Джеймс ПАТТЕРСОН
    ПАУК I
    ЯВИЛСЯ ПАУК






ONLINE БИБЛИОТЕКА


http://www.bestlibrary.ru

Пролог

?СЫГРАЕМ ПОНАРОШКУ?
(1932)

Нью-Джерси, неподалеку от Принстона; март 1932 года

   Вдалеке, на мрачном фоне  густых  еловых  лесов  Нью-Джерси,  сияли  окна
роскошного загородного дома Чарльза Линдберга <Чарльз Линдберг (1902 - 1974)
- американский летчик, совершивший в 1927 г.  первый  беспосадочный  перелет
через Атлантический океан. В 1932 г. у  него  был  похищен  малолетний  сын.
После этого случая  в  США  была  введена  смертная  казнь  за  киднэппинг>,
издалека казавшегося сказочным замком. Под покровом туманной вечерней мглы к
светящимся окнам пробирался подросток. Каждый шаг приближал  его  к  моменту
торжества - к первому убийству. Его не смущала непроглядная темень и хвойное
месиво под ногами.  Он  предусмотрел  все  -  вплоть  до  этой  слякоти.  На
худощавых ногах болтались  грубые  мужские  башмаки  сорок  пятого  размера,
набитые тряпками и обрывками газет.
   Он намеревался оставить следы, много следов. Но это должны быть отпечатки
грубых мужских башмаков, а не подростковых ботинок. Следы будут тянуться  от
шоссе Стаутсберг - Уэртсвилл к загородному дому и обратно.
   Под раскидистыми соснами ярдах в тридцати от  дома  его  вдруг  затрясло.
Такой огромный особняк, что и вообразить невозможно: только на втором  этаже
у них семь комнат и четыре ванные. Так вот как живет Счастливчик Линди и его
дражайшая Энн Морроу.
   "Неслабо?, - подумалось подростку, покуда он бесшумно крался вдоль  стены
к ярко освещенной столовой. Он был очарован тем, что люди  называют  славой.
Он постоянно думал о ней, грезил ею. Что такое слава на самом  деле?  Какова
на вкус? Чем пахнет? Что из себя представляет при близком рассмотрении?
   Вон там, за стеклом, сидит самый знаменитый и обаятельный человек в  мире
- Чарльз Линдберг. Высокий, элегантный, изящно  сложенный,  белокожий  и  не
правдоподобно  белокурый.  Счастливчик  Линди  -  всегда  и  во  всем  самый
первый... Как и его жена Энн Морроу. Как она  прекрасна...  Короткие  черные
кудри  оттеняют  кожу  ослепительной  белизны.  Колеблющееся  пламя   свечей
отражается в полированной  поверхности  стола.  Оба  очень  прямо  сидят  на
стульях с высокой спинкой, словно высшие существа из другого мира. Они  едят
чинно и красиво, соблюдая все правила этикета.
