Виктория ПЛАТОВА 
	СМЕРТЬ В ОСКОЛКАХ ВАЗЫ МЭБЕН 

 
 Анонс 
 
    Неприятности  в  жизни  журналистки  Леды   начались   с   посещения
художественного  вернисажа.  На   эту   выставку   Леду   пригласил   ее
возлюбленный, рок-музыкант Герт. Художник Карчинский прославился  своими
картинами в стиле  корейских  средневековых  мастеров,  а  также  вазами
мэбен, предназначенными  для  одной  ветки  дерева  сливы  в  цвету.  На
выставке произошел скандал - художник  отказался  продать  одну  из  ваз
мэбен знаменитой модели Диане,  которую  сопровождал  всесильный  банкир
Ивлев. А вот Леде художник подарил картину.  По  оценке  Герта,  полотно
тянуло на двадцать тысяч баксов. Далее события хлынули лавиной. Выставку
художника неожиданно закрыли, в его  мастерской  случился  пожар,  вазу,
понравившуюся Диане, украли, банкира убили. А Леда неожиданно  для  себя
оказалась в эпицентре этой лавины...
 
ЧАСТЬ 1 
 
   Она наконец-то получила ее.
   Приглушенный пурпурными шелковыми  гардинами  солнечный  свет  яркими
пятнами лежал на тяжелой белой скатерти, сотканной  из  витых  нитей,  -
фирменном изделии лъежских мастериц. В одно из этих  пятен  попала  ваза
необычной  формы.  Свет  не  изменил  ее  красоты,  а  лишь   подчеркнул
причудливые коричневые наплывы, мягкими фиолетовыми тенями  затерялся  в
прихотливых впадинах.
   Она была прекрасна и сразу  приковывала  к  себе  внимание.  Хотелось
поворачивать ее из стороны в  сторону,  разглядывать,  ласкать  пальцами
каждую искусственную трещинку, ощущать каждую ложбинку, цепляться колеей
за  острые  грани  камешков  инкрустации.  Терять  и  находить  огненных
драконов, прыгающих  в  бамбуковых  зарослях  зайцев,  разверзших  пасти
песочно-бежевых черепах с красными  злыми  глазами,  поющих  зеленоперых
фазанов и танцующих белых цапель. Ее неровности были горами, ее впадинки
были долинами, что  уводили  в  мечту,  живо  напоминая  о  великолепных
картинах Чон Ван Сона<Чон Ван Сон - создатель  национального  корейского
пейзажа  и  основоположник  школы  реализма  в  корейском   искусстве.>,
великого учителя и непревзойденного мастера пейзажа.
   Так хотелось  скользить  рукой  вверх  и  вниз  по  идеальным  линиям
вытянутого  горлышка,  замереть  у  вершины  горловины,  которая  своими
выпуклостями  напоминала  неплотно  сомкнутые  губы.  Кто  придумал  эту
красоту, подобную грезам Мэлвина Дрейвора?  Она  притягивала  и  манила,
невозможно было противостоять ее притяжению и отвести взгляд.
   "Зачем отказывать себе в  удовольствии,  если  можно  легко  получить
его?" Гессен, конечно же, прав. Ему  нужно  было  родиться  на  Востоке,
чтобы стать адептом его  вселенской  мудрости.  С  недавних  пор  Восток
захватил ее в плен. Правильная, математически выверенная красота  Запада
больше не нужна ей, она окунется в чувственную,  порочную  и  изысканную
красоту Востока...
   Пепел мягко упал на лопающуюся розовую пену.  Диана  подняла  руки  и
слегка  потянулась.  Ее  чарующая,  чуть  рассеянная  улыбка   неизменно
приковывала внимание  читателей  к  страницам  женских  журналов  "Тайны
женщины" и "Дамские секреты", где она появлялась из  номера  в  номер  с
завидной  постоянностью.  Не  только  мужской,  но  и  женский  персонал
редакций журналов склонялся к тому, что лицо ведущей модели дома  "North
Wind" позволяет изданиям регулярно занимать ведущие  места  в  различных
рейтингах, привлекая читателей от четырнадцати и до  семидесяти  четырех
лет.
   То один, то  другой  журнал  давал  интервью  с  Дианой.  Она  охотно
делилась секретами своей красоты,  кокетничала  с  журналистами,  любила
подразнить  их.  "Красивым  и  молодым  все  позволено".  Опять  Гессен.
Когда-то  его  высказывания  были  для  нее  откровением,  теперь  стали
истиной, годящейся на все случаи жизни.
   Диана встала, перешагнула через край ванны.  От  прохладного  воздуха
покрылась пупырышками ухоженная кожа, такая  гладкая  и  нежная.  Слегка
тряхнув черными  короткими  волосами,  Диана  накинула  махровый  халат.
Старинные часы темного  дубового  дерева  с  патинированными  бронзовыми
тяжелыми завитками пробили двенадцать.
   Целый  час  она  отдала  невинному  удовольствию.  Горячая   вода   и
благоухающая пена были для нее посильнее любого наркотика. В детстве она
увидела фильм с  блистательной  Деборой  Уайт,  возлежащей  в  мраморной
ванне, наполненной розовой пеной, и влюбилась безоглядно в эксцентричную
актрису. Ее чувственная красота покорила Диану раз и навсегда.  Хотелось
стать такой же блистательной дивой и  тоже  лежать  в  ванне,  утопая  в
мягких розоватых сугробах. Дебора Уайт на много лет стала  объектом  для
подражания маленькой Дианы. А теперь  она  сама,  самая  дорогая  модель
нордвиндского дома, может позволить себе какую угодно прихоть.
   Последним ее капризом стала необычная ваза,  увиденная  на  одной  из
выставок  местного  доморощенного  художника.  Диана  не  разбиралась  в
искусстве,  но  остро  чувствовала  красоту.  Эта   вещь   должна   была
принадлежать только ей. Сейчас свет стал ярче, и ваза словно  окрасилась
кровью. Даже если на ее гранях были бы потеки настоящей крови, этим  она
только сильнее притягивала  бы,  как  притягивает  язычника  кровожадный
истукан с глазами, глядящими в вечность. Времена стирают кровь, оставляя
первородную истинную красоту. В вазе таилась неясная опасность, она тоже
несла печать первородной красоты.
   Диана  поставила  вазу  на  скатерть,  коснулась  острого  камешка  у
основания. Она наконец-то получила ее.
 
