ицы, перестала  дергаться  и  обхватила
его за шею.
   Вадим отпрянул от окна, зло сплюнул и выбрался со двора. В голове шумело,
злость на молодую женушку, столь легко пошедшую по рукам, была уже  какой-то
устоявшейся, привычной: нашла свое место в этой жизни, стервочка...
   Он брел  в  густой  тени  возле  самых  заборов.  Споткнулся  обо  что-то
непонятное и полетел на землю, вытянув  руки.  Рухнул  на  что-то  огромное,
теплое,  живое,  послышался  шумный  выдох.  Чуть  не  заорал   от   страха,
отталкиваясь ладонями от теплого,  покрытого  жестковатой  шерстью  бока.  И
успокоился, сообразив, что упал прямиком на  устроившуюся  отдыхать  корову.
Она восприняла происшедшее с философским спокойствием, даже не пошевелилась.
Посмеявшись над собственным глупым страхом, Вадим побрел дальше.
   В избушке продолжалось веселье. Томка вновь забралась в спальник,  к  ней
пытался присоседиться Худой, но получал по рукам и обиженно пыхтел. Славик с
Мухомором,  устроившись  на  краешке   нар,   взахлеб   делились   какими-то
неизвестными  Вадиму,  а  потому  лично  для   него   ничуть   не   смешными
воспоминаниями.
   Мухомор тут же сунул ему кружку:
   - Вмажь "Стервецкой". Ты где пропадал?
   - Да так...- удрученно вздохнул Вадим, держа  кружку  с  рыжей  жидкостью
так, чтобы ненароком не нюхнуть. Собрался внутренне  и  осушил  до  донышка,
передернулся,  борясь  с  тошнотой,  торопливо  сцапал  протянутый  Славиком
плавленый сырок, прожевал.
   - Что смурной? Пашка, поди, твою ляльку фантазирует?
   - Иди ты...
   - Пабло у нас таковский. А бабы - суки известные, им позарез необходимо к
самому обстоятельному приклеиться... Плюнь. Иди вон к Томке, она тут на тебя
глаз положила...
   - Ва-адик! - позвала Томка.- Освободи ты меня от этого аспида, спасу нет!
   Теперь Вадим рассмотрел ее как следует - девица, конечно,  вульгарная  до
предела, но, в общем, симпатичненькая и на потасканную не  особенно  похожа.
Худой без особых протестов отодвинулся, давая ему место.
   - Валяй,- фыркнул он.- Только ты у нас эту пашенку не пахал...  Остальные
давненько побратались, еще с прошлого сезона, даже Пабло отметился...
   - Давай-давай,- поддержал Мухомор.-  Тут,  в  глуши,  никаких  спидов  не
водится,  про  них  и  не  слыхивали...  Вмажь  еще  для  бодрости,   а   мы
отвернемся...
   Вадим глотнул из кружки, отставил ее не глядя, и она звонко  кувыркнулась
с нар. Покопавшись в себе, не нашел  никаких  особенных  моральных  преград:
если уж сливаться с новой жизнью,  то  без  ненужного  чистоплюйства.  Да  и
воспоминания о  том,  что  сейчас  происходит  в  Пашиной  штаб-квартире  на
старомодном диване, придавали решимости и злости. Думала,  стерва,  я  стану
печально изливать тоску под звездами, воя на луну? А вот те шиш,  как  пишет
классик!
   Он неуклюже - раньше этого делать  не  приходилось  -  залез  в  спальный
мешок, тесный сам по себе, а из-за присутствия Томки  и  вовсе  напоминавший
автобус в час пик. Они оказались лицом к лицу. Вадим подумал, что девочка не
столь уж и плоха. Оказавшиеся под ладонями тугие округлости  на  пуританский
лад как-то и не настраивали.
   - Ну, чего лежишь? - фыркнула она ему в ухо, проворно  действуя  опытными
ручками пониже талии.
   За спиной позвякивали кружки -  на  них,  в  общем,  уже  и  не  обращали
внимания. Вадим неуклюже стянул с себя штаны в  тесноте  спальника  -  а  на
Томке, кроме легкой блузочки, ничего и не оказалось, так что особо  возиться
и не пришлось. Они слились в одно так ловко и незатейливо, что Вадим  ощутил
нешуточный прилив сил - и понеслось  под  хмельные  разговоры,  звучавшие  в
метре от них. Первое время зрители еще  цинично  подбадривали  и  ржали,  но
вскоре отправились куда-то в ночную тьму.
   Такая жизнь и в самом деле начинала нравиться.
