ли по нему. Впереди было светлее, и они разглядели  большую
открытую площадку.
   Внезапно  возникла  чья-то  тень.  Дзёдзи  резко  остановился.  Кодзо
прижался спиной к правой стене.
   Дэйдзо стоял неподвижно, как истукан.  Он  был  настоящим  богатырем.
Этот здоровяк наверняка чувствовал бы себя куда удобнее в костюме борца,
занимающегося сумо, чем в старомодном темном костюме в  полоску,  плотно
облегавшем его накачанные мускулы.
   - Что вы тут делаете? - набычился Дэйдзо. - Вы уже не принадлежите  к
Таки-гуми. И вам тут не место.
   - У меня назначена здесь встреча с моим братом, - солгал Дзёдзи.
   Он внимательно  следил  за  тем,  как  Дэйдзо  медленно  расстегивает
пиджак. Правую руку Дзёдзи держал на уровне ребер.
   - Мне кажется, это не самое мудрое решение, - сказал Дзёдзи,  вытянув
пистолет ровно настолько, чтобы на его дуле заплясали лучи света.
   - Чем это пахнет? - спросил Дэйдзо, непонятно к кому обращаясь.
   Дзёдзи не ответил. Он думал: "Это будет моим. Все это будет моим".
   Дэйдзо принюхался, будто пес.
   - По-моему, я узнаю этот запах.
   - Пропусти меня.
   Дэйдзо в упор посмотрел на Дзёдзи.
   - Это запах смерти.
   Он стремительно метнулся вперед. Низко пригнувшись и ссутулив могучие
плечи, он оттолкнулся от пола короткими, сильными ногами  и  кинулся  на
Дзёдзи. Тот выстрелил.
   Кодзо вынул руку из кармана плаща. Он прицелился в Дэйдзо, но великан
уже вцепился в глотку Дзёдзи.
   Дзёдзи захрипел и ударился затылком  о  деревянный  пол  в  коридоре.
Противник стукнул его локтем в солнечное сплетение, потом  по  плечу,  и
Дзёдзи тут же перестал чувствовать свою правую руку.
   Он закашлялся,  отчаянно  пытаясь  продышаться.  Краем  глаза  Дзёдзи
заметил, что Дэйдзо тянется за отброшенным пистолетом. Здоровяку удалось
подобрать пистолет, и Дзёдзи, затаив дыхание, следил за тем, как  Дэйдзо
медленно, словно  при  съемке  рапидом,  обхватывает  толстыми  пальцами
рукоять пистолета и неуклюже пытается достать  указательным  пальцем  до
курка. Дуло описало в воздухе полукруг,  неуклонно  приближаясь  ко  лбу
Дзёдзи.
   Дзёдзи собрал все силы и, ударив Дэйдзо по шее, рванулся  в  сторону.
Схватив Дэйдзо за запястье, он услышал хлопок  и  почти  одновременно  -
резкий всхлип Дэйдзо. Пистолет повис  на  его  сломанном  пальце,  таком
толстом, что он с трудом пролезал  в  скобу  и  доставал  до  спускового
крючка.
   Дэйдзо лягнул Дзёдзи и быстро отполз в  сторону.  Дзёдзи  постарался,
как мог, защититься от удара. Дэйдзо  вытащил  из-под  пиджака  танто  -
длинный нож. Бесполезный пистолет болтался  у  него  на  пальце,  вид  у
Дэйдзо был довольно нелепый.
   Кодзо заметил за спиной сражавшихся какие-то тени. Он поднял оружие и
спустил курок. Двое из якудзы  метнулись  назад  в  просторную  комнату.
Кодзо крался вдоль стены, пока не очутился позади  Дзёдзи  и  Дэйдзо.  В
стену прямо над его головой вонзилась  пуля,  но  он  успел  пригнуться.
Затем снова пошел вперед  и  опять  выстрелил.  Перезарядив  оружие,  он
присел на  корточки  и  враскорячку,  словно  краб,  вылез  на  открытое
пространство.
