гласие Лейзера какой-то одной причиной. Хотя Эйвери и
недавно поступил  в  Департамент,  он  уже  мог  распознать,  как  действует
внутренний механизм этого ведомства, уже видел операции, у которых  не  было
ни осязаемого начала, ни осязаемого конца и которые составляли  лишь  звенья
какой-то бесконечной цепи. Так череда бесплодных ухаживаний  порою  выглядит
как насыщенная любовью жизнь. Но, глядя на  этого  полного  жизни  человека,
вразвалку шагавшего рядом, он чувствовал, что  если  раньше  в  Департаменте
лишь невинно забавлялись бесплотными идеями, то теперь имели дело с реальным
человеческим существом.
   Они забрались в  такси,  Лейзер  влез  последним,  он  настоял  на  этом.
Приближался вечер. На фоне свинцово-синего неба деревья  казались  плоскими.
Уродливые столбы дыма поднимались над  крышами  Оксфорда.  Фасады  небольших
солидных домов были расписаны в духе старинных легенд, на  вкус  владельцев.
Один дом, словно замок, венчали  башенки,  другой  украшали  резные  решетки
пагоды, между ними виднелись араукарии, кое-где  было  развешено  для  сушки
белье. Дома скромно расположились внутри  своих  собственных  садиков.  Окна
были зашторены; из-под тяжелых занавесей  выглядывали  кружева,  как  из-под
платья нижняя юбка. Улица напоминала, плохую акварель:  темные  краски  были
слишком густыми, небо в сумерках - грязно-серым.
   Они вышли из такси на углу. Пахло гнилой листвой. В округе не слышно было
детских голосов. Они подошли к воротам. Не отрывая взгляда от  дома,  Лейзер
поставил чемоданы на землю.
   - Хорошее место, - искренне  сказал  он  и  взглянул  на  Эйвери,  -  кто
выбирал?
   - Я, - ответил тот.
   - Прекрасно. - Он похлопал его по плечу н прибавил:
   - Вы не ошиблись.
   Эйвери было приятно, он улыбнулся и открыл ворота. Лейзер  опять  настоял
на том, чтобы другие прошли вперед. Они поднялись наверх и показали  Лейзеру
его комнату. Он все еще держал в руках свои чемоданы.
   - Разберу вещи потом, - сказал он. - Я люблю это делать аккуратно.
   Он бродил по дому,  оглядывая  все  критически,  брал  в  руки  различные
предметы, точно собирался все купить.
   - Хорошее место, - повторил он наконец, - мне здесь нравится.
   - Я рад, - сказал Холдейн так, будто ему было наплевать.
   Эйвери поднялся  с  Лейзером  в  его  комнату,  чтобы  помочь  ему,  если
понадобится.
   - Как вас звать? - спросил Лейзер. С  Эйвери  он  чувствовал  себя  более
непринужденно и был с ним проще.
   - Джон.
   Они опять пожали друг другу руки.
   - Ну, здравствуйте, Джон. Рад с вами познакомиться. Сколько вам?
   - Тридцать четыре, - соврал он.
   Лейзер подмигнул:
   - Боже,  где  мои  тридцать  четыре?  Таким  делом  вам  уже  приходилось
заниматься?
   - Вот только на прошлой неделе вернулся с задания.
   - Ну и как, обошлось?
   - Прекрасно.
   - Вот молодчина. А где ваша комната?
   Эйвери показал.
   - Расскажите, какие здесь порядки.
   - Что вы имеете в виду?
   - Кто у нас старший?
   - Капитан Хокинс.
   - А кроме него?
   - В общем, пока никого. Я буду под рукой.
   - Все время?
   - Да.
   Лейзер принялся распаковывать вещи. Эйвери  смотрел.  Он  вынул  щетки  с
кожаными ручками,  лосьон  для  волос,  целую  батарею  флаконов  с  мужской
косметикой, электробритву  последней  модели  и  галстуки,  одни  клетчатые,
другие шелковые - под цвет к его дорогим рубашкам.  Эйвери  спустился  вниз,
где его уже ждал Холдейн. Он улыбнулся, когда Эйвери вошел:
   - Ну?
   Эйвери выразительно пожал плечами. Он был возбужден и озабочен.
   - Что вы о нем думаете? - спросил он.
   - Я с ним едва знаком, - сухо сказал Холдейн. Ему нельзя было отказать  в
умении заканчивать любой разговор. - Я хочу, чтобы вы постоянно были с  ним.
Гуляйте вместе, тренируйтесь в стрельбе; если  надо,  пейте.  Он  не  должен
оставаться один.
   - А если он захочет уехать отдохнуть?