   Глава третья. Будни
   Он бежал трусцой, обеими руками держа перед  собой  электрод  -  примерно
полуметровый медный прут толщиной в мизинец, с удобной  треугольной  ручкой.
Обмотанный вокруг электрода черный провод на взгляд постороннего  неизвестно
где и кончался, уходя за пределы видимости, но Вадим-то прекрасно знал,  что
провод шустро сматывается с катушки, оставшейся метрах в  шестистах  отсюда,
за лесочком.
   Тащить провод было не столь уж и тяжело, но  последняя  стометровка,  как
всегда,  казалась  бесконечной.  Ну,  наконец...  Провод  взлетел  с  земли,
натянулся с тихим звоном - далеко отсюда Иисус  притормозил  катушку.  Вадим
торопливо вбил острие электрода в мягкую землю, убрал  руку  -  промешкаешь,
может и током стукнуть, легонько, но все равно неприятно.
   Не прошло и минуты, как на том конце  провода  Паша  сделал  все  замеры.
Провод  вновь  натянулся,  задергался,  вырывая  электрод  из  земли.  Вадим
торопливо выдернул контакт и той же трусцой  побрел  за  концом  провода,  к
которому для пущего удобства был привязан бантик из белой пластиковой  ленты
- чтобы не потерять из виду черный провод на черной пашне.  Теперь  основная
работа ложилась на Иисуса, которому придется намотать на  катушку  несколько
сот метров провода...
   Шел двенадцатый день  с  тех  пор,  как  закончилась  веселая  гулянка  и
началась настоящая работа.

   ...Наутро в избе появился  Паша,  сам  явно  похмельный,  но  исполненный
трудовой  непреклонности.  Безжалостно  согнал  всех  с   нар,   громогласно
напоминая, что уговор был железный - с завтрашнего дня отходят  праздники  и
начинаются будни. Бригада из четырех человек поохала, но послушно  поплелась
в летнюю кухоньку через два дома отсюда.
   Паша тем временем извлек  откуда-то  инженера  Бакурина,  тридцатилетнего
похмельного субъекта с кротким взглядом спаниеля, и долго,  отведя  подальше
от работяг, воспитывал с применением непарламентской лексики. Вадим, неплохо
разбиравшийся  в  деловых  качествах  людей,  быстро  опознал   в   Бакурине
примитивную тряпку.
   Позавтракав, отправились на извлеченном из  колдобины  "газике"  занимать
боевые позиции - похмельный Вася, как оказалось, уже ни свет ни  заря  успел
обернуться в Шкарытово,  куда  увез  Женю:  красавчик,  бродивший  ночью  по
деревне, спьяну где-то приложился затылком так, что в сознание не пришел, по
словам Васи, и в Шкарытово. Новость приняли с  некоторым  удивлением  -  как
объяснил Вадиму Мухомор, пьяных геофизиков хранит некая Фортуна, и лично  он
просто не помнит за последние десять лет второго такого случая, чтобы кто-то
из-за бухалова покалечился настолько серьезно, но, в общем, особой печали не
было. Вадим лишний раз убедился, что  Женя  особой  любовью  сослуживцев  не
пользовался.
   Вадим - слава богу, не дурак - в  первый  же  день  освоил  все  нехитрые
детали будущей работы, а  попутно  из  разговоров  узнал  достаточно,  чтобы
построить картину.
   Электроразведка, которой им  предстояло  заниматься,  была  не  столь  уж
сложным предприятием.  Предварительно  некий  район  словно  бы  оказывается
покрытым правильной прямоугольной сетью - топографы ("топики")  забивают  на
местности несколько десятков "пикетов" -  самых  обычных  плоских  колышков,
через каждые сто метров. Два километра, он же "профиль" - двадцать  пикетов.
Бывает и подлиннее. Этих профилей, тянущихся параллельно друг другу  -  штук
двадцать.
   И начинается работа. У пикета устанавливают две катушки с проводом,  двое
работяг подсоединяют электроды  и  начинают  отматывать  провод  на  заранее
установленную дистанцию - сначала пять, десять, двадцать пять метров,  потом
интервалы растут, и так - до семисот пятидесяти.  В  каждой  точке  электрод
быстренько втыкается в землю, Паша пропускает разряд, делает замер  и  гонит
работяг  дальше.  Потом  переход  на  сто  метров  до  соседнего  пикета   с
размотанными катушками -  и  все  начинается  по  новой.  Время  от  времени
меняются ролями - один садится на катушку, другой бежит с  проводом.  Вот  и
все хитрости.
