боясь двинуть и пальцем, Вадим проговорил, боясь
встретиться с ней взглядом:
   - Я в машину силком никого не затаскивал...
   - Не ты, так такие же, как ты,-  злым  полушепотом  сказала  она.-  Какая
разница?
   Дуло прямо-таки вдавливалось в лоб над правой бровью.  Она  шумно  дышала
над головой, тонкие пальцы на рукоятке пистолета подрагивали.
   - Гейнц...- обронил комендант. Верзила подошел, осторожно отвел руку
   Маргариты и столь же мягко заставил опустить пистолет, приговаривая:
   - Держите себя в руках, фрейлейн  доктор,  не  стоит  так  расстраиваться
из-за каждой сволочи... Получит свое, куда он денется?  Садитесь,  а  я  вам
сейчас плесну натурального коньячку, без ваших порошочков...
   Она залпом выпила, застегнула кобуру,  поправила  великолепные  волосы  и
почти спокойным тоном поинтересовалась:
   - Можно мне будет и этого кастрировать? Не сама реплика пугала,  а  слово
"и"...
   - Там видно будет,-  сказал  комендант.-  Смотря  как  себя  поведет  его
степенство господин Баскаков...  Давайте,  друзья  мои,  кончать  с  дешевым
театром. Не время. Так вот, любезный мой, пришло для вас времечко платить по
счетам. Пожили в свое удовольствие - и хватит.  Если  вы  человек  верующий,
считайте, что это черти вынырнули из преисподней и потащили вас на  спрос  и
ответ. Если атеист, думайте, что хотите, мне, право, безразлично... Главное,
вбейте в ваши заплывшие  сальцем  мозги:  поезд  дальше  не  пойдет.  Ку-ку,
приехали.  Вместо  пустых  дискуссий  и  пикировок  будем  ставить  ясные  и
конкретные вопросы, не допускающие двусмысленных ответов... Где доллары?
   - Какие? - спросил Вадим.
   - Триста тысяч долларов,- преспокойно сказал комендант.-  Или,  выражаясь
вашим поганым жаргоном, черный нал. Та захороночка,  которую  вы  собрали  и
намеревались по накатанному пути перегнать в иностранный банк. Насколько мне
известно, все это великолепие уместилось в большом "дипломате",  там  у  вас
главным образом сотенные, полтинников меньше. Всего-то пачек сорок или около
того. А еще мне достовернейше известно, что  Шантарск  эти  денежки  еще  не
покинули,- вы этим собирались заняться, когда вернетесь из  отпуска,  сиречь
из нашего веселого заведения...
   "Интересно, кто?" - подумал Вадим. Кто заложил? Не так уж и много  народа
знали о точной сумме и самом факте существования денежек, но  и  не  так  уж
мало...
   Смешно, но в первый момент он  ощутил  не  злость  или  растерянность,  а
скорее уж брезгливое превосходство. Его тюремщики и в самом деле на  поверку
оказались не более чем мелкой шпаной. По рожам видно, что эта сумма,  триста
тысяч баксов, их прямо-таки гипнотизировала: наличными! в  "дипломате"!  под
чьим-то диваном! Быдло. Человек с размахом, с  масштабом  в  первую  очередь
стал бы интересоваться счетами - какие ни  принимай  меры  предосторожности,
как ни страхуйся кодовыми словами и "особыми условиями", все  равно  человек
понимающий в конце концов может устроить так, что его люди высосут твой счет
досуха - сам рано или поздно растолкуешь, как это можно проделать.
   Шпана. Быдло. Но его положение от этого не лучше...
   -  Ну?  -  спросил  комендант.-  Только,  я  вас  умоляю,  не  нужно  мне
вкручивать, что деньги уже упорхнули из Шантарска. Они в Шантарске,  хороший
мой. Не в банке, не в обороте, лежат себе, полеживают...
   - А что я получаю взамен? -  спросил  Вадим,  стараясь,  чтобы  голос  не
дрогнул.
   - Девять грамм в  затылок  без  всяких  выкрутасов,-  преспокойно  сказал
комендант.- Вам до сих пор кажется, что этого мало? Это так много... Неужели
до сих пор не  прониклись  здешней  приятной  атмосферой?  Настолько  глупы?
Расскажете, где денежки - проживете еще денька три-четыре. Суну в  отдельный
барак, все это время жрать и пить будете хоть в три  горла,  супругу  к  вам
подселю, натрахае-тесь, как хомяк. Царские  условия.  А  если  предпочитаете
юлить - рано или поздно наши мальчики из вас все равно выбьют,  подробнейшую
информацию.  Только  при  таком  раскладе  проживете  эти   три-четыре   дня
качественно иначе - с обрезанными яйцами, с выдернутыми ногтями, с содранной
шкурой и прочими прелестями. А рядом будет ползать ваша  женушка  в  том  же
состоянии.
