а" движок будет помощнее.
   - Я не говорю об оперативных машинах, - сказал Эйвери. -  У  нас  большой
выбор транспорта для специальных заданий.
   - И фургоны?
   - Именно.
   - А сколько времени уходит на... Сколько ушло на вашу подготовку? Вот вы,
к примеру, недавно вернулись с задания. Сколько вас готовили?
   - Извините, Фред. Этого я не могу сказать даже вам.
   - Не беспокойтесь, я не обидчивый.
   Они миновали церковь, стоящую на холме у дороги, обогнули вспаханное поле
и, усталые, но  умиротворенные,  вернулись  в  уютный  Дом  Мотыля,  где  их
приветливо встретил камин, обрамленный золотистыми розами.
   Вечером они перешли к  занятиям  по  развитию  зрительной  памяти:  то  в
автомобиле проезжали мимо сортировочной станции, то ехали  в  поезде  вблизи
аэродрома; потом они отправлялись на прогулку в неизвестном городе  и  вдруг
обнаруживали, что видят какую-то машину или какое-то лицо не в  первый  раз,
хотя его черты не запомнились.  Порой  на  экране  возникали  и  молниеносно
исчезали  разрозненные  предметы,  при  этом  звучали   голоса,   казавшиеся
знакомыми по пленкам, однако голоса и  изображение  никак  не  были  связаны
между собой, так что внимание рассеивалось и  было  трудно  отбирать  нужную
информацию.
   Так завершился их первый день, похожий на ряд  последующих:  беззаботные,
радостные дни для них обоих, дни честного труда,  когда  осторожность  в  их
взаимоотношениях постепенно сменялась растущим расположением, а мальчишеские
навыки снова превращались в орудие войны.

***

   Для занятий рукопашным боем они сняли небольшой спортивный  зал  недалеко
от Хедингтона, который Департамент использовал во  время  войны.  Инструктор
приехал на поезде. Все называли его "Сержант".
   - Я не хочу быть любопытным, но возьмет ли он  с  собой  нож?  -  вежливо
спросил он. У него был валлийский выговор.
   Холдейн пожал плечами:
   - Все зависит от него самого. Нам бы  не  хотелось  забивать  ему  голову
лишними вещами.
   - Нож - это очень надежное оружие. - Лейзер все еще был в  раздевалке.  -
Если, конечно, он умеет им пользоваться. И фрицам он всегда не по душе. -  В
руках у него был небольшой чемоданчик, он старательно  распаковал  его,  как
коммивояжер, заботящийся о своем товаре. - Весь секрет в том, что никогда не
надо брать слишком длинный нож,  сэр.  Клинок  должен  быть  обоюдоострым  и
плоским. - Он выбрал один нож и поднял его вверх. - Вообще-то говоря, навряд
ли можно найти оружие лучше этого. - Лезвие ножа было широким и плоским, как
лавровый лист, с узкой шейкой у рукоятки, что делало его похожим на песочные
часы; рукоятка была ребристой, чтобы не скользила в  руке.  Причесываясь  на
ходу, к ним подошел Лейзер. - Вы когда-нибудь  держали  в  руках  что-нибудь
подобное?
   Лейзер внимательно посмотрел на нож и кивнул. Сержант пристально взглянул
на него:
   - А ведь мы с вами  встречались.  Меня  зовут  Сэнди  Лоу.  Я  тот  самый
"проклятый валлиец".
   - Вы были нашим инструктором во время войны.
   - Боже мой, - мягко сказал Лоу,  -  именно  так.  А  вы  ведь  совсем  не
изменились. - Они неловко заулыбались, не решаясь пожать друг другу руки.  -
Ну, давайте посмотрим, что вы еще помните.
   Они подошли к жесткому мату в  центре  зала.  Лоу  швырнул  нож  к  ногам
Лейзера, и тот подхватил его, что-то пробормотав.