   Дэйдзо уже повернулся и пошел в атаку, занеся  над  головой  зловещий
клинок. Дзёдзи сделал широкий шаг в сторону Дэйдзо, вытянув левую  ногу.
Правой рукой - ребром ладони - он полоснул Дэйдзо по подбородку;  голова
Дэйдзо дернулась вверх, а Дзёдзи схватил  левой  рукой  правое  запястье
своего  врага.  Теперь  ему  оставалось  только  извернуться,  остальное
произошло бы само собой.
   Однако  в  этот  миг  он  наступил  пяткой  на  гвоздь.  Колени   его
подогнулись, хватка ослабла, и Дзёдзи рухнул на пол.
   Дэйдзо  не  теряя  времени  даром,  навалился  на  него  и  поднес  к
подбородку лезвие ножа. Даже небольшой надрез решил бы исход схватки.
   Дзёдзи схватил правой рукой левую руку Дэйдзо.
   Раздался тихий выстрел, Дэйдзо вытаращил глаза.
   Дело в том, что Дзёдзи нажал на сломанный палец  противника,  до  сих
пор лежавший на  спусковом  крючке.  Пистолет  выстрелил,  пуля  угодила
Дэйдзо прямо в грудь.
   Кровь хлынула ручьем, Дзёдзи позвал Кодзо.
   Тот подбежал.
   - Что случилось?
   - Он меня чуть не убил, - сказал Дзёдзи. - Вот что случилось.
   - Он мертв? - осторожно спросил Кодзо.
   -  Мертвее  копченого  угря,  -   усмехнулся   Дзёдзи.   Он   услышал
подозрительный звук  и,  вытянув  шею,  заглянул  за  угол.  В  коридоре
распахнулась дверь. Еще один  парень  из  якудзы  опасливо  озирался  по
сторонам.
   - Что там такое? - услышал Дзёдзи голос своего товарища.
   - Не знаю. Тут раздались выстрелы. Но я ничего не  вижу.  В  коридоре
темно.
   Однако в комнате, где сидели эти двое  мужчин,  было  светло.  Дзёдзи
вытаращил глаза и подумал: "Великий Будда!"
   Он узнал незнакомцев, которые всякий раз оказывались рядом с  Митико,
когда он с ней виделся, и вспомнил ее волнение. Ему стало ясно, что  все
это значило. Ведь в подвальном помещении в квартале Такасиба, в  комнате
без единого окна Дзёдзи увидел Тори,  любимую  внучку  Митико!  Охранник
приставил к ее голове пистолет.  Он  очень  нервничал.  Дзёдзи  поспешно
спрятался за угол, чтобы его не застрелили.
   "Забудь о своем брате Масаси", - сказала тогда Митико.
   "Прошу тебя! - воскликнул Дзёдзи. - Почему ты не  хочешь  мне  помочь
победить его?"
   А она ответила:
   "Я не могу вмешиваться. Я ничего не могу поделать".
   И он был так ослеплен своими  собственными  бедами,  что  не  услышал
страдания в ее голосе.
   Дзёдзи хотелось ворваться в комнату - в эту унылую тюремную камеру  -
и увести оттуда Тори. Но он увидел,  что  второй  бандит  крепко  держит
девочку, приставив пистолет к ее виску. Дзёдзи понял, что сейчас у  него
нет шансов спасти Тори. Сейчас  важно  не  показать  им,  что  он  видел
девочку.  Единственный  его  союзник  во   враждебном   мире   брата   -
внезапность.
   - Быстрее! - прошептал он. - Брось оружие. Только сперва как  следует
оботри его.
   Он проделал то же самое со своим  пистолетом.  Это  оружие  не  имело
серийного номера, так что опознать его было невозможно.
   Выйдя на улицу, они спокойным шагом дошли до машины и сели в нее.
   - Поехали! - скомандовал Дзёдзи. Кодзо подчинился.
 
*** 
 
   Лилиан Досс встретил в  парижском  аэропорту  имени  Шарля  де  Голля
сотрудник с площади Атеней.