   Гейнц, надавив ему на затылок широкой ладонью, спокойно дополнил:
   - Знаешь, сучонок, меня всегда интересовало - с какой физиономией человек
жрет свое собственное ухо, поджаренное на маргарине. Я тебя  просто  умоляю:
потрепыхайся, козел, а? В Зою Космодемьянскую поиграй, в Олега  Кошевого,  в
подпольщиков и кого там еще...
   - Присоединяюсь к предыдущему  оратору,-  широко  улыбнулась  Маргарита.-
Позапирайся, сволочь, ладно? Так мне хочется с тобой поработать, спасу  нет.
Я тебя умоляю, сделай женщине одолжение...
   Жуть накатывала от всего происходящего, от их спокойных лиц и чуть ли  не
равнодушных голосов, от неправильности всего происходящего. Не  должно  было
такого случиться, не должно! Все равно, как если бы  взбунтовались  покорные
прежде ксероксы, автомобили или  двери  домов.  Это  наше  время,  это  наша
страна, все неправильно!
   Но в то же время, даже пересиливая  ужас,  в  душе  бунтовала  та  самая,
подмеченная  классиками,  вековая  ненависть  богача  к  грабителю.   Мразь,
завистливая и бездарная погань покушалась на  заработанные  нелегким  трудом
деньги...
   Но все эмоции приходилось держать при себе.  Эти  шутить  не  собирались.
Слишком многое здесь  пришлось  увидеть  и  пережить,  чтобы  сомневаться  в
реальности самых жутких угроз. А посему  нужно  было  напрячь  интеллект  до
предела - пока меж  ним  и  спасительным  подземным  ходом  сплошная  череда
неодолимых препятствий.
   В конце-то концов, неужели современный молодой бизнесмен не  в  состоянии
обыграть подобную шпану? Пример Синего с Доцентом убеждает:  можно  выиграть
время. Если поведешь себя  правильно.  Этим  сволочам  понадобится  какое-то
время, чтобы проверить показания, дотянуться до добычи. И время это не такое
уж и короткое, судя по всему...
   - Послушайте,- сказал он, подняв голову.- А  что,  если  нам  сыграть  по
другому раскладу? Триста тысяч долларов - деньги, в общем,  большие,  но  не
грандиозные, честно говоря. Можно получить и поболе.
   - Каким образом? - небрежно поинтересовался комендант.
   - Примитивнейшим,- сказал Вадим.- В качестве  выкупа  за  жизнь.  Не  тот
случай, чтобы мелочиться, получить можно раз в несколько  побольше.  Миллион
баксов вам нравится?
   - Мы же не идиоты, любезный...- мягко сказал комендант.
   - Бог ты мой! - в сердцах сказал Вадим, абсолютно не играя, он и впрямь с
охотой кончил бы дело выкупом, поскольку деньги дело наживное, а жизнь всего
одна.- Если как следует подумать, сесть всем вместе и  пораскинуть  мозгами,
можно найти удачный вариант. При котором вас никто  не  будет  преследовать,
оказавшись на свободе...
   Он мог бы поклясться, что у коменданта заблестели глазенки! (У Маргариты,
правда, нет.) Комендант смотрел не на него, а через его плечо  с  явственным
вопросом во взоре. Дорого бы Вадим дал, чтобы  видеть  сейчас  рожу  Гейнца,
который, очень похоже, и был то  ли  теневым  шефом,  то  ли  представителем
такового, один этот вопрошающий  взор  коменданта  расставил  все  по  своим
местам, показал истинную иерархию...
   И ответ, похоже, оказался отрицательным: комендант то ли  погрустнел,  то
ли просто  посерьезнел.  Пожевал  губами,  изо  всех  сил  притворяясь,  что
старательно обдумывает нежданный поворот дела самостоятельно. Развел руками:
   - Не пойдет. Нет у меня привычки менять на ходу отлаженную диспозицию.  К
чему вносить в жизнь излишний риск и сложности? Давайте по-старому...  Итак.
Что выбираете?
   - Миллион - приятная сумма...- сказал Вадим.
   Комендант вскинулся:
   - Слушай, подонок...
   По коридору простучали шаги, дверь распахнулась, с грохотом ударившись  о
стену. Просунулась рожа черномундирника:
   - Колется, козел, начинает колоться!
   Комендант вскочил из-за стола:
   - Ну наконец-то... Пойдемте, Гейнц, суньте пока назад этого засранца,  не
до него...
