похищениях,  два  -  в
одном убийстве.
   -  Может,  прямо  сейчас  и  заплатишь?   -   полюбопытствовал   Сэмпсон,
победоносно выпуская дым. - Ставка в пятьдесят баксов не разорит?
   - Меня устроит. А ты сколько хочешь?
   - Сочтемся. Мне нравится получать с тебя мелочь.
   Перед главным входом в здание Верховного суда на Третьей улице  толпилось
не менее двух тысяч человек, при том, что  сотни  две,  включая  репортеров,
выстроившихся в семь рядов, уже проникли внутрь. Обвинитель пытался наложить
запрет  на  присутствие  прессы,   но   получил   отказ.   Некоторые   несли
плакатики: ?Мэгги Роуз жива!? Люди передавали  в  помещение  суда  розы.  По
Индиана-авеню взад-вперед дефилировали добровольцы, раздающие розы.  Сновали
торговцы памятными значками. Бойко шла торговля маленькими свечками, которые
люди зажигали у себя на подоконниках в память о Мэгги Роуз.
   У черного хода, предназначенного, помимо прочего, и для доставки скромняг
юристов вроде нас, тоже толклась горстка  репортеров.  Там  проходили  также
копы-ветераны, не любившие толпу. На меня и Сэмпсона тут же навели микрофоны
и телекамеры. Впрочем, нас давно уже не обескураживали подобные  изобретения
прогрессивного человечества.
   - Детектив Кросс, правда ли, что ФБР отстранило вас от расследования?
   - У меня прекрасные отношения с ФБР.
   - Вы по-прежнему бываете в Лортоне у Гэри Мерфи?
   - Звучит, словно я хожу к нему на свиданку. До этого  пока  не  дошло.  Я
работаю с ним в составе группы врачей.
   - В деле существуют расовые аспекты? Вы ощущаете это на себе?
   - Думаю, расовые аспекты существуют во множестве вещей. В  данном  случае
не ощущаю ничего из ряда вон выходящего.
   - А вы, детектив Сэмпсон? Вы согласны,  сэр?  -  поинтересовался  молодой
пижон в радужном галстуке.
   - Как видите, сэр, мы скромно идем через заднюю дверь. Мы из тех, кто  не
допускается в парадное. - Сэмпсон, так и не снявший темных очков,  улыбнулся
прямо в камеру.
   Наконец мы добрались до служебного лифта, стараясь оказаться в кабине без
репортеров, для чего потребовались некоторые телодвижения.
   -  Ходят  слухи,  будто  Энтони  Натан   предъявит   суду   заявление   о
невменяемости подзащитного. Что вы скажете?
   - Ничего. Спросите самого Энтони Натана.
   - Детектив Кросс, вы будете делать заявление о том,  что  Гэри  Мерфи  не
безумен?
   Наконец-то дверцы старинного лифта  закрылись,  и  кабина  вознеслась  на
седьмой этаж, на судейском жаргоне - ?Седьмое небо?. Этот  этаж  никогда  не
отличался тишиной и контролируемостью - здесь  царила  вокзальная  сутолока,
толпились  копы,  юные  преступники  и  их  родные,  закоренелые  мошенники,
адвокаты и судьи. Но сейчас вся эта толпа  была  сметена  приказом  очистить
этаж для одного-единственного процесса. Процесс века.  Не  этого  ли  жаждал
Гэри Сонеджи?
   При отсутствии хаоса здание федерального суда казало свое истинное лицо -
физиономию морщинистого старикашки  при  ярком  свете  утра.  Утренние  лучи
солнца, просочившиеся  сквозь  окна  на  восточной  стороне,  высветили  все
складки и трещины на стенах.
