Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
.- Кровью
подписываться? Пошли. У нас бухалово кончается, пора резервы искать, а мы
еще в хате не обу строились...
- С Пашей мне больше не о чем говорить?
- А зачем? Все сказали,- пожал плечами Худой.- Ты к нему, кстати,
уважительнее, есть некоторая субординация, этакие неуловимые оттенки. В хату
начальника просто так лезть не стоит и особо не панибратствуй. Когда "Паша"
да трали-вали, а когда - он бугор, мы - работяги... Пошли?
Они направились в деревню, троица на ходу рылась по карманам, подсчитывая
скудные средства. Скрепя сердце Вадим расстался с сотней из своего запаса,
что встретило самое горячее одобрение.
- Магазин закрыт,- констатировал Иисус.- Обычно тут за прилавком торчит
та-акая блудливая давалочка... А в этой дыре ей толком и не с кем... О!
Славка на тропу войны вышел, издали вижу. Вон и майор торчит - значит,
точно, послали они Бакурина на все буквы и сели квасить в ожидании нас...
Может, и рыбки наловили. Карасей в озере до черта. Бакурин тряпка,
вообще-то, садится квасить со свои-у-ги работягами, а этого ни один умный
начальник делать не будет. Ничего, Паша ему хвост живо накрутит - Пашка
молодец, молодой, да толковый, у него-то все спорится... И от него, кстати,
за дело можно и по уху получить. Если напросишь на свою шею, так что учти.
Славка, чего воюешь?
Тот, к кому он обращался, парень лет двадцати с лишним, в интеллигентных
очках, занят был отнюдь не интеллигентским делом - пошатываясь, огромным
колуном рубил ветхий заборчик палисадника, иногда промахиваясь и сгибаясь
пополам вслед за воткнувшимся в землю топором. В доме то за одним, то за
другим окном мелькала чья-то тоскливая физиономия. Добрая половина забора
уже превратилась в кучу обрубков. Вторая пока что держалась, но и ее дни
были сочтены.
Распахнулась форточка, изнутри донеслось жалобное:
- Что ж ты творишь, ирод, а еще в очках...
- Бр-рысь! - рявкнул Славик, замахиваясь топором.- Усадьбу спалю,
куркуль, если будешь гавкать!
Форточка проворно захлопнулась. Тот, кого назвали майором, лысоватый
коротыш лет сорока пяти, уже был неспособен на какие-либо осмысленные
действия - он сидел в сторонке, привалившись спиной к огромному тракторному
колесу, валявшемуся у забора, одобрительно наблюдал за тем, как штакетник
превращается в щепу, порой покрикивая:
- Гвардия, впер-ред! Рычаги на себя!
- Во! - сказал Мухомор Вадиму так, словно хвастался местными
достопримечательностями.- Сидит - майор, а забор сносит - поэт. Слав, ты его
за что?
- Знал бы за что, совсем бы убил,- серьезно ответил Славик,
пошатнувшись.- Браги не дает, рожа.
- Вы ж у него, поди, все выжрали?
- Тем более,- сказал Славик.- Вы-то привезли что-нибудь? Мы тут третий
день гужбаним, с Бакуриным просто - вылезет утром на воздух, поглядит на
небо в пустую бутылку заместо подзорной трубы и мигом с нами согласится, что
погода для работы самая неподходящая. Карасей наловили до черта, ухи целое
ведро стоит, а вот с водярой плохо, и продавать больше нечего...
- Сейчас что-нибудь придумаем,- почесал в затылке Худой.- Денег мал-мал
есть. А вот магазин закрыт... Томка что, с вами бухает?
- Ага. Там ее уже по второму кругу пускают... Сторонись!
Они кинулись с дороги в разные стороны, как воробьи из-под колес.
"ГАЗ-53" с самодельной деревянной будкой, прикрывавшей только половину
кузова, проехал мимо, вихляя, свернул вправо и ухнул передними колесами в
единственную глубокую ямку, которая здесь имелась. Мотор моментально заглох,
из кабины вывалился детина в такой же брезентовой униформе, кое-как
утвердился на ногах и, похоже, принялся мучительно соображать, где это он
очутился.
- О, Вася прибыл,- констатировал Мухомор.- Как успехи? Эй, Василь?
- Нормалек! - отрапортовал Вася, не без труда сфокусировав на нем глаза.-
И бакуринский транзистор загнал, и твои хромовые сапоги... на хер тебе тут.