Глава 1 
 
   Я потерла глаза, пытаясь разобраться спросонок, откуда доносится шум.
Полусонная, встрепанная, едва запахнув халат, я  выползла  на  кухню.  А
Герт, уже выбритый  и  благоухающий,  готовил  себе  завтрак  и  смотрел
новости по маленькому переносному, телевизору.
   - Привет,  дорогуша,  -  он  помахал  мне  рукой,  -  долго  почивать
изволишь.
   - Еще же рано, Герт. - Я пыталась хоть немного прийти в себя.
   - Кто рано встает, тому бог подает, - ответил он и засмеялся. -  Тебе
тоже не мешало бы научиться просыпаться пораньше.
   - Это еще зачем? - Я с подозрением посмотрела на него. -  Да  выключи
ты ради бога свой телевизор, а то голова трещит.
   - Странно, - ухмыльнулся Герт, - с чего бы это? Ведь не пили же вчера
ничего. А насчет телика ты не права, тут, бывает, что-то  интересненькое
передают. Вон, смотри.
   Я посмотрела и чуть не упала в обморок.
   Банкир Ивлев,  глава  "Северной  короны",  был  убит  ночью  в  своей
квартире. Следственная группа приступила к расследованию.
   Никакие новости меня больше не интересовали.
 
*** 
 
   В жизни, конечно, всякое бывает, но я и представить  себе  не  могла,
что безобидные, в общем-то, события могут вылиться в преступление.  Нет,
банкиров у нас убивали и раньше, чем никого в наше время не удивишь,  но
я была уверена, что это убийство совсем не  связано  с  профессиональной
деятельностью жертвы. Как верно заметили французы еще в давние  времена,
шерше ля фам. Женщина и только женщина  всему  виной.  А  точнее,  всему
причиной некая модель с ее странными желаниями.
   Так, на завтрак можно  и  плюнуть,  с  голоду  я  не  умру,  если  не
позавтракаю один раз, а вот в редакцию нужно поторопиться. Наверное, там
уже Пошехонцев всех с ног на голову поставил. Еще  бы!  Такой  материал.
Там-то я и узнаю все подробности.
   Подробности... Будь они неладны. Подробности можно прочитать в статье
Ирочки Кривцовой, которая быстро  набросала  статейку  для  криминальной
хроники. Статья  напоминала  в  пересказе  сухой  милицейский  протокол,
изредка разбиваемый острыми и живыми вопросами.
   "Вчера ночью неизвестными лицами у себя в квартире  был  убит  банкир
Ивлев. На замке следы взлома не обнаружены, из чего следует, что  банкир
добровольно открыл дверь. Очевидно, он был знаком с убийцами, поэтому не
побоялся их впустить.
   Из предварительного осмотра места преступления следует,  что  сначала
пришедшие и хозяин мирно о чем-то беседовали, но затем вспыхнула  ссора,
в результате которой Ивлеву нанесли несколько ударов по  голове.  Но  на
этом преступники  не  остановились,  банкир  Ивлев  был  задушен,  когда
находился без сознания. После этого убийцы покинули  его  квартиру.  Все
вещи и ценности покойного находятся на месте, значит, убийство совершено
не с целью грабежа.
   Следственная группа предполагает, что убийц было двое. Когда один  из
них разговаривал с банкиром, другой нанес  ему  удар.  Перед  следствием
стоит нелегкая задача по выявлению тех, кто совершил преступление.
   Связано ли оно с бизнесом, которым занимался покойный, или  совершено
на бытовой почве? Мы ждем от наших правоохранительных органов  скорейших
результатов в раскрытии этого преступления.
   Губернатор области, который был другом покойного, заявил журналистам,
что возьмет дело под свой контроль".
   Вот и все. Коротко  и  ясно.  Неизвестные  убийцы.  Ирочка  не  стала
включать в статью то, что удалось раскопать  Яше  Лембауму.  Банкира  не
просто удушили, накинув ему веревочку на шею. Убийца душил его  гитарной
струной. И совсем не факт, что банкир был  в  это  время  без  сознания.
Страшная смерть. Но каким хладнокровием должен обладать убийца!
   Однако, если разобраться, взглянуть на события непредвзято, то именно
к такому финалу все и шло. Жило во мне  какое-то  предчувствие,  что  не
кончится это добром. А началось все с той проклятой выставки, на которую
мы с Гертом попали, в общем-то, случайно. Можно сказать, что  я  видела,
как соткалась ткань преступления. Убеждена, что  убийца  тоже  был  там.
Значит, точка отсчета - выставка в "Галерее искусств". Нет, пожалуй, все
началось немного раньше. С моей встречи со старым  приятелем.  Нет,  еще
раньше, с того дурацкого задания, которое мне дал Пошехонцев,  когда  я,
ничего не подозревая, вернулась  из  командировки.  Настроение  было  не
сказать, что радужное, но неплохое. Съездила я весьма удачно...
 