   Главная веселуха тут в другом - это занятие  под  скучным  названием  ВЭЗ
(вертикальное электрическое  зондирование)  требует  строжайшего  соблюдения
прямой линии и разрывов в линии профилей не допускает.  Посему  пикет  может
оказаться в самом неожиданном месте - посреди болотца, на крутом  склоне,  в
лесной чащобе. И  человек  с  проводом  вынужденно  шпарит,  куда  забросила
судьба, карабкаясь на склоны, проламываясь  сквозь  чащобу,  и  утешает  его
один-единственный отрадный факт: он-то бежит налегке, а вот  напарник  тащит
по тем же кручам-болотам свою катушку, весящую не  столь  уж  мало.  Мухомор
рассказывал, случалось прокладывать профиля прямо через деревню - и тогда по
идеальной прямой долго носились люди в брезенте, топоча прямо по  грядкам  и
пересекая подворья в самых неожиданных местах.
   Такая вот работа. Начальство никаких привилегий не имеет  -  само  гнется
под тяжестью батареи и прибора. Электроразведка испокон веков считается не в
пример более аристократическим занятием, нежели геология - геолог  сплошь  и
рядом бродит по вовсе уж диким краям, волоча все свое добро  на  себе,  зато
геофизика,  требующая  изрядного  количества  аппаратуры,   украшает   своим
присутствием не столь глухие места, куда можно добраться  на  машине  или  в
крайнем случае на вертолете. Вадиму уже успели поведать проникнутый здоровым
шовинизмом профессиональный анекдот:  ""Собака  -  друг  человека",-  сказал
геолог. И, преданно виляя хвостом, посмотрел на геофизика".
   В общем, ничего особо страшного для человека, у которого целы  руки-ноги,
а возраст далек от пенсионного. В иные дни приходилось  трудненько,  но  они
выпадали не так уж часто - в основном проходили по равнинным  местам.  Вовсе
уж легким занятием оказалась процедура под названием ВП  -  четыре  человека
без всяких катушек тянут по профилю стометровый  провод,  останавливаясь  на
каждом пикете. В сто раз  легче,  а  оплачивается  точно  так  же.  Довелось
изведать и некое сочетание под названием ВЭЗ-ВП - выполняется,  как  обычные
ВЭЗы,  но  провод  отматывается  на  гораздо  меньшее  расстояние,  в  земле
выкапываются ямки и туда, налив сначала воды, суют другие  электроды,  очень
похожие  на  игрушечные  пластмассовые  грибы,  и  батареи  в  этом   случае
применяются другие  -  не  Пашин  рюкзак,  а  те  самые  деревянные  ящички,
занимающие чуть ли не половину "уазика".
   Так  что  никак  нельзя  сказать,  чтобы  Вадим  изнемогал   под   гнетом
непосильного труда,- отнюдь. Разве что пахать  приходилось  от  рассвета  до
заката. Смешно, но он пару раз ловил себя на шокирующей мысли, что отдыхает.
Работа была нетяжелая и несложная, кормежка - неплохая, весь день на  свежем
таежном воздухе, в местах, не знающих промышленных выбросов. Именно здесь он
впервые попробовал настоящее молоко,  из  коровы,-  еще  теплое,  вызывавшее
неописуемые ощущения, ничуть не похожее на городское молоко. Первый раз  его
едва не стошнило, но потом привык, а уж когда попробовал настоящую  сметану,
не имевшую  ничего  общего  ни  с  городской,  ни  с  той,  что  подавали  в
пятизвездочных отелях Западной Европы... В ней,  без  преувеличений,  стояла
ложка. Вадим даже стал замечать за собой, что самую малость раздобрел  и  уж
определенно окреп -  стрессов  в  окружающей  действительности  попросту  не
имелось. Сам он ни за что не согласился бы променять свою  жизнь  на  этакое
вот бытие, но теперь прекрасно понимал сослуживцев и уже не  удивлялся,  что
"зашанхаенный" некогда Иисус четвертый  год  добровольно  тянет  лямку.  Для
людей определенного склада здесь был рай земной - кормит начальство,  думает
за тебя начальство, нет ни бюрократов в галстучках, ни милиции, ни признаков
какой бы то ни было власти, ни светофоров, ни многолюдства. Другая  планета,
право слово...