   Наше прибытие совпало с появлением обвинителя:  в  зал  суда  вошла  Мэри
Уорнер, государственный прокурор шестого округа, - миниатюрная  женщина  лет
тридцати шести. По своим  способностям  она  вполне  соответствовала  Энтони
Натану: как и он, она не проиграла еще ни одного дела, во всяком случае,  ни
одного крупного. Она всегда тщательнейшим образом готовилась  к  процессу  и
умела безошибочно воздействовать на судей.  Один  из  ее  оппонентов  как-то
бросил: ?Это как игра в теннис с партнером, который отбивает все мячи,  даже
крученый, любую сложную подачу. И рано или поздно обставляет тебя всухую?.
   Скорее всего, мисс Уорнер выбрал сам Джеральд Голдберг, а  уж  у  него-то
было из кого выбирать. Он  предпочел  ее  Джеймсу  Дауду  и  другим  молодым
фаворитам. Здесь же был  мэр  Монро,  который  просто  не  мог  существовать
отдельно от толпы. Увидев меня, он не подошел,  но  послал  через  весь  зал
патентованную улыбку. Только теперь до меня  дошло,  чем  я  был  для  него.
Назначение  начальником  подразделения  должно  было  стать  моим  последним
продвижением по службе. Они бы  сделали  все,  чтобы  представить  меня  как
наилучшего представителя Группы спасения  заложников,  дабы  оправдать  свое
решение об отстранении меня от дела  и  заранее  предотвратить  все  вопросы
относительно моего поведения в Майами.
   С приближением  суда  Вашингтон  облетела  новость  о  том,  что  министр
Голдберг самолично разрабатывает  формулировку  обвинения  и  что  адвокатом
выступит Энтони  Натан.  В  ?Вашингтон  пост?  Натана  охарактеризовали  как
?воина-ниндзя?. С тех пор как Сонеджи-Мерфи выбрал его своим  защитником,  о
нем регулярно публиковались материалы на первой  полосе.  Со  мной  Гэри  не
говорил о Натане, лишь однажды бросил мимоходом: ?Мне нужен хороший адвокат,
ведь так? Мистер Натан подходит мне, он убедил меня в этом и так  же  убедит
присяжных. Он коварен, Алекс?. Коварен?
   Тогда я спросил Гэри, равен ли Натан ему по уму. Гэри  ответил  с  мягкой
улыбкой:
   - Почему вы называете меня умным, хотя это совсем не так? Если бы  я  был
умен, то разве сидел бы здесь?
   За последние недели он ни  разу  не  вошел  в  образ  Сонеджи  и  наотрез
отказался от гипноза.
   Итак, я любовался этим суперадвокатом, который  склонился  над  судейской
кафедрой. Он, несомненно, был в своем деле маньяком и частенько  доводил  до
бешенства свидетелей на перекрестном допросе. Гэри неспроста  выбрал  его...
Что их объединяло?
   В принципе этот союз смотрелся  естественно:  один  сумасшедший  защищает
другого. Энтони Натан уже успел публично заявить: ?Будет настоящий зоопарк -
или судейское шоу в стиле Дикого Запада! Это я обещаю. Они  могут  продавать
билеты по тысяче долларов за место?.
   Мой пульс участился, когда перед собравшимися предстал судебный пристав и
призвал всех к порядку. По ту сторону зала я увидел Джеззи,  одетую,  как  и
подобает важной персоне из Секретной службы: темный, безукоризненно  строгий
костюм, высокие каблуки, блестящий  черный  ?дипломат?.  Заметив  меня,  она
выразительно закатила глаза.
   С правой стороны зала сидели Кэтрин Роуз и  Томас  Данн.  Их  присутствие
придавало собранию ауру нереальности. Я  не  мог  перестать  думать  об  Энн
Морроу и Чарльзе Линдберге на громком процессе о похищении их сына,  который
прогремел шестьдесят лет назад.
   Судья Линда Каплан был известна как красноречивая  энергичная  особа,  не
позволявшая адвокатам взять над собой верх. Она занимала эту должность  чуть
менее пяти лет, но уже провела несколько  крупных  процессов  в  Вашингтоне.
