шире
раздвинула бедра, так что огненно-красное нижнее кимоно распахнулось.  У
Дзёдзи екнуло сердце, когда он увидел, что больше  на  ней  ничего  нет.
Самая сокровенная  часть  ее  тела,  холм,  покрытый  черными  волосами,
кончики которых завивались книзу, будто молящие пальчики,  открылся  его
глазам.
   - О, Будда, - прошептал Дзёдзи. Снова раздался тихий стук.
   - Оставьте меня в покое! - закричал Дзёдзи. - Вас что, вовсе не учили
как себя вести?
   Кико слегка приподнимала ягодицы, выгибаясь вверх и вперед,  открывая
его взору внутреннюю, лишенную  волос  сторону  лобка.  Ему  была  видна
каждая складочка, каждая морщинка в самом потаенном  уголке  тела  Кико.
Теперь ее приподнятые над татами бедра  совершали  чувственные  круговые
движения. На третий раз лепестки ее половых губ раскрылись сами собой.
   Дзёдзи едва не потерял сознание.
   Раздвижная дверь приоткрылась, показалась  бритая  голова  Кодзо.  Он
старательно отводил глаза.
   - Я тебе глаза выцарапаю, - злобно сказал Дзёдзи. Его  жадный  взгляд
снова был прикован к тому месту, где сходились бедра Кико.
   - Оябун, - прошептал Кодзо, - вы вырвете мне глаза, если я не принесу
вам весть вовремя.
   - Какую? - Кико продолжала двигать бедрами. Ее лоно  вытворяло  такие
невероятные фокусы, что Дзёдзи охватило острое желание.
   - Пришел посетитель.
   - В такой час? - Дзёдзи ощутил тяжесть внизу живота. - Этого  еще  не
хватало!
   - Оябун, - прошептал Кодзо, - это Удэ. Несмотря на все старания Кико,
желание  оставило  его.  Холодок  пробежал  по  спине.   Удэ,   человек,
приводящий в исполнение приговоры его брата Масаси.  Что  нужно  Удэ?  -
спрашивал себя Дзёдзи. Он с ужасом подумал, что  Масаси  мог  узнать  об
утреннем разговоре с Митико.
   - Ты правильно сделал, что сообщил мне, - сказал он,  тщетно  пытаясь
успокоиться. - Скажи Удэ-сану, что я сейчас выйду к нему.
   Дверь закрылась. На ее средней панели, взятой из оби, были вышиты  по
шелку фигуры охотников,  убивавших  дикого  кабана.  Дзёдзи  смотрел  на
картину, пытаясь привести в порядок мысли.
   Кико была слишком хорошо вышколена, чтобы заговорить в такой  момент.
Вместо этого она занялась своей одеждой и вскоре выглядела так  же,  как
во время обеда.
   Не сказав ни слова,  Дзёдзи  отодвинул  дверь  и  вышел.  В  соседней
комнате, посреди татами он увидел грузную фигуру  Удэ.  Дзёдзи  заставил
себя улыбнуться.
   - Добрый вечер, Удэ-сан, - сказал он. Сердце его трепетало. -  Кодзо,
- позвал он, - ты предложил нашему уважаемому гостю чай?
   Удэ отмахнулся от предложения.
   - Извините за вторжение, - произнес он своим громовым голосом, - но я
спешу. Мне надо успеть на самолет.
   Дзёдзи набрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул и сел  напротив
Удэ.
   - Удэ-сан, - сказал он, - я и представить себе не мог, что  этот  час
настанет.
   - Мне очень неловко, но я должен сразу перейти к делу.  -  Голос  Удэ
был твердым, как гранит. Похоже, его нисколько не  заботила  собственная
невежливость. - Этого требуют обстоятельства.
   - Хай. - Дзёдзи ждал, затаив дыхание.
   - Не я выбрал этот час для разговора,  так  что  нам  обоим  придется
смириться со спешкой.
   - Мой отец не так вел дела, - сказал Дзёдзи.