*** 
 
   Шум, гам, тарарам, цунами и тайфун в одном флаконе, вернее,  в  одной
редакции газеты  "Вечерние  новости".  Хлопают  двери,  туда-сюда  снуют
сотрудники. Что-то выясняют,  что-то  доказывают  на  ходу.  Сумасшедшее
броуновское движение в самом неприглядном  виде,  когда  каждая  частица
мнит  себя  значимой  величиной.  Оно  напоминает  разом   и   известное
столпотворение в знаменитом библейском городе, и  час  пик  в  токийском
квартале Сюндзюку. Не знаю даже, какой из двух катаклизмов хлеще.
   И все это моя родная редакция на бывшей улице Луначарского, а ныне на
проспекте Архитектора Клинского.  Подозреваю,  что  молодому  поколению,
живущему на упомянутом проспекте, неизвестен как первый, так  и  второй.
Впрочем, старики еще могут вспомнить, кем был нарком Луначарский, но чем
прославился Клинский... Это уж извините. Но наша редакция,  несмотря  на
такой малопривлекательный адрес, прочно  обосновалась  именно  здесь,  в
двухэтажном здании из серого камня, бывшей резиденции Васьки Панкратова,
негласного  хозяина  всего  района  в  кратковременный   период   власти
разудалых нэпманов. Панкратов много чего успел наворотить,  успел  бы  и
больше, но  был  прищучен  ГПУ  и  отбыл  на  продолжительный  отдых  на
солнечные Соловки. Дом сразу стал государственным учреждением  и  сменил
много хозяев: от приюта для слабослышащих детей до  инспекции  грунтовых
вод города Ленинграда. И каждый следующий  хозяин  приводил  дом  в  еще
более  плачевное  состояние,  чем  предыдущий.  Дом  ветшал,  потихоньку
разваливался, пока  Сан  Саныч  Куликов,  официальный  хозяин  района  в
брежневские времена, не утвердил бумагу "О  переходе  здания  в  ведение
редакции "Вечерние новости" и не заверил ее своей витиеватой закорючкой.
Он же сподобился выдать и другую бумагу - о ремонте здания, поэтому, как
только чуть подсохли краска и клей, а на  стенах  высохли  обои,  в  дом
заселилась шумная журналистская братия.
   С тех самых пор и по сей день редакция влачит жалкое существование  в
серокаменной двухэтажке без всякой надежды на улучшение производственных
условий.  Впрочем,  журналисты,  люди  закаленные  сверх   всякой   меры
житейскими невзгодами, творческими кризисами  и  повальным  алкоголизмом
(который по  праву  можно  считать  отличительной  родовой  чертой),  не
жаловались и работали не покладая рук и перьев, чтобы привлечь  читателя
какой-нибудь сенсационной лабудой.
   А сенсаций в нашем городе всегда хватало. Недаром  Северную  Пальмиру
как только не величают:  и  криминальной  столицей  России,  и  столицей
бандитских группировок, и столицей  воровских  авторитетов,  и  столицей
различных аномалий, и столицей  европейской  моды  (хотя  это  только  с
оговорками и натяжками), и столицей  настоящего  русского  кино  (читай:
кондового, неудобоваримого и настолько самобытного, что  впору  зрителям
давать деньги, чтобы они  согласились  просмотреть  все  эти  опусы),  и
столицей настоящей рок-музыки (с этим  можно  согласиться),  и  столицей
черт еще знает чего.
   Но благословенный Питер, несмотря на все эти ярлыки, гордо  стоит  на
болотистой  почве  и  не  устает  выдавать  сенсации,  теребящие  сонное
сознание обывателя, не давая ему хоть сколько-нибудь расслабиться.  Наша
газета тоже играла не последнюю  роль  в  возбуждении  чувствительных  к