Чтобы властно руководить ходом слушаний, она часто проводила заседания стоя.
   Гэри Сонеджи-Мерфи тихо, почти незаметно для зала препроводили на  скамью
подсудимых. Он уже сидел с приличествующим скромным видом,  как  и  подобает
истинному Гэри  Мерфи.  В  зале  присутствовало  несколько  журналистов,  из
которых по меньшей мере двое писали книги об этом похищении.
   Помощники адвоката демонстрировали всем своим  видом  подготовленность  и
уверенность в благоприятном исходе дела.
   Судебное заседание началось с театральных эффектов. Мисси Мерфи, сидевшая
в первом ряду, вдруг начала рыдать.
   - Гэри мухи не обидит, - довольно громко произнесла она сквозь слезы.
   Кто-то из присутствующих попросил ее:
   - Леди, остановитесь, перестаньте!
   Судья Каплан стукнула своим молоточком и скомандовала:
   -  Тишина  в  зале!  Тише!  Довольно  этого!  Действительно,  этого  было
довольно. Старт был взят. Начался процесс века - суд над Гэри Сонеджи-Мерфи.
Глава 58

   В принципе, весь мир пребывает в  непрерывном  хаотическом  движении,  но
особенно это касается моих отношений с расследованием и правосудием.  В  тот
же день после заседания суда я занялся  делом,  имевшим  для  меня  огромный
смысл: я играл с детьми в настольный футбол. Деймон  и  Джанель  были  полны
энергии, весь остаток дня  проведя  в  соревновании  за  мое  внимание.  Они
отвлекли  меня  от  мыслей  о  неприятностях,  неминуемо  ожидавших  меня  в
последующие недели.
   Вечером после ужина мы с Нана засиделись за  столом  с  чашками  кофе  из
цикория. Я хотел послушать, что  она  обо  всем  этом  думает,  хотя  и  так
догадывался. Пока мы ужинали, руки ее находились в постоянном движении,  как
у Сэтчел Пейдж, намеревающейся подать крученый мяч.
   - Алекс, нам надо поговорить, - собралась наконец бабуля Нана. Когда  она
собиралась  что-то  сказать,  то  сперва  замолкала,  а  затем   разражалась
монологом, который мог растянуться на часы. В соседней комнате дети смотрели
по телику ?Колесо фортуны?. Доносившиеся оттуда вопли и  болтовня  создавали
приятный домашний шумовой фон.
   - Так о чем будем говорить? - поинтересовался я. -  Кстати,  ты  слыхала,
что сейчас каждый четвертый ребенок США живет  в  нищете?  Думаю,  скоро  мы
присоединимся к моральному большинству.
   Нана молча  собиралась  с  мыслями.  Ее  зрачки  превратились  в  точечки
величиной с булавочную головку.
   - Алекс, - начала она наконец, - ты ведь знаешь, что я  всегда  на  твоей
стороне, особенно в важных делах.
   - Знаю, с тех самых пор, когда я прибыл в Вашингтон со спортивной  сумкой
и состоянием в семьдесят пять центов.
   До сих пор у меня перед глазами картины, как я еду ?к бабушке на  север?.
Словно вижу тот день, когда прибыл из Уинстон-Салема на  вокзал  Вашингтона.
Моя мать только что умерла от рака легких, отец скончался за год до  нее.  В
кафешке Моррисона Нана купила мне поесть:  я  впервые  в  жизни  очутился  в
ресторане. Так, в возрасте девяти лет, Регина Хоуп взяла меня к себе. У  нее
было прозвище ?Королева надежды?. Она учительствовала здесь,  в  Вашингтоне;
тогда ей уже было под пятьдесят. Одновременно со мной  в  Вашингтон  прибыли
три моих брата и жили у разных наших родственников до восемнадцати лет. А  я
все время оставался у бабули Нана.
