ыступление?
   Илья Петрович передернулся, подошел вплотную к рампе и возгласил:
   - От всей души  призываю  последовать  моему  примеру,  очистить  совесть
чистосердечным раскаянием и полной выдачей всех неправедно нажитых  денег  и
прочих ценностей!
   - Аплодисментов не слышу! - взревел комендант.
   И вновь он затянул овацию на несколько мучительных  минут,  сладострастно
жмурясь  и  помахивая  в  такт  сигаретой.  Гейнц  сыграл  на  баяне  что-то
бравурное. Лысоватый  Илья  Петрович  уже  направился  было  к  лесенке,  но
комендант удержал:
   - Вы куда это, мил  человек?  Нехорошо,  вы  же  у  нас  нынче  звезда...
форменная этуаль. Задержитесь.
   Достал из кармана френча толстую пачку сложенных вдвое бумажек, в которых
присутствующий здесь народ моментально опознал доллары -  которые  на  самом
деле  никакие  не   зеленые,   а   скорее   сероватые.   Развернув   веером,
продемонстрировал со сцены, наклонившись к первому ряду:
   - Всем знакомо? Не слышу? Да или нет?
   - Да-а...- нестройно раздалось в зале.
   -  Ну,  еще  бы...  Что  в  них  такого  ценного  и  приятного,  в   этих
прямоугольных бумажках? Из-за чего вы, чудаки, уродовали себе жизнь, чтобы в
конце концов угодить  в  преисподнюю?  Ради  этой  пухлощекой  физиономии  и
цифирки "сто"? Дети малые, честное слово... Послушайте  авторитетное  мнение
маяка и светоча. Илья Петрович, что это у меня в руке?
   - Бумага! - браво отчеканил Илья Петрович.
   - Самая настоящая бумага, и не более того,- поддержал комендант,  спрятал
всю пачку в карман, оставив одну сотку.- Ни на что не пригодная... Разве что
съесть? Илья Петрович, хороший мой, скушайте,  душевно  прошу!  Не  спешите,
жуйте с расстановкой, не хватало еще, чтобы  вы  подавились,  светоч  наш  и
пример...
   Почти без промедления лысоватый взял у него бумажку, стал отрывать зубами
по кусочку, тщательно разжевывать  и  глотать  судорожными  рывками  кадыка,
временами непроизвольно выпучивая глаза.  Гейнц  тем  временем  наяривал  на
баяне нечто смутно напоминавшее "Мани, мани, мани" в вольной интерпретации.
   Комендант следил за кающимся,  как  кот  за  мышкой.  Едва  тот  прожевал
последний уголок, подпрыгнул на месте, воздевая руки:
   - Уау! Приятного аппетита! Убедились,  поганцы,  что  это  не  более  чем
бумага? Правда, судя по воодушевленному лицу  Ильи  Петровича,  приятная  на
вкус... Мотайте в зал, Илья Петрович!
   Лысоватый пошел к лесенке, на первой ступеньке замер, опасливо оглянулся,
видимо, вспомнив, что совсем недавно случилось с певцом. Но комендант,  стоя
на прежнем месте, замахал руками:
   - Господь с вами, Илья Петрович, не буду  ж  я  маяка  нашего  и  светоча
сапогом под жопу пинать. Как уже говорилось -  я  веселое  и  жизнерадостное
существо, и ничто человеческое мне не чуждо. А посему -  во  весь  голос  об
интимном! На сцену  приглашается  наша  очаровательная  флейтистка  Вероника
Баскакова, прошу любить и жаловать!
   Вероника поднялась на сцену. Нерешительно потопталась.