скандалам  зон   потенциального   читателя   и   смело   загружала   его
сногсшибательной информацией.
   Толчея, царящая в редакции, - это нормальное рабочее  состояние.  Вот
если бы  все  вдруг  замерли,  как  восковые  болванчики  многочисленных
подражателей  мадам  Тюссо,  этой  жрицы  смерти,  которая   не   боится
напоминать о ней живым, тогда бы я удивилась.
   На моем столе, как обычно, завал. Мусорный Монблан и Эверест  отходов
бумажной продукции. Горные образования периодически появлялись благодаря
стараниям моей коллеги, так как ее  стол  тесно  придвинут  к  моему,  а
своего стола ей тоже, как обычно, мало. Вот и скапливается все нужное  и
ненужное на моем столе.
   Подойдя,  я  решительно  столкнула  бумажные  горы   на   пол.   Кому
понадобится, тот подберет.  Уселась  на  стол,  вытащила  пачку  сигарет
"Parlament" и закурила. Голова Лильки тут же появилась из-за компьютера.
   - Чего шумишь? - сонно спросила она.
   - Бумага свалилась, - ответила я, спихивая на пол бумажные остатки.
   - С ума сошла? Это же материалы для работы.
   Знаю я ее работу. Кое-что нароет  из  газет,  кое-что  скачает  через
Интернет, и нате, получите, пожалуйста, готовый материал о романе Барбры
Стрейзанд и Ричарда Гира.  Или  о  помолвке,  свадьбе,  разводе  (нужное
подчеркнуть). Плевать, что нет  и  словечка  правды,  плевать,  что  вся
статейка - просто чушь собачья, но читателям такая пикантная закуска "Из
жизни звезд" очень нравится после смачных новостей о работе депутатов  и
кровавых подробностей криминальной хроники. Пресные сообщения  о  спорте
подлакируются сладеньким. А на сладенькое, как обычно, новости культуры,
чем, собственно, я и занимаюсь вот уже без малого десять лет.
   За это время изменилось очень многое. Наступил новый  век.  При  этом
один социальный строй благополучно дал  дуба,  а  на  смену  ему  явился
другой - весьма молодцеватый, наглый, зубастый. Соответственно, при  нем
могут преуспевать такие же молодцеватые, наглые, зубастые, те, кто сумел
вовремя пошевелиться и обеспечить себя приличным капиталом. Остальным же
осталось прозябать, как и раньше.
   Нужно еще добавить, что в моей жизни за эти десять лет не  изменилось
практически ничего. Короткое неудачное замужество, короткие, ни  к  чему
не  обязывающие  романы.  Как  итог  -  одинокая   тридцатичетырехлетняя
женщина,  обитающая  в  однокомнатной  квартирке  и   перебивающаяся   в
маленькой питерской газетенке.
   А когда-то так верилось, что будет популярность,  будут  деньги,  мир
будет лежать у ног. Куда все ушло? Словно холодная невская  волна  смыла
все розовые мечты. Теперь думы только об одном: чтобы не заболеть, чтобы
получить за материал побольше, и как осколки  мечты  -  найти  работу  в
более приличном месте. Из-за этого не отказываюсь  от  разных  встреч  с
нужными людьми, стараюсь  держать  себя  в  форме,  чтобы  не  выглядеть
опустившейся, давно  махнувшей  на  себя  рукой  бабенкой,  каких  полно
вокруг.
   - Чего задумалась? - привел меня в чувство въедливый Лилькин голос. -
Ты, мать, что-то сегодня не в духе.
   - Почему это?
   - На морде написано, - торжествующе произнесла коллега.
   У нее, любительницы ночных  дебошей  и  обладательницы  великолепного
тела семипудовой стриптизерши, никогда и ничего на морде не  отражалось,
