знесменами". Обыкновенная биография в необыкновенное время, как  говаривал
красный параноик Аркадий Гайдар, лютовавший некогда в Шантарской губернии  -
правда, говаривал он это по другому поводу,  но  все  равно,  для  заголовка
ненаписанных  мемуаров  достигшего   возраста   Иисуса   Христа   удачливого
бизнесмена весьма даже неплохо. Или для подзаголовка, скорее.
   ...Те, кто сейчас  с  оттенком  презрительности  (проистекающей,  главным
образом, из зависти) именовали  его  "генеральским  отпрыском"  -  благодаря
чему, мол, и вскарабкался на сияющие вершины  -  были  не  вполне  правы.  В
первую очередь оттого, что "генеральским сынком" он стал далеко не сразу. На
свет появился капитанским сынком, в первый класс пошел сынком майорским -  а
это, согласитесь, отнюдь не элита,  тем  более  во  глубине  сибирских  руд.
Классе в четвертом он наконец  понял  и  осознал,  что  родитель  не  просто
служивый, а особист - но сибирский  особист-майор  середины  семидесятых  на
элиту опять-таки не тянул. Жили  получше,  чем  иные  прочие,  и  только,  и
всего-то. Район был не пролетарский,  у  каждого  имелась  своя  комната,  в
гараже наличествовала "копейка", еда с  одеждой  на  пару  порядков  получше
среднего уровня - вот, пожалуй, и все.
   А в остальном -  типичнейший  совок.  Настолько  совковый,  что  папенька
категорически отказался уступить уговорам маменьки и  отмазать  единственное
чадушко от службы в рядах непобедимой и легендарной Советской Армии. Правда,
не стал и доводить до абсурда - то есть отправлять  сыночка  в  плаванье  по
армейскому морю  без  руля  и  без  ветрил,  отдавать  на  волю  военкомата.
Действительную службу Вадим отпахал, как и положено - строевым солдатом. Вот
только воинская часть была не вполне обычная.
   По всей необъятной Шантарской губернии  вокруг  ГЭС  и  пахавших  главным
образом на оборонку заводов-гигантов издавна располагались батареи  зенитных
ракет. А небольшая воинская часть, командовавшая всей  этой  грозной  силой,
располагалась как раз в Шантарске, не на самой  окраинной  улице.  И,  кроме
офицеров,  там  полагалось  иметь  энное  количество  нижних  чинов.   Легко
догадаться, что все без исключения нижние чины как раз и были сыночками.
   А посему особенных страстей-мордастей там не наблюдалось -  ни  оголтелой
дедовщины, ни "урюков", что по-русски ни в зуб ногой, ни заезжавших  в  зубы
полупьяных прапорщиков. Все чинно, пристойно, образцово. Маленький  эдемчик,
если  честно.  "Суровая  армейская  школа",  на  которой  настоял  родитель,
обернулась не столь уж тягостным предприятием. Через два года Вадим вышел за
ворота бравым сержантом с полным набором значков, дополненным медалькой -  и
поступил в Шантарский университет без всяких усилий. Маман,  правда,  слегка
подсуетилась, но опять-таки горы сворачивать не пришлось.
   А год, между прочим, был примечательный -  восемьдесят  пятый.  Генсек  с
багровой нашлепкой на лысине уже начинал понемногу выдавать  в  эфир  такое,
отчего  у  классиков  марксизма-ленинизма  на  парадных   портретах   волосы
явственно вставали дыбом...
   Правда,  Вадим  ухитрился  как-то  не  заметить  исторического  поворота-
некогда было. Открыл для себя увлекательнейшее занятие - книжный бизнес. Ах,
какой это был увлекательный и  доходный,  прямо-таки  инопланетный,  теневой
мир: неизвестный  непосвященным  спрут,  охвативший  всю  страну,  галактика
"пятачков" и "толкучек", где имелось все, чего пожелает душа...
   В магазинах не было ничего - разве что на тех полках, что  были  отведены
под   "макулатуру"   и   придуманный   каким-то   гениальным    шизофреником
"книгообмен". Зато у  "спецов"  было  все.  Вполне  возможно,  что  хваленые
агентурные сети КГБ и ЦРУ даже уступали в размахе этой опутавшей  весь  Союз
нерушимый  паутине,  где  в   причудливом   симбиозе   трудились   удачливые
спекулянты,  сами  в  жизни  не  открывшие  ни  единой  книжки,  оборотистые
директрисы книжных магазинов, перешедшие на отхожий  промысел  интеллигенты,
начинающие  литераторы,  начитанные  студенты   и   прочий   народец   самых
неожиданных профессий. Тиражи покидали типографии, но до прилавков так и  не
доходили, попадая  к  покупателю  по  ценам,  ничего  общего  не  имевшим  с
государственными.