   Подросток  невольно  приподнялся  на   цыпочки,   в   страстном   желании
разглядеть, что же  у  них  на  ужин.  Кажется,  телячьи  отбивные,  красиво
разложенные на безупречном китайском фарфоре.
   - Я прославлюсь больше, чем  вы,  твари  несчастные,  -  вдруг  прошептал
подросток. Эту клятву он давно уже дал самому себе.
   Итак, план тысячу раз продуман во всех деталях. Пора приступать  к  делу.
Подросток не без труда поднял деревянную лестницу, брошенную рабочими  возле
гаража, установил ее у стены и с обезьяньей ловкостью  полез  к  окошку  над
библиотекой, где находилась детская. Сердце бешено колотилось,  отдаваясь  в
ушах. Через приоткрытую дверь в комнатку проникал свет из коридора,  освещая
кроватку со спящим наследником. Чарльз  Линдберг-младший,  самый  знаменитый
малыш в мире. У кроватки стояла  ширма,  расписанная  изображениями  зверей,
защищавшая кроху от сквозняков.
   Глядя на беззащитного дитятю,  подросток  почувствовал  себя  коварным  и
всесильным.
   - Мистер Лис пришел за цыпленочком, - прошептал  он  сквозь  зубы,  ставя
ногу на последнюю перекладину,  затем  бесшумно  отворил  окно  и  шагнул  в
комнату. У кроватки он на секунду застыл, изучая ребенка. Белокожий, золотые
кудряшки - вылитый папаша, только толстячок.  Надо  же,  Чарльз-младший  уже
посолиднел, хотя ему только полтора годика.
   Подросток не мог больше сдерживать нервное напряжение - из  глаз  хлынули
слезы. Его затрясло от гнева и смятения, но одновременно  изнутри  нарастало
чувство великой радости и торжества.
   - Настал мой час,  папенькин  сынок,  -  пробормотал  он,  вытаскивая  из
кармана резиновый шарик на эластичной ленте. Он накинул  эту  петлю  на  шею
младенца в тот самый момент, когда тот открыл яркие со сна голубые глазенки.
Когда малыш скривился, чтобы заорать, подросток  пихнул  шарик  в  маленький
слюнявый ротик, затем схватил  ребенка  на  руки  и  проворно  спустился  по
лестнице. Все шло по плану.
   С брыкающимся свертком в руках он пересек поле, увязая в грязи, и  быстро
скрылся в темноте.
   Менее чем в двух милях от особняка Линдбергов он зарыл малыша в  землю  -
похоронил его живым. И это было лишь начало. В конце концов, он сам  еще  не
был взрослым.
   Он, а не Бруно Ричард Хауптманн, похитил ребенка  Линдбергов.  Он  сделал
это собственноручно.
   Неслабо.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