   С Никой, само собой разумеется, все пошло  наперекосяк.  Вернее,  не  шло
никак. Словно они были совершенно чужими, незнакомыми людьми. Вадим ее видел
только за завтраком и за ужином, в крохотной  летней  кухоньке  -  держалась
блудная супруга крайне естественно и непринужденно,  нисколечко  не  выделяя
среди других  мужа-рогоносца,  будто  никогда  прежде  не  знала  и  впервые
встретилась с ним в этой деревушке. Ни капельки виноватости или раскаяния во
взоре, хоть бы бровью повела... Паша успел  ее  немного  приодеть,  раздобыл
где-то новенькие джинсы, косметику -  правда,  на  людях  никаких  нежностей
сладкая парочка себе не позволяла, но весь  отряд,  естественно,  знал,  как
обстоят дела. Вот единственное, что здесь портило Вадиму жизнь, хотя никто и
не пробовал как бы то ни было его подначивать. Больше всего  его  бесила  не
очередная измена,  совершенная  с  поразительной  по  сравнению  с  прошлыми
временами легкостью, а именно эта непринужденность происходящего.  Какие  уж
тут постельные права - человек посторонний, впервые угодивший в  отряд,  мог
так и остаться в неведении относительно истинного положения дел. Что до Паши
Соколова, он за эти дни  так  и  не  предпринял  ни  единой  попытки  как-то
объясниться с Вадимом - тоже держался с бесившей естественностью. Се ля  ви,
и все тут...
   Конечно, он считал дни. И, уже разобравшись в деталях, видел, как  растет
число  пройденных  профилей,  знал,  что  вскоре  окажется  на  свободе,   в
Шантарске. Понемногу начинал ломать голову: что о нем там думают, считают ли
мертвым, если история каким-то образом всплыла? Вот будет  номер,  если  той
белобрысой дуре удалось спастись. Фирма, конечно, не развалится за считанные
дни и даже  не  особенно  заботит,  но,  чего  доброго,  запишут  сгоряча  в
покойники...
   Зато с другой стороны неприятностей  не  ожидалось.  Первые  дня  три  он
боялся, что, вернувшись вечером в деревню, увидит там милицейскую  машину  и
местных пинкертонов - но  время  шло,  а  пинкертоны  так  и  не  появились.
Чрезвычайно похоже, никто  его  с  Никой  не  искал  ни  в  связи  с  первым
убийством, ни  со  вторым.  Проскользнули  незамеченными  для  ока  карающих
органов. Вадим успокоился и отмяк душой  настолько,  что  временами  начинал
всерьез  прикидывать,  какую  бы  неприятность,  и  покрупнее,  устроить   в
Шантарске  Паше  после  возвращения.  С  его  нехилыми  возможностями  можно
позволить себе многое, волосатый амбал, возникни такое желание, долго  будет
ползать на коленях, проклиная тот день и час... Быть может, и не  устраивать
ничего из того, что шеф  службы  безопасности  деликатно  именует  "твердыми
акциями"? Попросту пригласить волосатика в гости, к себе  в  офис,  привезти
его туда на "Мерседесе", усадить у себя в кабинете в кресло  за  две  тысячи
баксов, налить коньячку из той  бутылки,  что  стоит  две  Пашиных  месячных
зарплаты (Вадим уже знал, какие слезки  получает  инженер-геофизик,  раза  в
четыре меньше собственных  работяг,  сидящих  на  сдельщине),  непринужденно
угостить дорогущей сигаретой, а потом, когда  окончательно  дойдет,  пустить
дым в потолок, отработанным, снисходительным тоном небрежно бросить:
   - Ты понимаешь, даме просто захотелось развлечься,  слышал,  наверное,  о
такой вещи, как пресыщение благами? Это быстро проходит, Пашенька,  так  что
упаси тебя боже брать что-то в волосатую голову...
   Пожалуй, так даже лучше, чем примитивно посылать ребят,  чтобы  в  темном
переулке оттоптали пальцы и отбили почки. Решительно, так лучше - не  трогая
и  кончиком  мизинца,  наглядно   изобразить   всю   бездонность   пропасти,
разделяющей  преуспевающего  бизнесмена  и  нищего  инженеришку.  Неизмеримо
эффектнее... и эффективнее, черт побери! Вот при этом  варианте  зарвавшийся
плебей получит на полную катушку, не стоит опускаться до уровня  деревенских
дебилов, месящих друг друга кулаками из-за  девки  возле  полурассыпавшегося
сельского клуба...
   Он даже повеселел - и припустил быстрее, провод ускользал теперь  гораздо
проворнее, Иисусу осталось намотать метров сто. Интересно, а Ника  понимает,
что ее романтическому приключению очень скоро  придет  конец?  Никак  нельзя
подозревать, что одурела настолько, чтобы связать свою судьбу с этим...  Вот
уж кто в жизни не станет устраивать рай в шалаше...