   - Ах, ваш отец, - воскликнул Удэ. - Самый уважаемый из всех людей  на
свете. Я все еще оплакиваю его смерть. Его будут вечно почитать  в  моем
доме.
   - Спасибо, - сказал Дзёдзи.
   - Но ваш отец умер, Дзёдзи-сан. Времена меняются.
   Дзёдзи провел рукой по лбу. Она стала мокрой от пота.
   Чего хочет Удэ? Дзёдзи не мог не ощущать силы,  исходившей  от  этого
человека.
   - Что касается дел, - продолжал Удэ, - ваш брат, скажем так, озабочен
напряженностью в ваших отношениях.  Он  знает,  как  это  расстроило  бы
вашего отца. Масаси-сан решил, что вам лучше поговорить  и  уладить  все
разногласия.
   Дзёдзи был ошеломлен.
   - Извините меня, Удэ-сан, но я знаю своего брата.  Сомневаюсь,  чтобы
он  был  заинтересован  в  разговоре  со  мной.  Мы  с  ним   по-разному
представляем себе будущее Таки-гуми.
   - Что вы, Дзёдзи-сан, Масаси думает лишь об интересах Таки-гуми. И  о
пожеланиях вашего почитаемого отца, Ватаро Таки.
   Дзёдзи приободрился. Если Масаси хочет отдать ему часть Таки-гуми, он
не будет возражать. С другой стороны... О том, что могло быть  с  другой
стороны, Дзёдзи предпочитал не думать.
   Он кивнул.
   - Я согласен.
   Удэ улыбнулся.
   - Хорошо. Скажем, завтра ночью?
   - Работать, когда другие спят? - сказал Дзёдзи.
   - Именно. Масаси считает, что, чем скорее вы договоритесь, тем лучше.
   - В людном месте.
   - Да, - сказал Удэ. - Масаси-сан тоже об этом подумал. Что ж, в такой
час выбор невелик. Где-нибудь в районе Кобуки-тё вас устроит?
   Район Кобуки-тё находился в  Синдзуку,  последние  десять  лет  здесь
велось оживленное строительство. Первоначально тут намеревались возвести
новый  театр  Кобуки,  отсюда  и  название.  Название  осталось,  но  от
строительства  театра  давно  отказались.  Теперь  здесь   располагались
дешевые рестораны, салоны пачинко, видеозалы, ночные клубы и бордели.
   - Там полно заведений типа  "поцелуй-меня-голенькую",  есть  из  чего
выбрать. - Это были ночные заведения, где официантки не  носили  нижнего
белья.
   - Как насчет "А Бас"? - сказал Удэ. - Ничем не хуже других.
   Кодзо проводил гостя до дверей, и Удэ сел в поджидавшее его такси.  В
темноте он улыбнулся. Все прошло  именно  так,  как  предсказывал  Кодзо
Сийна.
   Сидя сзади, Удэ представлял себе, как Сийна разговаривал с Масаси  по
телефону.
   - Как вам удастся вытащить на эту встречу Масаси? - спросил Удэ Кодзо
Сийну, своего нового хозяина. - Он презирает Дзёдзи за слабость и братом
его не считает.
   И Кодзо Сийна ответил:
   -  Я  скажу  Масаси,  что  Таки-гуми  выиграет,  если  братья   будут
изображать  единодушие.  Когда  речь  заходит  о  якудзе,   политики   и
чиновники, с которыми мы имеем дело, не могут избавиться от нервозности.
И если они увидят, что двое оставшихся братьев Таки-гуми  воюют  друг  с
другом, их нервозность усилится  пуще  прежнего.  Только  вчера  министр
Хакера спрашивал меня, следует ли ожидать неприятностей от якудзы - ведь
братья Таки поссорились. Конечно, нет, заверил  я  его  -  так  я  скажу
Масаси. Мы владеем положением. Но, видишь ли, я скажу Масаси, что,  пока
они с братом порознь, могут начаться неприятности. По крайней  мере  так
считают те, кто нас поддерживает.