   - Подайте даме стульчик! - заорал комендант, и эсэсовец  шустро  выскочил
из-за кулис, подцепив широкой пятерней  спинку  стула.-  Садитесь,  прелесть
моя, ножку на ножку... Расслабьтесь, успокойтесь, попробуйте, как ни трудно,
представить,  что  я  вовсе  и  не   я,   а   Юлечка   Меньшова...   Ток-шоу
"Поблядушечки!" Уау! Аплодисменты!  Все,  отставить!  Перед  нами  еще  одна
кающаяся душа, только гораздо более очаровательная,  да  простит  меня  Илья
Петрович! Итак,  драгоценная  моя...  Расскажите  вашему  старому,  веселому
дьяволу: на блядки от законного мужа бегали?
   - Бегала,- сказала Ника довольно громко, глядя куда-то в потолок.
   - И когда начали? Уж не сразу ли после свадьбы?
   - Нет, началось с полгода назад...
   - Как интересно! Как интересно! Сдохнет от зависти Юлька Меньшова,  верно
вам говорю! Какая ситуация, дамы и господа! Молодая светская красавица через
годик после свадьбы со столь же светским львом начинает, пардон,  блядовать!
И сколько ж у вас было любовников, драгоценная?
   - Один,- ответила Ника с застывшим лицом.
   - А что так мало?
   Она чуть беспомощно пожала  плечами.  Гейнц  шумно  сыграл  первые  такты
мендельсоновского марша.
   - Впрочем, сие несущественно,- утешил комендант.-  У  меня  есть  стойкие
подозрения, что означенный любовник,  сиречь  амант,  здесь  присутствует...
Правда?
   Она кивнула.
   - А покажите-ка мне его, сладкая! Ника  подняла  руку,  указывая  в  зал.
Вадим повернул голову в ту сторону - и до  него  стало  понемногу  доходить,
кое-какие прежние странности получали объяснение...
   - Ага! - заорал комендант.- Бывший  господин  Эмиль  Федорович  Безруких,
здесь  же,  как  нельзя  более  кстати,  присутствующий!  Мои  поздравления,
генацвале! Это ж надо ухитриться - под носом у босса и  старшего  компаньона
дрючить всласть его милую, очаровательную женушку! Пикантно, должно  быть...
Вот так вот смотришь на босса и думаешь: "А я ее тоже дрючу, а ты, козел,  и
не знаешь!"
   Вадим пребывал в состоянии тихого, бессильного бешенства.  С  невероятной
быстротой прокручивались воспоминания - вот он преспокойно  отправляет  Нику
купаться на дальние озера с Эмилем, поскольку сам занят  выше  крыши  (месяц
назад), вот он просит Эмиля  встретить  Нику  в  аэропорту  (месяца  полтора
назад), самолет задерживается на три часа (так они объяснили), и домой  Ника
доставлена только к утру. И это  далеко  не  полный  список,  если  вдумчиво
проанализировать последние полгода, без труда отыщется  масса  такого,  что,
несомненно, имело подтекст, слишком поздно выплывший на свет божий... Скоты,
твари...
   И вдруг на смену слепой ярости пришло странное  спокойствие.  Получалось,
что все недавние душевные терзания были насквозь  напрасными.  Зря  мучился,
подыскивал оправдания, окончательно решив, что сбежит в одиночку. И  черт  с
ними. Ручаться можно, что трахаться им больше не придется, оттрахались...
   На месте коменданта он сам при первом же побеге постарался бы  как  можно
быстрее замести все следы - иными словами, в темпе ликвидировать  оставшихся
и смыться в неизвестном направлении, не оставив никаких улик,- лишь пожарище
да цистерна с кислотой, любой Шерлок Холмс повесится от  недостатка  данных.
Уж если это пришло в голову ему, вряд ли такой вариант не подвернулся на  ум
коменданту или, что вернее, сволочи Гейнцу, который гораздо умнее и опаснее,
хоть и любит прикинуться валенком. Значит... Значит, все отлично.
   - А позвольте спросить,- вкрадчиво начал  комендант.-  А  этот,  который,
стало быть, законный муженек... Он что,  с  каким-нибудь  изъянцем?  Кончает
слишком быстро или там по мальчикам бегает?