   На Лоу был старый, кое-где порванный твидовый пиджак. Он быстро  отступил
назад, скинул его и одним движением обмотал вокруг левой руки  от  кисти  до
локтя, как дрессировщик, который готовится проверить  злобность  собаки.  Он
вытащил свой нож и начал  неторопливо  обходить  Лейзера,  умело  балансируя
корпусом. Он чуть пригнулся. Обмотанную пиджаком руку с вытянутыми  пальцами
он держал ладонью вниз у живота. Защитившись левой рукой, он выставил вперед
лезвие ножа, которым непрестанно поводил из стороны в сторону,  в  то  время
как Лейзер замер и пристально следил за сержантом.  Потом  они  оба  сделали
несколько обманных движений, и был момент, когда Лейзер сделал выпад, но Лоу
вовремя отпрянул назад, хотя нож и царапнул его по обмотанной руке. Один раз
Лоу вдруг упал на колени и попытался  достать  Лейзера  ножом  снизу,  тогда
Лейзеру пришлось отступить, но, видно,  он  чуть  замешкался,  так  как  Лоу
тряхнул головой, крикнул "стоять!" и, выпрямившись, замер.
   - Помните правило? - Он показал на свой живот и пах и прижал к телу  руки
и локти. - Цель должна быть как можно меньше. - Он заставил Лейзера положить
нож, показал несколько захватов, зажал ему рукой горло  и  продемонстрировал
несколько ударов по почкам и животу. Затем он попросил Эйвери  постоять  как
макет, и они оба  стали  двигаться  вокруг  него,  сохраняя  дистанцию:  Лоу
показывал ножом различные точки, а Лейзер кивал и порой улыбался, когда  ему
вдруг вспоминался какой-нибудь хитрый прием.
   - Больше шевелите нож. Помните: большой палец сверху, лезвие  параллельно
земле,  предплечье  напряжено,  кисть  расслаблена.  Не  давайте  противнику
задерживать взгляд на ноже, ни  на  секунду.  Левая  рука  всегда  закрывает
корпус, безразлично - с ножом  вы  или  без  ножа.  Не  надо  слишком  щедро
отдавать свое тело, я и дочери то же самое говорю.
   Все стали смеяться, из вежливости, за исключением Холдейна.
   Затем наступил черед Эйвери. Похоже было, что Лейзер  хотел  этого.  Сняв
очки и выслушав наставления Лоу, Эйвери  неуверенно  держал  в  руке  нож  и
настороженно следил за Лейзером, семенившим вокруг него,  как  краб:  он  то
делал обманные движения, то  стремительно  отступал  назад  -  струйки  пота
сбегали по его лицу,  глаза  азартно  горели.  Эйвери  все  время  явственно
чувствовал шершавую рукоятку ножа в своей ладони, боль в  икрах  и  ягодицах
оттого, что  ему  непрерывно  приходилось  балансировать  на  носках,  видел
свирепый взгляд Лейзера. Наконец  Лейзер  сделал  подсечку,  Эйвери  потерял
равновесие, почувствовал,  что  v  него  вырывают  нож,  упал,  сверху  всей
тяжестью навалился Лейзер и железной хваткой вцепился ему в шею.
   Под дружный смех ему помогли подняться, а Лейзер стал стряхивать  пыль  с
одежды Эйвери. Теперь ножи отложили  и  перешли  к  физическим  упражнениям,
Эйвери тоже принял в этом участие.
   Потом Лоу сказал:
   - Давайте немного займемся рукопашным боем, и на сегодня хватит.
   Холдейн посмотрел на Лейзера:
   - Может, уже достаточно?
   - Я не устал.
   Лоу взял Эйвери за руку и отвел на середину мата.
   - А вы посидите на скамье, - крикнул он Лейзеру, - сейчас  я  вам  покажу
пару приемов.