   И помчался к двери, сразу утратив интерес к Вадиму.
   - Так уж сразу и назад...- проворчал Гейнц, поманил кого-то  из  коридора
и, когда вошел его напарник, что-то приказал на ухо. Тот, осклабясь,рявкнул:
   - Яволь, герр шарфюрер! - и кинулся на улицу.
   Вадим неуверенно приподнялся.
   - Сидеть, тварь! Не  было  команды...  Он  сидел  еще  минут  десять,  на
протяжении которых Маргарита посылала ему самые ослепительные улыбки,  играя
при этом  сверкавшим,  как  солнце,  скальпелем,  и  повествовала  со  всеми
деталями, со всем смаком, как в ее  исполнении  обычно  проходит  кастрация.
Гейнц лишь похохатывал.
   Наконец вернулся напарник, Вадиму вновь защелкнули на запястьях наручники
с цепью и велели шевелить ногами. Он ждал какого-то очередного  подвоха,  но
его  повели  прежней,  обратной  дорогой.  Часовой  у  ворот   разочарованно
присвистнул:
   - Что это он у вас в таком виде? Раскололся, гнида?
   - Да нет пока.
   - А почему на своих ногах?
   - Всему свое время,- туманно ответил Гейнц.
   Часовой заржал, словно бы прекрасно знал нечто неведомое узнику.
   - Давай лапы,- распорядился Гейнц, едва  за  ними  захлопнулись  лагерные
ворота.- У нас гуманизм прежде всего, не стоит ограничивать твою  свободу...
Эй, куда повернул? В карцер давай, засранец...
   Ладно, в этом не было ничего страшного. Все равно  время  он  выигрывает,
всех, кто расколется, отправляют обратно в барак...
   Гейнц запер за ним высокую дверь  из  металлической  сетки  и  направился
прочь, посвистывая. Воняло мерзостно, перебивая  даже  исходящее  от  самого
Вадима амбре. Туалет типа "сортир" вряд ли чистили хоть разочек за последние
десять лет...
   Он остановился у решетки, пытаясь присмотреть местечко  для  сидения,  но
откуда ему здесь  взяться?  Полусгнивший  деревянный  желоб,  игравший  роль
писсуара, вот и вся меблировка. Внутри и  того  нет,  только  доска  на  три
очка...
   Только тут он сообразил, что оказался в коридоре не  один.  Из  покрытого
полуоблупившейся известкой домика выглянула чья-то испуганная  физиономия...
и тут же преисполнилась злобной радости.
   - Ага! - воскликнул незнакомый.- Вы смотрите, кого к  нам  сунули!  Из-за
него и маемся...
   Он вышел на крохотный огороженный пятачок. Следом еще двое -  один  столь
же незнакомый, а во втором  Вадим  мгновенно  опознал  лысоватого  "маяка  и
светоча". Во-от что придумал затейник Гейнц...
   Троица таращилась на него со  странным  выражением,  способным  в  другое
время насмешить - причудливая смесь забитости и злобной  радости.  Все  трое
постарше его, в районе пятидесяти, и  каждый  в  прошлом  был  не  последним
человеком, но сейчас превратился в трудноопи-суемое существо.
   Лысоватый кинулся  первым,  замахиваясь  со  всей  решимостью.  Вадим  от
неожиданности не успел ничего предпринять  -  и  вмиг  оказался  прижатым  к
дощатой стенке. Лысый тряс его и орал в лицо:
   - Из-за тебя здесь торчим, сука! Из-за тебя! Ты почему не колешься?!
   Некогда было взывать к логике. Что-что, а незамысловато  подраться  умел,
хоть и не мог, подобно Эмилю, похвастать знанием отточенной профессиональной
рукопашки. Вадим провел один из простейших приемов уличной  драки  -  обеими
руками что есть сил оттолкнул противника, тот инстинктивно  напер...  и  сам
налетел мясистым носом на Вадимову макушку. Мгновенно разжал руки, заорал.
   Вадим отправил его в  распахнутую  дверь  домика  одним  хорошим  ударом.
Примирительно поднял ладони:
   - Давайте рассуждать логично. Ну кто вас отсюда выпустит, расколюсь я или
нет? Вас берут на примитивный понт...
   Оба бросились на него, толкаясь и мешая друг другу. Ничего они не  хотели
слушать и логические  аргументы  воспринимать  не  собирались.  У  них  была
безумная надежда - и это перевешивало все остальное, превращая в роботов...