   - Но встреча между Масаси и Дзёдзи не может  не  кончиться  плохо,  -
сказал Удэ. - Они никогда ни в чем не соглашались друг с другом. Вряд ли
сейчас все будет иначе.
   Кодзо Сийна улыбнулся своей странной улыбкой,  от  которой  даже  Удэ
стало не по себе.
   - Не беспокойся, Удэ. Делай свое дело.  И  когда-нибудь  Масаси  Таки
сделает свое.
 
*** 
 
   - Но это вовсе не завещание, - сказал Майкл. Джоунас протянул руку.
   - Дай-ка мне взглянуть, сынок.
   Майкл протянул ему  содержимое  конверта.  Это  был  листок  почтовой
бумаги с шестью строчками текста. Ни обращения, ни подписи.
   Джоунас прочел письмо, посмотрел на Майкла.
   - Черт возьми, что это такое? Загадка? - Он ожидал хотя бы намека  на
то, что Филипп раскопал в Японии.
   - Это не загадка, - сказал Майкл. - Это предсмертное стихотворение.
   - Предсмертное стихотворение? Ты  хочешь  сказать,  то,  что  писали,
уходя  в  бой,  сумасшедшие  пилоты-камикадзе?  Майкл  кивнул.   Джоунас
протянул ему листок.
   - Ты у нас знаток Японии. Что значит синтаи?
   - Под снегопадом (Белые цапли взывают друг к другу) как яркий  символ
синтаи на земле. - Майкл процитировал предсмертное стихотворение отца. -
В Синтоистском храме, - сказал он, - синтаи - символ божественного  тела
того духа, который, по мнению жрецов, обитает в данном святилище.
   - Я не знал, что твой отец был синтоистом, - сказал Джоунас.
   - Он и не был,  -  ответил  Майкл.  -  Синтоистом  был  мой  японский
наставник, Тсуйо. Помню, отец как-то навещал меня в Японии. Мы  с  Тсуйо
были в это время в синтоистском храме, для него храм был вторым домом. У
отца же храм вызвал благоговейный восторг. Он сказал, что чувствует, что
храм дышит, как живое существо. Священники были поражены - Тсуйо перевел
им слова отца.
   - Тогда что все это значит, Майкл? Стихотворение, я имею в виду, -  с
явным нетерпением произнес Джоунас.
   Майкл встал, подошел к окну. Отсюда был виден участок,  подстриженные
газоны, ухоженный сад. А над  всем  этим  возвышалась  двенадцатифутовая
стена, снабженная всевозможными  электронными  устройствами,  способными
обнаружить и отпугнуть любого грабителя. В поле его зрения  попала  одна
из специально обученных немецких овчарок, охранявших полосу земли в  три
фута шириной по всему внутреннему периметру стены.
   - По-видимому, стихотворение должно что-то значить для меня, - сказал
Майкл. - Но я не могу понять, что именно.
   - Снег имеет для тебя какое-то особое значение? - спросил Джоунас.  -
Или цапли?
   - Да нет.
   - А что они могут символизировать?
   Майкл пожал плечами.
   - Ну же, сынок, - сказал Джоунас. - Думай!
   Майкл снова сел.
   - Ну хорошо. - Он провел рукой по волосам. - Так, снег может означать
чистоту намерений - или смерть. Белый - цвет траура в Японии.
   - Что еще? - Джоунас прилежно записывал.
   - Белые цапли. Символ вечной любви, исключительной красоты.
   Джоунас ждал с ручкой в руках.
   - И это все? - спросил  он  наконец.  -  Чистота,  смерть,  любовь  и
красота?
   - Да.
   - О господи! - Джоунас отшвырнул ручку. - Твой отец любил тайны, но у
меня нет времени разгадывать его головоломки. Ты был прав. Нобуо Ямамото
отбыл со своей торговой делегацией обратно в Японию.  Вся  та  компания,
которую ты видел в клубе "Эллипс", просто рты разинула. А  в  полночь  я
получил сообщение, что японский  премьер-министр  огласил  новый  бюджет
страны. Двенадцать процентов его идет на  оборону.  Это  неслыханно.  Со
времени окончания войны расходы на оборону в Японии  не  превышали  трех
четвертей  процента.  Ты  понимаешь,   какими   страшными   могут   быть
последствия?
