взрыв,  и  панель,  отделявшая  кабину  от  грузового
отсека, разлетелась вдребезги. И почти  одновременно  в  кабину  "ДС-10"
ворвались страшный грохот, страшная жара и страшный дым.
   - Что... - воскликнул Майкл.
   Тело его болело, голова кружилась. Майкл  с  огромным  трудом  держал
себя в руках, не позволял боли захлестнуть его целиком.
   - Удэ! - вскричала Элиан.
   Услышав выстрелы, два члена экипажа побежали вниз. Элиан  повернулась
к командиру, который вставал из-за пульта, собираясь дать Элиан аптечку,
чтобы она могла оказать Майклу первую помощь, обработать его раны.
   -  Запускайте  двигатели!  -  приказала  девушка.  Командир   ошалело
уставился на нее.
   - Но что это было?..
   - Возвращайтесь на место и поднимайте  самолет  в  воздух!  -  велела
Элиан.
   - Но у нас мало топлива! - запротестовал пилот.
   - Нам хватит, чтобы оторваться от земли и немного покружить над ней?
   - Да, но багажный люк открыт...
   - Значит, не поднимайтесь слишком высоко,  -  сказала  Элиан.  -  Ну,
давайте же! Давайте!
   Она отпустила Майкла и отошла от него.
   Командир корабля сел на место и начал щелкать переключателями.
   Майкл, морщась от боли, скорчился за  спинкой  кресла.  Он  не  видел
Элиан. "ДС-10" пришел в движение. Из пролома в панели  появилась  голова
Удэ. Пистолетное дуло,  словно  черная  зияющая  бездна,  уставилось  на
Майкла.
   Он отпрянул в сторону и одновременно увидел яркую вспышку. Пуля вошла
в металлический каркас сиденья, за которым прятался Майкл.
   Самолет  несся  по  взлетной  полосе.  У  Майкла   мелькнула   мысль:
интересно,   как   пилот   объяснит   диспетчеру   свои   действия,   не
предусмотренные графиком? Громадный  "ДС-10",  прилетевший  с  материка,
снижался и был уже совсем близко, да и  движение  на  внутренних  рейсах
было очень напряженным.
   Удэ снова выстрелил, и Майкл спрятался за другим креслом. Потом опять
выглянул. И вновь пули просвистели по кабине. Однако Майклу уже  удалось
пробраться на середину и, сделав  еще  один  бросок,  он  вдруг  услышал
щелчок пустого казенника. Выстрела  не  последовало!  Удэ  истратил  все
патроны!
   Майкл   рванулся   вперед,   стремительно   преодолевая   расстояние,
отделявшее его от противника, и слишком поздно услышал  предостерегающий
крик Элиан. В руке Удэ неожиданно оказался  какой-то  сякен  -  стальная
звездочка.
   Майкл предпринял отчаянную попытку резко  остановиться.  Ему  удалось
увернуться от звездочки, но при этом он ударился об угол кабины.
   Вероятно, на мгновение  Майкл  потерял  сознание,  потому  что  вдруг
ощутил, как Удэ тащит его волоком к раскуроченной панели.
   Майкл собрал все силы. Но  тут  "ДС-10"  резко  отклонился  влево,  и
Майкла бросило в багажное отделение.
   Он вскрикнул, ударившись о край ящика. В помещении было темно. Однако
какой-то свет все же проникал из открытой двери,  через  которую  смутно
было видно мелькавшее внизу  шоссе,  и  Майкл  разглядел  присевшего  на
корточки Удэ. Тот держал длинную металлическую цепь с двумя  деревянными
ручками.
   Губы Удэ кривились в  усмешке,  в.  которой  угадывалась  реакция  на
пережитые им потрясения и боль.
   - Ну, теперь посмотрим, - сказал Удэ, - кто из нас сенсей.
   Говоря это, он размахивал цепью.
   Злобно ухмыльнувшись, Удэ  показал  Майклу  темно-красный  скрученный
шнурок.
   - Что, не можешь встать? Вот же он, подойди и  возьми  то,  что  тебе
завещал отец! Вряд ли он тебе пригодится после того, как я тебя убью.
   У Майкла больше не осталось сил. Он приготовился умереть.
   И тут Удэ вдруг обернулся, выражение  его  лица  резко  переменилось.
Перед ним стояла Элиан. Она пролезла в пролом в полу  и  теперь  бросала
вызов великану.
   - Ах, это ты! - воскликнул Удэ. -  Что  ж,  я  не  возражаю.  Значит,
сперва я разделаюсь с тобой, а потом довершу начатое дело.
