споди Боже - вот вопрос на сто долларов!
   Агенты ФБР Скорее, Рейли и Крейг, а также Клепнер с Джеззи Фланаган и  мы
с Сэмпсоном сидели в конференц-зале главного управления ФБР. Тяжкая выдалась
неделька для Группы по спасению заложников. Вопрос мне задал агент Скорсе  -
он  упорно  считал  все  высказывания  Сонеджи-Мерфи  игрой  и  не  верил  в
раздвоение личности.
   - А чего он реально может  добиться,  пичкая  нас  заведомой  ахинеей?  -
обратился я к присутствующим. - Какая ему выгода уверять, что он никогда  не
похищал детей и никого не убивал в ?Макдональдсе?, что он -  добропорядочный
делавэрский гражданин по имени Гэри Мерфи? - Я по очереди вглядывался в лица
сидящих..
   - Надеется на оправдательный приговор, - предположил Рейли. -  Тогда  его
ждет психушка нестрогого режима в Мэриленде или  Вирджинии,  из  которой  он
вполне может выйти лет через семь  -  десять.  Клянусь,  ему  это  известно,
Алекс! Он ведь умен и сумеет сыграть нужную роль!
   - Что ж, я говорил с  ним  всего  один  раз,  меньше  часа...  Одно  могу
утверждать: в качестве Гэри Мерфи он очень убедителен.  Полагаю,  юридически
он - истинный НПП.
   - Что еще за НПП, к чертовой матери? - заворчал Скорсе. - Не знаю никаких
НПП. Вы просто дурака валяете.
   - Это такой психологический термин, - пояснил я. - То, о чем мы регулярно
беседуем, собираясь вместе. НПП - Натуральный Псевдопсих, Джерри.
   Все заржали, кроме  Скорсе.  Сэмпсон  неспроста  прозвал  его  Похоронный
Директор - Могильщик Скорсе. Агент - профессионал высокого класса, преданный
делу, но чувства юмора лишен напрочь.
   - Дурацкая Псевдошутка, - нехотя выдавил Скорсе. - ДПШ.
   - Вы можете повидаться с ним еще? - спросила Джеззи.  Вот  тоже  классный
профессионал, но насколько же с ней приятнее находиться рядом...
   - Могу, он и сам этого хочет. Черт, хорошо бы понять, почему он  требовал
меня во Флориде. Почему именно я присутствую в этом его кошмаре...

Глава 47

   Два дня спустя я вытребовал себе еще одно свидание с Гэри  Сонеджи-Мерфи.
Накануне две ночи ушли на чтение литературы о случаях  раздвоения  личности.
Наша гостиная превратилась в библиотечный филиал. Об этой проблеме  написаны
сотни томов, но каждый автор  понимает  ее  по-своему.  Более  того,  многие
психиатры вообще ставят под сомнение само существование подобного феномена.
   Когда я вошел, Гэри сидел на койке, уставившись в пространство. Бинты  на
руке отсутствовали. Мне было непросто начинать беседу с  маньяком-убийцей  и
похитителем детей. Помнится, Спиноза сказал: ?Я  стараюсь  не  смеяться  над
людскими поступками, не оплакивать их, не ненавидеть, но понять?. А  я  пока
что ничего не понимал.
   - Здравствуйте, Гэри, - мягко поприветствовал я убийцу, чтобы не спугнуть
его. - Вы готовы к беседе?
   Он обернулся - мне показалось, что он рад меня  видеть.  Пододвинул  стул
поближе к койке, чтобы усадить меня.
   - Я боялся, что они не позволят вам приходить, - промолвил он. -  Хорошо,
что это не так.
   - Почему вы этого боялись?
   - Даже не знаю... Чувствовал, что могу разговаривать только  с  вами.  Но
дела мои складываются неважно, так что я подумал, что вам запретят визиты.