   Майкл поднял глаза.
   - Почему страшными? Мне кажется, чем больше Япония тратит на оборону,
тем более самостоятельной она становится.
   - У нас не будет над ними такой власти, как сейчас, - сказал Джоунас.
- Сейчас Америка для них - рыцарь без страха и упрека. И так  со  времен
окончания войны. И наша денежная помощь. Все это превращало Японию в наш
аванпост на Дальнем Востоке. Черт, да в некоторых точках  от  Японии  до
Советского Союза меньше ста миль.
   - Может быть, японцы устали от  навязанной  им  роли,  -  предположил
Майкл. - Роли американского вассала в Тихом океане.
   - Оставим в стороне вопросы обороны, - сказал Джоунас,  -  но  Япония
вооружается, и этого нельзя не учитывать.  Большой  оборонный  бюджет  и
связанная с ним милитаризация больше сорока лет вызывали у  них  стойкую
неприязнь. Они все еще помнят  Хиросиму  и  Нагасаки.  Помнят  настолько
хорошо, что не желают видеть в своих водах американские суда с  ядерными
реакторами.
   - Агрессивный милитаризм в  сочетании  с  чрезмерными  экономическими
амбициями довели их до второй мировой.  Страна  была  почти  уничтожена.
Казалось  бы,  они  должны  сделать  все   возможное,   чтобы   избежать
повторения.
   - И какие выводы мы должны сделать из их нового бюджета?  Или  из  их
высокомерия в сфере экономики? Мне кажется, японцами начинают овладевать
те же идеи, которые заставили их сорок с лишним лет назад  объявить  нам
войну.
   - Вы пугаетесь собственной тени,  -  сказал  Майкл,  -  и  поднимаете
тревогу только потому, что Нобуо Ямамото и его команда больше не  желают
играть по американским правилам.
   - Майкл, - тихо сказал Джоунас,  -  независимая  Япония  -  это  мина
замедленного  действия,  поверь  мне.  Эти  ублюдки  сошли  с  ума.  Ими
завладело навязчивое  желание  покончить  с  зависимостью  от  импортной
нефти.
   - Вполне понятное желание, ответил Майкл. - Если бы вы  оказались  по
ту сторону Тихого океана без природных ресурсов, вы бы думали точно  так
же.
   - Не нравится мне это, - сказал Джоунас.  -  То,  что  шесть  месяцев
назад было еле заметной переменой  настроения  в  неофициальных  кругах,
вдруг превратилось во вполне официальное изменение внешней политики.
   - Давайте, я съезжу туда и... - предложил Майкл.
   - Ты едешь на Гавайи, - перебил его Джоунас. - Я тебе говорил, у  нас
есть один след на острове  Мауи.  Человека  зовут  толстяк  Итимада.  Он
оябун, глава Таки-гуми, одного из семейств якудзы на Гавайях.  В  отделе
нам удалось выяснить, что за день до смерти твой отец звонил Итимаде.  Я
хочу знать почему.
   Джоунас раскрыл папку и протянул Майклу четыре фотографии.
   - Вот все,  что  мы  знаем.  Хозяин  Итимады  -  Масаси  Таки,  оябун
Таки-гуми. - Он указал  на  черно-белую  фотографию  человека  с  лицом,
похожим на волчью морду. - Он самый младший из  трех  братьев  Таки.  Их
отец, Ватаро Таки, - он  показал  другую  фотографию,  -  недавно  умер.
Ватаро Таки был крестным  отцом  якудзы.  Из  мира  мелких  хулиганов  и
мошенников он вывел их в мир законного и не  совсем  законного  большого
бизнеса.
   - Должен признать, из всех главарей якудзы Ватаро был  самым  лучшим.