   Элиан не ответила. Она стояла  молча,  неподвижно,  будто  окаменела.
Однако мозг ее продолжал работать. Она  сосредоточенно  думала  об  иро.
Вообще-то  иро  означает  "цвет",  но  в  военном  искусстве  это  слово
приобретает  иной  смысл:  имеется  в  виду  намерения  противника,  так
сказать, их окраска. Сосредоточившись на постижении намерений Удэ, Элиан
поняла, что он собирается нанести  ей  только  один,  но  сокрушительный
удар. И, разгадав, в чем состоит иро Удэ, Элиан  напряженно  следила  за
движениями врага.
   Она готова была идти до конца.
   Удэ, решивший задушить Элиан, бросил плетеный шнурок  к  ногам.  Этим
жестом он выражал свое презрение к противнику. Что служило и отвлекающим
маневром. Он бросился на Элиан, размахивая цепью. Элиан не  шелохнулась,
не встала в оборонительную позицию,  не  подняла  руки.  Удэ  предвкушал
победу,  представляя  себе,  как  Элиан  корчится  у  его  ног,  а  цепь
захлестывает ее горло, прерывая дыхание. Но  в  последний  момент  Элиан
ударила по цепи. Та провисла посередине и коснулась пола. Элиан  тут  же
наступила на нее ногой. Цепь выпала из рук Удэ. Элиан сделала шаг вперед
и приготовилась сама нанести сокрушительный удар.
   Но тут "ДС-10" достиг края взлетно-посадочной полосы.  Центр  тяжести
самолета сместился, и оба противника рухнули.
   Элиан ударилась головой об угол ящика. Удэ встал,  схватил  Элиан  за
рубашку и опрокинул девушку навзничь.
   Голова и плечи Элиан высовывались  из  открытого  люка.  Самолет  уже
отрывался от земли. Элиан  находившаяся  в  полу  обморочном  состоянии,
чувствовала, что ее пытаются вытолкнуть из самолета. И понимала,  что  в
конце этого долгого пути вниз ее ждет смерть.
   Теперь только нижняя  половина  ее  туловища  оставалась  в  багажном
отделении.  Ветер  жестоко  хлестал  Элиан  по  лицу,  самолет   набирал
скорость, и Элиан становилось все труднее дышать, глаза ее затуманились.
И все-таки руки готовились нанести удар - атеми. Сладострастно жаждавший
крови Удэ не замечал этого, а когда заметил, было уже поздно.
   Он качнулся навстречу Элиан, и тут она  изо  всех  сил  ударила  его.
Ребро ладони полоснуло Удэ прямо под  сердце.  Ребра  хрустнули,  и  Удэ
пронзила страшная боль.
   Элиан моментально схватила цепь и выдернула  ее  из  рук  противника,
потом ударила Удэ ногой, и он, вскрикнув от неожиданности, вывалился  из
люка.
   Он упал на асфальт словно старый, никому не нужный хлам.
 
ВЕСНА 1947 - ОСЕНЬ 1948 
Токио 
 
   После смерти полковника Силверса - насильственной  смерти  -  генерал
Хэдли  оказался  непосредственно  вовлеченным   в   работу   Центральной
Разведывательной Группы, действовавшей на Дальнем  Востоке.  Назначивший
его на этот пост Мак-Артур считал,  что  Хэдли  расплачивается  за  свои
грехи. Ведь если разобраться, ЦРГ была детищем  Хэдли.  Она  выросла  на
базе  американской  разведывательной  сети  военного  времени,   которая
действовала весьма успешно.
   Но времена переменились. И, по мнению  президента  Трумэна,  подобная
организация в мирное время существовать не могла.  Но  если  бы  генерал
Хэдли, которого президент высоко ценил,  не  доказывал  с  пеной  у  рта
необходимость  создания  новой  организации,  она  никогда  не  была  бы
образована.
   Хэдли уверял, что ЦРГ - в предложениях, которые рассматривал  Трумэн,
были занижены и количество штатных сотрудников, и бюджет группы -  будет
единственной  организацией,   препятствующей   проникновению   советских
агентов  в  американское  правительство,   промышленность   и   даже   в
разведслужбы, например, в ФБР.
   "В хаосе второй мировой войны, - говорил  Хэдли,  -  было  совершенно
невозможно  проверить  тысячи  эмигрантов,  очутившихся  в  больницах  и
лагерях  для  беженцев.  А  впоследствии  советское  НКВД   навострилось
сочинять правдоподобные  "легенды"  для  своих  агентов,  эти  "легенды"
вполне  выдерживали  поверхностную  проверку  -  а  другой  американское
правительство просто не могло себе тогда  позволить".  Хэдли  на  полном
серьезе твердил, что в Советском Союзе  существует  школа  для  шпионов,
которая известна как "Малый Чикаго".