   Его наивность настораживала. Он просто излучал  обаяние  -  именно  таким
описывали его соседи в Уилмингтоне.
   - О чем вы размышляли перед моим приходом? Минуту назад?
   - И сам не знаю, - улыбнулся он. - О чем же? Ах да  -  вспоминал,  что  у
меня день рождения в этом месяце. Я иногда мечтаю, что однажды вдруг  очнусь
от этого кошмара. Эта идея не оставляет меня...
   - Давайте вернемся к нашему предыдущему  разговору.  -  Я  решил  сменить
тему. - Расскажите мне, как вас арестовали.
   - Я пришел в себя и обнаружил, что нахожусь в полицейской машине, стоящей
около ?Макдональдса?. На руки надеты наручники. Потом они мне и на  ноги  их
надели.
   То же самое говорилось два дня назад. Он стоял на своем.
   - Так вы не помните, как попали в машину? - нажимал я. Хорош, однако, так
спокойно и убедительно излагает...
   - Совсем не помню. Не  могу  понять,  как  я  очутился  в  ?Макдональдсе?
Уилкинсбурга. Это самый странный случай за всю мою жизнь.
   - Нужно подумать, как такое могло произойти.
   Одна идея пришла ко мне по пути из Вашингтона. Правда, требует  серьезной
проверки, но в принципе она поможет объяснить некоторые вещи, не поддающиеся
осмыслению.
   - А раньше так бывало? - спросил я. - Ну, такое  же  смутное,  непонятное
состояние?
   - Да нет, никаких неприятностей, никаких  арестов.  Вы  ведь  можете  это
проверить? Ну, конечно, можете.
   - Нет, я имею в виду - не случалось ли вам вдруг  очнуться  в  незнакомом
месте и не помнить, как там очутились?
   Слегка дернув головой, Гэри испытующе уставился на меня:
   - А почему вы об этом спрашиваете?
   - Так бывало?
   - Ну... да.
   - Расскажите об этом. Обо всех случаях, когда вы вдруг приходили в себя в
незнакомом месте.
   У него была  привычка  теребить  край  рубашки  между  второй  и  третьей
пуговицей.  Он  как  бы  непроизвольно  пытался  высвободить   грудь.   Меня
интересовало, не случалось ли  ему  испытывать  страх  удушья?  Возможно,  в
детстве переболел, или гипоксия при  родах...  Или  его  запирали  в  тесном
помещении - как он запер Мэгги Роуз и Майкла Голдберга.
   - Последний год или больше я страдаю бессонницей. Я жаловался  одному  из
здешних докторов, - начал он.
   Упоминаний о бессоннице в отчетах не было.  Интересно,  он  действительно
пожаловался или  ему  так  казалось?  К  делу  подшиты  данные  диаграмм  по
Векслеру,  показавшие  неуравновешенность  и   импульсивность.   Коэффициент
умственного   развития   чрезвычайно   высок.   А   данные   теста   Роршаха
свидетельствовали  о  сильнейшем  эмоциональном  стрессе.   Получены   также
положительные данные по тесту на склонность к самоубийству. Но о  бессоннице
- ни слова.
   - Расскажите мне подробнее. Это поможет многое прояснить.
   Мы с ним уже обсудили тот факт, что я - психолог, а не просто полицейская
ищейка. Видимо, его устраивали мои профессиональные данные. Пусть так оно  и
идет. Уж не поэтому ли он требовал меня во Флориде?
   - Вы и вправду хотите помочь? - спросил он, заглядывая мне в глаза. -  Не
расставляете мне очередную ловушку?
   Я объяснил, что хочу помочь. Понять. Что выслушаю и буду объективным.  Он
признался, что именно этого и хочет.
   - Вообще, я давно плохо сплю. Уж и забыл, когда это началось. Иногда  все
перемешивается - сны, явь... Порой я с трудом отличаю  одно  от  другого.  Я
очнулся в той полицейской машине, в Пенсильвании, и не мог понять, как попал
туда. Вот так все и было. Вы верите мне? Ведь кто-то должен поверить!