   Ника нашла взглядом  Вадима  и,  вызывающе  вздернув  подбородок,  громко
сказала:
   - В общем, ничего подобного. Не жаловалась. Разве  что  вечно  заставляет
делать ему минет, а мне делать не хочет, раз в год удавалось уломать...
   - Уау! А любовничек делает?
   - Охотно.
   - Так что, неужели в этом  и  вся  проблема?  Или  есть  какие-то  другие
поводы? Гораздо более весомые?
   - Есть, пожалуй.
   - И какие же, если не секрет? Не смущайтесь, милочка, ваш сатана  столько
повидал в этой жизни...
   - Понимаете...- протянула Ника.-  Эмиль  -  мужик.  Настоящий  мужик.  Не
только в постельном плане. Он себя сделал сам, с нуля. Приехал  из  какой-то
богом забытой деревушки - и продвинулся в  бизнесе,  научился  драться,  как
Шварценеггер...  Да  много  всего.  Настоящий  мужик,  с  ним  себя   всегда
чувствуешь, как за каменной стеной. А муж слишком многим  обязан  папочке  с
мамочкой. Стопроцентно асфальтовый мальчик.
   Не сдержавшись, Вадим заорал с места:
   - Ага! А ты - птичница из колхоза  "Рассвет"!  Горбом  в  люди  выбилась,
сучка! Да у самой такой же папа...
   Опомнился и замолчал, но комендант ждал еще какое-то время, словно в  его
планы как раз и входила  "реплика  с  места".  Потом  с  ласковой  укоризной
погрозил Вадиму:
   - Ангел мой, прекрасно понимаю бурную глубину  ваших  чувств,  но  вы  уж
больше не встревайте,  иначе  придется  рот  заткнуть.  Не  мешайте  девушке
раскрывать душу... С ней, быть может, такое впервые происходит, представьте,
сколько эмоций ей пришлось таить в душе... Трепетной,  как  цветок.  Значит,
ваш избранник - настоящий мужик, и вы его, быть может, даже и любите?
   -  Люблю,-  послышалось  со  сцены.  Ромео  и  Джульетта   в   полосатом,
расхохотался про себя Вадим. Любовь... Им вскоре придет звиздец, а они все о
любви, скоты... Ясно теперь, что в карцер  Эмиль  отправлялся  исключительно
для того, чтобы всласть потрахаться с Никой - тогда  еще  нынешний  Освенцим
был самим собой,  респектабельным  домом  отдыха,  и  кто-то  получал,  надо
полагать, неплохие бабки за организацию любовных встреч в карцере. То-то они
его так рьяно уговаривали сюда поехать - стопроцентное  алиби,  условия  для
блуда идеальнейшие, в двух шагах от  мужа,  а  тот  и  не  подозревает,  что
зарогател...
   - Время реплике  с  места,-  комендант  повернулся  к  залу.-  А  вы  ее,
интересно, любите, свет мой?
   - Люблю,- раздалось справа от Вадима.
   - Сериал, бля, мексиканский! - вслух восхитился Браток.
   - Прошу на сцену,  господин  Ромео!  -  комендант,  беззвучно  аплодируя,
прошелся вдоль рампы.- У меня не хватает духу и далее держать вас в  разлуке
с Джульеттой...  Вот  так,  идите  сюда,  становитесь  рядышком,  можете  ей
положить на плечо мужественную руку... Держите, хорошая  моя,-  протянул  он
Нике  сложенную  вдвое  сероватую  кредитку  и,   когда   она   инстинктивно
отшатнулась, расхохотался: - Да что вы, милая, неужто я буду заставлять даму
жевать доллары? Это вам за удачное выступление, суньте в кармашек...- Он сам
затолкал в карман оцепеневшей Нике кредитку,  повернулся  к  залу  и  громко
воззвал: - Синьор муж, можете встать и громко изложить ваши впечатления либо
пожелания нашей влюбленной паре. Пр-рошу!