   -  Мы  что-нибудь  придумаем.  Пока  делайте  то,  что   я   говорю.   Вы
почувствуете, что ему нравится ваше общество. Он страшно одинок.  Запомните,
он англичанин. Стопроцентный британец. Еще одно, очень важный момент:  пусть
он считает, что  Департамент  с  войны  не  изменился.  Мы  ни  на  йоту  не
изменились: вы должны сделать все, чтобы он продолжал в это верить, хотя,  -
без тени улыбки продолжал он, -  хотя  вам,  молодой  человек,  пока  трудно
увидеть разницу.

***

   На следующее утро они приступили к делу. После завтрака все  собрались  в
гостиной, где к ним обратился Холдейн.
   Курс подготовки будет состоять из двух частей, по две  недели  каждая,  с
коротким перерывом на отдых. Первая часть отводится для  переподготовки,  во
второй части будут отрабатываться профессиональные навыки,  необходимые  для
выполнения задания. Ни  его  оперативное  имя,  ни  "легенда",  ни  характер
задания не будут сообщены Лейзеру до начала третьей недели,  но  даже  тогда
его не информируют ни о намеченном районе операции, ни о способе заброски.
   В области связи, так же как и во всех остальных предметах подготовки.  он
будет идти от общего к частному. В  течение  первого  периода  его  будут  в
основном знакомить с техникой шифрования, расписанием  и  планом  связи.  Во
время  второй  половины  курса  он   будет   по   большей   части   работать
непосредственно  с  передатчиком  в  условиях,  предельно   приближенных   к
оперативным. Инструктор прибудет на этой неделе.
   Холдейн разъяснял все  с  известной  долей  педагогической  желчности,  а
Лейзер очень внимательно  его  слушал,  то  и  дело  кивая  головой  в  знак
согласия. Эйвери показалось странным, что Холдейн не  пытается  скрыть  свою
неприязнь.
   - Во время первого периода мы постараемся узнать, что вы помните.  Боюсь,
что вам придется попотеть. Нам хотелось бы, чтобы вы были в  хорошей  форме.
Вы пройдете курс владения огнестрельным оружием, будете заниматься  приемами
рукопашного  боя,   упражнениями,   развивающими   умственные   способности,
спецподготовкой. Днем мы постараемся вывозить вас на прогулки.
   - А с кем? Джон тоже поедет?
   - Да. Вас будет сопровождать Джон. Обращайтесь к  нему  по  любому,  даже
самому  незначительному,  поводу.  Если  у  вас  возникнет  желание   что-то
обсудить, на что-то  пожаловаться  или  рассказать,  что  вас  беспокоит,  я
надеюсь, вы не замедлите обратиться к одному из нас.
   - Хорошо.
   - Вообще я убедительно прошу вас не выходить из дома одному. Пусть каждый
раз, когда вы захотите в свободное время пойти в кино, за покупками  или  за
чем-то еще, с вами будет Джон. Боюсь, впрочем, что у вас не будет времени на
развлечения.
   - Я и не рассчитываю, - сказал Лейзер. - Мне это не нужно.
   - По тону чувствовалось, что он говорил серьезно.
   - Инструктор по радиоделу не будет знать  вашего  настоящего  имени.  Это
обычная  мера  предосторожности;  пожалуйста,  не  нарушайте  ее.  Экономка,
которая приходит убирать, думает, что мы -  участники  научной  конференции.
Едва ли вам придется с ней беседовать, но помните об этом, если вдруг она  с
вами  заговорит.  Если  вас  будет  интересовать,  как  идут  дела  в  вашей
автомастерской, пожалуйста, вначале  переговорите  со  мной.  Вы  не  должны
пользоваться телефоном без моего разрешения.  Здесь  нас  будут  посещать  и
другие гости: фотографы, доктора, специалисты. Все они, как  принято  у  нас
говорить, играют второстепенные роли и остаются за кадром. Они,  по  большей
части, будут думать, что вы  -  лишь  звено  широкого  учебно-тренировочного
плана. Прошу вас это запомнить.
   - Понял, - сказал Лейзер.
   Холдейн взглянул на часы:
   - Первое занятие в десять часов. На углу улицы нас  будет  ждать  машина.
Шофер - лицо непосвященное, поэтому я попрошу вас в машине не разговаривать.
У вас есть еще  какая-нибудь  одежда?  -  спросил  он.  -  Этот  костюм  для
стрельбища не годится.
   - У меня есть спортивная куртка и брюки.
   - Я бы хотел, чтобы ваша одежда меньше бросалась в глаза.