   Он положил руку Эйвери на плечо:
   - Независимо от того, есть у вас нож или нет,  надо  помнить  пять  мест.
Назовите их.
   - Пах, почки, живот, сердце и горло, - устало ответил Лейзер.
   - Как сломать противнику шею?
   - Шею ломать не нужно, нужно разбить ему кадык.
   - Как наносить удар по шее сзади?
   - Только не голыми руками. Нужно какое-то оружие. - Он  прижал  ладони  к
лицу.
   - Правильно. - Лоу медленно приблизил ребро  ладони  к  горлу  Эйвери.  -
Ладонь раскрыта, пальцы - прямо, помните?
   - Помню, - сказал Лейзер.
   - Что вы еще помните?
   Пауза.
   - Тигриные когти - удар по глазам.
   - Забудьте, - коротко ответил сержант. - Во всяком случае, для  нападения
не годится. Вы слишком раскрываетесь. Перейдем к удушающим приемам. Все  эти
приемы проводятся сзади, если вы помните. Отгибаете голову назад - вот  так,
рукой зажимаете горло - вот так, и жмете. - Лоу бросил взгляд через плечо. -
Потрудитесь, пожалуйста, смотреть сюда.  Я  это  делаю  не  для  собственной
забавы... Ладно, если вы и без меня  все  знаете,  давайте-ка  покажите  нам
несколько бросков!
   Лейзер вскочил, они сцепились и какое-то время топтались на месте: каждый
ждал, когда другой подставится. Затем  Лоу  отпрянул  назад,  Лейзер,  теряя
равновесие, начал падать, а Лоу  ударил  его  по  затылку  так,  что  Лейзер
грохнулся лицом на мат.
   - Здорово вы растянулись, - сказал с усмешкой Лоу,  и  в  тот  же  момент
Лейзер набросился на него, зверски выкрутил ему руку и бросил  его  с  такой
силой, что его маленькое тело шлепнулось о мат, как птица о  лобовое  стекло
автомобиля.
   - Боритесь  по  правилам,  -  потребовал  Лейзер,  -  не  то  вам  крепко
достанется!
   - Никогда не опирайтесь на противника, - коротко ответил Лоу. - И  умейте
владеть собой в спортивном зале.
   Он крикнул Эйвери:
   - Теперь ваш черед, сэр, разомните его немного.
   Эйвери поднялся, снял пиджак и стал ждать, когда Лейзер подойдет к  нему.
Он  почувствовал  железную  хватку  Лейзера  и  хрупкость  своего  тела.  Он
попробовал  схватить  Лейзера  за  предплечья,  но  его  руки  были  слишком
маленькие, попробовал вырваться,  но  Лейзер  крепко  держал  его,  упершись
головой ему в подбородок, Эйвери вдыхал запах лосьона для волос. Потом к его
лицу прижалась влажная, чуть  щетинистая  щека  Лейзера.  На  Эйвери  давило
худое, жилистое тело, распаленное жаром борьбы. Переместив руки  Лейзеру  на
грудь, он попробовал отстраниться. Он вложил в это отчаянное усилие всю свою
энергию, стремясь  вырваться  из  удушающих  объятий.  Ему  удалось  немного
отодвинуться, и тут их глаза  встретились  -  может  быть,  впервые  с  того
момента, как они сцепились, - и на искаженном  от  напряжения  лице  Лейзера
появилась улыбка, его хватка стала ослабевать.
   Лоу подошел к Холдейну:
   - Он иностранец, да?
   - Поляк. Какое у вас впечатление?
   - Я бы сказал, что в свое  время  он  был  прекрасным  бойцом.  Отчаянный
парень. Хорошо сложен. Несмотря на возраст, в приличной форме.
   - Понятно.
   - А вы сами как поживаете, сэр? Все хорошо, надеюсь?
   - Да, спасибо.
   - Я рад. Все-таки двадцать лет прошло. Удивительно. Детишки уже подросли.