   Впрочем, неверно было бы считать тружеников книжного  рынка  примитивными
перекупщиками, Был еще и самиздат. Не имевший ничего общего с диссидентским,
но превосходивший его по масштабам раз во сто...
   Мало кто знает до сих пор, что некогда в СССР оперативнейше  переводилось
и самоляпно издавалось все мало-мальски заметное, что только было  сотворено
мэтрами  зарубежной  фантастики  и   детектива.   Переводы,   правда,   были
топорнейшие, "книги"  отпечатаны  на  пишущих  машинках  под  копирку  -  но
снабжены твердыми переплетами, иногда даже с тиснением. Знающий человек  мог
обзавестись многотомными собраниями сочинений любимых авторов,  если  только
был осведомлен, куда нужно идти в Москве, куда - в Минске или Свердловске.
   Конечно, милиция бдила. Конечно, кто-то регулярно попадал в неприятности,
вплоть до отсидки.  Однако  индустрию  в  целом  это  поколебать  не  могло.
Чересчур мощная и всеохватывающая была, зараза.
   А потом перестройка набрала  обороты.  И  оказалось  вдруг,  что  -  дела
немыслимые! - легальным  издателем  может  стать  любой,  у  кого  в  голове
достаточно мозгов,  а  в  кармане  отыщется  сумма,  эквивалентная  всего-то
годовому заработку среднего инженера. Всемогущая КПСС отчего-то  практически
без боя отдала книжный рынок шустрому частнику, пресловутая  цензура  словно
бы растаяла. Тогда, в восемьдесят восьмом, это казалось диким, необъяснимым,
но теперь все стало  понятно:  номенклатура  увлеченно  готовилась  поменять
вывеску, перекраситься в авангард демократов - и все ее  интересы  вертелись
главным образом  вокруг  заводов-газет-пароходов.  Номенклатурщики  попросту
забыли за семьдесят лет, что книгоиздание  может  стать  выгодныМ  делом,  а
потому махнули на него рукой.
   Поскольку природа  не  терпит  пустот,  в  образовавшуюся  брешь  тут  же
ринулись оборотистые мальчики - в том числе и Вадим с Эмилем, который  тогда
еще был не  Эмилем,  а  Григорием.  Идея  была  проста:  нужно  понять,  что
необходимо народу, за что он в первую очередь готов выложить кровные.
   Оказалось, народ  в  массе  своей  жаждет  не  столько  трудов  академика
Сахарова и корявых мемуаров бывших  узников  ГУЛАГа,  а  вульгарного  секса,
каковой, оказалось, в Советском Союзе все же есть. Голод  доходил  до  того,
что в Шантарске платили пятерку за ксерокопию "Космической проститутки".
   Золотые были времена. Во всех смыслах. В России, правда, еще правило  бал
пуританство, но на окраинах дышалось немного свободнее.  А  потому  Вадим  с
Эмилем через общих знакомых довольно быстро отыскали в древнем городе Минске
подтощалого кандидата химических наук со смешной  фамилией  Подыпа,  который
давно уже на досуге клепал для души эротические фантазии.
   Подыпе, конечно, далеко было до Генри Миллера и Набокова,  кандидат-химик
работал в простом и суровом  стиле,  чем-то  напоминавшем  первые  советские
"Москвичи": "Он повалил девушку на пол,  разорвал  блузку,  обнажив  высокие
груди, раздвинул стройные ножки и решительно ввел член.  Девушка  стонала  и
охала". Не шедевр, конечно,-  однако  неизбалованный  качественной  эротикой
советский читатель расхватывал и творения Подыпы, напечатанные  на  скверной
газетной бумаге, прошитые скрепками, в мягких обложках с убогими  рисунками,
а то и вовсе без оных.
   Дело пошло. Малость отъевшийся на хороших гонорарах Подыпа  работал,  как
пулемет,  выбрасывая  устрашающее  количество  двадцатистраничных  шедевров.