даже если она проводила в пьяном угаре несколько суток подряд. Лицо чуть
заострялось, под  глазами  появлялись  легкие  тени,  но  зеленые  глаза
смотрели  зазывающе-порочно,  обещая  райское   наслаждение   в   мощных
Лилькиных объятиях. Стоит ли удивляться, что мужики  липли  к  ней,  как
мухи к меду?
   Но  Лилька  держалась  твердо.  Не  скрывала  свою  связь  с  главным
редактором нашей газеты Ильей Пошехонцевым и  только  изредка  позволяла
себе закрутить романчик на стороне.
   - Где уж мне до  тебя,  красота  неописуйчатая,  -  огрызнулась  я  и
включила комп.
   - Ладно, мать, не сердись. - Лилька не могла долго воевать  и  быстро
выбрасывала белый флаг. - Давай лучше кофейку дернем.
   - Кофейку можно.
   Лилькина голова мотнулась и  провалилась  куда-то  вниз.  Послышалась
возня, невнятный мат, затем соседка моя вынырнула с кружкой.
   -  Давай  свою,  сейчас  отоваримся.  Лилька  потопала  за  кофе.   Я
равнодушно уставилась в монитор, соображая, чем бы  интересным  заняться
сегодня вечером. Посмотреть видик (вчера купила новую комедию с Денни де
Вито), завалиться в бар "Последний герой" и немного выпить или навестить
мать. У матери я давно не была, ну просто органически не  выношу  своего
отчима. Мозгов как у курицы, а туда же. Все  время  лезет  поучать,  как
жить, что делать. А мать,  как  обычно,  будет  смотреть  ему  в  рот  и
поддакивать. Лучше позвоню ей. Итак, перспектива провести  вечер  просто
отличная, тем более что есть два варианта, и оба, если уж на  то  пошло,
не такие плохие.
   - Привет! - Тяжелая лапа невоспитанного сенбернара опустилась на  мое
плечо.
   Я вздрогнула и подняла голову. Главный возмутитель спокойствия  нашей
редакции остановился перед моим столом. Кучерявые седые волосы живописно
обрамляли загорелую лысину,  ворот  рубахи  расстегнут  почти  до  пупа,
выставляя на всеобщее обозрение поросшую сивой шерстью грудь.  Клетчатая
рубаха с кожаной  жилеткой  и  джинсы  должны  создавать  образ  ковбоя,
покоряющего прерии Дикого Запада. Не хватает только "кольта" и  красного
шейного платка. Неисправимый бабник и поклонник водочно-матерных  опусов
Венички Ерофеева, Семен Гузько плотоядно улыбался и подмигивал мне.
   - И вам здравствуйте, - проговорила  я,  сбрасывая  пахнущую  дешевым
табаком лапу со своего плеча.
   - Чего пасмурная, как серое небце? -  Семен  поставил  напротив  меня
стул и водворил на него свою крепкую костистую задницу.
   - Серое... чего?
   - Небце, - он  хохотнул,  -  небо,  небушко,  небосвод.  Совсем  язык
перестала чувствовать, bambina?
   - Отстань. Не лезь со своей заумью. Ты один у нас язык чувствуешь,  -
не удержалась я, - коверкаешь его на каждом шагу.
   - Не коверкаю,  а  совершенствую  своей  живой  речью.  -  Он  поднял
кривоватый палец с коричневато-желтым никотиновым пятном на подушечке. -
Бачишь разницу?
   - Бачу, Семен, только будь другом, свали куда-нибудь.
   - Неприятности? - Гузько весь подобрался.
   - Наоборот, все отлично. Не порть настроение.
   - Держи. - Из-за спины Семена  показалась  холеная  Лилькина  рука  с
серебряным витым браслетиком на запястье.
   Лилька протянула мне кружку дымящегося кофе и, быстро пристроив  свою
на стол, опять исчезла. Я с удовольствием отхлебнула.
   - Составить вам,