Мухомор, хромачи? На танцы, что ли, ходить?
- Ну ты и курва...- беззлобно покачал головой Мухомор.
- Зато имеем флягу браги. Вон, в кабине, еле запихнул...
- Капает! - взревел Мухомор нечеловеческим голосом.- Ты же крышку на
защелку не заложил! Вон, капает! Спасай брагу!
Все кинулись к кабине, опережая друг друга, вопя от избытка чувств. Мешая
друг другу, не без труда выволокли из тесной кабины огромный алюминиевый
бидон, литров на полсотни - Вадим видел как-то по телевизору именно такие, в
них образцово-показательные доярки сливали молоко. Здесь, разумеется,
молоком и не пахло, во фляге плескалась жидкость, цветом и запахом крайне
напоминавшая какао.
- Какаовая,- блаженно принюхался Иисус.- Это вам не с куриным пометом,
как в Парнухе... Взяли, мужики!
Они с Худым подхватили флягу за ручки и поволокли к избе, откуда как раз
отъезжал "уазик". Вася орал вслед:
- Грузовик-то вытащим?
- До завтра постоит,- отмахнулся Мухомор.- Вадик, чего встал? Пошли
"какаву" пить, как аристократы!
- Эй! - истошным голосом завопили сзади.- Эй, иогодите, идолы тувинские!
Их гигантскими прыжками нагонял тот самый доморощенный чабан - полы
брезентового плаща развевались, в руке мужичонка держал совершенно
бесполезный теперь кнут, забыв о нем.
- Ага,- осклабился Мухомор.- Сработало...
Подбежав, пастух сгоряча продолжал в том же духе:
- Вы, идолы тувинские... Славик моментально выдвинулся вперед, занес
колун:
- Я тебе! Господ геофизиков сравнивать с языческими идолами? Пополам
перелобаню, труженик пастушьего фронта!
- Ты, в самом деле, поосторожнее,- невозмутимо бросил Иисус.- Не с
бичевней общаешься, можно и по рогам схлопотать... Мало ты у Максимыча через
плетень летал?
- Мужики! - плачущим голосом воззвал мужичонка.- Ну ладно вам, что вы,
как эти! Там ваша собачка овцу задавила, налетела, как дикий зверь, завалила
и придушила моментом... Мне ж хозяева бошку отвинтят! Что ж теперь
делать-то?
- Так бы сразу и сказал,- поморщился Мухомор.- Во-он, "уазик" стоит.
Сходи к начальнику отряда, поплачь. Если хорошенько попросишь, заплатит.
Только овечку, чур, забираем, коли деньги плочены...
Славик матерно подкрепил его вердикт, многозначительно покачивая топором
с видом опытного палача. Чабан, затравленно шарахнувшись, обежал их по
широкой дуге и помчался к указанной избушке.
- Ага!- захохотал Славик.- Вы что. Боя пускали?
- Да отвязался,- ханжески воздел глаза к небу Мухомор.- И глазом моргнуть
не успели, как смылся...
- Значит, будем с шашлычком,- безмятежно заключил Славик, отбросил
колун.- Ладно, я ему завтра ограду дорублю, куда он, на хрен, денется...
Пошли "какаву" пить...
...Аристократическая "какава" по своему убойному действию напоминала
молодое вино, которое Вадиму довелось не раз пробовать в Молдавии. От какао
она ничем не отличалась и вкусом, сама лилась в глотку, но вскоре при
относительно ясном сознании руки-ноги отказывались повиноваться, а там
наступал черед мозгов. Правда, этот момент настал довольно поздно - и Вадим
общался с новыми знакомыми довольно долго. Его очередным пристанищем
оказалась небольшая избушка, где половину единственной комнаты занимали
огромные нары с аккуратным рядком спальников, а кроме нар имелись лишь
бесполезная печь и самодельный столик. На нарах и расположились, сдвинув в
угол уснувшую в спальном мешке полуголую белобрысую девицу, здешнюю
знаменитость Томку, и положив к ней под бочок столь же бесчувственного
субъекта, худого, как жердь и бритого наголо, в энцефалитке, но без штанов.
- Картина ясная,- сделал вывод Мухомор.- Михалыч Томку отпежил, из
спальника он еще вылез, а вот штаны надеть уже не сподобился, укатали сивку
крутые горки... Разбудить, что ли?
