тью - ножки натерла, боится дикой тайги, истерики пойдут, обмороки...
   Он вспомнил, что рассказывал лет десять назад один знакомый с  северов  -
про парочку, которая назначала свидания  где-то  в  окрестностях  отдаленной
метеостанции. И однажды нос к носу столкнулась  с  белым  медведем,  будучи,
естественно, без всякого  оружия.  Кавалер  драпал,  не  рассуждая,  гонимый
скорее могучим животным инстинктом выживания. От  дамы  мало  что  осталось,
понятно, медведь был изголодавшийся. Большинством голосов  сошлись  на  том,
что осуждать парня не стоит - здесь обычные критерии попросту  не  годились.
Невозможно быть героем там, где героем стать нельзя изначально. Нельзя  идти
на танк с кирпичом, нельзя прыгать с десятого этажа.
   Если  рассудить  здраво,  ситуация  та  же.  Спастись   вдвоем   попросту
нереально. Прежняя мораль и этика тут решительно не годятся - на кону жизнь.
Все останется, как прежде, но его не будет. Мороз по коже...
   Ника... Что - "Ника"? Высокой любви, нежной и чистой,  не  было  никогда.
Она была - удобная. Очаровательна, неглупа, в постели не заскучаешь, приятно
выйти в люди, держа ее  под  ручку,  соответствующим  образом  намазанную  и
упакованную. Конечно, наличие ребенка что-то и  меняло  бы  -  но  ведь  нет
детей... И нет, никогда не  было  ощущения,  что  твоя  жена  -  пресловутая
Единственная.
   А посему - решено. К тому же после признаний женушки о  том,  что  с  ней
здесь происходило, после подначек этой  сволочи  Гейнца  совершенно  другими
глазами на нее смотришь... Шлюха  драная,  велели  стать  раком  -  и  мигом
встала, надо полагать, не пища и не дрыгаясь...
   Сигарета догорела до фильтра.  Вадим  осторожно  раздавил  ее  об  доску,
привстал на  корточках,  осторожненько  выглянул.  Та  троица  и  не  думала
прекращать веселье, наоборот, затянула песню в три пьяных глотки.  Нечего  и
думать прокрасться мимо них незамеченным. Дождик бы, хороший,  проливной,  с
грозой, вот тогда ни одна эсэсовская  собака  носа  не  высунула  бы  из-под
крыши... Увы, чистейшее небо сияло россыпями нереально крупных звезд,  каких
в городах никогда не увидишь. Ни клочка облаков. Придется потерпеть...
   Он на цыпочках вернулся в барак.  Там  ничего  не  изменилось  -  так  же
постанывал Доцент, у окна, где лежала  блондинка,  продолжалась  несуетливая
возня с тихими смешками - Синего кто-то сменил, то ли Борман, то ли  Браток,
блондинка прошептала что-то негодующее, но ей, судя по  звуку,  зажали  рот,
шепотом прикрикнули, вновь послышалось размеренное пыхтение.
   То ли Маргаритины снадобья еще бродили в  крови,  то  ли  душа  требовала
разрядки - но он и сам  ощутил  непроходящее  и  не  слабевшее  возбуждение.
Немного поборолся с собой без особого энтузиазма. В конце  концов  осторожно
перевернул Нику на спину, внушая себе, что если он никого не видит, то и  их
никто не узрит, расстегнул на ней штаны,  приспустил  ниже  колен,  принялся
расстегивать бушлат.
   Она проснулась не сразу -  когда  он  уже  пристраивался.  В  первый  миг
отчаянно дернулась, но Вадим зажал ей рот и яростно зашептал на ухо:
   - Тихо, дура! Это я... Она тут же замерла с поразившим его послушанием  -
обычно  дома  сопротивление  спросонья  длилось  раза  в  три  дольше.  Тихо
всхлипнула, замерла, он осторожно убрал  руку  и,  убедившись,  что  никаких
криков не будет, стянул с нее штаны совсем. Ника лежала, как неживая,  чтобы
раздвинуть ей ноги, потребовалось определенное усилие. Но во всем  остальном
она ни капельки не препятствовала, все  так  же  лежала,  отвернув  лицо.  В
прежней жизни она с ходу включилась бы  в  действо  -  но  сейчас  вовсе  не
шевелилась. Труп трупом. Как Вадим ни старался ее завести  с  использованием
всего прежнего арсенала знакомых ухваток, не получалось. В конце  концов  он
мысленно плюнул и решил, что сойдет и  так,  сосредоточился  на  собственном
удовольствии, трахал ее размеренно - и ненавидел при этом...
