азал он. - Передайте ему мое  спасибо,
ладно? Спасибо ему за поддержку, за техническую поддержку, Смайли; за добрые
пожелания, спасибо  ему  за  веревку,  которую  он  нам  прислал,  чтобы  мы
повесились. Спасибо за хорошие слова: за то,  что  прислал  вас  с  цветами.
Отличная работа.
   Речь Холдейна показалась Леклерку слишком грубой.
   - Эйдриан, давайте не будем так суровы со Смайли. Он  всего  лишь  делает
свою работу. Нам всем надо возвращаться в  Лондон.  Потом  у  нас  донесение
Филдена... Мне хочется  показать  его  вам,  Смайли.  Расположение  войск  в
Венгрии: кое-что новое.
   - Я с удовольствием посмотрю", - вежливо сказал Смайли.
   - Знаете, Эйвери, он прав, - со  значением  повторил  Леклерк.  -  Будьте
солдатом. Это превратности войны, надо придерживаться правил игры! Здесь  мы
играем по военным правилам. Смайли, я должен перед вами извиниться. И боюсь,
перед Контролем тоже. Я думал, что наше прежнее соперничество  еще  живо.  Я
ошибался. - Он склонил голову. - Я хочу пригласить вас пообедать со  мной  в
Лондоне. Мой клуб не соответствует вашим запросам,  я  знаю,  но  там  тихо;
хорошее общество. Очень хорошее. И Холдейн должен быть. Эйдриан, я приглашаю
вас!
   Эйвери закрыл лицо руками.
   - Вот что я бы еще хотел обсудить с вами, Эйдриан, - Смайли, вы не будете
возражать, я уверен, ведь практически вы член нашей семьи - вопрос о секторе
регистрации. Система библиотечных досье уже устарела. Как раз перед отъездом
я говорил с Брюсом. Несчастная мисс Кортни едва поспевает.  Боюсь,  что  нам
придется делать больше копий... первый экземпляр -  ответственному  офицеру,
копии для информации. Сейчас в продаже появилась новая копировальная машина,
делает дешевые отпечатки по три с половиной пенса за штуку, что вовсе не так
дорого в наше трудное время... Я должен поговорить кое с кем  об  этом...  в
Министерстве... от стоящей вещи там не станут отказываться. Может быть...  -
Он замолчал. -  Джонсон,  нельзя  ли  делать  поменьше  шума?  Мы  пока  еще
оперативный Департамент, как  вам  известно.  -  Он  говорил,  как  человек,
который не забывает о своем облике и профессиональных традициях.
   Джонсон направился к окну. Опершись о подоконник, он высунулся наружу и с
привычной тщательностью начал свертывать антенну, накручивая ее на  катушку,
которую держал в левой руке. При этом он осторожно поворачивал  бобину,  как
старушка - моток с шерстью. Эйвери всхлипывал как ребенок. Никто на него  не
обращал внимания.

Глава 23

   Зеленый  фургон  медленно  пересек  привокзальную  площадь   с   высохшим
фонтаном.  Небольшая  радарная  антенна  на  крыше  автомобиля  настороженно
поворачивалась то в одну,  то  в  другую  сторону.  Позади,  на  достаточном
расстоянии, ехали два грузовика. Наконец пошел настоящий снег. Они двигались
след в след, с включенными  габаритными  огнями,  с  интервалом  в  двадцать
ярдов.
   Капитан сидел в фургоне  сзади,  у  него  было  переговорное  устройство,
соединяющее его с водителем, рядом с капитаном дремал сержант, погруженный в
интимные воспоминания. У радиоприемника скрючился  капрал  -  перед  ним  на
небольшом экране дрожала линия, и он беспрестанно крутил ручку настройки.
   - Передача прекратилась, - вдруг сказал он.
   - Сколько групп ты записал? - спросил сержант.
   - Двенадцать. То и дело повторяется позывной, затем  начало  радиограммы.
По-моему, ему не отвечают.
   - Группы по пять или по четыре?
   - По четыре, как и было.