- Сам разбудится, как брагу учует,- фырк-нул Славик.- Все равно сейчас
кататься начнет.
- Это точно,- кивнул Мухомор, пояснил Вадиму.- Манера у человека такая -
когда вырубится, начинает по нарам кататься. Может, снится, что он трактор,
кто его знает... В Парну-хе вот так же взялся кататься, когда никого в хате
не было, а Васька на нарах пилу забыл. Михалыч по ней лысиной и прошелся. Мы
потом заходим - мамочки! Все спальники в кровище, смотреть жутко, а он
дрыхнет себе. Паша вбил в голову, что это мы Михалыча били, так до сих пор и
не верит, что он сам...
- Поговори,- довольно внятно отозвался Михалыч, не открывая глаз.
- А кто в Береше теленка трахал? Наливайте... Где моя большая кружка?
- Насчет теленка - брешет,- сообщил Мухомор, подсовывая Вадиму
эмалированную кружку, до краев полную "какавой".- Дело там было совсем не
так. Избушку бабка нам сдала, а теленок остался в загородке. Стоит себе и
стоит, придет она, покормит и уйдет. Вот кто-то, то ли Славка, то ли Иисус,
начал ему пальцы в рот совать. Остальные тоже подтянулись, все развлечение,
потому что работы не было пять дней, дождь шел, пить и то надоело... Телок
маленький, сосет пальцы, пасть у него жесткая, но кожу не сдирает. Стояли мы
так, и тут спьяну пришло кому-то в голову - а ежели ему вместо пальца в рот
чего другое засунуть? Ну, пошла дискуссия. Сошлись на том, что по дурости
сосать будет. Ладно, идем дальше: возникает закономерный вопрос, кто ему
свой сунет? Никто не хочет, все опасаются. Кто его знает, возьмет да отжует.
Решили жребий бросать. Пока судили-рядили, пока обговаривали, орали на всю
деревушку. Пошел какой-то абориген к бабке и орет: "Семеновна, беги скорей,
твоего телка эти идолы трахать хотят!" Бабка бежит, аж кости стучат... Вот и
вся история. Увела она телка от греха подальше. А этот тут клевету разводит.
Михалыч, хоть штаны надень...
- На кой? - изумился Михалыч.- Пидарасов тут нету, как и дам. А Томке не
в диковинку, если проснется. Наливай лучше...
И понеслось - с обычными бессмысленными разговорами, не вполне понятными
свежему человеку шутками-воспоминаниями, без всяких романтических песен под
гитару. Довольно быстро всплыл вопрос, кто такой Вадим и как здесь оказался.
Мухомор быстренько изложил суть дела, над этим немного посмеялись и потеряли
интерес. О происхождении и прошлой жизни Вадима уже не расспрашивали - стали
приходить в кондицию. Веселье шло беззлобное, не скандальное, только
Мухомор, всерьез разобидевшийся на Михалыча за грязные намеки насчет того
теленка, орал Вадиму в ухо:
- Пусть лучше расскажет, как он в Линюхе сырого голубя жрал...
Подстрелили они там пару голубей, поставили варить, а печка мигом потухла.
Они тем временем уже спать упали. Просыпается Славик, подкинул пару
поленьев, упал - печка опять потухла. За ним просыпается Иисус, кинул
полешко, упал, печка потухла. Так они голубей до вечера варили. Вечером
продирает глаза Михалыч - тут как раз и мы зашли - вытаскивает голубя из
котелка... Этак гурмански его оглядел, пробормотал: "Хорошо утушился!" - и
давай жрать за обе щеки, а голубь-то сырой...
Михалыч разобиделся, и они отправились драться во двор. Все отнеслись к
этому философски - ив самом деле, дуэлянты появились в избе очень быстро,
перемазанные землей по уши, но вновь ставшие лучшими друзьями.
Потом наступил провал в сознании. Продрав глаза, Вадим обнаружил себя
лежащим на нарах кверху брюхом, а справа и слева - бесчувственных
собутыльников. За окном смеркалось, посреди избы стояла фляга, дверь была
закрыта изнутри на огромный крючок, а по ножке стола взбиралась вверх
большая крыса, вертя хвостом для равновесия. Вадим попытался сообразить,
снится это ему или нет, но мысли туманились, и он вновь прикрыл глаза.
Разлепил веки, заслышав, как громко стукнул сброшенный крючок, по полу
застучали уверенные шаги, и внятный мужской голос принялся браниться.