Он открыто выступал против коммунистического вторжения в  Японию.  После
вызванных коммунистами беспорядков в доках Кобе в сорок восьмом году его
клан много раз оказывал помощь токийской полиции. -  Джоунас  указал  на
третью фотографию. - Сразу после смерти Ватаро его старший сын,  Хироси,
был убит при загадочных обстоятельствах. Ходят слухи, что  убийцу  нанял
Масаси, дабы получить больше шансов занять отцовское место.  По  другим,
более упорным слухам, его смерть -  дело  рук  некоего  Зеро.  Никто  не
знает, кто такой этот Зеро, известно лишь, что  это  ронин,  не  наемный
воин. Он работает в орбите якудзы, но не  подчиняется  ее  правилам  или
законам гири. Об этом Зеро ходит много легенд. Настолько много, что вряд
ли все они соответствуют действительности. Однако  якудза  свято  в  них
верит. Даже главы кланов боятся Зеро.
   При упоминании о Зеро по спине  у  Майкла  пробежали  мурашки.  Зеро:
отсутствие закона; место, где Путь воина не имеет силы. Не  удивительно,
что ронин наводит страх на всю якудзу: имя у него громкое.
   Джоунас подцепил край последней фотографии.
   - Таким образом, остается Дзедзи, средний брат. Масаси уже  вышвырнул
его из Таки-гуми. Мы можем не брать в расчет  Митико  Ямамото,  приемную
дочь Ватаро. Она  значительно  старше  братьев  и  уже  многие  годы  не
вмешивается  в  дела  Таки-гуми.  Вполне  возможно,   твой   отец   знал
значительно больше. Меня бы это не удивило. Он был знаком с  ними  много
лет  назад,  а  для  японцев  с  их  семейными  связями   и   моральными
обязательствами времени не существует.
   Джоунас бросил на стол толстый конверт.
   - Здесь все, что может тебе понадобиться: билеты,  паспорт,  японская
виза,  досье  на  Итимаду  и  Таки-гуми,  карты  Мауи.  Ты   там   бывал
когда-нибудь? Нет? Что ж, по сравнению с некоторыми другими это  райское
местечко. Достаточно легко добраться, невозможно потеряться, разве что в
дебрях близ Ханы. Но ты  направляешься  на  другую  сторону  острова,  в
Кахакулоа. Местность  гористая,  с  пышной  растительностью,  но  вполне
проходимая.
   - Здесь также  план  участка  Итимады,  сведения  о  системе  защиты,
численности его подручных и тому подобное. Этим данным  можешь  доверять
на сто процентов. Но как пробраться внутрь -  решать  тебе.  Не  надейся
получить от него приглашение. А подходить к нему слишком  близко,  когда
он за пределами поместья, тоже опасно:  все  его  люди  вооружены  и  не
боятся первыми открывать пальбу. Все ясно?
   Майкл кивнул.
   - В аэропорту Кухулаи тебя будет ждать "джип".  Твой  номер  в  отеле
оплачен. Здесь пять тысяч долларов, если понадобится еще,  на  твое  имя
открыт счет в банке Дайво в Кухулаи.
   Майкл взвесил конверт на руке.
   - Вы что-то говорили о паспорте и японской визе, - произнес он.
   Джоунас усмехнулся.
   - Я не гадал на кофейной гуще, если ты это имеешь в  виду.  Я  просто
хочу предусмотреть все возможности.
   - Если я попаду-таки в  Японию,  -  сказал  Майкл,  -  то  постараюсь
немного прощупать Ямамото и его окружение. У меня  еще  много  друзей  в
этой стране.
   Джоунас предостерегающе поднял руку.
   - Майкл, пожалуйста, не делай мне  одолжений.  Ты  будешь  целиком  и
полностью занят поисками убийцы своего отца и похитителя  сестры.  После
деятельности твоего  отца  -  вотчина  якудзы,  -  стала  теперь  твоей.
Привыкай и осваивайся. Хорошо?