   - Гэри, я слушаю вас. Обещаю, что когда вы закончите, я честно скажу, что
думаю об этом. Сейчас мне нужно узнать все, что вы запомнили.
   Казалось, это его удовлетворило.
   - Так вы спрашивали, случалось ли  со  мной  подобное  раньше.  Это  было
несколько раз. Я вдруг приходил в себя в незнакомых местах, иногда в машине,
прямо посреди дороги. Бывало, в местах, о которых я не знал, даже не слышал.
В каких-то мотелях или просто на улицах - в Филадельфии, Нью-Йорке.  А  один
раз - в Атлантик-Сити. В кармане оказались фишки из казино и штрафной  талон
за парковку в неположенном месте. Понятия не имею, как туда попал.
   - А в Вашингтоне подобное случалось?
   - Нет, там не было. Я вообще не был в Вашингтоне с детства.  В  общем,  я
обнаружил, что иногда  могу  как  бы  впасть  в  бессознательное  состояние.
Абсолютно бессознательное. Например, вдруг обнаруживаю, что  сижу  и  ем  за
столиком в ресторане. Но не могу понять, как туда попал.
   - Вы кому-нибудь говорили об этом? Пытались получить помощь? Обращались к
врачу?
   Он на секунду прикрыл свои светло-карие глаза -  самая  яркая  черта  его
внешности, затем лицо озарилось кроткой улыбкой.
   - У нас нет денег на психотерапевтов. Мы разорены. Поэтому и  я  был  так
подавлен. У нас долг в тридцать тысяч. Да. Долг в тридцать тысяч, а я здесь,
в тюрьме...
   Он  замолчал  и  уставился  на  меня,  пытаясь  понять,  какое   произвел
впечатление. Я отметил его  редкостную  коммуникабельность,  сдержанность  и
ясность сознания. Было ясно, что любой человек,  находящийся  в  контакте  с
ним, мог стать жертвой этого одаренного и умного манипулятора. Именно так он
и морочил людей: в этой области ему нет равных.
   - Я верю вам, - отозвался я наконец. - Все, что вы говорите, очень  важно
для меня, Гэри. Я помогу, если это будет в моих силах.
   Неожиданно в его глазах заблестели слезы и градом покатились по щекам. Он
протянул мне руку. И я взял руку Гэри Сонеджи-Мерфи в свою. Она была холодна
как лед. Казалось, он смертельно напуган.
   - Я невиновен, - тихо сказал он. - Знаю, что это звучит как  бред,  но  я
невиновен.

***

   До дому я добрался лишь поздно вечером. Как только мой автомобиль свернул
к подъезду, рядом оказался какой-то мотоцикл. Что за черт?
   - Следуйте за мной, сэр, - звонким голосом приказал мотоциклист,  копируя
интонации дорожного патруля.
   Это была Джеззи. Мы оба рассмеялись. Она вновь хочет вернуть мне  радости
обычной жизни, я не раз слышал от нее, что слишком много  работаю  над  этим
делом. Она напомнила, что дело, собственно говоря, сделано.
   Около дома  я  вылез  из  своего  ?порше?  и  побежал  туда,  где  Джеззи
припарковала мотоцикл.
   - Пора отдохнуть, Алекс, - весело сообщила она. - Ты, вообще, знаешь, как
это делается? Разве годится возвращаться с работы в одиннадцать?
   Я зашел в дом взглянуть на детей. Они сладко спали, так  что  у  меня  не
было причин отказывать девушке. Я вернулся и влез на мотоцикл позади нее.
   - За последнее время это мой самый худший или самый лучший поступок.
   - Не переживай - самый лучший. Ты - в хороших  руках,  бояться  абсолютно
нечего, кроме разве что внезапной смерти.