МЭГГИ РОУЗ И СМОРЧОК ГОЛДБЕРГ
(1992)

Глава 1

   Ранним утром двадцать первого декабря 1992 года я в  полном  удовольствии
расположился на солнечной веранде своего дома  в  Вашингтоне,  Пятая  улица,
федеральный округ Колумбия.  В  крохотной  узенькой  комнатушке  валялись  в
беспорядке зимние вещи, рабочая обувь, поломанные игрушки, а  уборка  как-то
не вписывалась в мои планы. В конце концов, дом - мой, хочу - убираю, хочу -
нет. Я наигрывал мелодии Гершвина на  стареньком  расстроенном  (а  когда-то
великолепном) пианино. В пять утра на веранде холодрыга, как в морозилке, но
ради ?Американца в Париже? стоило помучиться.
   Вдруг на кухне зазвонил телефон. Наверное,  я  выиграл  в  беспроигрышную
лотерею округа Колумбия, или Вирджинии, или Мэриленда, а меня вчера позабыли
оповестить. Я исправный участник всех трех.
   - Нана, возьмешь трубку? - проорал я, чтобы было слышно с веранды.
   - Мог бы и сам взять. Все равно тебя,  -  проворчала  моя  проницательная
бабушка. - Мне вообще нет смысла подходить к телефону.
   Вот так, в общих чертах, она выразилась. Может быть, чуточку сочнее.  Как
обычно.
   Пришлось самому на негнущихся от холода ногах тащиться в кухню,  по  пути
наступая на разбросанные игрушки.  Мне  уж  тридцать  восемь  стукнуло.  Как
говорится, жизнь прожить - не поле перейти. Оказалось, звонит  мой  напарник
по расследованиям, Джон Сэмпсон. Знает, что я ранняя пташка. Он вообще знает
меня лучше, чем родные дети.
   - Здорово, Белоснежка. Давно пробудился? - приветствие звучит  почти  как
пароль. Мы с Сэмпсоном неразлучны с девяти  лет,  с  тех  самых  пор,  когда
вдвоем пытались грабануть магазин Парка  у  пустырей.  Нам  не  приходило  в
голову, что старина Парк вполне  способен  пристрелить  пару  пацанов  из-за
блока ?Честерфилда?. Но бабуля Нана, полагаю, была бы еще беспощаднее,  знай
она о подобных проделках.
   - Да,  теперь  пробудился,  -  ответствовал  я  мрачно.  -  Что,  хорошие
новости?
   - Очередное убийство. Похоже,  снова  наш  паренек  потрудился,  -  бодро
сообщил Сэмпсон. - Нас поджидает куча народу.
   - Не  испытываю  ни  малейшего  желания  с  утра  любоваться  трупами,  -
пробормотал я, чувствуя легкое урчание в желудке. Я намеревался начать  день
совершенно по-другому. - Говно. Послать бы всех...
   Бабуля Нана отвлеклась от дымящегося чая и яиц всмятку, чтобы  испепелить
меня осуждающим взором. Она была уже одета для школы, где в  свои  семьдесят
девять лет трудилась на добровольных  началах.  Сэмпсон  продолжал  описание
душераздирающего убийства, смакуя наиболее омерзительные детали.
   - Будь любезен следить за своей речью, Алекс, покуда  ты  живешь  в  этом
доме, - мрачно заявила бабуля Нана.
   - Минут через десять прибуду, - рявкнул я в трубку и обратился к бабуле:
   - Это мой дом.
   Ответом мне был тяжкий вздох, как будто ей сообщили ужасное известие.
   - В Лэнгли-Террас произошло новое зверское убийство. Похоже, это дело рук
маньяка, - пояснил я.
   - Скверно, - признала бабуля  Нана,  пристально  глядя  на  меня  добрыми
карими глазами.  Ее  роскошная  седина  напоминала  одну  из  тех  салфеток,
которыми она любовно украсила кресла в гостиной. - Вот до  чего  довели  наш
город эти политиканы. Иногда я подумываю, Алекс, что отсюда нужно уехать.
   - Мне тоже такое порой приходит в голову, - признался я. - Но мы  устоим,
надеюсь.
   - Да, мы, негры, устойчивы. Мы всегда были  выносливы  и  умели  страдать
молча.
   - Ну уж не всегда молча, - возразил я.
   Для пущей  солидности  я  вознамерился  надеть  старый  твидовый  пиджак,
поскольку в связи с убийством наверняка придется общаться с белыми, а поверх
- спортивную куртку. Так мне будет тепло.
   На моей прикроватной тумбочке стоит фотография Марии  Кросс,  моей  жены.
Три года назад она была убита выстрелами  из  проезжающего  автомобиля.  Это
убийство  осталось  в  числе  нераскрытых,  как  и  большинство  убийств   в
Саут-Исте.
   Перед уходом я поцеловал бабушку, как это у нас повелось с тех  пор,  как
мне исполнилось девять. Еще у нас принято говорить ?прощай? на случай,  если
не случится больше увидеться. Так продолжается уже  почти  тридцать  лет,  с
того самого времени, когда Нана взяла меня к себе в надежде сделать из  меня
что-нибудь  путное.  Благодаря  ей  я  -  следователь  со  степенью  доктора
психологии -  живу  и  работаю  в  вашингтонском  гетто,  федеральный  округ
Колумбия.