   Удовлетворенный, отвалился, перевернулся на спину.  У  окна  продолжалось
негромкое веселье, блондинка сдавленно постанывала, и  кто-то  из  кобелиной
троицы веселым шепотком подавал циничные советы. Ника заворочалась, неуклюже
натянула полосатые штаны и вдруг придвинулась к Вадиму, прошептала:
   - Есть у нас какие-нибудь шансы?
   Ну конечно, подумал он с неудовольствием,  услышав  знакомый  трагический
надрыв в голосе (прежде главным образом  возвещавший,  что  ей  понадобилась
новая шмотка или побрякушка). Для того ее сюда  и  сунули:  чтобы  надоедала
нытьем, капала на нервы...
   - Есть,- ответил он сухо.
   - А что можно сделать? Неужели не выйдет как-нибудь с ними  договориться?
Вадим, стоит постараться...
   - Отвяжись,- ответил он злым шепотом, словно бы уже и не воспринимая ее в
качестве реально существовавшего создания из крови и плоти.- Спи давай. Есть
шансы, что-нибудь придумаем...
   - Что?
   - Спи, стерва!  -  шепотом  рявкнул  он.  Снаружи,  неподалеку,  все  еще
раздавались развеселые пьяные песни. Нечего  было  и  думать  пробираться  к
клубу...
   Глава одиннадцатая. Мера в руке своей
   Утро никаких поганых неожиданностей не  принесло  -  сначала  выгнали  на
аппель  и  устроили  рутинную  перекличку,  потом  погнали  к  воротам,  где
облагодетельствовали черствым хлебом и  жидкой  баландой,  которую  пришлось
потреблять без  ложек  под  хохоток  и  оскорбления  тетки  Эльзы,  искренне
наслаждавшейся происходящим, советовавшей не  умничать,  а  поставить  миски
наземь и без затей лакать по-собачьи.
   Потом в их барак в сопровождении  двух  вооруженных  эсэсовцев  заявилась
Маргарита. Сердце заранее тоскливо сжалось в ожидании очередных пакостей, но
обошлось - их всего лишь согнали в угол,  где  они  и  стояли  под  прицелом
"Моссберга",  а  Маргарита  взялась  обрабатывать  рану  стонущему  Доценту.
Чокнутая она там или нет, но к медицине явно  имела  некоторое  отношение  -
очень уж ловко, сноровисто срезала ножницами  штанину  и  поменяла  повязку,
сделала парочку уколов. Встав с нар и небрежно смахнув на пол гнойный  бинт,
стянула резиновые перчатки, оглядела узников и наставительно сказала:
   - Видите, какое гуманное обращение с теми, кто твердо решил  покаяться  и
сдать неправедные ценности? Чистейшей воды гуманизм. Делайте  выводы,  козлы
вонючие... целее будете. А ты, сраный потрох, живенько собирайся и шагай  со
мной.- Она недвусмысленно ткнула пальцем  в  Вадима.-  Пора  потолковать  по
душам...
   ...На сей раз его подтолкнули прикладом к другому  бараку,  стоявшему  на
отшибе. В старые времена здесь, видимо, помещалось нечто вроде общежития для
воспитателей и прочего персонала - по обеим сторонам насквозь пронизывавшего
барак коридора имелось множество дверей.  Из-за  одной  доносились  тягучие,
больше похожие на мычание стоны, оставлявшие впечатление, будто человек  уже
миновал некий порог страха и боли и сам не осознает, что беспрестанно воет.
   Он невольно шарахнулся, конвоир загоготал за спиной:
   - Не писай заранее, мочу побереги... Когда его  втолкнули  в  комнату,  с
первого взгляда стало  ясно,  что  шутки  кончились  -  посреди  красовалось
неуклюжее, но сколоченное на совесть кресло из необструганных досок, с  него
свисали ремни для рук и ног. Тут же, на столь же грубом столе,  посверкивали
никелем целые россыпи  непонятных  инструментов,  от  которых  он  побыстрее
отвернулся. Увидел темные пятна на полу, и засохшие, и почти свежие, вдохнул
невообразимый запах дерьма и какой-то кислятины. Поневоле замутило.  Но  его
уже тыкали в спину прикладом:
   - Раздеваться,тварь!
   Совершенно голого толкнули в кресло,  прихватили  ремнями  руки  и  ноги.
Появился Гейнц, сел в углу, поставил рядом с жутким набором пыточных  штучек
бутылку коньяка и налил себе полстакана.
   Маргарита с невозмутимым лицом уселась за  небольшой  столик,  где  лежал
только чистый лист бумаги с авторучкой посередине, неторопливо выпустила дым
густой стру„й, уставилась на  Вадима  с  сумасшедшим  весельем  в  смеющихся
глазах:
   - Ну, передумал, хилый росток капитализма? Где денежки?
   - Где комендант? - спросил он, сам не понимая, зачем.