   - Bonjour, madame, - сказал он, когда она прошла въездной контроль.
   - Франсуа!
   Он улыбнулся и взял у нее багажные бирки.
   - Приятно видеть вас снова, мадам.
   - А мне приятно вернуться сюда, - ответила она по-французски.
   Лилиан была в летнем платье  с  лиловато-сиреневым  рисунком.  Волосы
были зачесаны  гладко  и  скреплены  заколками,  украшенными  фальшивыми
бриллиантами.  На  золотой  цепочке  зеленел  изумрудный  кулон  в  виде
слезинки.
   Лилиан спокойно смотрела на раскрасневшихся, куда-то мчавшихся людей.
Дожидаясь, пока привезут чемоданы, она играла сама с собой в одну  игру.
Лилиан пыталась определить,  из  какой  страны  тот  или  иной  человек.
Американец он или европеец?  А  если  европеец,  то  откуда  именно?  Из
Франции, Англии, Италии или Германии? А сколько ей  попадется  здесь  на
глаза граждан Восточной  Европы?  Сможет  ли  она  отличить  поляков  от
югославов, а румын от русских?
   Последняя задача была и впрямь непростой. Требовался наметанный  глаз
и немалый опыт. Искушенный человек обращал внимание не столько на  лицо,
сколько на одежду. Лилиан пристально рассматривала тех, кто стоял к  ним
поближе. К тому времени, когда Франсуа получил все ее  чемоданы,  Лилиан
составила правильное представление - она в этом  не  сомневалась  -  обо
всех окружающих.
   - Машина вон там, мадам, - сказал Франсуа.
   День   выдался   солнечный.   Ослепительно-белые   пушистые    облака
покачивались над горизонтом, словно спящие херувимы.  В  свежем  воздухе
был разлит восхитительный аромат недавно лопнувших почек  и  благоухание
цветов. Осенью же воздух был напоен  удивительным,  горьковатым  запахом
тлеющих листьев, всегда пьянивших Лилиан. Впрочем, в любое время года  в
Париже она вдыхала его запахи, словно пила отличное выдержанное вино. До
чего  же  приятно  сознавать,  что  современность  не   лишила   Францию
утонченности и изысканности, свойственных странам с древней культурой.
   Район Дефанс и рынок Ле Алль Лилиан восприняла не столько как уступку
новым веяниям,  сколько  как  еще  одно  проявление  волшебства,  магии,
которую Париж источает, словно аромат самых редких духов.
   Вдыхать Париж  значит  сохранять  свою  душу,  подумала  Лилиан.  Кто
написал это? Виктор Гюго?
   Лилиан вытянула шею, чтобы видеть как можно больше. Когда они въехали
на окружное шоссе, Лилиан вдруг испытала потрясение, как будто прежде ей
все еще не верилось, что она очутилась во Франции. У ворот Майо  Франсуа
повернул на скоростную дорогу и помчался так, что у  Лилиан  зарябило  в
глазах.
   В отеле она долго лежала в горячей ванне.  Затем  вытерла  волосы  и,
завернувшись в махровый халат, распахнула большое, до пола, окно.  Номер
располагался на пятом этаже, в одной из четырех комнат был балкон. Когда
Лилиан вышла из ванны, гостиничная обслуга уже доставила  ей  в  комнату
кофе и рогалики. Шампанское, которое принес ей  управляющий,  пить  было
еще рановато; бутылка  дожидалась  Лилиан  в  металлическом  ведерке  со
льдом.
   Лилиан села на солнышке. Она потягивала крепкий черный кофе и слушала
щебетание птиц, летавших вокруг. Внизу,  в  обсаженном  деревьями  дворе
хлопотали  официанты,  накрывая  столы  к  ленчу.  Доносилась  негромкая
музыка. Лилиан подставила солнцу спину и бедра.