Глава 2

   Официально я числюсь начальником сыскного отдела - работенка, которую  не
назовешь иначе как ?шум и ярость?, как говаривали Шекспир и мистер  Фолкнер.
В иерархии вашингтонского полицейского управления я должен  бы  быть  шестым
или седьмым по значимости лицом, но это, увы, не так. Зато я обязан побывать
на каждом месте преступления, число коих в округе Колумбия все растет.
   Три полицейских автомобиля кое-как припарковались напротив дома 41-15  по
Беннинг-роуд,  подтянулась  и  выездная   лаборатория   -   микроавтобус   с
затененными стеклами. Были здесь и ?скорая помощь?, и автомобиль с  бодрящей
надписью ?Морг?. Кругом сновали полицейские и  санитары,  по  большей  части
лихие мужики. Любопытствующие пожилые дамы из соседних домов стыли на  своих
верандах, накинув зимние пальто прямо на пижамы и  ночные  рубашки,  позабыв
про торчащие во все стороны бигуди.
   Дом, где произошло  убийство,  представлял  собой  обветшалое  деревянное
сооружение, грубо  размалеванное  голубой  краской.  Рядом  стоял  брошенный
?шеветт? с разбитым боковым стеклом.
   - Пошли спать, имел я их всех, - пробурчал Сэмпсон. - Воображаю,  на  что
это похоже. Иногда я ненавижу свою работу.
   - Зато я обожаю, просто тащусь от убийств, - съязвил я.  -  Глянь,  какая
славная подобралась компания: вон  патологоанатомы  в  клевых  прорезиненных
костюмах, а там ребята из лаборатории. А это кто идет?
   К нам вразвалочку приближался белый сержант в толстой сине-черной  куртке
с меховым воротником, державший руки в карманах.
   - Сэмпсон? А, и вы здесь, детектив Кросс. -  Он  подвигал  челюстью,  как
будто ему заложило уши. Он отлично знал, кто мы и откуда. Просто проверял на
вшивость. Но Сэмпсон совершенно не переносит такого обращения.
   - Старший детектив Сэмпсон, - поправил я. - А я, с вашего  позволения,  -
начальник сыскного отдела Кросс.
   - Холодрыга - у всех кое-что поотмерзало, - доверительно сообщил сержант.
- Такие дела.
   - А звякни своей Дженни - пусть отогреет, - посоветовал Сэмпсон.
   - Пошел ты.
   Внешне сержант походил на ирландца времен  Гражданской  войны:  рыжий,  с
круглым увесистым пузом, с физиономией, походившей  на  раскисший  от  дождя
свадебный пирог. Мой элегантный твидовый пиджак его явно разозлил.
   Мы с Сэмпсоном  постоянные  посетители  гимнастического  зала,  всегда  в
хорошей форме и весим пятьсот  фунтов  на  двоих.  В  случае  чего  можем  и
припугнуть. В нашем деле это подчас необходимо. Мой  рост  шесть  футов  три
дюйма, а Джона Сэмпсона - шесть футов девять дюймов, причем он, похоже,  все
еще растет. Его излюбленный головной убор - какая-нибудь кричащая шляпа  или
ярко-желтая косынка. Иногда его называют ?Джон-Джон?, поскольку  тут  вполне
хватило бы на двоих Джонов.
   Мы гордо продефилировали  мимо  сержанта  в  дом.  Нам,  элитной  силовой
команде, не следует опускаться до стычек с каким-то слабаком.  По  дому  уже
разгуливала пара копов. Началось все с того, что в четыре  тридцать  утра  в
участок позвонила нервозная соседка,  мучимая  бессонницей.  Ее  взбудоражил
подозрительный шум - она решила, что в доме развлекаются бродяги.  Прибывший
патруль обнаружил три трупа. Они вызвали специальную  группу  расследований,
состоящую из восьми чернокожих полицейских, которым и предстояла вся грязная
работа.
   Я распахнул настежь дверь в кухню. Каждая дверь скрипит особым голосом  -
эта  по-стариковски  захныкала.  Внутри  стояла  зловещая  тьма.   Откуда-то
потянуло сквозняком, и мне почудилось слабое шевеление.
   - Мы не включали свет, сэр, - произнес коп позади меня. - Вы ведь  доктор
Кросс, да? Я кивнул.
   - Когда вы прибыли, дверь в  кухню  была  приоткрыта?  -  Я  обратился  к