   Вадим вскочил и, ненавидяще уставясь на Эмиля, закричал:
   - Ну что ж ты стоишь, влюбленный пингвин? Не стой, спасай ненаглядную! Ты
ж у нас, говорят, Негрошварцер! Начинай их метелить!
   Эмиль молчал, ответив столь же неприязненным взглядом.
   - Он умный,- сказал комендант.- Прекрасно понимает, что  в  нем  наделают
кучу дырок, прежде чем успеет кого-то  достать...  Вы,  синьор  муж,  слегка
перегнули палку. Я просил критиковать, а не злорадствовать... Можете  сесть.
Музыка!
   Гейнц заиграл марш Мендельсона.
   - Стоп! - махнул рукой комендант.- Итак... Будь у меня этакое грязненькое
воображение, я бы устроил прямо на сцене венчание - новобрачному повязал  бы
на полосатку галстук, невесте, соответственно, надел бы на  голову  фату.  А
потом приказал бы прямо у рампы изобразить брачную ночь... Но я не  любитель
грязных сцен, все, что я до  сих  пор  режиссировал,  было  продиктовано  не
грязным подсознанием, а интересами дела. Но обязан же я  как-то  реагировать
на столь значительное событие нашей бедной эмоциями жизни, каковой  является
столь внезапно обнаружившаяся беззаконная любовь? Обязан, я  вас  спрашиваю?
Перед нами - жестоко обманутый в лучших чувствах муж, что бы там насчет него
ни  говорилось,  а  он  как-никак  законный...  Киндер,  кирхен,  кюхе,  как
выражались классики жанра... Ну, мальчики, пошли!
   Он  воздел  над  головой  обе  руки  и  звонко  щелкнул  пальцами.  Из-за
матерчатого задника прямо-таки хлынули люди  -  мелькали  черные  рубашки  и
белые повязки капо. Эмиль, не успев и  пошевелиться,  получил  сзади  ребром
ладони по шее, на него с Никой мгновенно навалились, вывернули руки, сковали
наручниками, связали ноги. Судя по нереальной, молниеносной слаженности, все
было задумано и спланировано  заранее.  Прошло,  казалось,  всего  несколько
секунд, а Гейнц уже вскочил на сцену, с грохотом опустив перед собой скамью,
на нее четкими рывками вскинули и поставили, удерживая, Эмиля с Никой, из-за
левой кулисы упали две тонких веревки, заканчивавшиеся петлями. Еще миг -  и
петли у них на шее, под потолком, оказалось, были привинчены блоки,  веревки
заранее пропустили сквозь них и закрепили концы так, что их не было видно...
   - Отпустите их, отпустите,- почти ласково произнес  комендант.-  Они  уже
оклемались. Прекрасно соображают, что если начнут  брыкаться  или  спрыгнут,
повиснут, как миленькие... Закрепили концы?
   - Яволь, герр штандартенфюрер!
   Эмиль с Никой и в самом деле застыли, как  вкопанные  -  свободные  концы
веревок, уходившие за кулисы справа, были натянуты,  как  струнки,  и  петли
должны ощутимо впиваться в глотки...
   - Порок должен быть непременно наказуем,- протянул комендант.-  Сердце  у
меня обливается кровью, когда я вижу  горестное  лицо  обманутого  в  лучших
чувствах мужа, не ожидавшего столь утонченной подлости  от  любимой  жены  и
лучшего друга-компаньона. Тем  не  менее  пользуюсь  случаем  заметить:  эта
печальная история, на мой взгляд, прекрасно  иллюстрирует  ваши  новорусские
нравы. Ну ладно, не будем морализировать... Господин  Баскаков,  мой  бедный
рогоносец, пожалуйте на сцену! Живенько, ножками, не стесняйтесь!
   Вадим поплелся под яркий свет - на  сцене,  как  ей  и  полагается,  было
гораздо светлее, чем в зале. Комендант взял  его  за  локоть  и  трагическим
шепотом - но так, что слышно было, несомненно, в  самых  дальних  уголках  -
вопросил:
   - Мой бедный друг, вам очень  хочется  отвесить  этой  поганой  скамеечке
хорошего пинка? Если хочется, вы только намекните вашему приятелю  сатане...