   Взяв "Интернэшнл Геральд Трибьюн", она быстро пролистала газету.  Она
с интересом прочитала статью Хельмута Шмидта, бывшего канцлера  Западной
Германии, называвшуюся "У Японии нет настоящих друзей в  мире".  Еще  ей
попалось несколько любопытных заметок. Одна, ссылаясь на "Юнайтед  Пресс
Синдикейт", приводила результаты опроса,  проведенного  среди  корейских
лидеров и интеллигенции, которые, в  основном,  считали,  что  Япония  в
настоящее время представляет угрозу миру в их регионе, как,  впрочем,  и
во всем мире. С другой стороны, в той же самой заметке  говорилось,  что
моторы южнокорейского автомобиля "хьюндай", имевшего такой бешеный успех
среди покупателей, производятся японцами.
   "Всем  нужны  японские  деньги,  -  заявлял  известный   сингапурский
академик. - Но при этом все твердят одно:  "Избави  нас  Боже  оказаться
завтра во власти японцев!" Американцы  приходят  и  уходят.  Японцы  же,
придя, остаются навсегда".
   Лилиан отпила глоток кофе и стала читать дальше.  Во  второй  заметке
приводилось мнение других крупных деятелей Юго-Восточной  Азии,  которых
повергал в ужас прогресс Японии в области наукоемких технологий. Все они
чувствовали, что рано или поздно японцы направят свою  исследовательскую
мощь на  разработку  оружия  двадцать  первого  века,  это  лишь  вопрос
времени.
   В  качестве  примера  многие  упоминали  новый  японский  истребитель
"Ямамото ФАКС", над которым сейчас работали конструкторы;  его  создание
грозило компаниям "Боинг" и "Макдоннел - Дуглас" тем, что они  останутся
не у дел.
   Лилиан просмотрела газету до конца, но больше там ничего  интересного
не было. Цветы, росшие у  стен  внутреннего  дворика  гостиницы,  яркими
пятнами  расцвечивали  чугунные  витые  решетки.  Слышались   оживленные
голоса.  Элиан  выглянула  с  балкона  и  увидела,  что  столики   внизу
постепенно занимают первые посетители.
   Она вспоминала, как много  лет  назад  Джоунас  впервые  взял  ее  на
какой-то из бесчисленных светских раутов на  один  из  скучных  приемов,
столь частых в мире политиков, где Джоунас чувствовал себя  как  рыба  в
воде. Филиппа не было, он уехал в Бангкок или в Бангладеш.  Короче,  бог
знает куда. Лилиан никогда раньше не  видела  столько  лент,  медалей  и
галунов, пришитых или прикрепленных булавками к мужским пиджакам.
   Она держала Джоунаса под руку и улыбалась  ослепительно  и  уверенно,
будто стюардесса, а Джоунас обходил гостей, собравшихся в  зале.  Лилиан
почувствовала себя в ловушке. Невероятно красивые  женщины,  скользившие
мимо нее, казались манекенами из  магазина.  Их  не  касались  жизненные
невзгоды  и  трудности,  они  целыми  днями  сибаритствовали,   наводили
красоту: подстригали, красили и осветляли волосы, ухаживали  за  ногтями
на руках  и  ногах,  делали  чистку  лица  и  массаж,  мазались  кремом,
принимали   грязевые   ванны,   пользовались   масляными   притираниями,
занимались шиацу. В промежутках между посещением косметического кабинета
и  магазинов   они   успевали   встречаться   с   членами   всяких   там
благотворительных  комитетов.  Это  давало  им  основания  тешить   себя
иллюзией, будто их жизнь имеет хоть какой-то смысл.
   Как мне могло взбрести в голову, что я  впишусь  в  это  общество?  -
подумала тогда Лилиан. По-моему, у меня  не  все  дома,  раз  я  приняла
приглашение Джоунаса.
   Ей стало стыдно, словно она совершила мошенничество. В любой  момент,
казалось ей, какая-нибудь мадам Пьер Круа де  Гер-Сен  Эстоф  обнаружит,
что Лилиан -  самозванка.  И  позовет,  четко  и  отрывисто  выговаривая
английские слова, охранников в военной форме, чтобы они на виду  у  всех
выдворили Лилиан из зала.