   - Кишки на подоконник наматывает такому же, как ты,- сказала  Маргарита,-
Обойдешься без коменданта... Где триста тысяч баксов?  Адресок  и  подробные
комментарии...
   - Послушайте,- сказал он сердито,- а собственно, с чего вы взяли, что эти
триста тысяч вообще существуют в природе?
   Маргарита дернула указательным пальцем, делая знак эсэсовцу, чье  сопение
слышалось за спиной. Правое ухо Вадима тут же пребольно стиснуло нечто вроде
холодных, покрытых мелкими зубчиками, длинных тисков. Над головой раздалось:
   - Сейчас нажму посильнее, ухо и отлетит...
   Низ живота обдало непонятное тепло,  он  не  сразу  понял,  в  чем  дело.
Оказалось, позорно обмочился. Вокруг хохотали в три глотки.
   - Описялся  пупсик,-  констатировал  Гейнц.-  Ничего,  он  у  нас  еще  и
обкакается... Неаккуратный все же народ, никакого светского воспитания,  все
кресло загадили. Отхватить ему ухо, в самом-то деле? Ну зачем ему два уха?
   - Получится несимметрично,- пожала печами Маргарита.
   - Ну и что, фрейлейн? Совершенно в японском, несимметричном стиле.- Гейнд
встал, подошел совсем близко  и  небрежно  плеснул  Вадиму  в  лицо  остатки
коньяка из стакана.- Что заскучал,  падло?  Не  журись  и  не  писяйся,  это
просто-напросто наступил наш маленький Апокалипсис.- И звучно,  с  чувством,
помахивая в такт стаканом, возгласил: - Я взглянул, и вот конь вороной, и на
нем всадник, имеющий меру в руке своей... И я взглянул, и вот конь  бледный,
которому имя смерть, и ад следовал за  ним...-  заглянул  Вадиму  в  лицо  и
ухмыльнулся: - Черти выскочили из-под земли, понятно тебе,  купчишка?  А  от
чертей открещиваться ты не умеешь ни чуточку, откуда тебе уметь?
   На какой-то миг Вадим и впрямь готов был поверить в  это  полусумасшедшее
откровение: черти полезли из-под земли, где оказалась тоньше всего  земляная
крыша преисподней, там и лопнуло, и никто не знает молитв и заклинаний...
   - Давай сучонку,- распорядилась Маргарита.
   Тут же втолкнули Нику, быстро, чуть  ли  не  на  ходу,  сорвали  нехитрую
одежду, обнаженной  поставили  под  огромный  ржавый  блок,  привинченный  к
потолку. Крепко связали запястья, закрепили веревку где-то в углу,  так  что
Ника стояла, вытянувшись в струнку, едва касаясь подошвами грязного пола.
   Маргарита подошла к ней и небрежно пощекотала авторучкой живот:
   - Ласточка моя, у мужа есть триста тысяч баксов?
   Ника часто-часто закивала.
   - Вот видишь, а ты мне врал...- обиженно протянула Маргарита.- Разве  это
прилично - нагло врать даме? Он ведь тебе хвастался этими денежками, а?
   - Д-да...
   - А где они, сладенькая моя?
   - У кого-то в  коттедже...  Не  знаю...  Я  правда  не  знаю!  -  истошно
закричала Ника.- Не знаю!
   - Ну-ну-ну-ну-ну! -  Маргарита  похлопала  ее  по  щеке.-  Я  тебе  верю,
лапонька, успокойся, сладенькая,- с мечтательной улыбкой погладила  Нику  по
животу и поиграла пальцами в самом низу.- Ты себе не представляешь, с  каким
удовольствием я бы наплевала на все эти докучливые  обязанности  и  вновь  с
тобой уединилась в нашем  гнездышке,  да  ничего  не  поделаешь,  служба...-
Отошла, уселась на край стола и,  вытянув  ногу,  носком  блестящего  сапога
ткнула Вадима в подбородок.- Слышал?  Есть  денежки,  куда  ж  им  деться...
Неужели тебе эту куколку совсем не жалко? Ей сейчас больно делать  будут...-
Она поморщилась,  услышав  истерический  всхлип  Ники.-  Помолчи,  звездочка
ясная, а то я тебе самолично язычок ножницами отрежу... Может,  и  не  буду.
Шарфюрер...- протянула она с прямо-таки детской обидой.- Как я ни  стараюсь,
он молчит, козел. Ну сделайте что-нибудь...
   Гейнц залпом осушил наполненный на четверть стакан, браво рявкнул:
   - Попытаемся что-нибудь придумать, герр штурмфюрер!