   - Он прекратил передачу?
   - Нет.
   - На какой частоте он?
   - Три тысячи шестьсот пятьдесят.
   - Продолжай поиск. На двести влево и вправо.
   - Там ничего нет.
   - Давай ищи, - резко сказал он. - По всему диапазону.  Он  меняет  кварц.
Через несколько минут опять начнет.
   Радист стал медленно поворачивать большую круглую ручку, следя за зеленым
глазком в середине аппарата, который то вспыхивал, то  гас,  нащупывая  одну
станцию за другой.
   - Вот он. Три тысячи восемьсот семьдесят. Другой позывной, но та же рука.
Быстрее, чем вчера, лучше.
   У него под боком однообразно вращались магнитофонные бобины.
   - Он работает на сменных кварцах, -  сказал  сержант.  -  Как  на  войне.
Старый трюк. - Он был смущен - пожилой человек,  которому  напомнили  о  его
прошлом.
   Капрал медленно поднял голову.
   - Вот оно, - сказал он. - В самое очко. Он где-то здесь.
   Двое тихо вылезли из фургона.
   -  Оставайтесь  на  месте,  -  сказал  сержант   капралу.   -   Продолжай
прослушивание. Если радиосигнал  пропадет,  даже  на  секунду,  пусть  шофер
мигнет дальним светом, понял?
   - Я тогда скажу ему. - Капрал казался напуганным.
   - Если передача совсем прекратится, все равно продолжай искать и дай  мне
знать.
   - Повнимательней, - предупредил капитан, вылезая из фургона. Сержант ждал
с нетерпением. У него за спиной на пустыре виднелось высокое здание.
   Поодаль, сквозь падающий  снег,  можно  было  различить  несколько  рядов
мелких домишек. Стояла полная тишина.
   - Как называется это место? - спросил капитан.
   - Это новый рабочий квартал, еще никак не назвали.
   - А дальше?
   - Ничего там нет. Пошли, - сказал сержант.
   Почти все окна светились бледным светом, в доме было семь  этажей.  Густо
усыпанные опавшей листвой каменные ступеньки вели в подвал. Первым спустился
сержант,  направляя  луч  ручного  фонаря  на  осыпающиеся  стены.   Капитан
споткнулся и чуть не  упал.  Первое  помещение  было  большое  и  душное,  с
кирпичными стенами, наполовину покрытыми первым слоем штукатурки. В  глубине
виднелись две железные двери.  На  потолке  горела  лампочка  в  проволочной
сетке. Сержант не выключил свой фонарь и непонятно зачем светил им по углам.
   - Чего ты там ищешь? - спросил капитан.
   Железные двери были заперты.
   - Найди дворника, - приказал сержант. - Быстро.
   Капитан побежал наверх и вскоре привел  небритого  ворчащего  старика  со
связкой больших ключей на цепочке. Некоторые из них были ржавые.
   - Рубильник, - сказал сержант, - от всего здания. Где?
   Старик начал перебирать ключи. Потом вставил один в замочную скважину, но
тот не подошел, тогда он попробовал другой ключ и третий.
   - Быстрее, старый дурак! - крикнул на него капитан.
   - Не дергайте его, - сказал сержант.
   Дверь открылась. Они вошли в коридор, их ручные фонари  осветили  побелку
стен. Дворник поднял вверх руку с ключом.
   - Отпирает всегда последний, - сказал он. Сержант нашел на стене то,  что
искал, - ящик со стеклянным оконцем прятался позади раскрытой двери. Капитан
взялся за основной рубильник, уже было потянул его вниз, как  вдруг  сержант
грубо оттолкнул его в сторону.
   - Нет! Идите наверх, будете говорить мне, когда шофер посветит фарами.
   - Кто здесь командует? - попытался возразить капитан.
   - Делайте, как я сказал.
   Он открыл электрощит и осторожно взялся за первую пробку, щуря  глаза  за
очками в золотой оправе, - спокойный на вид человек.