   За минуту мы оставили позади Девятую улицу, затем мимо  пронеслись  улица
Независимости и оживленная Паркуэй с  крутыми  виражами  поворотов,  которая
превратилась в отдельные  фрагменты,  выхватываемые  мотоциклетным  фонарем.
Джеззи лихо обгоняла автомобили,  казавшиеся  неподвижными  по  сравнению  с
нами. Она профессионально управляла мотоциклом.  Мелькали  улочки,  путаница
проводов над головой да белая разделительная полоса слева от мотоцикла.  Она
гнала со скоростью не меньше сотни, но при этом я чувствовал себя совершенно
спокойно.
   Меня не интересовало, куда мы едем. Дети спали дома, с  ними  была  Нана.
Мою голову холодил прозрачный ночной  воздух,  омывая  каждую  пору,  каждую
впадину моего тела - удивительное, колдовское, ночное врачевание...
   Северная улица, длинная, стиснутая с обеих сторон  постройками  столетней
давности, казалась пустынной. Старинные островерхие крыши, усыпанные снегом,
придавали ей особую прелесть. В портиках мелькали огни. Здесь  Джеззи  снова
поддала газу - семьдесят, девяносто, сто... Казалось, что мы  летим,  дорога
исчезала из-под колес. Дивное, неземное чувство - если  только  останемся  в
живых, чтобы поделиться острыми ощущениями...
   Неожиданно Джеззи мягко  притормозила.  Она  проделала  это  мастерски  и
совсем не рисуясь.
   - Вот мы и дома. А ты  молодец,  -  похвалила  она.  -  Только  на  улице
Вашингтона вскрикнул разок.
   - Про это умолчим.
   Возбужденные поездкой, мы вошли в дом. Я не таким представлял себе жилище
Джеззи. Она пожаловалась, что не нашла времени  для  наведения  порядка,  но
обстановка свидетельствовала об аккуратности и  хорошем  вкусе.  От  модерна
здесь не веяло холодом. Стены украшали  художественные  фотографии,  главным
образом черно-белые. Джеззи похвалилась, что снимала сама. В гостиной  и  на
кухне - живые цветы. Мое внимание привлекли  книги  с  закладками  -  ?Принц
приливов?, ?Выжженные знаки?, ?Женщины у власти?,  ?Дзен?,  ?Руководство  по
техническому обслуживанию мотоцикла?. В баре - благородные вина. На стенке -
аккуратный крючок для мотоциклетного шлема...
   - Да ты, оказывается, домоседка!
   - Ужасная. Но никому не говори. Я - крутая дама из Секретной службы.
   Я обнял Джеззи, и мы поцеловались. Наконец я обрел нежность, которой и не
чаял найти, и эту редкостную чувственность, так удивившую меня. Я  обнаружил
клад, который давно искал...
   - Джеззи, я счастлив очутиться у тебя. Я очень растроган, Джеззи.
   - Несмотря на то, что тебя фактически похитили?
   - О, ночной полет  по  улицам,  а  теперь  милый,  уютный  дом.  Отличные
фотографии... Какие еще у тебя секреты?
   Джеззи нежно провела пальчиком по моему подбородку:
   - От тебя не будет секретов. Ладно?
   Я сказал: ?Да?. Я тоже этого  хотел.  Настало  время  открыться  кому-то.
Видно, нам обоим необходимо забыть прошлое. Внешне это не проявлялось, но мы
оба долгое время были замкнуты и копили в себе одиночество. А теперь поможем
друг другу справиться с этим.
   Утром мотоцикл подкатил к моему дому. Холодный  ветер  обжигал  лица.  Мы
словно плыли сквозь тусклый серый предрассветный  туман.  Народу  на  улицах
было мало, люди шли на работу, но все заглядывались на нас. Я бы тоже глазел
на их месте на такую необычную пару.