Непонятный гость расхаживал по комнате, погремел крышкой фляги, консервными
банками на столе, возмущался учиненным беспорядком, пинал валявшиеся на полу
кружки.
Вадим рывком сел - с нар спрыгнул Славик с финкой в руке, пошатываясь,
направился к печке, за ним бросились Мухомор и Худой (больше никого в избе
не оказалось, только Томка дрыхла на прежнем месте). Побуждаемый каким-то
стадным инстинктом, Вадим тоже бросился к обступившим печку.
Не было никого ни за печкой, ни вообще в избе - кроме них четверых. А
крючок оказался на прежнем месте, дверь по-прежнему была заперта изнутри...
- Ничего себе дела...- протянул Славик.- Я ж ясно слышал - крючок упал,
по избе шляется мужик, матерится, посуду пинает...
- А я почему подхватился? - пожал плечами Худой.- Тоже в точности то же
самое послышалось.
- И мне,- признался Мухомор.
- И мне,- упавшим голосом сказал Вадим.- Что за чертовщина? Не могло же
сразу всем четырем привидеться, не бывает такой белой горячки...
- Да ладно вам,- подала голос Томка, выпростала из спальника пухлые руки
и сладко потянулась.- Домовой бродил, всего и делов... А это кто? Я его не
знаю, симпатичный такой...
- Ну, если домовой, тогда понятно...- почти равнодушно сказал Мухомор.-
Говорил же, плесните ему бражки, в угол поставьте... Обиделся, точно.
- Сейчас изобретем,- откликнулся Славик.- С полкружки тут на донышке
наберется, а больше не выдоишь...
- Мы что, все выжрали? - охнул Мухомор.
- А то. Домовому только и осталось...- Славик легко опрокинул флягу
кверху донышком, налил полкружки и понес поставить в дальний угол.
- Вы что, серьезно про домового? - изумился Вадим.
- А ты что, сам не слышал, как он по избе шастал? - похлопал его по плечу
Мухомор.- Молодо-зелено, отпашешь пару сезонов, такого по деревушкам
насмотришься... Мужики, надо чего-то изобретать, колотун бьет... Томка,
ключи от магазина у тебя?
- Ага. Только хрен я вам без денег притащу, скоро ревизия нагрянет...
Принялись вытряхивать карманы - на сей раз Вадиму пришлось расстаться со
всей наличностью, о чем он в похмельных судорогах ничуть не сожалел. Томку
вытащили из спальника, кое-как одели, застегнули и в сопровождении Мухомора
погнали отпирать магазин.
Потом пили настойку "Стрелецкая", которая на геофизическом жаргоне
именовалась "третий помощник младшего топографа". Но тут уж Вадим после пары
стаканов почувствовал себя скверно и кое-как выбрался во двор.
И тут же понял, откуда взялась кличка Иисус - ее обладатель храпел
посреди двора, лежа прямо-таки в классической позе распятого Иисуса:
вытянутые ноги плотно сжаты, руки раскинуты под безукоризненными углами -
девяносто градусов к телу...
Вадим долго оглядывался, ища сортир - и лишь потом понял, что эту функцию
как раз и выполняет сложенная из плоского камня стеночка в виде буквы "П".
Ни ямы, ни бумаги. Ничего, переживем, сказал он себе, спуская штаны и
присаживаясь на корточки - будем сливаться с природой, коли уж пошел этакий
руссоизм, здесь не так уж и плохо, и люди не самые скверные...
Облегчившись, почувствовал себя лучше. Постоял во дворе, пошатываясь - и,
гонимый неисповедимой пьяной логикой, вывалился со двора, твердо решив
отыскать Нику, сам плохо представляя, зачем. Вообще-то, он был не так уж и
пьян, просто ноги заплетались и плевать было на все окружающее...
Над деревушкой сияла россыпь огромных звезд, сверкающим поясом протянулся
Млечный Путь. Справа посверкивало озеро, на котором чернела парочка лодок.
Вдали в два голоса орали незнакомую песню, голоса показались знакомыми -
определенно кто-то из новых друзей.
Он побрел в ту сторону, откуда сегодня утром приехал. Кто-то мельком
упоминал, что именно там, напротив магазина, и расположился Паша. Грузовик
торчал на прежнем месте, наполовину загородив улочку, прочно прописавшись
передними колесами в широкой колдобине.