   Завязалась  бестолковая,  нелепая   драка   на   предельно   ограниченном
пространстве. Его пытались достать кулаками, ухватить за волосы,  пинали,  у
обоих, несмотря на полуголодную жизнь  трех  последних  дней,  еще  осталось
немало сил и энергии от прежнего сытого бытия, так что приходилось  нелегко.
Тем более - он был без штанов, а  это  психологически  сковывало,  одетым  в
драке себя чувствуешь гораздо увереннее и яйца так не бережешь...
   Кое-как  отмахался,  лупя  без  всяких  правил  и  милосердия.  Лысоватый
оклемался, вылез наружу, но получил ботинком по  колену  и  вновь  выбыл  из
игры.
   Кое-как Вадим с ними управился, загнал на пинках в домик. Тут  же  по  ту
сторону сетчатой дверцы появился Гейнц -  ну  конечно,  торчал  поблизости,-
разочарованно хмыкнул:
   - Что за жизнь, только что-нибудь успеешь придумать, как жизнь твою затею
превращает в балаган...
   - А может, не будешь мудрствовать  лукаво  и  возьмешь  миллион?  -  тихо
спросил Вадим.
   - Детка...- протянул верзила.- Комендант в чем-то болван, а  в  чем-то  -
чистой воды гений. Лучше меньше бабок без всякого риска, чем очень  много  -
но с большим риском.
   - Но если...
   - Захлопни пасть. Выходи.
   В  бараке,  как  и  следовало  ожидать,  на  него  воззрились  с  большим
интересом, вызванным, понятно, тем, что он вернулся невредимым. Вадим  залез
на нары, кратко буркнул:
   - Отложили на потом. Там у них кто-то начал колоться...
   Все так и сидели без штанов, вывешенных для просушки на перилах  веранды.
Тюремная солидарность простерлась  до  таких  пределов,  что  и  его  портки
повесили туда же. Только бедняга Доцент по-прежнему благоухал,  забывшись  в
тяжелой дреме.
   Он  не  успел  подробно  рассказать  о  допросе  -  произошла  вовсе   уж
ошеломляющая неожиданность. Послышались шаги, вошли две женщины в полосатом,
за ними показался охранник. Осклабясь, сообщил:
   - Чтобы не ныли, будто  у  нас  плохо  живется,  получайте  баб.  Хорошие
бабенки, сладенькие, по опыту говорю...
   И, сцапав обеих  за  ягодицы  растопыренными  пальцами,  сильным  толчком
отправил  внутрь  барака.  Вадим  кинулся  подхватить  -  потому  что  одной
оказалась  собственная  супруга,  осунувшаяся,  немного   растрепанная,   но
выглядевшая все же лучше, чем можно было ожидать от  юной  дамы  шантарского
высшего  света,  до  того  самым  большим  жизненным  несчастьем  полагавшей
что-нибудь вроде поездки в рейсовом автобусе.
   Второй была крашеная полноватая блондинка лет сорока, довольно миловидная
и чем-то неуловимо походившая  на  выбившуюся  в  люди  директрису  овощного
ларька. Синий разлетелся было к ней:
   - Вот приятная неожиданность! А мы тут плюшками балуемся, знаете ли...
   Спохватился и одернул бушлат. Но, не особенно смутившись, продолжал:
   - Проходите, будем знакомиться. Люди  мы,  конечно,  страшные  на  вид  и
припахивающие, но ведь не по собственной воле... Если интересуетесь,  у  нас
даже генерал имеется. Во-он сидит. Генерал, поклонись даме.
   Борман  хмуро  дернул  головой.  Ника  уставилась  на  Вадима  со   столь
трагическим выражением в огромных серых глазищах, что  он,  вот  странность,
почувствовал в первую  очередь  досаду  и  раздражение:  только  ее  тут  не
хватало... Спохватившись, спросил:
   - Как дела? Все в порядке?
   Ничего другого как-то на ум не приходило. Рядом хмуро стоял  Эмиль.  Ника
переводила растерянный взгляд с него на мужа,  по-детски  кривя  рот.  Эмиль
опомнился первым, властно приказал:
   - Только без соплей!
   Удивительно, но она послушно закивала. Вытерла  тыльной  стороной  ладони
сухие глаза:
   - Что здесь творится? Куда вы меня затащили?
   Вадим давно  уже  не  лицезрел  ее  без  дорогой  ненашенской  косметики.
Вероника без косметики - это было  нечто  столь  же  сюрреалистическое,  как
шестисотый "мере" в роли снегоуборочной машины. Он пожал плечами, совершенно
не представляя, что тут можно сказать. Спохватился:
   - Присаживайся...