Дело-то напрочь житейское. Ну, не стесняйтесь, дружище.
   Ника с Эмилем стояли к нему спинами, и Вадим  не  видел  их  лиц.  Слышал
только, как она охнула от ужаса, но жалости не было ни на грош...
   - Ну что, хочется? Не стесняйтесь перед вашим другом...
   Вадим что-то пробормотал.
   - Не слышу? Хочется или нет?
   - Хочется!!! - рявкнул но, вложив в этот вопль боль и стыд от всего здесь
пережитого.
   - Решительный вы мой... Ну так  что  же  вы  стоите?  Дайте-ка  скамеечке
хорошего пинка. Боже упаси, я вас никоим образом не принуждаю и не собираюсь
принуждать. Сами подумайте: ни одна живая душа не  узнает.-  Его  голос  был
невероятно родным, милым, участливым, комендант искренне сокрушался вместе с
ним, полное впечатление.- Или вы извращенец, и вам приятно  вспоминать,  как
этот обманувший ваше доверие тип дрючил вашу женушку вдоль, поперек и всяко?
   Что-то оборвалось в нем. С коротким рычанием он перенес всю тяжесть  тела
на левую ногу, а потом что было сил оттолкнул скамейку правой, вложив в этот
порыв всю ненависть и отвращение не только к Эмилю с Никой, но  и  ко  всему
окружающему...
   Короткий придушенный крик оборвался хрипом, связанные обрушились  вниз...
и с жутким стуком растянулись на полу у ног  Вадима,  содрогаясь  в  корчах,
хрипя. На них упали свободные концы веревок.
   -  Разыграли,  разыграли!  -  весело  вопил  комендант,   прыгая   вокруг
оцепеневшего Вадима.- Обманули дурака на четыре кулака, а на пятый кулак сам
и вышел дурак! Уау! - заорал он Вадиму прямо  в  ухо.-  Ну  неужели  ты  мог
подумать, засранец, что я в моем лагере позволю кому-то постороннему,  твари
полосатой, вешать моих дорогих кацетников самолично? А вот те хрен!
   Эмиля с Никой уже поднимали, освобождали от наручников и  веревок.  Вадим
отвернулся, боясь увидеть их лица, заткнул уши, но истерические рыдания Ники
все равно сверлили мозг. Не было  ни  чувств,  ни  эмоций  -  лишь  страстно
хотелось оказаться где-то далеко отсюда.
   - Силен мужик! - похлопал его  по  плечу  комендант.-  Хвалю!  Не  каждый
сможет этак вот - родную бабу... На вот, вкусная шоколадка,- сунул он Вадиму
в ладонь скользковатый пакетик.- Ну-ка, мальчики, поприветствуем героя!
   Со всех концов сцены, где располагались эсэсовцы, донеслось:
   -Хох!Хох!Хох!
   -  А  теперь  шагай  в  зал,  козел  позорный,  шагай,-  подтолкнул   его
комендант.- Глаза б мои на тебя не глядели... И этих гоните в зал, по  рожам
видно, оклемались... Переживут, не баре, не размокнут,  не  сахарные...-  Он
повысил голос: - Гейнц! Гоните-ка это быдло по баракам, надоели они мне, нам
еще сегодня работать и работать...
   Глава тринадцатая. Все гениальное...
   Возвращаясь в барак, Вадим два раза получил прикладом по пояснице, потому
что откровенно замедлял шаг, справедливо предвидя новые жизненные сложности.
Нехитрое предчувствие не обмануло - едва вошли, едва затихли на  улице  шаги
охранника,  Эмиль  развернулся  в  его  сторону  с   самым   недвусмысленным
выражением   лица-   Вадим   проворно    попятился,-    стал    надвигаться,
профессионально приняв какую-то хитрую стойку, цедя сквозь зубы:
   - Вешатель, говоришь? Ну, иди сюда, гандон...