Ага, все правильно. Во дворе стоял "уазик", в доме горел яркий свет.
Вадим помнил, что в нынешнем своем положении не следует досаждать начальнику
отряда, который здесь царь, бог и воинский начальник. Растерянно затоптался
в тени, возле "уазика".
На крыльце послышались шаги. Судя по звукам, пробирался кто-то зело
хмельной, цепляясь руками за стену, нашаривая ступеньки.
- Нет, ну я тоже хочу...- громко заныл Женя.
- Перебьешься,- послышался голос Паши, тоже не свободный от алкогольного
влияния, но не в пример более уверенный.- Топай к Бакурину, Дон-Жуан, там и
дрыхни...
- Пашка, что тебе, жалко? Нашел чего жалеть...
-Иди, говорю, не отсвечивай!
Они стояли по другую сторону "уазика", совсем рядом с Вадимом, торопливо
подавшимся в тень, и он отчетливо слышал каждое слово, ломал голову, как бы
понезаметнее отсюда убраться.
- Пашка!
- Иди, говорю!
- Надо же, какие мы культурные... Паш, я могу и обидеться.
- Обижайся.
- Я же, Паша, не дурак. Кое-что понимаю. А из лоскутков складывается
картинка... Это Бакурин мозги пропил почище наших бичей, а я пью малость
поменьше, да и родители всю жизнь в геологии, нахватался...
- Ну-ну,- голос Паши стал вовсе уж нехорошим.- И что ты там такое
понимаешь, умник?
- Насчет нынешнего участка. И вэз-вэ-пэ, и Магнитка... И кресты зачем-то
растягивают... Паша, у тебя что, в кармане карта с крестиками, как у Билли
Бонса?
Что-то шумно ударилось о стенку "уазика" - судя по всему, Паша,
сграбастав собеседника за грудки, треснул им о борт фургона. Прошипел:
- Ты что мне тут вкручиваешь?
- Паша, ты только не держи меня за дурака,- почти трезво откликнулся
Женя.-- Тоже мне, Джон Сильвер выискался... Стал бы ты изощряться, не имей
личного интереса... Первый раз вижу у тебя такое старание. Сколько помню
похожие случаи - в два счета подчистили бы записи промеров и подались в
Шантарск. А ты по второму кругу пошел со всем старанием... По совершенно
бесперспективному участку... И Томка мне тут ляпнула кое-что...
- Что?
- А ты думал... Помнят. Я и сопоставил. Она сама значения не придала, да
я-то начал сопоставлять... Может, возьмешь в долю?
- Какая тебе доля, пьяная морда? Из чего доля?
- Паша, не лепи горбатого...
- Ну вот что,- тихо, зловеще протянул Паша.- Если ты еще ко мне полезешь
со всякой шизофренией - получишь по мозгам. А если начнешь звенеть языком -
получишь вовсе уж качественно.
- Значит, в долю не берешь?
- Заткнись, говорю! И язык придержи.
- Паша, господь велел делиться... К чему тебе лишние разговоры в
Шантарске?
- Пош-шел отсюда, выродок! И смотри у меня...
- Я-то пойду,- бубнил Женя, зигзагом направляясь к воротам.- Я-то пойду,
да как бы и тебе не пойти...
Его в два прыжка догнал Паша, тряхнул за шиворот:
- Ключи от машины отдай! Кому говорю? После короткой борьбы, судя по
тихому металлическому звяканью, ключи перешли к Паше, а их бывший обладатель
потащился куда-то в ночь, громко бормоча что-то угрожающе-жалкое. Паша
вернулся в дом, там послышался женский голос.
Кажется, все было ясно... Тихонько подкравшись, Вадим встал в полосу тени
и осторожно заглянул в окно. Зло прикусил губу - сладкая жизнь била ключом,
вступая в предпоследнюю фазу... Ника в одной клетчатой рубашке, весьма
вольно расстегнутой сверху, сидела на старомодном диване, закинув ногу на
ногу - свеженькая, с пышными волосами, определенно после бани, в одной руке
сигаретка, в другой стакан с "какавой". Паша присел рядом, отобрал у нее
стакан, поставил на стол и бесцеремонно сгреб Нику в охапку, действуя руками
предельно недвусмысленно, что никакого сопротивления не встречало.
Попискивала, правда, для порядка, и только, но, как только верзила уложил ее
на диван и расстегнул последние пугов