Главное, груди непременно были высокими, ножки - стройными, обнаженное  тело
всегда белело, девушки всегда стонали и охали, а член, легко догадаться,  не
знал устатку. Параллельно приятель Подыпы,  малость  овладевший  английским,
переводил для Вадима с Эмилем детективы - по три  в  неделю.  Переводы  были
столь же ужасными: "Он сунул свою  руку  в  свой  карман,  достал  пистолет,
вывинтил цилиндр и высыпал пули". Классики  вроде  Чандлера  и  Макдональда,
должно быть, ворочались в гробах: по страницам русских переводов их  романов
разгуливало такое количество "полицейских офицеров", какого, должно быть, не
сыщется во всех Соединенных Штатах (в английском оригинале "police officer",
о чем халтурщики и не подозревают, означает не офицера, а как  раз  рядового
полисмена), а простые американские парни, храбрые  копы,  под  борзым  пером
русского толмача изъяснялись примерно так: "Боб, продолжай сидеть в  машине,
а я обогну строение с задней стороны,  чтобы  сделать  мерзавцу  невозможным
факт бегства в неизвестном направлении".
   Но читатель-то хватал! Как ни бились в истерике эстеты  из  "Литературной
газеты", как ни кривили губы интеллигенты, отчего-то свято  полагавшие,  что
новая власть даст им бешеные деньги и позволит порулить...
   Со временем Подыпа стал выдыхаться,  а  читатель,  немного  развратившись
обилием  книг,  начал  требовать  и  эротики  классом  повыше,  и  переводов
качественнее. Одного "белевшего  тела"  и  "грубо  введенного  члена"  стало
как-то  маловато,  вновь  вернулись  в  небытие  и   обнищали   переводчики,
именовавшие "звезду  Полынь"  "звездой  Вормвуд",  а  барабан  револьвера  -
"цилиндром".
   Но к тому времени два друга уже накопили необходимый стартовый капитал. И
открыли для себя не в пример более доходные операции.  Оказалось,  например,
что в том же Минске ежели законнейшим  образом  сдать  в  ювелирный  магазин
золотые побрякушки,  столь  же  законно  купленные  в  Свердловске,  прибыль
составит ровно сто процентов. А если купить у юрких вездесущих поляков оптом
пару тюков джинсов или картонную коробку из-под телевизора,  битком  набитую
баллончиками со слезоточивым газом, и привезти это добро в Шантарск, процент
прибыли получается вовсе уж нереальным.
   Бог ты мой, какие были времена, какие комбинации! Старик Хоттабыч сдох бы
от зависти, а средневековые алхимики дружно  повесились.  Вагон  с  рулонами
бумаги, вышедший из Хабаровска, где-нибудь возле озера  Байкал  оборачивался
тремя вагонами копченой рыбы, та, достигнув Уральских  гор,  превращалась  в
целлюлозу, целлюлоза в Карелии вновь становилась бумагой, но ее уже было раз
в десять больше, нежели вышло из Хабаровска. Пока интеллигенты с пеной у рта
выясняли,  кто   отравил   Крупскую,   по   стране   путешествовали   партии
всевозможного товара, озаренные столь  же  высокопробной  магией:  уральские
самоцветы  в  одночасье  оборачивались  партий  компьютеров,  компьютеры   -
турецкими свитерами, щенки кавказской овчарки  -  серебряными  цепочками  из
Эмиратов, цепочки - китайской лапшой. Что угодно могло превратиться  во  что
угодно. Конечно, кто-то разорялся, кого-то  вдруг  обнаруживали  с  пулей  в
голове, но законы и налоги неким волшебным образом все  время  отставали  на
два-три шага от реального состояния дел, и как-то незаметно сгинула  очередь
на автомобили, и квартиры уже не получали, а  покупали,  и  никто  почти  не
садился.
   Одним словом, университет как-то незаметно исчез из  его  жизни  (правда,
дипломы они с Эмилем все равно получили, что обошлось не очень уж и дорого).
И,  что  гораздо  важнее,  папа,  орел-командир,  ставший  к  тому   времени
генерал-майором, вдруг обнаружил, что сынок-то, оказывается, бизнесмен. Он и
раньше что-то такое замечал, но размаха и масштаба не представлял - вот  тут
хваткий особист оплошал.
   Впрочем, то, что казалось тогда Вадиму "размахом и масштабом",  на  самом
деле, как обнаружилось, было не более чем щенячьими играми на лужайке. После
мужского разговора с папенькой это стало совершенно  ясно.  Убедившись,  что
отпрыск подает надежды, моложавый генерал за полчаса объяснил, как  делаются
настоящие дела - причем законы оказываются нисколечко не  нарушенными,  мало
того, никто не стоит над душой с одноразовым китайским "ТТ".