   Там НКВД в точности воспроизвел для  своей  элиты  этот  американский
город, и степень правдоподобия подделки стала притчей во языцех.
   Хотя президент не очень-то верил, что, как он выражался:
   "В Америке под каждой  кроватью  притаился  коммунистический  шпион",
Хэдли проявил такие чудеса  красноречия  и  представил  Трумэну  столько
документов, что тот наконец дал "добро" на образование ЦРГ.
   И было справедливо, что спустя какое-то время именно  Хэдли  пришлось
расчищать   Авгиевы   конюшни   в   токийском   отделении   организации.
Дальневосточный аванпост ЦРГ приобрел гораздо больший вес именно  в  это
время, ведь Япония расположена близ советских границ.
   Поскольку Силверс занимал столь высокий  пост  в  ЦРГ,  перетряхивать
нужно было буквально все. Шифровальные  книги  сожгли,  связи  оказались
оборваны, агенты отозваны, а то враг, не дай Бог, установит их личность.
Но это было лишь начало. Предстояло разрушить всю  агентурную  сеть.  По
словам Хэдли, Силверс причинил организации "неизмеримый ущерб".
   Первые месяцы  после  гибели  Силверса  непосредственное  руководство
токийским отделением ЦРГ осуществлял Хэдли. Но дел было  невпроворот,  и
Хэдли решил, что рутинной работой в конторе  будет  временно  заниматься
Джоунас.
   Джоунас, которому преданно помогал Дэвид Тернер, поставил организацию
на ноги и  управлял  ею  так  умело,  что  в  конечном  итоге  временное
назначение стало постоянным.  При  этом  Джоунас  получил  повышение  по
службе - звание полковника.
   Дэвид Тернер, со  своей  стороны,  вызвался  продолжать  нерегулярные
встречи со связным Силверса, входившим в Дзибан. Но теперь он работал  с
сознанием того, что ряд японских министров распространяют ложные слухи о
своих врагах, заявляя, будто это  военные  преступники,  которых  должен
судить трибунал.
   Джоунас и генерал Хэдли заявляли, что это невозможно. По  их  мнению,
организация Дзибан убила Силверса, поскольку тот заподозрил, что  Филипп
следит за ним. Якобы он сообщил о своих страхах Дзибану в  надежде,  что
они придумают, как ему выпутаться из неприятностей. А они  вместо  этого
убили его.
   Если Джоунас и Хэдли были правы, значит, Дзибан знал  о  чистке  ЦРГ,
ведь проникновение ее агентов в разведывательную группу прекратились.
   - А что если тут задействованы совсем другие факторы?  -  предположил
Дэвид Тернер. - Если это никак не связано с Дзибаном?
   - Недавно в нескольких северных агентурных сетях случились провалы, -
сказал Джоунас. Он повернулся к Хэдли. - Сэр, как, по-вашему, может, нам
все же стоит поинтересоваться Дзибаном? Чем больше информации мы  о  них
соберем,  тем  больше  шансов  установить   личность   участников   этой
организации.
   Хэдли обратился к Филиппу:
   - А ты что об этом думаешь, сынок? Ты же у нас специалист по японской
психологии.
   - Джоунас прав, - сказал  Филипп.  -  Чем  больше  имен  нам  удастся
выяснить, тем более полное представление о Дзибане мы получим.
   Через Ватаро Таки Филипп уже узнал имена нескольких  членов  Дзибана.
Но он не мог (или не желал) объяснить присутствующим, каким образом  ему
удалось получить сведения.
   - Помните, - продолжал Филипп, - узнавая  имена  членов  Дзибана,  мы
узнаем и про их  врагов.  Действуя  через  наших  людей  среди  японских
политиков, мы можем хотя бы уменьшить  число  министров,  которые  могут
войти в тайное общество.
   - Ну, тогда игра стоит свеч, - решил Хэдли. - Я придумаю убедительную
причину для чистки. Используя  свои  связи,  Дзибан  наверняка  про  это
прознает. Хотя существует вероятность, что они  нам  не  поверят.  Тогда
Тернеру придется туго. Следующая же  его  встреча  с  Дзибаном  окажется
последней.
   - Ничего, я рискну, генерал, - сказал Тернер. - Да и потом,  поверить
в эту версию в их интересах. У  них  еще  есть  враги,  с  которыми  они
мечтают посчитаться.