   Мне повезло.  Иногда,  впрочем,  Нана  становилась  настоящей  ?королевой
ведьм?, потому что она ?лучше меня знала, что мне нужно?.  Уж  она  повидала
разных типов вроде меня на своем  веку,  например,  моего  папашу  в  разных
видах. Она любила мою мать. Бабуля Нана была и остается классным психологом.
Тогда, в возрасте десяти лет, я впервые назвал ее бабулей Нана. Она заменила
мне одновременно и бабушку, и мать. Сейчас  она  сидела,  скрестив  руки  на
груди и демонстрируя железную волю.
   - Алекс, у меня дурные предчувствия насчет тебя.
   - Можешь объяснить почему?
   - Могу. Прежде всего, Джеззи - белая женщина, а я  им  не  доверяю.  Хочу
доверять, но не могу. Большинство из них нас не уважает. Лгут нам в лицо.
   - Ты выражаешься как уличный оратор, революционерка  Фаррахан  или  Сонни
Карсон, - заявил я, убирая тарелки и столовое серебро  в  старую  фарфоровую
раковину.
   - Мне нечем гордиться, но я ничего не могу с собой поделать.
   Бабуля Нана следила за мной.
   - Разве Джеззи виновата в том, что она белая?  Нана  заерзала  в  кресле,
поправляя очки, висевшие на цепочке у нее на шее:
   - Она виновата в том, что гуляет с тобой.  Похоже,  она  хочет  заставить
тебя бросить карьеру  полицейского  и  все,  чем  ты  занимаешься  здесь,  в
Саут-Исте. Все, что тебе дорого в жизни. Деймона и Джанни.
   - Что-то я не заметил, чтобы они выглядели несчастными и обиженными. -  Я
уже повысил голос, стоя со стопкой грязных тарелок.
   Нана опустила руки на подлокотники:
   - Черт возьми, Алекс, ты этого не видишь, потому что не  хочешь.  Ты  для
них - все. Деймон уже боится, что ты бросишь их.
   - Дети думают так потому, что ты их настраиваешь! - Я  верил  в  то,  что
говорил.
   Бабуля Нана молча откинулась на спинку кресла, не произнеся ни звука. Она
выдержала длительную паузу, показавшуюся мне утонченной пыткой.
   - Ты абсолютно не прав.  Я  забочусь  об  этих  ребятишках  так  же,  как
заботилась о тебе. Вся моя жизнь прошла в заботах о людях и уходе за ними. Я
никогда никого не обижала.
   - Ты сейчас обидела меня и знаешь это. Ты знаешь,  что  значат  дети  для
меня.
   В глазах у бабули Нана стояли слезы, но она стояла на своем. Она  глядела
мне прямо в глаза. Мы с ней связаны крепкими, неразрывными узами любви.
   - Алекс, я не хочу, чтобы ты потом извинялся передо мной. Не  важно,  что
когда-нибудь ты пожалеешь об этих словах. Важно то, что сейчас ты  не  прав.
Ты жертвуешь всем ради отношений, которые не кончатся ничем хорошим.
   На этом бабуля Нана резко встала и побрела наверх. Все - конец разговору.
Так она решила.
   Неужели я жертвовал всем, чтобы быть с Джеззи? Неужели наши отношения  не
имели будущего? Пока я не знал ответов на эти  вопросы.  Но  должен  был  их
найти.

Глава 59

   На процессе Сонеджи-Мерфи начались показательные выступления  медицинских
экспертов. На трибуну  для  дачи  свидетельских  показаний  один  за  другим
выползали  врачи.  Некоторые  были  чересчур  крикливо  одеты  для   ученых.
Предстали эксперты из Уолтер-Рид, из тюрьмы Лортона, из  вооруженных  сил  и
ФБР. Фотографии и схемы четыре на шесть футов  вывешивались  и  объяснялись,
посещались и подробно рассматривались на карте места преступлений. Всем этим
мы развлекались первую неделю процесса.
