корейцы.  В  общем,  мне  нравится,  когда  Дальний   Восток
становится чуточку ближе. Кто-то с ума сходит по  Америке,  подавай  ему
все западное, кто-то ищет  экзотику  на  Ближнем  Востоке,  а  меня  вот
интересует Дальний. А что в этом плохого?
   - Вообще-то ничего, - призналась я. - Помню, как на выставке вы много
интересного мне рассказывали. Дальний Восток, наверное, затягивает?
   - Не то слово, - кивнул Станислав. - С каждым  разом  ты  чувствуешь,
что он открывает тебе все  новые  и  новые  тайны.  Становится  ближе  и
понятнее. А знаете, Леда, все люди, по большому счету,  делятся  на  три
категории. Одни органически  не  могут  принимать  чужую  культуру,  она
кажется им непонятной  и  безобразной.  Такие  люди  могут  существовать
только на своей почве,  среди  своего  народа,  пользуясь  только  своим
языком. Все остальное для них по-настоящему чужое, и они его  решительно
отвергают. Другая категория - это те, кто  воспринимает  чужую  культуру
как данность. То есть своя культура близка и понятна, а из другой  можно
взять что-то полезное для себя. Но  она  все  равно  остается  чужой,  и
относиться к ней можно только равнодушно. А вот третья категория  -  это
те  люди,  что  готовы  принять  чужую  культуру,  они  не  считают   ее
неприемлемой для себя, напротив, стараются как  можно  больше  взять  из
нее, чтобы обогатить свой внутренний мир.
   - Вы относитесь именно к третьей категории, - проговорила я. -  Можно
даже и не сомневаться.
   - Вы тоже, - ответил художник, - хотя, возможно, сами  еще  этого  не
понимаете. А знаете, как можно легко распознать  людей  всех  этих  трех
категорий? - Он сделал паузу.
   - И как же? - поторопила я его. - Не тяните.
   - Легко,  -  он  улыбнулся.  -  Первые  никогда  не  могут  правильно
произнести чужое имя или чужое название, обязательно исковеркают. Вторые
могут и не ошибиться, но  при  этом  будут  смеяться,  а  вот  третьи  с
легкостью произносят даже самые трудные имена и названия, и смеха у  них
это не вызывает.
   - Ну и теорию вы разработали. - Я смеялась. - Конечно, за отсутствием
чего-то  лучшего  сгодится  и  эта,  но  мне  кажется,  что  вы  слишком
категоричны в своих выводах. Все может оказаться и совсем не так.
   - Вероятно, вы правы, - он засмеялся вместе со  мной,  -  но  знаете,
Леда, я ведь не на пустом месте  построил  свою  теорию.  Это  результат
многих лет наблюдения за людьми.
   Давайте еще выпьем? - предложил он и, не  дожидаясь  моего  согласия,
отправился к стойке.
   - Так вы, значит, еще и за  людьми  наблюдаете,  -  этими  словами  я
встретила его, когда он вернулся, - и делаете это, наверное, исподтишка,
чтобы они ничего не заметили. Вы, оказывается, вуаерист, мистер.
   - Все люди в какой-то степени вуаеристы, - ответил  он,  забирая  мою
руку и чуть сжимая пальцы, - а что в этом плохого? Мы смотрим на других,
оцениваем их, чтобы лучше понять самих себя.
   - Ой, - я притворно сморщилась, - только не надо  меня  грузить  всей
этой философией! Давайте поговорим  лучше  о  чем-нибудь  приятном.  Или
интересном. Или смешном. Вы знаете какую-нибудь смешную историю?
   - Знаю,  и  немало,  -  он  кивнул.  -  А  может,  мы  с  вами  будем
чередоваться? Так, бокалы почти пусты, надо их снова наполнить.
   - Я пас, - для верности я прикрыла рукой  пустой  бокал.  -  Мне  еще
ехать, а в пьяном виде, согласитесь, это весьма тяжело.  Особенно  когда
трясет и мотает.
   - Ехать? - Художник с удивлением посмотрел на меня.
   - Конечно, - я кивнула. - В Москве мне больше делать нечего, поэтому,
- я посмотрела на часы, - через пару часиков я отбываю в родной Питер.
   - Уже? - огорчился художник.  -  А  вам  обязательно  нужно  уезжать?
Может, все-таки  задержитесь?  Мы  бы  погуляли  вечером  по  Москве,  а
потом...
   - Что потом? - спросила я. - Бегали бы, высунув язык, в поисках места
в гостинице?
   - Зачем же? - Он улыбнулся и кончиками пальцев коснулся моей щеки.  -
Я же говорил вам, что сам коренной москвич и в Петербург переехал  всего
несколько лет назад. Здесь у меня осталась квартира  родителей.  Поэтому
мы отлично сможем устроиться там.
   Вот только этого мне не хватало! Только этого! Ночь в чужой квартире,
да  еще  и  с  чужим  мужиком,  который,  видимо,  не  станет  разводить
церемонии, а прямо и конкретно приступит к делу. То есть к  моему  телу.
Нет уж! Не скажу, что я такая уж святая и всего  одного  мужчину  знала,
десятка три наберется за всю мою сознательную половую жизнь,  но  сейчас
меня как-то на других не тянет, тем более что Герт всегда под  боком.  В
последние три года отошла я от всех этих  скоропалительных  романов.  Не
нужно мне приключений на свою... Ладно, что он там распинается?
   - Вы только не  подумайте,  Леда,  -  Иванов  завладел  обеими  моими
руками, - что я делаю вам какое-то непристойное предложение. Напротив, я
отношусь к вам с уважением. Вы вообще мо