   - Знаете, у меня нет детей.
   - Я про своих.
   - А-а.
   - Из старой команды кого видите? Как там мистер Смайли?
   - Мы с ним не общаемся. В принципе я человек необщительный.  Позвольте  с
вами рассчитаться.
   Лоу стоял почти по стойке "смирно", когда  Холдейн  отсчитал  деньги:  на
транспорт, жалованье, тридцать семь фунтов шесть пенсов за нож, двадцать два
шиллинга за плоские  металлические  ножны  с  выбрасывающей  пружинкой.  Лоу
составил счет и подписал "С. Л.", по соображениям безопасности.
   - Нож достался мне по себестоимости, - пояснил  он.  -  Через  спортивный
клуб. -Казалось, он гордился этим.

***

   Холдейн  дал  Лейзеру  плащ  и  резиновые  сапоги,  и  Лейзер  с   Эйвери
отправились на прогулку. Они доехали почти до  Хедингтона  на  втором  этаже
автобуса.
   - Что произошло сегодня утром? - спросил Эйвери.
   - Я думал, мы просто дурачились. А он взял и швырнул меня на мат.
   - Значит, он помнит нас?
   - Конечно, только непонятно, зачем мне делать больно.
   - Он не хотел.
   - Да все в порядке.
   У него по-прежнему был огорченный вид. Они вышли на конечной остановке  и
зашагали под дождем. Эйвери сказал:
   - Наверно, дело в  том,  что  он  не  из  Департамента,  поэтому  он  вам
неприятен.
   Лейзер рассмеялся и взял Эйвери под руку. Дождь струился по пустой улице,
капли падали им на лица и стекали за воротник. Эйвери плотнее прижал к  себе
руку Лейзера, и они оба продолжали прогулку в хорошем настроении, не обращая
внимания на дождь, ступая по самым глубоким лужам.
   - Джон, а капитан доволен?
   - Очень. Он  считает,  что  все  идет  прекрасно.  Скоро  мы  перейдем  к
радиоделу, разные элементарные вещи. А завтра должен приехать Джек Джонсон.
   - Знаете, Джон, ко мне возвращаются былые навыки - стрельба и  прочее.  Я
еще что-то помню. - Он улыбнулся.  -  Даже  старый  автоматический  браунинг
тридцать восьмого калибра.
   - Девятимиллиметровый.  Вы  отлично  справляетесь.  Просто  здорово.  Так
сказал капитан.
   - Неужели капитан и впрямь так сказал?
   - Конечно. И в Лондон сообщил. Там  тоже  довольны.  Нас  только  немного
беспокоит, что вы слишком...
   - Что слишком?
   - Что в вас слишком легко узнать англичанина.
   Лейзер рассмеялся:
   - Ну, об этом не надо беспокоиться.
   Эйвери чувствовал, что в том месте, где Лейзер держал его под руку,  было
тепло и сухо.

***

   Утро они посвятили шифрам. Инструктором был Холдейн. Он  принес  лоскутки
шелка, исписанные шифром, с которым предстояло работать Лейзеру, и  таблицу,
приклеенную к листу картона для перевода букв в цифры. Он установил  таблицу
на камине, эаткнул ее за мраморные часы, и стал инструктировать их  в  стиле
Леклерка, но без работы на публику. Эйвери  и  Лейзер  сидели  за  столом  с
карандашами в руках и под руководством Холдейна постепенно превращали  текст
в набор цифр в соответствии  с  таблицей,  потом  меняли  цифры  на  другие,
которые брали с лоскутков шелка, и наконец обратно переводили  их  в  буквы.
Это занятие требовало не столько сосредоточенности, как  прилежания;  Лейзер
нервничал от старания и делал частые ошибки.