   Наконец свидетельские места заняли десять психиатров и  психологов,  дабы
доказать, что Гэри Сонеджи-Мерфи является патологическим социопатом, то есть
способен полностью контролировать свои действия и  совершал  преступления  в
здравом уме  и  твердой  памяти.  Его  охарактеризовали  как  ?криминального
гения?,  лишенного  совести  и   раскаяния,   блистательного   актера,   чье
дарование ?достойно Голливуда?, способного бесконечно долго дурачить людей и
манипулировать ими.
   Гэри Сонеджи-Мерфи сознательно и  обдуманно  похитил  двоих  детей,  убил
одного или обоих, при этом прикончил еще нескольких человек  -  пятерых,  по
меньшей мере. Монстр в человеческом обличье, чудовище из ночных  кошмаров...
Так говорили эксперты обвинения.
   Главный психиатр из Уолтер-Рид давала показания почти весь день. Она  раз
десять беседовала с Гэри Мерфи. После долгой повести  о  тяжелом  детстве  в
Принстоне и отрочестве в Нью-Джерси, отмеченном  вспышками  немотивированной
жестокости по отношению  к  людям  и  животным,  доктор  Мария  Руокко  дала
психиатрическую оценку личности Гэри Мерфи:
   - Передо мной - особо опасный социопат.  Я  убеждена,  что  он  полностью
отдает себе отчет во всех своих действиях, и абсолютно не верю в  раздвоение
личности.
   Все это продолжалось довольно долго,  так  как  Мэри  Уорнер  каждый  раз
искусно  откладывала  слушание  дела  на  другой  день.  Я   восхищался   ее
дотошностью и пониманием психических процессов.  Она  подбрасывала  судье  и
присяжным умопомрачительные головоломки. Несколько раз я с ней  беседовал  и
находил ее очень симпатичной личностью.
   Когда Мэри закончила, в голове у присяжных должна  была  сложиться  яркая
детализированная   картина   того,   что   происходило   в   сознании   Гэри
Сонеджи-Мерфи. Ежедневно  она  заставляла  присяжных  сконцентрироваться  на
новых  и  новых  подробностях,  которые  досконально  разъясняла,  а   затем
выкладывала из них  цельную  картину.  Она  наглядно  демонстрировала  связь
каждой  детали  с  предыдущими.  Раза  два  зал  даже  аплодировал   ей   за
великолепное представление.
   Мэри Уорнер блистательно делала свое дело, в то время  как  Энтони  Натан
шаг за шагом  опротестовывал  каждый  пункт  ее  обвинительного  заключения.
Защита его была построена на одной простой идее, и он ни разу не  отклонился
от  выбранного  курса:  Гэри  Мерфи  невиновен,  потому  что   не   совершал
преступлений.
   Преступления совершал Гэри Сонеджи. А это совершенно другой человек.
   Энтони  Натан  с  важным  видом  расхаживал  перед  судейской   кафедрой,
превосходно чувствуя себя в костюме,  сшитом  на  заказ  за  полторы  тысячи
долларов. Костюм был великолепен, но Натан принимал столь  немыслимые  позы,
что  порой  казалось,  будто   в   роскошном   пиджаке   красуется   детский
спорткомплекс.