   - Бей его! - истерически подначивала Ника, придвигаясь с другой стороны с
растопыренными коготками.- Бей так, чтобы...
   - Сами хороши...- огрызнулся Вадим, пятясь в  угол,  отчетливо  сознавая,
что шансов у него никаких.- За моей спиной...
   - Цыц! - возник между ними  Синий,  чуть  присел,  выставив  перед  собой
смахивающий на шило  ножик.-  А  ну-ка,  завязали  с  семейными  разборками!
Гришан, кому говорю?! Времечко настало!
   Поразительно, но от этих слов Эмиль  мгновенно  остыл,  замер  в  нелепой
позе, а там и опустил руки. Вадим  успел  мимоходом  удивиться:  откуда  эта
каторжная морда знает прежнее Эмилево имечко?
   И тут же ему стало не до пустяков. Как и всем прочим.
   - Свет погаси в темпе, а то еще нагрянут,- бросил Синий Братку, и, прежде
чем тот успел добежать до выключателя, произнес спокойно, жестко: -  Ну  вот
что, кончайте выдрючиваться, начинается побег...
   Свет погас, но стало не особенно и темнее - полная  луна  заливала  барак
молочно-бледным сиянием.
   - Не нравится мне эта иллюминация...- в сердцах сказал Синий.- Но  делать
нечего. Сейчас часа три ночи, подождем минут десять, пока свободные от вахты
вертухаи завалятся спать,- и вперед.
   - Ты бы...- начал было Борман.
   - Захлопнись и слушай,- оборвал Синий.- Все слушайте внимательно,  головы
на кону... Диспозиция такова:  вода  -  отличный  проводник  липездричества.
Нужно будет подбежать к проволоке с полным ведром и выплеснуть ее так, чтобы
намочила все рядки - в темноте ведь не разберешь, который из них  подключен,
посему оросить нужно все - и аккуратненько стекла по столбу наземь. Если все
проделать верно - моментально выбьет фазу. То есть свет повсюду  погаснет  и
проволока,  понятно,  обесточится.  Починить  будет   нетрудно,   процедурка
нехитрая, но пока они разбудят электрика и он  добежит,  пока  исправит  там
все, мы успеем... Когда коротнет, особо назначенный человек  колом  шарахнет
по проволоке. Даже если не порвет все рядки, проволоку сорвет  с  креплений,
можно будет пролезть. Тот,  кто  хочет  жить,-  пролезет.  Подумаешь,  ручки
поцарапает... Не смертельно. Главное - глаза беречь. Ведер  там,  в  мусоре,
штуки три, я специально присматривался. Воды навалом. Заместо тарана  сойдет
любое полено,- он показал на подпорки нар, повернулся к Братку: - Выломай-ка
мне одну, щегол... Ту вон, у окна, чтобы подраненный с  нар  не  ляпнулся...
Что стоишь?
   Браток кинулся к указанной подпорке, толщиной с мужскую ногу и длиной  не
менее полуметра. Ухватил ее у  самого  пола,  напрягся,  рванул,  от  натуги
оглушительно испортив воздух. Раздался пронзительный треск  и  скрежет,  все
инстинктивно втянули головы в плечи.
   -  Во!  -  Браток   выпрямился,   взмахнул   импровизированной   дубиной,
примеряясь.
   - Здоровый лось,- одобрил Синий.- Ты и будешь лупить по колючке.  Два-три
верхних ряда не рви, нет смысла...
   - Да понял, понял! - Браток нетерпеливо  переминался  с  ноги  на  ногу.-
Сделаем!
   - А ведро, такое у меня мнение, будет держать наш лягавый,-  распорядился
Синий.- Мужик ты здоровый, говорят, до сих пор, чтобы пузо не росло и  девки
не кривились, спортами и самбами занимаешься, реакция есть, глазомер тоже...
Усек?
   Борман,