   Майкл еще раз внимательно перечитал предсмертное стихотворение отца.
   - Может быть, мои выводы были слишком  поспешными,  -  сказал  он.  -
Может быть, это действительно загадка,  что-то  вроде  подброшенного  им
теста. - Он закрыл  глаза.  Какое-то  воспоминание  промелькнуло  в  его
голове, что-то связанное с Одри. - Нет, в этом что-то есть... Когда мы с
Одри были маленькими, мы попали в  буран.  "Под  снегопадом".  Я  сделал
укрытие из снега. Одри хотела убежать, но я ей не дал. Я  затащил  ее  в
укрытие, и мы сидели там, прижавшись друг к  другу,  пока  отец  нас  не
нашел. Потом он говорил, что это укрытие нас спасло.
   - Точно, - сказал Джоунас. - Я помню, твой отец рассказывал мне,  как
он вас нашел. Он гордился тобой, сынок. - Он пожал плечами. -  Но  я  не
вижу, какое отношение это имеет к стихотворению.
   - Вот это самое "Под  снегопадом".  Мне  трудно  объяснить...  "Белые
цапли взывают друг к другу". - Майкл резко поднял голову. - Вот оно! Это
точно!
   - Что?
   - Цапли взывают не друг к другу, - возбужденно сказал  Майкл.  -  Они
взывают к своим семьям.
   - Ну, и? - Джоунас по-прежнему ничего не понимал. "Я звала  и  звала,
Майкл, - сказала Одри. - Я думала, отец услышит меня от самого дома.  Ты
помнишь? - Майкл помнил.
   Он хлопнул рукой по письму.
   - Здесь только половина,  -  сказал  он.  -  Что  бы  ни  было  здесь
зашифровано, это лишь часть отцовского послания.
   Джоунас всплеснул руками.
   - Господи, где же другая часть?
   - У Одри.
   - Что? - Джоунас чуть не упал со стула.  -  Черт  возьми,  о  чем  ты
говоришь?
   - Неужели вы не понимаете, дядя Сэмми? Белые цапли - это мы,  Одри  и
я! Мы взываем друг к другу.
   - Не понимаю.
   - Она мне говорила, что отец прислал ей открытку.
   - Послушай сынок, мои люди перевернули весь дом  вверх  дном.  Ничего
похожего не было. Майкл уставился на Джоунаса.
   - В таком случае открытка при ней, - сказал он. - Джоунас, неужели вы
не  видите?  Теперь  понятно,  почему  Одри  похитили.  Чтобы   получить
содержащуюся в этой открытке информацию.
   Джоунас промолчал.
   Глядя на отцовское письмо, Майкл гадал, прочел ли его кто-нибудь еще.
   - Дядя Сэмми?
   - У нас слишком много "если", однако это вполне возможно, -  произнес
наконец Джоунас.
   - Кто мог вскрыть письмо? - спросил Майкл. Джоунас покачал головой.
   - Кто угодно. Но вполне возможно, что никто и не вскрывал.
   - Черт возьми! - сказал Майкл. - Это не ответ.
   Джоунас холодно посмотрел на Майкла.
   - Я понимаю твое разочарование, сынок. Сейчас мы  понятия  не  имеем,
почему твою сестру похитили. - Он забарабанил пальцами по столу. -  Пока
нам надо готовиться к худшему. К тому, что Одри в смертельной опасности.
Кроме того, у нас очень мало времени. Если похититель и впрямь знал, что
Филиппу удалось сообщить ей какую-то информацию. - Джоунас посмотрел  на
Майкла. - И если это так, следующим на очереди будешь ты.
   - Мы должны спасти ее, - сказал Майкл. - Кроме  того,  иначе  мне  не
разгадать послание отца.
   Джоунас отвернулся к окну. Солнце садилось, его лучи цвета червонного
золота прочертили полосы  на  полу  кабинета.  Наконец  он  произнес:  -
Поступай как знаешь, сынок. Похоже, другого пути у нас с