   Смешно, но он до сих пор так и не мог понять, чего хочет  от  будущего  -
разводиться с Никой или не стоит? Вообще-то, другая может оказаться  стервой
еще почище, а Нику после всех приключений будет гораздо легче взять в ежовые
рукавицы, почаще напоминать обо всех ее выбрыках и мягко  намекать,  что  не
просто разведется, а еще и постарается, чтобы причина развода стала известна
в определенных кругах всем и каждому. Тогда искать вторую столь же блестящую
партию в Шантарске ей будет  трудненько.  Предположим,  в  том,  что  с  ней
творилось в концлагере, не виновата ничуть - эти скоты брали силком,  только
и всего. Но вот Эмиль с Пашей... В  конце-то  концов,  Пашка  ее  ничуть  не
принуждал, ручаться  можно.  Сама  быстренько  возжелала  оказаться  в  роли
фаворитки при здешнем корольке...
   Вадим взглянул  на  небо  -  погода  определенно  портилась,  из-за  леса
наползали темно-серые тучи. Время  обеденное,  но,  не  исключено,  придется
возвращаться в  деревню  -  электроразведка  в  дождь  работу  бросает,  для
подобных измерений нет врага хуже дождя. Смешно, но возможному отдыху ничуть
не рад- ведь еще на несколько дней отодвинется столь желанное возвращение  в
Шантарск...
   Он перевалил через гребень пологого склона. Внизу, у  пикета,  уже  стоял
неожиданно рано появившийся "уазик", и людей было что-то больно много - ага,
Вася привез бакуринскую бригаду... И на приборе сидит  как  раз  Бакурин,  а
Паша маячит метрах в ста правее, возле высокой треноги с каким-то маленьким,
вовсе несоразмерным с треногой приборчиком...
   Там уже разложили еду, Славик с Мухомором  сноровисто  вспарывали  своими
финками консервные банки. В темпе сделав последние замеры - даже Вадиму  уже
ясно, спустя  рукава  -  Бакурин  облегченно  вздохнул,  выключил  прибор  и
присоседился к импровизированному столу. Вадим последовал за ним.  Наступило
самое блаженное время - валяешься  себе,  жуешь  ломоть  хлеба  с  тушенкой,
вокруг тишина, безлюдье, романтические пейзажи... Мухомор  сложил  небольшой
костерчик и принялся обжаривать пару ломтей хлеба, насадив их  на  электрод.
Кто-то вслух пожалел, что недостает "Стервецкой" - очень уж хорошо сидят...
   - Вона-вона, вона! - заорал Иисус, тыча пальцем.
   Все уставились  туда.  На  опушке  далекого  леска  мелькнули  два  белых
пятнышка - какие-то неизвестные Вадиму животные пронеслись ошалелым  галопом
и пропали в глубине березняка.
   - Козы. Дикие,- пояснил Худой.- Поохотиться бы... (он привез  с  собой  в
поле старенькую одностволку, но ее использовали главным образом  для  пальбы
по  деревенским  печным  трубам  и  воротам  в  минуты  лихого  алкогольного
расслабления).- Помните, как под Кошурнико-во на марала вышли?
   - Еще бы,- мечтательно сказал Славик, повернулся  к  Вадиму.-  Высоченный
такой березняк, топали мы по нему с ВП, смотрим - здоровенный марал,  метрах
прямо-таки в двадцати. Стоит, тварь, травку пощипывает, нас  не  видит.  Ну,
потаращились мы на него, но делать нечего, не  с  ножиком  же  скрадывать...
Рявкнули матом, он в секунду стартовал - и нету...
   - Любишь ты скрадывать,- хмыкнул Мухомор.- Лучше  расскажи,  как  рысь  с
колуном гонял.
   - А, чего по пьянке не бывает,- отмахнулся Славик.- Вспомни,  как  ты  по
профилю ходил в строительной каске, боялся, что эта рыся-тина на тебя сверху
прыгнет...
   - Все ж тогда труса праздновали, когда приехали, в первые дни..
   - Ну, а потом она к кухне  шастала,  повариха  в  нее  пустыми  бутылками
пуляла...
   - Все бы ничего, а я вспоминаю,  как  у  Мак-симыча  на  Кизире  вышло  с
медведем,- потянулся Мухомор.- Идет Максимыч по  профилю,  ставит  вешки,  а
потом  видит  -  следом  идет  медведь  и  каждую  вешку   аккуратно   лапой
сбрасывает...
   - И что? - с любопытством спросил Вадим.
   - А что делать с одним топором? Побежишь - догонит, полезешь на дерево