   Осторожно, будто боясь  удара  током,  сержант  тонким,  как  у  хирурга,
пальцами вывернул пробку, потом сразу завернул ее  обратно,  оглянувшись  на
того, кто стоял на верхней ступеньке у входа  в  подвал.  Затем  он  так  же
поступил со второй пробкой, и по-прежнему капитан ничего не сказал. На улице
неподвижные солдаты наблюдали за окнами дома, они видели, как на одном этаже
за другим пропадал свет и быстро загорался снова. Сержант выкрутил еще  одну
пробку, затем четвертую, я тут услыхал возбужденный крик с улицы: "Фары!  Он
сигналит фарами!"
   - Тише! Идите спросите у водителя, какой этаж. Но тихо.
   - Из-за этого ветра нас никто не услышит, - раздраженно ответил  капитан.
Через несколько секунд он вернулся. - Шофер говорит, четвертый. На четвертом
этаже вырубился свет, и тут же прекратилась передача. А теперь опять пошла.
   - Расставьте людей вокруг дома, -  сказал  сержант.  -  И  возьмите  пять
человек: они пойдут с нами. Он на четвертом этаже.
   Бесшумно, как настороженные звери, фопо с карабинами в руках высыпали  из
двух крытых грузовиков и двинулись к дому разорванной  линией,  оставляя  на
тонком снегу черные следы. Несколько  фопо  приблизились  к  дому  вплотную,
другие остановились поодаль, вглядываясь в окна. На некоторых были каски,  и
их фигуры напоминали о войне. То здесь, то там послышались щелчки  затворов,
превратившиеся в сплошной слабый гул, который скоро замер.

***

   Лейзер отсоединил антенну, намотал ее обратно на бобину,  прикрутил  ключ
Морзе к крышке, положил наушники в коробку для  мелких  деталей  и  запихнул
клочок шелка в ручку бритвы.
   - За двадцать лет, - возмущенно проговорил он, держа перед собой  бритву,
- не могли найти места получше.
   - Зачем ты занимаешься этим?
   Она сидела с довольным видом в ночной рубашке и плаще,  который  был  как
будто ее неотъемлемой частью.
   - С кем ты разговариваешь? - опять спросила она.
   - Ни с кем. Меня никто не слышал.
   - И все-таки зачем ты занимаешься этим?
   Надо было что-то сказать, и он сказал:
   - Чтобы был мир.
   Он надел куртку, подошел к окну и выглянул.  На  крышах  лежал  снег.  Со
злобной силой дул ветер. Он посмотрел вниз, туда, где замерли фигуры людей.
   - Мир для кого? - спросила она.
   - Послушай, кажется, погас свет, когда я работал с передатчиком?
   - Разве?
   - Всего на секунду-другую, как когда выключают электричество?
   - Да.
   - Выключи свет. - Он стоял совершенно неподвижно. - Выключи свет.
   - Зачем?
   - Я люблю смотреть на снег.
   Она выключила свет, и он  раздвинул  потертые  занавески.  Снег  светился
бледным светом. В комнате был полумрак.
   - Ты сказал, что мы еще будем заниматься любовью, - жалобно сказала она.
   - Послушай, как тебя зовут?
   Он услышал шорох плаща.
   - Так как тебя зовут? - жестко спросил он.
   - Анна.
   - Послушай, Анна. - Он подошел к постели. - Я хочу на  тебе  жениться,  -
сказал он. - Когда я встретил тебя в той гостинице, увидел, как  ты  сидела,
слушала пластинки, я влюбился в тебя, понимаешь? Я инженер из Магдебурга,  я
так тебе сказал. Ты меня слушаешь?
   Он крепко взял ее за руки и встряхнул. Он говорил торопливо.
   - Ты увезешь меня с собой, - сказала она.
   - Именно так! Я сказал, что мы будем любить друг друга, что  поедем  куда
захочешь, в любое место, о котором ты могла только мечтать, понимаешь? -  Он
указал рукой на плакаты на стене. - На всякие острова, где много солнца...
   - Зачем? - прошептала она.