   "Что? Ее фамилия пишется не через  дефис?  А  из  какой  она,  кстати
говоря, семьи? Дочь армейского генерала? Вояки? Боже мой! Правда? Но как
она умудрилась проникнуть сюда? Она явно особа не нашего круга".
   Лилиан содрогнулась. Слова,  которые  она  мысленно  вложила  в  уста
собравшихся в зале, оставили у нее во рту горький привкус.
   Джоунас рассказал юному, честолюбивому советнику австралийского посла
анекдот о том, что в Америке мужчины жаждут власти, а женщины лелеют  не
менее прекрасную мечту о твердом члене.
   Джоунас  и  его  собеседник  расхохотались,  и  Лилиан   еще   острее
почувствовала себя тут чужой. В этом анекдоте потешались над  женщинами,
а на нее  никто  и  вовсе  внимания  не  обращал,  словно  ее  вовсе  не
существовало. А ведь она тоже женщина, это и  дураку  ясно.  Джоунас  не
имел права рассказывать такие анекдоты в ее присутствии! Но он  даже  не
удосужился оговориться, обратившись к ней:  "Разумеется,  присутствующие
не в счет". Лилиан была здесь лишь как дополнение к нему, как  последний
штрих, завершивший его образ.
   Лилиан вспомнила, как внутри у нее  вдруг  похолодело.  Она  оглядела
бело-голубую комнату, оформленную в колониальном  стиле.  Посмотрела  на
пятнадцатифутовые  окна,  богато  украшенные   французскими   витражами.
Официантки в униформе и белых перчатках -  официантов  мужчин  здесь  не
терпели, Боже упаси! - обходили гостей, обслуживая  увешанных  медалями,
лентами и прочими игрушками дядюшек.
   Австралиец, не обращая внимания на Лилиан, по-прежнему громко  болтал
с Джоунасом. К ней подошел американский бригадный генерал из  Пентагона,
но Лилиан показалось, что он говорит на чужом, незнакомом  языке.  Когда
Лилиан в панике попыталась что-нибудь ему ответить, из ее открытого  рта
вырвалось лишь нечто нечленораздельное.
   Ее щеки пылали. Она  покраснела  еще  до  того,  как  услышала  слова
австралийца, обращавшегося к Джоунасу: "А эта симпатичная  бабенка,  кто
она?"
   Когда Лилиан, оправившись от шока, сообразила, что речь идет  о  ней,
она и вовсе захотела умереть.
   Лилиан отпрянула  от  Джоунаса  и  побежала  в  дамский  туалет.  Как
несправедливо, что только здесь можно найти убежище, вырваться из  мира,
в котором властвуют мужчины!
   Лилиан долго  смотрела  в  зеркало.  Очутившись  в  одиночестве,  она
поняла, что у нее похолодело  внутри  от  ярости.  Причем  ее  гнев  был
направлен не на австралийца, на которого - хотя он,  конечно,  вел  себя
свински - ей было глубоко наплевать. И даже не на Джоунаса, который  мог
бы оказаться посообразительней, но увы... а впрочем, что от него ждать?
   В святилище под названием "дамский туалет" Лилиан наревелась от души;
она никогда так  не  рыдала  даже  в  собственной  спальне,  ведь,  если
разобраться, эта спальня не могла считаться целиком  ее  собственностью,
она принадлежала и Филиппу.
   Как она ненавидела Филиппа за то, что он ее бросил! За то, что  обрек
на муки одиночества, которые, похоже, не кончатся никогда.  За  то,  что
привязали ее узами любви к жизни, которую она глубоко презирала.
 
*** 
 
   Наступило утро, а их тела все еще  переплетались.  Гирлянды,  которые
Майкл и Лилиан нацепили  на  шеи,  пожухли,  аромат  побуревших  листьев
выветрился.