   Джеззи  довезла  меня  точно  до  того  места,  где  вчера  подобрала.  Я
напоследок обнял ее, прижимая к  разгоряченному  вибрирующему  мотоциклу.  Я
покрыл поцелуями ее щеки, шею, губы. Мне казалось, что так я  могу  провести
все утро. Вот так, не таясь, на главной улице Саут-Иста.  А  хорошо  бы  так
было всегда - промелькнула мысль.
   - Пора идти, - выдавил я наконец.
   - Я знаю. Иди домой, Алекс. Поцелуй за меня детей.
   Когда я напоследок повернул голову, Джеззи казалась немного печальной.
   Не начинай того, что не сможешь закончить, вдруг вспомнилось мне.

Глава 48

   Весь тот день я был полон энергии. Я безрассудно тратил свои  силы,  что,
впрочем, было мне полезно. Я готов был что угодно взвалить  на  свои  плечи,
лишь бы знать наперед, что справлюсь.
   Покуда я добирался до Лортона, был  мороз,  но  светило  солнышко.  Сияло
ясное, ослепительно голубое небо, суля надежду своим  великолепием.  Высокие
заблуждения еще живы в девяностые годы.
   Всю дорогу я размышлял о Мэгги Роуз Данн. По моему мнению, ее уже не было
в живых. Ее отец осыпал меня проклятиями через средства массовой информации,
но я не винил его за это. Пару раз я беседовал по телефону  с  Кэтрин  Роуз,
которая продолжала надеяться и говорила, что дочурка еще жива - она  сердцем
чует. Тяжело было это слышать.
   Я готовил себя  ко  встрече  с  Сонеджи-Мерфи,  но  сосредоточиться  было
сложно: перед глазами стояли образы прошедшей ночи.  Приходилось  напоминать
себе, что я на работе и нахожусь за рулем в час пик. Именно в тот  момент  и
мелькнула  у  меня  блестящая  идея,  которая  должна  была  прояснить   все
относительно Гэри Сонеджи-Мерфи. Это сразу же помогло мне собраться.
   В тюрьме меня сразу же провели на шестой этаж.  Сонеджи,  казалось,  ждал
меня. Вид у него был такой, словно он ночь не спал. Сейчас мой черед кое-что
предпринять. Я провел с ним час или чуть больше, работая  на  пределе  своих
возможностей. Я вложил в него больше, чем в кого-либо из моих пациентов.
   - Гэри, вам не приходилось находить  в  карманах  счета  -  из  гостиниц,
ресторанов, магазинов - и при этом не помнить, на что потратили деньги?
   - Откуда вы знаете? - В ответ на мой вопрос взор его прояснился и на лице
мелькнуло выражение облегчения. - Я сказал им, что  хочу,  чтобы  вы  лечили
меня. Не  желаю  иметь  дело  с  доктором  Уолшем.  Он  умеет  только  одно:
прописывать хлоралгидрат.
   - Это не вариант. Я ведь не психиатр, как доктор Уолш, а психолог.  Кроме
того, я член бригады, которая арестовала вас.
   - Знаю. - Он покачал головой. -  Но  вы  единственный,  кто  выслушивает,
прежде чем сделать выводы. Понимаю, как вы меня ненавидите,  считая,  что  я
похитил тех детей и совершил многое другое, но все-таки вы слушаете меня!  А
Уолш только делает вид.
   - И тем не менее вам нужно с ним встречаться.
   - Прекрасно. Здешняя политика мне ясна. Но умоляю вас: не оставляйте меня
в этом аду одного!
   - Не оставлю. Я пройду с вами до конца. Мы будем продолжать наши беседы.
   И я попросил Сонеджи-Мерфи рассказать о детстве.
   - Не так уж много я  помню.  Это  очень  странно?  -  Ему  явно  хотелось
говорить, что весьма устраивало меня, поскольку я принял решение всякий  раз
четко различать в его рассказе правду и тщательно выверенную ложь.