патрульному, белокожему юноше с детским личиком, на котором едва пробивались
мягкие усики. Ему не больше двадцати трех, и, похоже, парнишка напуган.
   - А? Нет. Не было следов взлома, сэр. Дверь оставалась незапертой.
   Паренек нервничал.
   - Какой ужас, сэр. Целая семья убита. Один из копов  зажег  электрический
фонарик, и  мы  принялись  осматривать  кухню.  Дешевый  столик  с  зелеными
виниловыми стульями, настенные часы, какие можно купить в любом  универмаге,
запах животного жира, которым пользовались для жарки, не такой уж,  впрочем,
неприятный. В домах, где произошло убийство,  обычно  пахнет  намного  хуже.
Какую картину застал убийца, пришедший сюда несколько часов назад?
   - Он прошел через кухню и стоял на этом самом месте, где сейчас стоим мы,
- предположил я.
   - Не надо, Алекс, - умоляюще произнес Сэмпсон. - Ты прям как Джин Диксон.
Аж мурашки по коже.
   Сколько бы ни занимался такими вещами, к ним не привыкаешь. Нет  никакого
желания идти дальше, зная, какие жуткие картины предстоят.
   - Они наверху, - проговорил молоденький полицейский с усиками.
   Погибла семья по фамилии Сандерс: две женщины и маленький  мальчик.  Пока
парнишка рассказывал, его напарник, ладно сложенный невысокий негр по  имени
Батчи Дайкс, не произнес ни слова. Я и раньше встречался с ним: он,  похоже,
очень чувствительный.
   Затаив дыхание, мы вчетвером вошли в эту обитель  смерти.  Сэмпсон  мягко
положил руку мне на плечо - он знал, что я не могу спокойно переносить  вида
убитых детей. Три тела лежали в первой спальне, справа от лестницы. На  лице
тридцатидвухлетней Джин Сандерс по прозвищу Пу и  после  смерти  сохранилось
затравленное выражение. Полные губы открытого рта были искажены криком. Дочь
Пу, Сьюзетт Сандерс, прожила на свете всего  четырнадцать  лет:  миловидная,
курносая девочка, обещавшая стать  красавицей.  В  волосы  вплетена  лиловая
ленточка. В рот вместо кляпа  убийца  засунул  темно-синие  колготки.  Вверх
личиком с еще непросохшими слезами лежал трехлетний Мустафа Сандерс, в таком
же пижамном конверте, какой и мои дети надевают на ночь.
   Верно сказала бабуля Нана: именно политиканы довели наш город  до  этого,
через их попустительство зараза распространилась по всему городу,  да  и  не
только по городу: похоже, вся наша огромная страна больна дурной болезнью.
   Мать и дочь были привязаны к  спинке  металлической  кровати  при  помощи
сетчатых чулок и разорванных цветастых простыней.
   Достав карманный диктофон, я принялся наговаривать первые впечатления для
отчета:
   - Дело об убийстве номер Х-234 914, связь с 916-м.  Зверски  убиты  мать,
дочь-подросток и малолетний мальчик. Тела женщин исполосованы чем-то острым,
вероятно, бритвой. Груди отрезаны,  обнаружить  не  удалось.  Волосы  вокруг
половых органов сбриты. На телах  множество  колотых  ран,  нанесенных,  как
выражаются патологи, ?по модели ярости?. Масса крови, фекалий. Полагаю,  что
обе женщины были проститутками. Мне приходилось их видеть на улице.
   Голос зазвучал так глухо, что дальнейшая расшифровка  собственной  записи
будет стоить немалых трудов.
   - Мальчика, похоже, все время отшвыривали в сторону. Мустафа Сандерс одет
в ночной пижамный конверт  с  изображениями  медведей.  Он  лежит  маленькой
кучкой в углу.
   Безжизненные глаза малыша были устремлены прямо на меня. Закололо сердце,
в голове зашумело. Бедный маленький Мустафа, кому он помешал...
   - Не верится, что он намеренно убил ребенка, - обернулся я к Сэмпсону,  -
он или она...
   - Или оно, - покачал тот головой. - Сдается мне, Алекс, что это тот самый
нелюдь, что побывал на Кондон-Террас.