   - Тогда другое дело, - одобрил Хэдли. - Мы заставим Дзибан  поверить,
что продолжаем уничтожать людей, раскрытых их разведкой.
   - Но делать этого не будем, - добавил Филипп.
   - А почему бы нам в таком  случае  не  перевезти  министров  на  нашу
конспиративную квартиру? - предложил Тернер. - Там есть все удобства,  и
они смогут на время скрыться, а мы начнем  распространять  слухи  об  их
"смерти".
   - Хорошая идея, - одобрил Джоунас.
   - Значит, договорились? - Хэдли оглядел комнату.  Все  присутствующие
закивали.  -  Хорошо.  Но  тут  не  должно  быть  никаких  проколов,   -
предупредил он. - У нас с президентом и так натянутые отношения.  Он  не
желает, чтобы наша деятельность получила огласку.
   Вот так и было решено  позволить  Тернеру  продолжать  встречаться  с
членами Дзибана в надежде получить побольше компрометирующей информации.
***
 
   - Что с тобой? - Митико положила руку ему на плечо. - Ты  за  столько
часов ни слова не произнес.
   Филипп уставился  на  листок  бумаги,  на  котором  бесцельно  чертил
какие-то каракули. Бесконечные круги...  Это  похоже  на  его  мысли  об
убийстве Силверса. Филипп не мог избавиться от ощущения, что он  упустил
нечто очень важное. Генерал Хэдли, Джоунас и Дэвид Тернер  считали,  что
лучше в этом не  копаться,  но  Филиппу  никак  не  удавалось  выбросить
загадочную историю из головы.
   Кто убил полковника Гарольда Мортена  Силверса?  Хэдли  сказал,  что,
когда он туда приехал, дверь была не заперта, но прикрыта. Это случилось
в одиннадцать вечера. Силверс был уже  мертв.  Но  если  дверь  была  не
заперта, значит, Силверс знал убийцу и впустил его в дом.  Полковник  ни
за что не открыл бы дверь незнакомцу в столь поздний час.
   Другие подозревали, что в убийстве Силверса виновен его связной, член
Дзибана. Но это никак не вписывалось в общую картину. Филипп был уверен,
что японцы не стали бы убивать Силверса катаной. Похоже, кто-то  пытался
переложить ответственность за смерть Силверса на Дзибан. Но кто?
   "Что повлекла за собой гибель Силверса?" - спрашивал себя Филипп.
   Генерал Хэдли стал во главе  токийского  отделения  ЦРГ.  По  крайней
мере, на время. Джоунас получил повышение по службе. Тернер оставался на
своем месте. Может быть, здесь таится что-то важное?  Хэдли  перебросили
на Дальний Восток,  в  самый  эпицентр.  Тернер  сохранил  свое  прежнее
положение.  Джоунаса,  конечно,  повысили  гораздо  быстрее,   чем   это
произошло бы при жизни  Силверса,  но  предположить,  что  Джоунас  убил
начальника с целью продвижения по службе... Чепуха!
   "Что же я упустил тогда?" - в тысячный раз спросил  себя  Филипп.  Он
посмотрел на озабоченную Митико и еле заметно улыбнулся.
   - У тебя никогда не бывало ощущения, будто где-то чешется, а ты никак
не можешь дотянуться до этого  места?  Вот  я  сижу,  анализирую  факты,
имеющие отношение к убийству  полковника  Силверса,  и  ничего  не  могу
понять.
   - Ты уже не первый тычешься в глухую стену, - сказала Митико. - Через
неделю  мой  отец  возвращается  с  Кюсю,  а  мы  еще  как  следует   не
подготовились к его встрече.
   - Но я никак не могу выбросить это из головы, -  пожаловался  Филипп,
снова уставившись на нарисованные круги. У него уже  начиналось  от  них
головокружение
   - Тебе нужно  куда-нибудь  поехать,  хватит  сидеть  дома,  -  Митико
бросила ему пальто и оделась сама.
   - Но куда мы поедем?
   - За город, - Митико улыбнулась Филиппу - Скоро увидишь.
   Когда они сели в машину, Митико приказала:
   - Держись!
   И машина сделала несколько резких поворотов -  чтобы  сбить  с  толку
возможных преследователей. Митико и Филиппу  даже  не  нужно  было  друг
другу об этом напоминать, подобные маневры они проделывали машинально.
   Митико повезла  его  на  север,  к  подножию  японских  гор,  которые
пересекали остров и напоминали пояс,  утыканный  шипами.  Там  было  еще
холодно, дороги оледенели, а кое-где  на  желтовато-бурой  земле  белели
искристые сугробы.