   - Вот спасибо,- протянула она насквозь знакомым сварливым тоном,  присела
на нары.- Умереть можно от такой заботливости... Душевно тронута.
   - Как ты?
   - А никак! - взвилась она, глядя прямо-таки ненавидяще.- Жру баланду! А в
промежутках трахают, кому не лень, даже эта сука Марго! По буквам объяснить?
Трахают! Вот, заслужила хорошим  поведением!  -  Она  выхватила  из  кармана
дешевенькую пластмассовую расческу, потрясла ею под носом у Вадима,  секунду
помедлила и принялась яростно расчесываться.- Куда  вы  меня  затащили?  Про
наше будущее говорят такие ужасы, что... Ну что вы сидите? Можете объяснить,
что вокруг происходит?
   Вадим неловко оглянулся - уши так и горели от стыда. Никто  не  таращился
на  них  специально,  отворачивались,  Синий  вообще  сидел  спиной,  что-то
вполголоса вкручивая блондинке. "Только ее  тут  не  хватало,-  вертелось  в
голове.-  Только  ее  тут  не  хватало.  Одному  как-то   легче   переносить
унижения... и одному проще бежать, вот ведь что! Черт ее принес".
   - Куда мы попали?  -  спросила  Ника,  чуточку  успокоившись.-  Это  что,
какая-то банда?
   - Слушай,- тоскливо сказал Вадим Эмилю.- Объясни ты ей,  что  к  чему,  у
меня уже сил нет после допроса... Скажи, что сбежим отсюда непременно, и все
такое...
   Махнув рукой, поднялся и вышел  на  веранду.  В  мятой  пачке  отыскалась
одна-единственная годная к употреблению сигарета, остальные три являли собою
пустые полупрозрачные бумажки, весь  табак  из  них  высыпался.  К  счастью,
высыпался он в пачку, так что еще на пару  часов  курева  хватит.  А  потом?
Нужно и в самом деле в качестве аванса за чистосердечное признание выпросить
пару пачек чего-нибудь более приличного...
   Мимо проходил Гейнц. Остановился, показал белоснежные зубы:
   - Ты что такой грустный? К тебе женушка приехала... Можешь, кстати,  меня
называть братком. С полным основанием. Как же иначе, если мы с  тобой  через
твою телушку побратались? Всю жизнь мечтал попробовать ваших новорусских баб
- а оказалось, ничего особенного, даже обидно  чуточку.  Разве  что  поглаже
малость...
   Вадим молчал. Может показаться странным, но он не ощущал себя  задетым  -
чересчур притупились чувства.
   -  Миллион  предлагать  будешь?  -  не   унимался   эсэсовец.-   У   тебя
завлекательно получается...
   - Не буду,- сказал Вадим, криво усмехнувшись.
   Глава десятая. Скромные развлечения
   Вскоре в барак влетел капо и завопил:
   - Выходи!
   Последующие несколько часов были заняты  "трудотерапией",  как  выразился
Гейнц,- трудом не столь  тяжелым,  сколь  гнусно-бессмысленным,  кое  в  чем
напоминавшим сизифов. Уже по ходу дела Гейнц,  там  и  сям  появлявшийся  со
своим барабаном (и получавший от этого неподдельное  удовольствие)  окрестил
происходящее операцией "Водопой".
   Проще говоря, под лившуюся из динамиков классическую музыку три реденьких
шеренги поспешали от ворот к баракам и  обратно,  наполняя  своими  кружками
бачки. Условия были не так  уж  и  замысловаты:  те,  кто,  с  точки  зрения
шар-фюрера, наполнят свой бак первыми, получают премию  в  виде  пары  пачек
сигарет. Строй следует соблюдать, бегом не бегать, но рысца не возбраняется.
Если кто-то свою кружку расплескает, шеренга возвращается назад.
   Скверно, что эта процедура казалась бесконечной.  Воды  во  вместительном
оцинкованном баке  словно  бы  и  не  прибавлялась  после  очередной  ходки.
Мало-помалу начались сбои - кто-то спотыкался, выплескивал воду, приходилось
возвращаться всем,  стали  вспыхивать  склоки,  взаимная  ругань,  атмосфера
понемногу накалялась. Только Синий,  как  заметил  Вадим,  выглядел  гораздо
спокойнее остальных - у него  с  водой  были  связаны  некие  наполеоновские
планы, даже подстегивал злым шепотом остальных.
   Комендант сначала торчал на трибунке, потом ему надоело,  и  он  убрался.
Гейнц же, казалось, не знал устали - в самые неожиданные моменты возникал  у
кого-нибудь за спиной и оглушительной барабанной дробью, грянувшей над  ухом
в самый неподход