   Пока они поднимались наверх, Лейзер лукаво улыбнулся Эйвери:
   - Суровый он парень, правда? Старая школа.
   - Зато хорошо знает свое дело, - ответил Эйвери.
   Лейзер остановился:
   - Конечно. Вот что я хотел  спросить.  Об  этом  доме.  Многих  вы  здесь
натаскивали?
   - Вы не первый, - сказал Эйвери.
   - Послушайте, я знаю, что вы  не  имеете  права  рассказывать  лишнее.  И
все-таки скажите, то подразделение - такое  же,  как  было?..  И  свои  люди
повсюду?.. Старая система осталась?
   - По-моему, мало что изменилось. Мне кажется, нас стало чуть больше.
   - А много молодых ребят, вроде вас?
   - Фред, извините.
   Лейзер похлопал его по спине.
   - Вы тоже знаете свое дело, - сказал он. - Насчет меня  не  беспокойтесь.
Все будет в порядке, Джон.

***

   Они приехали в Абингдон на парашютную базу, с которой у Министерства была
договоренность. Там их уже ждал инструктор.
   - К какому оружию вы привыкли?
   - Мне, пожалуйста, автоматический браунинг тридцать восьмого  калибра,  -
сказал Лейзер, будто он что-то покупал в бакалейной лавке.
   - Теперь он называется девятимиллиметровым. Ваша мишень под номером один.
   Холдейн остался стоять в углу галереи, а Эйвери стал помогать инструктору
переставлять мишень величиной в человеческий рост  на  расстояние  в  десять
ярдов и заклеивать кусочками резинового пластыря отверстия от пуль.
   - Называйте меня "старший сержант", - сказал  инструктор  и  обернулся  к
Эйвери. - Желаете тоже попробовать, сэр?
   Холдейн быстро вставил:
   - Да, старший сержант, оба будут стрелять, если позволите.
   Лейзер приготовился стрелять первым. Эйвери встал рядом  с  Холдейном,  а
Лейзер одиноко стоял на стрельбище, спиной к ним, лицом  к  фанерной  фигуре
немецкого солдата. Мишень была выкрашена в черный цвет; она резко выделялась
на фоне осыпавшейся  штукатурки;  в  области  живота  и  паха  кто-то  грубо
начертил мелом сердце, середина которого была изрешечена пулями  и  заклеена
обрывками бумаги. Они наблюдали, как Лейзер взвесил пистолет в  руке,  затем
стремительно поднял его до уровня глаз и медленно  опустил,  вставил  пустую
обойму, вынул, потом опять быстро вставил. Он оглянулся на Эйвери, убрал  со
лба, чтобы не мешала целиться, прядь  каштановых  волос.  Эйвери  улыбнулся,
подбадривая его, и по-деловому, быстро сказал Холдейну:
   - Никак не могу понять, что он за человек.
   - Почему не можете? Самый обычный поляк.
   - Откуда он? Из какой области в Польше?
   - Но вы же видели его досье. Он из Данцига.
   - Ах да.
   Инструктор приступил к делу:
   - Вначале попробуем с незаряженным, глаза открыты  и  смотрят  на  мушку,
ноги широко расставлены. Прекрасно, спасибо. Теперь надо  расслабиться,  нам
должно быть удобно и приятно, ведь мы не на учениях, а  приготовились  вести
огонь, да, да  -  это  нам  случалось  делать  и  раньше!  Теперь  поднимите
пистолет, наведите на мишень, но не  цельтесь.  Правильно!  -  Инструктор  с
шумом втянул в себя воздух, открыл деревянный ящик и вытащил  четыре  полных
обоймы. - Одну - в пистолет, другую - в левую руку, -  сказал  он  и  вручил
вторую пару обойм Эйвери, наблюдавшему с  восхищением,  как  Лейзер  искусно
вставил обойму в рукоятку  браунинга  и  передвинул  предохранитель  большим
пальцем. - Теперь взведите курок, направьте дуло в землю на три ярда впереди
вас. Приготовьтесь к стрельбе, рука прямая. Наведите на мишень и, не целясь,
отстреляйте всю обойму парными выстрелами. Помните, что пистолет не является
оружием высокого класса - польза от него ограниченна, он служит  только  для
ближнего боя. А теперь медленно, очень медленно...
   Его речь прервали выстрелы Лейзера. Он  стрелял  быстро,  из  напряженной
позы - крепко, как гранату, зажав  в  руке  вторую  обойму.  Он  стрелял  со
злостью, как человек, который слишком долго молчал и  наконец  заговорил.  У
Эйвери в душе  нарастало  волнение  -  он  чувствовал  ярость  Лейзера,  для
которого фанерная фигура воплощала нечто большее. Вначале два  выстрела,  за
ними еще два, потом три, затем несколько, слившихся в один залп,  -  Лейзера
окутывала плотная дымка, фанерный солдат дрожал, Эйвери  вдыхал  сладковатый
запах пороха.