   - Для некоторых - нормально не помнить. Иногда, когда начинаешь  говорить
об этом, раскрепощаешься, события как бы возвращаются, ты вспоминаешь.
   - Факты и даты я, конечно, помню.  Родился  двадцать  четвертого  февраля
тысяча  девятьсот  пятьдесят  седьмого  года.  Место  рождения  -  Принстон,
Нью-Джерси. Вот так. Порой мне кажется, что я повторяю  заученный  урок.  Со
мной часто происходит, что я не отличаю воображаемое от  действительного.  Я
уже не уверен, что есть что. Правда, не уверен.
   - Попытайтесь припомнить ваши первые детские впечатления.
   - Веселья и развлечений крайне мало, - начал он. - Вечно бессонница  -  я
не мог спать дольше двух часов подряд.  Всегда  чувствовал  себя  усталым  и
подавленным. Будто всю жизнь пытался вылезти из какой-то ямы. Не буду делать
выводы за вас, но я не слишком высокого мнения о себе...
   Все,  что  было  известно  о  Гэри  Сонеджи  до  этого,  создавало  образ
чрезвычайно энергичного эгоцентрика с манией величия. Меж тем Гэри продолжал
рисовать картину тяжелого детства: тут было и жестокое обращение со  стороны
мачехи, и сексуальные домогательства отца в старшем возрасте.  Он  описывал,
как все больше и больше пытался отстраниться от конфликтов и  неприятностей,
наполнявших его жизнь. Мачеха с двумя собственными детьми появилась  в  1961
году. Гэри было четыре, и он уже отличался капризным и угрюмым характером. С
этого момента стало совсем  плохо.  Настолько,  что  он  больше  не  пожелал
рассказывать.
   В ходе обследований доктора Уолша Сонеджи-Мерфи был подвергнут  тесту  по
Векслеру,  по  Роршаху  и  тесту  на  развитие  личности,  разработанному  в
Миннесоте. Все они показали, что по части творческих способностей он выходил
далеко за рамки обычного. Так, в тесте по завершению простых предложений  он
получил наивысшие баллы как по устным, так и по письменным ответам.
   - Что было дальше, Гэри? Попытайтесь припомнить самые ранние впечатления.
Я смогу помочь лишь при условии, что пойму вас.
   - Такие ?потерянные часы? у меня были всегда. То есть время, о котором  я
не помнил. - По мере рассказа его лицо все больше напрягалось, вены  на  шее
набухли, на лбу выступила испарина.
   - Меня наказывали за то, что я не помнил...
   - Кто? Кто вас наказывал?
   - В основном мачеха.
   Вероятно, наибольший урон был нанесен его личности  тогда,  когда  мачеха
занималась наведением дисциплины.
   - Темная комната, - продолжал он.
   - Что за комната? Что там случилось?
   - Она сажала меня туда, в подвал. Там у нас была кладовая. Она отправляла
меня туда почти на весь день.
   Он вдруг начал ртом хватать воздух. Такое состояние я  часто  наблюдал  у
жертв жестокого  обращения  родителей  -  для  него  эти  воспоминания  были
особенно тяжелы. Он закрыл глаза, вспоминая прошлое, о котором предпочел  бы
забыть навсегда.
   - Так что происходило в подвале?
   - Да ничего... Ничего не происходило... Просто меня все время наказывали.
Оставляли одного.
   - Вас надолго там оставляли?
   - Не знаю... Не могу же я помнить все! Его глаза чуть приоткрылись  -  он
наблюдал  за  мной.  Не  знаю,  надолго  ли  его  хватит.  Следует  проявить
осторожность. Нужно докопаться до самых глубоких пластов  его  прошлого,  но
при этом сохранить его доверие, ощущение моей заботы о нем.
   - Это могло продолжаться целый день? Или ночь?
   - Нет, нет. Но очень долго.  Чтобы  я  запомнил.  Чтобы  я  стал  хорошим
мальчиком. И переста