   Майкл повернулся и открыл глаза. Жук прополз по его руке  и  исчез  в
прелых листьях, лежавших под скалой.  Майкл  дотронулся  до  Элиан,  она
вздрогнула и  проснулась.  Ее  глаза  широко  открылись,  уставились  на
Майкла, и он вздрогнул, увидев, что в  них  нет  ровным  счетом  никаких
эмоций. Между мужчиной и женщиной пробежал холодок. Но мгновение  спустя
это исчезло, Элиан вернулась из Бог знает каких  жутких  мест,  куда  ее
занесли духи ночи.
   - Доброе утро, - сказал Майкл, поцеловав ее в губы. Она подняла  руку
и провела пальцем по его подбородку.
   - Ты хорошо спала? - спросил он. Она кивнула.
   - Да, без сновидений. Этого со мной не бывало уже много лет.
   - А я, наоборот, всю ночь видел сны, - сказал Майкл.  -  Мне  снились
битвы и воины с  круглыми  щитами,  сделанными  из  панцирей  гигантских
черепах.
   Майкл начал одеваться и хотел было снять с шеи засохшую гирлянду.
   - Не надо, - остановила его Элиан. - Оставь ее до возвращения домой.
   Он посмотрел на девушку, та  еле  заметно  улыбнулась.  Майклу  вдруг
пришли на память звуки, доносившиеся вчера из ночной  мглы,  и  силуэты,
которые он видел из их убежища.
   - Элиан, - проговорил Майкл, - вчера ночью я слышал шум. И даже вроде
бы видел, как там что-то двигалось, - он показал где именно. -  Что  там
происходило, когда мы с тобой занимались любовью?
   - Не знаю. Наверное, ничего. А может, там бродил какой-нибудь  ночной
зверь. Здесь водятся дикие кабаны и мангусты.
   - Кабаны и мангусты - дневные звери,  -  возразил  Майкл.  -  Они  не
шныряли  бы  тут  по  ночам.  И  потом  ты  ведь  тогда  заставила  меня
отвернуться, помнишь?
   Элиан встала.
   - Ладно, все равно это не имеет значения.
   Она начала одеваться.
   Майкл приподнял висевшую у него на шее гирлянду.
   - Ты сказала, это нас защитит. Но от чего?
   Элиан пожала плечами.
   - Это зависит  от  того,  во  что  ты  предпочитаешь  верить.  Кахуны
утверждают, что боги до сих пор обитают здесь,  древние  воины,  которые
столетия назад сражались в этих краях, истекали кровью  и,  может  быть,
погибали.
   - Ты хочешь сказать, что именно это я и слышал?  Элиан  опять  пожала
плечами.
   - Почему бы и нет? Тут, на острове, тьма-тьмущая духов.
   - Одно дело ощущать, что здесь источник энергии, и  другое  -  видеть
духов.
   - Если ты в это не  веришь,  -  сказала  Элиан,  -  то  ничего  и  не
случится. Но я хочу тебе кое-что сказать. Боги, сражавшиеся здесь,  были
с щитами из панцирей гигантских морских черепах.
   Майкл  не  понимал,  подшучивает  ли  она  над  ним  или  нет.  Элиан
наклонилась и поцеловала его в губы.
   - Не смотри на меня  так  насмешливо.  Я  говорю  правду.  Ты  можешь
прочитать это в любой книге по истории Мауи. Одеваясь, Майкл  раздумывал
над ее словами.
   -  Сны  -  это  не  реальность,  -  сказал  он.  -  Они  возникают  в
человеческом подсознании, а не в окружающей действительности.
   - Человеческое сознание рационально, Майкл. Тебе уже следовало бы это
понимать. И тем не менее ты пытаешься заткнуть круглую дырку  квадратной
пробкой. Но это не получится, как бы ты ни старался.
   Майкл сказал:
   - Тебя завораживает мир духов? Но  ты  же  понимаешь,  что  он  не  в
состоянии заменить реальную жизнь.
   - Что ты имеешь в виду?
   - То, что это тоже уход от действительности.
   - Как р