Глава 3

   На Мэгги Роуз начали обращать внимание,  когда  ей  исполнилось  три  или
четыре годика. В девять лет она уже привыкла к тому,  что  представляет  для
окружающих    особый    интерес,    словно    Мэгги    Руки-Ножницы,     или
Девочка-Франкенштейн.
   Тем  утром  она  стала  объектом  пристального  внимания,  нисколько   не
подозревая об этом, а между тем именно  тогда  ей  следовало  быть  особенно
осторожной. В то утро события развернулись неожиданным образом...
   Мэгги Роуз училась в Вашингтонской частной школе в Джорджтауне, и сегодня
ей особенно хотелось чувствовать себя настоящим членом  детского  сообщества
из ста тридцати учеников. Именно сегодня, когда  они  все  с  воодушевлением
пели хором на общем собрании.
   Больше всего на свете Мэгги мечтала поближе сойтись с ребятами, но ей это
плохо удавалось. Все дело в том, что  она  была  дочерью  Кэтрин  Роуз,  той
самой, чей портрет красовался в витрине  каждого  магазина  видеотехники.  А
фильмы с ее участием каждый день крутили  по  телику.  Мамулю  выдвигали  на
?Оскара? намного чаще, чем других актрис, чьи имена  мелькали  в  популярных
журналах.
   Поэтому Мэгги прилагала множество усилий, чтобы  не  выделяться  в  толпе
сверстников. В то утро она надела трикотажную рубашку ?Фидо Дидо? с длинными
рукавами, особым образом  порванную  спереди  и  сзади,  грязные  полинявшие
джинсы и старые розовые спортивные тапочки, а также  толстые  носки  ?Фидо?,
извлеченные откуда-то из недр шкафа. Девочка намеренно не  стала  мыть  свои
белокурые волосы.
   Мамуля вылупила на нее  глаза  и  кратко  прокомментировала:  ?Уф,  ну  и
тошниловка?,  однако  отпустила  в  таком  виде  без  звука.  Мудрая  Кэтрин
понимала, каково быть дочерью знаменитой матери.
   Зал был набит ребятишками с первого по шестой класс, певшими песню Трейси
Чапмэн ?Быстрый автомобиль?.  Прежде  чем  наиграть  мелодию  на  сверкающем
черном ?Стейнвее?,  мисс  Камински  объяснила  питомцам  смысл  произведения
молодой негритянки из Массачусетса:
   - Это песня о жизни американских негров конца прошлого века. Она  о  том,
как тяжко быть нищими в самой богатой стране мира.
   Хрупкая преподавательница музыки и изобразительного искусства  относилась
к своей работе чрезвычайно добросовестно,  полагая,  что  настоящий  педагог
обязан не просто информировать, но воспитывать в духе добра  и  сострадания.
Дети обожали мисс Камински и с готовностью пытались вообразить себе  трудную
жизнь негритянских бедняков, что им плохо удавалось, поскольку ученики  этой
престижной школы происходили из состоятельных  семей,  плативших  двенадцать
тысяч долларов в год за обучение.
   - ?У  тебя  быстрый  автомобиль?,  -  пели  звонкие  детские  голоса  под
аккомпанемент мисс Камински.
   Особенно усердствовала Мэгги: она честно закрывала  глаза  и  вызывала  в
памяти образы нищих, которых видела зимой на городских улицах,  неприглядные
обшарпанные дома в бедных районах Джорджтауна, ребятишек в лохмотьях, моющих
лобовые стекла за доллар на каждом  светофоре.  Некоторые  бродяги  радостно
улыбались, узнавая ее мать,  и  у  той  всегда  находилось  для  них  теплое
словечко.
   - ?У тебя быстрый автомобиль?, - пела Мэгги, и  голос  ее  креп  на  этой
фразе.
   - ?Мы унесемся за тысячу миль. Да, мы решимся и унесемся. Вдаль унесемся,
от смерти спасемся?.