   - Одиннадцать попаданий из тринадцати выстрелов, - объяви  инструктор.  -
Очень хорошо, просто отлично.  В  следующий  раз,  пожалуйста,  постарайтесь
делать только парные выстрелы и не открывайте  огонь  без  моей  команды.  -
Эйвери - как младшего офицера - он спросил:
   - Не желаете потренироваться, сэр?
   Лейзер подошел к мишени и  стал  ощупывать  следы  от  пуль.  Наступившая
тишина была тягостной. Он совершенно погрузился  в  себя,  рассеянно  обводя
пальцем  края  немецкой  каски.  Наконец  голос  инструктора  вернул  его  к
действительности:
   - Послушайте, у нас не так много времени.
   Эйвери стоял на коврике, взвешивая в руке пистолет. Инструктор помог  ему
вставить обойму - другую он судорожно сжимал в левой руке. Холдейн и  Лейзер
смотрели.
   Эйвери нажал курок, выстрел ударил его по ушам  и  отдался  в  сердце,  а
мишень слегка колыхнулась и замерла.
   - Молодец, Джон, молодец!
   - Очень хорошо, - механически  сказал  инструктор.  -  Очень  хорошо  для
первой попытки, сэр. - Он повернулся к Лейзеру:
   - А вас я попрошу так не кричать. -Иностранцев он нюхом чуял.
   - Сколько? - с нетерпением спросил Эйвери у сержанта, уже  осматривавшего
дырочки, черневшие на груди  и  животе  мишени.  -  Сколько  всего,  старший
сержант?
   - Хорошо бы мы пошли на задание вдвоем с вами, Джон, - прошептал  Лейзер,
положив ему руку на плечо. - Я был бы очень рад.
   На мгновение Эйвери отшатнулся от него.  Но  потом  рассмеялся  и  провел
ладонью но его спине, по теплой жесткой ткани его спортивной куртки.
   Инструктор повел их через плац к кирпичной  казарме,  внешне  похожей  на
театр без окон из-за того, что  один  торец  заметно  возвышался.  Сразу  за
дверным проемом дорогу перекрывал простенок, как в  общественном  туалете  -
Стрельба по движущимся мишеням, - сказал Холдейн, - и стрельба ночью.
   Во время ленча слушали пленки.
   Записи на них должны были служить фоном во время первых двух  недель  его
занятий.  Они  были  переписаны  со  старых  пластинок,  одна   из   которых
потрескивала   с   точностью   метронома.   В   целом   записи    составляли
продолжительную  игру  на  запоминание  разрозненных  фактов,   которые   не
назывались прямо, а упоминались вроде бы случайно, в завуалированной  форме,
часто слушателей отвлекали посторонними шумами - к примеру,  кто-то  спорил,
корректировал эти факты или опровергал их. В основном звучали три  голоса  -
один женский и два мужских. Раздавались и другие  голоса.  Но  на  нервы  им
действовал голос женщины.
   Ее голос звучал очень неестественно, как у стюардессы. На первой  кассете
она быстро читала вслух. Вначале  перечислялись  покупки:  два  фунта  того,
килограмм этого; потом она без всякого предупреждения переходила к разговору
о  кеглях  -  столько-то  зеленых,   столько-то   светло-коричневых;   затем
перечисляла оружие, пушки, торпеды, снаряды различных  калибров,  далее  шло
описание фабрики: производственная мощность, доходы и расходы, годовой  план
и его ежемесячное выполнение. Об этом же она продолжала говорить и на второй
пленке, но тут ей мешали какие-то посторонние голоса, переводившие  разговор
на самые неожиданные темы.
   Она зашла в бакалейную лавку, где у нее разгорелся спор с  женой  хозяина
по поводу сомнительного качества некоторых продуктов - среди них  не  совсем
свежие яйца, масло, продававшееся втридорога. Когда сам бакалейщик попытался
помирить их, она обвинила его в том, что для "своих" у него все есть, дальше
речь зашла о товарных и продовольственных карточках, об увеличении  норм  на
сахарный песок  в  сезон  заготовки  фруктов;  последовал  намек  на  обилие
товаров,  спрятанных  под  прилавком.  Бакалейщик  стал  что-то   возмущенно
говорить в ответ, но сразу умолк, когда детский  голос  спросил  что-то  про
кегли: "Мам, а мам, я сбил три зеленых кегли, а  когда  попробовал  поднять,
уронил еще семь черных; мама, почему черных осталось только восемь?"