   - Давайте проверим, сколько времени у нас уйдет на  кодирование  двадцати
групп, - сказал Холдейн и продиктовал с листа сообщение из одиннадцати слов,
подписанное Мотыль. - Со следующей недели вы должны  будете  обходиться  без
таблицы. Я положу ее вам в комнату, чтобы вы выучили ее наизусть. Начали!
   Он нажал кнопку секундомера и отошел  к  окну.  Лейзер  с  Эйвери  начали
лихорадочно работать за столом,  почти  одновременно  бормоча  и  набрасывая
простейшие  расчеты  на  бумаге.  Эйвери  чувствовал  растущую   суетливость
Лейзера, он слышал его  тяжелые  вздохи,  приглушенные  проклятия,  яростный
шорох ластика. Эйвери замедлил работу  и  поглядел  через  плечо  Лейзера  -
кончик его карандаша был мокрым. Не произнеся ни  слова,  молча  он  заменил
листок Лейзера своим. Может быть, Холдейн и не заметил ничего, хотя  в  этот
момент он обернулся.

***

   Уже в самом начале стало  ясно,  что  Лейзер  смотрит  на  Холдейна,  как
больной на доктора, как грешник на священника. Было что-то неестественное  в
том, что он черпал силы от такого болезненного человека.
   Холдейн делал вид, что не замечает его.  Он  упрямо  придерживался  своих
привычек: ежедневно разгадывал до конца очередной кроссворд. Из  города  ему
доставили ящик бургундского вина  в  небольших  бутылках,  и  он  непременно
выпивал одну за  обедом,  пока  они  слушали  пленки.  Его  отчуждение  было
настолько демонстративным, что можно было  подумать  -  присутствие  Лейзера
вызывало у него отвращение. Но чем равнодушнее, чем высокомернее  становился
Холдейн, тем сильнее тянуло к нему Лейзера. Лейзер, по каким-то  одному  ему
известным загадочным признакам,  видел  в  Холдейне  воплощение  английского
джентльмена, и все, что тот говорил или делал, только укрепляло его  в  этой
роли.
   Холдейн  приосанился.  В  Лондоне  у  него  была  медленная  походка:  он
осторожно ходил по коридорам  Департамента,  будто  на  каждом  шагу  боялся
споткнуться; клерки и секретарши нетерпеливо топтались  позади,  не  решаясь
обогнать его. В Оксфорде у него появилась живость, которая  удивила  бы  его
лондонских коллег. Его высохшее тело ожило, сутулая спина стала прямее. Даже
его враждебность приобрела начальственный отпечаток. Остался только  кашель,
по-прежнему жестоко разрывавший его узкую грудь, от которого на  его  впалых
щеках держались красные пятна, этот кашель вызывал молчаливую  озабоченность
у Лейзера - как у ученика, обеспокоенного здоровьем любимого учителя.
   - Капитан болен, да? - однажды спросил он у Эйвери, взяв  в  руки  старую
газету Холдейна.
   - Он никогда не говорит на эту тему.
   - Он, видно, серьезно болен.
   Вдруг все его внимание сосредоточилось на газете  "Таймс".  Она  была  не
распечатана. Только кроссворд был разгадан, да еще на полях Холдейн  пытался
составить слова из одного, девятибуквенного. В удивлении он  показал  газету
Эйвери.
   - Он не читает газет, - сказал он. - Только решает кроссворды.
   Когда ложились спать, Лейзер незаметно взял  газету  с  собой,  будто  ее
внимательное изучение могло помочь разгадать какую-то тайну.