   - Я человек недобрый, - сообщил Энтони Натан суду  присяжных,  состоящему
из семи женщин и пяти мужчин. - Но только не в суде. Люди жалуются,  что  на
моем лице постоянно присутствует  презрительная  гримаса.  Я  -  напыщенный,
невыносимый эгоист, и  рядом  со  мной  невозможно  находиться  рядом  более
минуты.  Это  действительно  так,  -  разглагольствовал  Натан  перед  своей
подневольной аудиторией. - Это абсолютная правда. Вот почему  я  порой  имею
неприятности. Потому что я говорю правду. Всегда! Это моя навязчивая идея! Я
не переношу полуправды. И никогда не берусь  за  дело,  в  котором  не  могу
говорить  ПРАВДУ!  Моя  защита  будет  простой  -  это  наименее  сложное  и
противоречивое дело из всех, что  мне  когда-либо  приходилось  представлять
суду присяжных. Потому что оно построено на ПРАВДЕ. Леди и джентльмены,  тут
все ясно, как черное и белое.  Итак,  выслушайте  меня.  Мисс  Уорнер  и  ее
команда понимают, сколь сильна здесь защита, поэтому вам представили  больше
фактов, чем использовала комиссия Уоррена, чтобы доказать то же самое  -  то
есть  АБСОЛЮТНО  НИЧЕГО!  Если  бы  можно  было  подвергнуть   мисс   Уорнер
перекрестному допросу и она  была  бы  вынуждена  отвечать  честно,  то  это
подтвердилось бы. И мы все спокойно разошлись бы по домам. Не правда ли, это
было бы здорово? Ну конечно, здорово!
   Публика захихикала, а некоторые члены  суда  присяжных  подались  вперед,
внимательно слушая и наблюдая. Прохаживаясь перед кафедрой, Натан каждый раз
на полшага приближался к ним.
   - Кое-кто спрашивал меня, почему я взялся за  это  дело.  Я  дал  тот  же
простой ответ - объяснил,  почему  это  дело  намного  предпочтительнее  для
защиты. Главное для защиты - Правда. Я знаю, что сейчас  вы  не  верите.  Но
поверите!  Поверите!  Есть  один  неоспоримый  факт,  который  мисс   Уорнер
предпочла  скрыть  от  присяжных.  Министр  финансов,  ее  босс,  форсировал
передачу  дела  в  суд.  Он  оказывал  давление,  добиваясь,  чтобы  процесс
окончился в рекордный срок. Никогда еще колеса Правосудия не вращались столь
стремительно. Эти колеса никогда не будут вращаться с такой же скоростью для
вас и ваших семей - учтите это! Вот -  Правда.  Но  в  данном  случае  из-за
тяжких переживаний мистера Голдберга и его семьи  колеса  завертелись  очень
быстро. А также из-за страданий Кэтрин Роуз Даны и ее семьи, тоже известной,
богатой и влиятельной. Они хотят положить  конец  своим  страданиям!  И  кто
осудит их за это? Конечно, не я! НО ТОЛЬКО  НЕ  ЗА  СЧЕТ  ЖИЗНИ  НЕВИНОВНОГО
ЧЕЛОВЕКА! Этот  человек,  Гэри  Мерфи,  не  является  виновником  страданий,
которые им пришлось пережить!
   Натан подошел к месту, где сидел Гэри. Светлорусый, атлетически сложенный
Гэри сейчас походил на повзрослевшего бойскаута.
   - Этот человек - такой же порядочный, как и мы с вами. И я это докажу. Он
- порядочный, запомните это! Есть для  вас  еще  один  факт:  Гэри  Мерфи  -
безумен. Должен вам сказать, что я и сам - слегка  сумасшедший.  Слегка.  Вы
уже это заметили. Мисс Уорнер обратила на это ваше внимание. Так  вот,  Гэри
Сонеджи В ТЫСЯЧУ РАЗ БЕЗУМНЕЕ! Это самый ненормальный человек  изо  всех,  с
кем мне  доводилось  встречаться!  Итак,  я  встречал  Сонеджи.  И  вы  тоже
встретитесь с ним. Это я вам обещаю. И когда вы встретитесь  с  Сонеджи,  вы
уже не  сможете  осудить  Гэри  Мерфи.  Вы  полюбите  Гэри  Мерфи  и  будете
переживать за него в его борьбе с Гэри Сонеджи. Гэри  Мерфи  не  может  быть
осужден за убийства и похищения, совершенные Гэри Сонеджи!
   Энтони Натан принялся вызывать свидетелей. К моему удивлению,  среди  них
оказались преподаватели  Вашингтонской  частной  школы,  а  также  некоторые
ученики. Были и соседи Мерфи из Делавэра.  Со  свидетелями