   Все дело в связях и знакомствах, без которых порой в  шальном  российском
бизнесе можно уродоваться на ниве капитализма годами, но заработать лишь  на
подержанную "Тойоту" да на эскортниц...
   Вот тут-то пошли дела. И очень быстро стало ясно,  отчего  генерал-майор,
как  и  его  компаньоны,  удивительно  спокойно   воспринимал   горбачевские
шокирующие новшества, ни единого раза не  пообещав  по  пьянке  перестрелять
реформаторов.
   Тогда как раз вошли в моду металл и биржи. Знаменитые титановые лопаты на
корявых черенках из неструганых кольев - не миф, а суровая проза. И за рубеж
их ушло столько, что ими, надо полагать, до скончания  века  обеспечены  все
дворники в странах "большой семерки". Никто, если разобраться, не знал,  что
же такое "красная ртуть" - тем не менее масса народа ею успешно торговала  и
многие неплохо заработали, а многие, к тому же, ухитрились  остаться  живыми
до сих пор. В  том  числе  и  Вадим  с  Эмилем  -  ртутью  они,  правда,  не
занимались, но невзначай отправили в одну  пока  что  братскую  и  пока  что
социалистическую страну три вагона, битком набитых алюминиевыми  панелями  и
статуями,  каковыми  предполагалось  украсить  десяток  Домов   культуры   в
означенной стране. Культурный обмен меж партнерами по соцлагерю, знаете  ли.
К вагонам прилагался даже взаправдашний член  Союза  художников,  снабженный
необходимыми бумагами, который все это  изваял  бескорыстно  для  зарубежных
братьев.
   Попив неделю коньяк в  пункте  назначения,  член  Союза  вернулся  домой,
счастливо прижимая к  груди  новехонький  видак  в  нетронутой  упаковке.  А
содержимое  вагонов  в  полном  соответствии  с  законами  российской  магии
улетучилось неведомо куда - по секрету признаться, алюминия там не  было  ни
грамма, а то, что было, на мировом рынке стоило не  дешевле  золота.  Своими
силами два приятеля такое дело не провернули бы ни за что,  но  папа  и  его
записная книжечка делали чудеса...
   Ну, и биржа, конечно, В России их тогда было раз в двадцать побольше, чем
в остальном мире, но своего историка сей веселый период вряд ли  дождется  -
как не дождалась такового добрая старая Англия,  где  не  очень-то  и  любят
вспоминать, сколько банкирских домов и дворянских родов народились  на  свет
благодаря тому, что их основатели в молодости любили плавать по теплым морям
под флагом радикально черного цвета...
   Многое бывало. Всякое бывало. За всеми  этими  заботами  едва  замеченным
прошел распад СССР, поскольку открывшиеся в  незалежной  России  перспективы
были не менее ослепительными. В конце концов англичане правы - мало  ли  под
каким флагом любил  бороздить  моря  двести  лет  назад  колченогий  дедушка
Сильвер. Главное, его сегодняшние потомки  умеют  безукоризненно  завязывать
галстук,  не  едят  с  ножа,  а  нынешний  их  бизнес,  право  же,  насквозь
респектабелен.  Почти.  Без  "почти"  в  России,  с  чем  согласится   любой
здравомыслящий человек, никак невозможно. Специфика, знаете  ли.  Чистоплюев
никто не отстреливает специально - им просто-напросто никогда  не  подняться
выше продавца в коммерческом ларьке или сторожа на платной  автостоянке.  Не
нами заведено, не с нас и спрос. Есть целый набор столь же фундаментальных и
убаюкивающих истин. Самое главное  -  все  до  сих  пор  живы,  и  никто  не
предъявляет претензий, а  это  о  чем-то  да  говорит.  Как-никак,  один  из
папашиных сослуживцев в свое время вынужден был утонуть в собственной ванне,
и это не единственный печальный пример, когда считавшие себя самыми  хитрыми
индивидуумы, не понимавшие,  что  в  грязных  делах  как  раз  и  необходима
стопроцентная честность, сметались с шахматной доски. Когда...
   - Ауфштейн! Ауфштейн, суки!
   Обжигающий удар по ногам вырвал его из  липкой  полудремы,  он  оторопело
вскинулся,  зажмурился  -  в  дополнение  к  тусклой   лампочке,   гнилушкой
светившейся под потолком, вспыхнула пара мощных фонарей, белые лучи  сначала
метались по комнате,  словно  лучи  спятивших  гиперболоидов,  потом,  после
резкой команды, замерли. Похоже, фонари  просто  поставили  по  обе  стороны
двери, и они теперь стали чем-то вроде сценических прожекторов.