   Затем действие  переместилось  в  какое-то  учреждение.  Говорил  тот  же
неприятный женский голос. Она зачитывала данные по  вооружению;  в  разговор
вступали  другие  лица.  Обсуждались  цифры,   старые   задачи   отменялись,
предлагались новые; один голос резко критиковал  тактико-технические  данные
какого-то вида оружия - не прозвучало ни его точное название, ни описание, -
другие голоса, наоборот, с жаром защищали его.
   Каждые пять минут кто-то кричал: "Брейк" - как на ринге во время схватки.
Тогда Холдейн нажимал на "стоп" и предлагал Лейзеру поговорить о  погоде,  о
футболе или же ровно пять минут почитать вслух газету  и  засекал  время  на
своих часах - каминные  стояли.  В  очередной  раз  заработал  магнитофон  и
раздался отдаленно знакомый голос, чуть тягучий,  как  у  пастора,  молодой,
презрительный и неуверенный, чем-то знакомый  Эйвери:  "Теперь  ответьте  на
четыре вопроса: сколько яиц она купила за последние три  недели,  не  считая
тех, которые отнесла обратно в лавку? Сколько всего имеется кеглей?  Сколько
было выпущено испытанных и калиброванных орудийных стволов  в  1937  и  1938
году соответственно? И наконец, последнее задание;  напишите  в  телеграфной
форме любой текст, из которого  можно  извлечь  данные  по  длине  орудийных
стволов".
   Лейзер бросился в кабинет записывать ответы - видно, ему была знакома эта
игра. Как только он вышел, Эйвери сказал Холдейну агрессивным тоном:
   - Это были вы. В конце звучал ваш голос.
   - В самом деле? - Может, Холдейн и правда не обратил внимания.
   Потом были другие пленки, от  них  веяло  смертью:  торопливый  топот  по
деревянной лестнице, шумно хлопающая дверь, короткий  щелчок  и  вопрошающий
женский голос, таким тоном спрашивают у гостя, с чем он будет  пить  чай,  с
лимоном  или  молоком:  "Что  это  был  за  звук:  дверная  защелка?  Затвор
пистолета?"
   Лейзер поколебался и сказал:
   - Это дверь, просто хлопнула дверь.
   -  Это  был  пистолет,  -   возразил   Холдейн.   -   Девятимиллиметровый
автоматический браунинг. Щелкнула заправляемая обойма.
   Днем Лейзер и Эйвери  впервые  пошли  прогуляться  по  окрестностям  Порт
Медоу. Это была идея Холдейна. Они быстро шагали  по  высокой  траве,  ветер
ворошил волосы Лейзера. Дул холодный ветер, но дождя не  было;  стоял  ясный
день, только без солнца; нависшее над равниной небо казалось темнее земли.
   - Я вижу, вы здесь не в первый раз, - сказал Лейзер. - Учились здесь?
   - Да, в университете.
   - Что изучали?
   - Иностранные языки, в основном немецкий.
   Они поднялись по лесенке и вышли на узкую тропинку.
   - Вы женаты? - спросил он.
   - Да.
   - Детишки?
   - Один мальчик.
   - Джон, скажите мне одну вещь. Когда  капитан  Хокинс  наткнулся  на  мою
карточку... что произошло?
   - Не понял?"
   - У вас ведь там картотека на всех, как она выглядит? Карточек,  наверно,
целый вагон.
   - Они стоят в алфавитном порядке, - беспомощно  сказал  Эйвери.  -  Самые
обычные карточки. А что?
   - Он сказал, что меня помнят. Старые сотрудники, Он  сказал,  что  я  был
лучшим. Так кто же меня помнит?
   -  Все  помнят.  У  нас  существует  отдельная  картотека   для   лучших.
Практически все в Департаменте знают о Фреде Лейзере. Даже новички.  Люди  с
таким послужным списком, как у вас, не забываются.  -  Он  улыбнулся.  -  Вы
будто всегда присутствовали, Фред.
   - Джон, скажите мне еще вот что. Я не хочу перегибать палку, но все же...
Мог бы я быть полезен вам там внутри?
   - Внутри?
   - Ну, в Конторе, среди вас. Но, кажется, для этого надо  родиться  таким,
как капитан.
   - Боюсь, именно так, Фред.
   - Какой марки машины у вас там, Джон?
   - Марки "хамбер".
   - "Хоук-хамбер" или "снайп-хамбер?"
   - Хоук.
   - Только четырехцилиндровые? У "снайп