   Насколько Эйвери мог судить, Холдейн  был  доволен  успехами  Лейзера.  С
Лейзером проводились самые  разнообразные  занятия,  и  за  ним  можно  было
наблюдать более пристально; с въедливостью слабых  людей  они  находили  его
промахи и испытывали его способности. По мере того как  они  сближались,  он
стал доверять им все самое сокровенное. Они приручили  его:  он  отдавал  им
себя целиком, они принимали это и накапливали, как бедняки, про  запас.  Они
поняли, что Департамент дал направление его энергии.  Как  будто  у  Лейзера
было повышенное сексуальное влечение и в своей новой работе он нашел любовь,
которой хотел отдать всего себя. Они видели, что ему приятно им подчиняться;
в ответ он отдавал им свою  силу.  Они,  возможно,  даже  догадывались,  что
вдвоем образовали для Лейзера  полюса  абсолютной  власти:  первый  -  своей
педантичной верностью принципам, которые Лейзеру  было  никогда  не  понять;
второй - открытостью молодости, мягкостью и податливостью.
   Он любил поговорить с Эйвери. Он рассказывал о женщинах или о  войне.  Он
был уверен - это раздражало Эйвери, но не более того, - что если мужчине лет
тридцать пять, женат он или нет, он обязательно ведет разнообразную любовную
жизнь. Вечером они надевали пальто и быстрыми шагами направлялись  в  паб  в
конце улицы. Он ставил локти  на  столик,  приближал  к  Эйвери  возбужденно
сияющее лицо и в  мельчайших  подробностях  рассказывал  о  своих  подвигах.
Рассказывал не из  тщеславия,  а  как  друг.  Эти  признания  и  откровения,
правдивые или  выдуманные,  постепенно  создавали  в  их  отношениях  особую
близость. О Бетти он никогда не упоминал.
   Эйвери изучил лицо Лейзера с доскональностью - большей,  чем  память.  Он
знал, как настроение меняло черты, как от усталости и огорчения кожа на  его
скулах стягивалась кверху, а не книзу, как у него поднимались уголки глаз  и
рта - от этого славянское лицо Лейзера становилось еще более чужеватым.
   От соседей или клиентов он перенял  некоторые  лишенные  смысла  обороты,
которые ему как  иностранцу  пришлись  по  душе.  Например,  он  говорил  об
"удовлетворении до какой-то степени",  для  солидности  используя  безличную
конструкцию. Он усвоил целый набор клише. Он постоянно употреблял  выражения
вроде "не о чем беспокоиться", "я не хочу перегибать палку", "пусть  охотник
увидит дичь", будто бы стремился к жизни, которая была  ему  понятна  только
отчасти, а эти фразы, как заклинания,  могли  помочь  войти  в  нее.  Эйвери
заметил, что некоторые выражения уже успели устареть.
   Пару раз Эйвери заподозрил, что Холдейна злила их дружба с Лейзером. А то
казалось, что Холдейн завидовал чувствам Эйвери, поскольку сам уже на  такие
не был способен. Как-то вечером, в начале второй недели,  когда  Лейзер  был
занят своим продолжительным  туалетом,  предшествовавшим  любой  прогулке  и
каждому посещению паба, Эйвери спросил у Холдейна, не хочет ли тот составить
им компанию.
   - Что, по-вашему, я там буду делать? Совершать паломничество к храму моей
молодости?
   - Я думал, может, у вас здесь какие друзья или знакомые.
   - Если и есть, то было бы неосторожностью заходить к ним. Я приехал  сюда
под другим именем.
   - Извините, разумеется.
   - Кроме этого, - мрачная улыбка, - не все так легко заводят знакомства  и
дружбу.
   - Вы же сами сказали не отходить от него! - запальчиво сказал Эйвери.
   - Именно так. С моей стороны  было  бы  бессовестно  жаловаться.  Вы  это
делаете замечательно.
   - Делаю что?
   - Выполняете инструкции.
   В этот момент раздался звонок в дверь, и Эйвери спустился вниз.  В  свете
уличного фонаря на дороге был виден фургон из Департамента. У  порога  стоял
невзрачный человек небольшого роста. На нем был плащ  и  коричневый  костюм.
Его коричневые ботинки были начищены  до  блеска.  Он  вполне  сошел  бы  за
инспектора газовой компании.
   - Меня зовут Джек Джонсон, -  ска