   - Мы пришли с тобой сюда. Ты думала, что мы будем заниматься  любовью,  а
вместо этого я вытащил нож и приставил его тебе к горлу. Я сказал, что  если
ты пикнешь, то прирежу тебя этим самым ножом, как... как того парня. Я  тебе
говорил, что зарезал одного парня.
   - Зачем?
   - Мне нужно было поработать  с  передатчиком.  В  какой-нибудь  квартире,
понимаешь? Все равно в какой. Мне было некуда идти. Я познакомился с тобой и
использовал тебя. Вот как все было, если тебя спросят,  вот  что  ты  должна
говорить.
   Она рассмеялась. Ей было страшно. Она неуверенно легла, приглашая и  его,
будто он желал этого сейчас.
   - Если спросят тебя, помни, что я сказал.
   - Я хочу, чтобы ты сделал меня счастливой. Я люблю тебя.
   Она обхватила его голову обеими руками и прижала к себе. Губы у нее  были
холодные, мокрые и тонкие, а зубки -  остренькие.  Он  отстранился,  но  она
продолжала обнимать его. Он напрягал слух, но, кроме ветра,  никаких  звуков
различить не мог.
   - Давая немного поговорим, - сказал он. - Ты одинока, Анна? Есть  у  тебя
кто?
   - Ты о чем?
   - Ну там, родители, парень. Кто-нибудь.
   Она отрицательно покачала головой:
   - Только ты.
   - Послушай, давай застегнем пуговицы на твоем плаще. Мне  прежде  хочется
поговорить. Я тебе расскажу про Лондон. Ты наверняка  хочешь  послушать  про
Лондон. Как-то раз я прогуливался по набережной, шел дождь, и  там  какой-то
человек рисовал на тротуаре. Ты подумай! Рисовал мелом под дождем,  а  дождь
сразу все смывал.
   - Ну иди ко мне.
   - Знаешь, что он рисовал? Просто собак,  дома,  всякое  такое.  И  людей,
Анна... Ты попробуй себе представить! Вот так стоять под дождем и  смотреть,
как он рисует.
   - Я хочу тебя. Обними меня. Мне страшно.
   - Слушай! Знаешь, почему я  прогуливался?  От  меня  требовали,  чтобы  я
переспал с одной девушкой. И за этим послали в  Лондон.  А  я  вместо  этого
прогуливался.
   Ее глаза блестели в темноте: она понимала  то,  что  он  говорил,  как-то
по-своему, но как - ему было непонятно.
   - Ты тоже одинок?
   - Да.
   - Зачем ты приехал?
   - Знаешь, эти англичане - такие чудаки! Как тот старик на набережной. Они
думают, что Темза - самая большая река в мире. Ну что на это скажешь?  А  на
самом  деле  -  просто  грязная  речушка,  в  некоторых  местах   ее   можно
перепрыгнуть! Что это за звук? - вдруг сказал он. - Я  знаю,  что  это!  Это
пистолет, это щелкнул пистолет! - Он крепко обнял ее,  чтобы  она  перестала
дрожать. - Нет, это дверь, - сказал он, - дверная  защелка.  У  вас  в  доме
картонные стены. Но вообще, когда такой сильный ветер, разве можно  услышать
хоть что-то?
   За дверью скрипнула половица. В  ужасе  она  ударила  его,  плащ  на  ней
раскрылся. Когда они вошли, к ее горлу был приставлен нож. Лезвие  -  строго
параллельно земле,  большой  палец  -  сверху.  Лейзер  стоял  очень  прямо,
повернув  к  девушке  ничего  не  выражающее  лицо,   подчиненное   какой-то
внутренней дисциплине, - человек, который никогда не забывает о своем облике
и профессиональных традициях.

***

   Сельский дом замер и погрузился в темноту. Над ним бежали  облака,  рядом
раскачивались лиственницы.
   То и дело хлопали незапертые ставни на одном из окон. Кружился снег.  Они
ушли, ничего не оставив за собой, кроме следов на замерзающей  земле,  куска
проволоки и свиста бессонного северного ветра.