   - Ауфштейн!
   Они попрыгали с нар, увертываясь от яростно махавшего дубинкой Василюка и
какого-то незнакомого эсэсовца  -  парочка  работала  со  сноровкой  опытных
косарей,- выстроились, вытянув руки по швам.
   Теперь только суета превратилась в нечто упорядоченное. Ненадолго настала
тишина. Обнаружилось, что  у  стены  стоят  в  раскованно-удалых  позах  два
черномундирника с помповушками  наперевес,  а  меж  ними,  почти  на  равном
расстоянии от обеих, сидит на стуле  Маргарита  и,  закинув  ногу  на  ногу,
пускает дым в потолок. За спиной Вадима застонал, заворочался Доцент.
   Маргарита, покачивая носком начищенного сапога, небрежно бросила:
   - Тишина на лежачих местах. Еще один писк - и прикажу яйца отрезать...
   И спокойно выпустила густую струю, закинув златовласую головку. Личико  у
нее  было  совершенно  безмятежное,  будто   присутствовала   на   репетиции
драмкружка, взявшегося за пьесу о  Бухенвальде,  а  зрачки,  Вадим  заметил,
вновь  ненормально  расширены.  "Ширяется   девочка,   никаких   сомнений",-
пронеслось у него в голове.
   Когда тишина стала вовсе  уж  гробовой  -  Доцент  замолчал  сразу,  едва
получив  предупреждение,-  на   веранде   послышались   неторопливые   шаги,
сопровождаемые явственным скрипом хорошо пошитых сапог из натуральной  кожи,
и в бараке появился герр штандартенфюрер. Он прямо-таки проплыл на середину,
остановился,  заложив  руки  за  спину,  расставив  ноги,  медленно  обозрел
присутствующих - справа налево, слева направо  -  вынул  из-за  спины  руки,
взмахнул стеком, будто дирижерской палочкой:
   - Доброй ночи, господа  хорошие,  доброй  ночи...  Я  дико  извиняюсь  за
причиненные неудобства, но события  прямо-таки  требовали  безотлагательного
вмешательства. До меня дошли слухи, что  в  вашем  бараке  постояльцы  ведут
себя, словно распоследние свиньи. Вы  же  относительно  цивилизованные  люди
конца двадцатого века, господа, скоро весь мир торжественно вступит в третье
тысячелетие... И что же мы наблюдаем?  Вы,  как  поросята,  серете  прямо  в
бараке, хотя  администрация  для  вас  оборудовала  прекрасный  туалет  типа
"сортир"... Стыдно, судари мои. Мы тут посовещались и решили,  что  подобные
тенденции  следует  гасить  в   зародыше.   А   посему   вынужден   объявить
незапланированный субботник по  уборке  помещения.  И  заодно  собрать  все,
запрещенное правилами внутреннего распорядка  -  говорят,  вы  натаскали  в.
чулан всякой пакости, совершенно вам ненужной...  Живо!-  вдруг  заорал  он,
надсаживаясь.- Живо двинулись убирать за собой! Направо!
   С двух сторон придвинулись с занесенными дубинками охранник  и  капо.  Но
шеренга уже повернулась направо, довольно  слаженно  -  сказалась  вчерашняя
муштровка.
   -  Весь  хлам  вытащить  и  аккуратненько  сложить  у  крылечка,-   вновь
совершенно нормальным голосом распорядился  комендант.-  А  дерьмо,  хорошие
мои, тщательно собрать ручками и отнести в сортир, где ему и надлежит  быть.
Предупреждаю сразу: к саботажникам буду жутко немилостив... Шагом марш!
   Еще один фонарь поставили так, чтобы освещал чуланчик.  Комендант  весело
покрикивал:
   - Шевелись, сволочи, шевелись! Каждый по очереди заходит в чулан, со всем
старанием нагребает говнецо ладошками - а потом культурной шеренгой все  его
несем в сортир! Ух вы, стахановцы мои, век бы с вами тут сидел!
   Сначала Вадим решил, что его вот-вот вывернет наизнанку - когда  загребал
ладонями с пола неизвестно чье дерьмо. Как ни  удивительно,  обошлось.  Весь
организм прямо-таки сотрясало от беспрестанных рвотных позывов, он кашлял  и
перхал, но так и не вывернуло, ни его, ни остальных. Жутковато подумать, но,
полное  впечатление,