   Чем выше они поднимались, тем больше становилось снега, и наконец они
добрались до таких мест, где снег лежал сплошным покрывалом  и  не  таял
совсем. Белые поля искрились в лучах заходящего солнца, то тут,  то  там
попадались сосны и  кедры.  Мужчины  и  женщины,  работавшие  у  дороги,
занимались своими делами и не обращали внимания  на  проносившиеся  мимо
автомобили.
   Митико  повернула  направо,  на  грязную  узкую  дорожку.  Указателей
никаких не было, но  при  въезде  стояли  настежь  ворота  из  дерева  и
бамбука. Митико поехала по дорожке, наезжая на корни, камни и  скользкие
ледяные прогалины. Наконец она остановила машину.
   Они вышли из-под сени густых криптомерий и двинулись по  заснеженному
полю Солнце, сиявшее на светлом небе, тщетно пыталось согреть Землю.  Из
уст Митико и ее спутника вырывались облачка  пара,  под  ногами  хрустел
тонкий наст. На поле царила  удивительная  тишина.  Казалось,  пурпурные
горы, видневшиеся вдали, поглощали все звуки, притягивали их.
   Митико и Филипп приблизились к священной скале. На ней были сложены в
кучку небольшие камни Митико отошла от Филиппа и  опустилась  на  колени
Она вынула из кармана ароматическую палочку, поставила рядом с камнями и
зажгла. Тоненькая струйка душистого дыма поднялась вверх, но ветер отнес
ее в сторону, и Филипп уловил только обычны запахи деревни.
   - Что это за место? - спросил он.
   -  Здесь  обитает  Мегами  Китсуни,  божественная  лисица.  -  Митико
по-прежнему стояла на коленях. Похоже, она бормотала молитвы.
   - Кто она такая?
   Митико воздела руки к небу.
   - Мегами Китсуни очень могущественна. Она  повелевает  всем,  что  ты
видишь вокруг.
   У Филиппа похолодело внутри. Разве он не преследовал рыжую лисицу? Он
ведь убил одну лису в детстве, в Пенсильвании.  Может  быть,  это  рыжая
лисица заманила его сюда? Филипп поежился, как собака, которая  пытается
отогнать холод.
   - Ты хочешь сказать, что она покровительствует полям? - спросил он.
   - Ты не понимаешь, - Митико взяла  его  за  руку.  -  Мегами  Китсуни
управляет поступками мужчин и женщин, любовников.
   - Как, например, мы?
   Митико подняла голову и крепко-крепко поцеловала Филиппа в  губы.  Он
почувствовал, что ее губы слегка дрожат,  и,  обняв  Митико,  привлек  к
себе.
   Стая гусей - черная линия на белом туманном небе - летела  в  сторону
заснеженного  поля.  Похоже,  они  вынырнули  из-за  ближайших  гор.   В
следующий миг Филипп услышал их гоготанье.
   -  Однажды  летом,  давным-давно,  -  тихо  произнесла  Митико,  -  в
маленьком  селении  неподалеку  отсюда  родилась   девочка.   Она   была
единственной дочкой каменотеса, жена его умерла при родах. Девочка  была
упрямой и своевольной. И не удивительно - каменотес ее  боготворил,  это
был единственный лучик света в его безрадостной жизни. Он,  конечно,  не
раз хотел призвать дочку к порядку и поругать за плохое поведение, но не
мог. В нашей жизни и так  много  печали,  думал  каменотес.  И  разрешил
девочке поступать, как ей нравится.
   Однажды в селении появился слепой старик. У него был жар, он  не  мог
передвигаться. Его притащил на спине красивый парень.
   И случилось так,  что  каменотес,  возвращаясь  домой,  встретился  с
юношей, который нес на спине старика. Добрый каменотес предложил им свой
кров и сказал, что они могут оставаться там, пока старик не поправится.
   Юноша горячо поблагодарил каменотеса. Когда он принес старика в  дом,
девушка влюбилась в юношу с первого взгляда. Отец послал ее за  сельским
лекарем,  тот  подробно  объяснил  девушке,  как  следует  ухаживать  за
стариком, но девушка думала только о юноше. Днем все ее  взоры  и  мысли
были прикованы только к нему. А ночью его мужественный образ  представал
перед ней в сновидениях.
   Каменотес пошел к своему другу и соседу - дровосеку - и  договорился,
что парень будет работать в деревне, потому что у старика  и  юноши  нет
денег, а юноша задолжал и ему,  и  врачу  за  услуги.  Что  же  касается
девушки, то