   Не спеша, вразвалочку подошел к Нике, звонко похлопал по  голому  животу,
кривляясь, будто  двойник  какой-то  новой  эстрадной  звезды  (Вадим  забыл
название рок-группы), пощекотал  за  грудь,  с  чувством  продекламировал  в
мертвой тишине:
   И не увидите вы жен
   в порочных длинных платьях,
   что проводили дни,
   как сон, в пленительных занятьях:
   лепили воск, мотали шелк,
   учили попугаев
   и в спальни, видя в этом толк,
   пускали негодяев...
   Ника смотрела на него с ужасом, беззвучно всхлипывая. Он  заглянул  ей  в
глаза, ухмыльнулся:
   - И никакого хамства, что характерно. А бывалоча выходит такая вот стерва
из импортной тачки, дыша духами и туманами, и не дай бог попробовать  с  ней
познакомиться. Посмотрит, как рублем ударит, и нежным  голоском  проворкует:
"От вас, любезный, портянками пахнет..."
   - Я же вас никогда не видела...- пролепетала она.
   - А-какая разница, звезда моя? Тенденция, однако...
   Гейнц зашел ей за спину, неторопливо спустил штаны, грубо накрыв ладонями
груди, притянул к  себе,  через  секунду  она  вскрикнула  на  всю  комнату,
задергалась, пытаясь вырваться, по исказившемуся лицу ручейком текли слезы.
   - А потом еще одного позовем,-  невозмутимо  сообщила  Вадиму  Маргарита,
раздувая ноздри в  некотором  возбуждении.-  И  еще  одного,  такая  очередь
потянется...
   Он сидел, стиснув зубы. Ника колыхалась в такт грубым  толчкам,  охая  от
боли. Гейнц хрипловато хохотнул:
   - Что ж ты  женушку  в  очко  не  пользовал?  Совершенно  неразработанная
жопка...
   И  продолжал  стараться,  шумно  выдыхая  воздух,  нагнув  Нику  к  полу,
насколько позволяла веревка. Маргарита не сводила с них затуманившихся глаз,
водя языком  по  губам,  происходящее  казалось  Вадиму  уже  совершеннейшей
нереальностью, в самом деле напоминавшей ад,- и  он  в  каком-то  оцепенении
смотрел, не отрываясь, И вдруг ощутил совершенно неуместное ощущение...
   Маргарита заливисто рассмеялась. Вадим ничего не мог с собой поделать, да
и не пытался. Возникшая помимо  воли  эрекция  была  на  удивление  могучей,
забивая все остальные чувства, даже страх.
   - Шарфюрер! - весело позвала она.- Посмотрите, какие  номера  наш  клиент
тут откалывает!
   Гейнц никак не реагировал - стоял с полузакрытыми  глазами,  шумно  дыша,
вцепившись растопыренными пальцами в Никины  бедра.  Сыто  улыбаясь,  глянул
через ее плечо - Ника уронила голову, растрепанные волосы  закрыли  лицо  до
подбородка - не спеша подошел, неторопливо застегиваясь. Хмыкнул:
   - Замысловатые у него рефлексы... Фрейлейн Маргарита, вы у  нас  отличный
специалист, я перед вами неприкрыто преклоняюсь, но  в  данном  случае  ваши
психологические этюды не годятся. Мне, конечно, приятно было  оттрахать  эту
сучку, но нужно думать о деле... Времечко-то поджимает.  Предпосылка  у  вас
была неверная, согласитесь.
   - Ну, согласна...- чуть сердито вскинула голову Маргарита.
   - Это же, простите за выражение,  самый  натуральный  хомо  новус.1  Мало
общего имеющий с прошлым сапиенсом. Конечно, можно попробовать, выдернуть  у
крошки пару ноготков, но я в успехе  сильно  сомневаюсь.  Мы  его  лупим  по
кошельку, а это, согласно Марксу с Энгельсом, и есть самое  мучительное  для
буржуа. Говоря беспристрастно,  не  во  всем  заблуждались  наши  Карлсон  с
Энгельсоном. Есть мысли и цитаты, вовсе даже не  потерявшие  актуальности...
Капитал-то у нас как раз тот  -  Марксов,  первоначально-накопительный,  это
западный мир давно уже Карлушкины теории перерос, а наш в  них  укладывается
без сучка без задоринки. Короче говоря, можно, я попробую  простые  народные
средства?
   -  Валяйте,-  раздраженно  бросила   Маргарита.-   Могу   полностью   вам
передоверить допрос.
   - Бога ради, не обижайтесь...
   - Да что вы,- фыркнула златовласая ведьма.- Ей-же ей, есть более приятные
занятия...
   Она отпустила свободный конец  веревки,  освободила  Никины  запястья  и,
полуобняв ее, повела из комнаты, воркуя на ухо:
   - Пошли, золотко, вместе посудачим про грубых,  брутальных  мужиков,  без
которых очень просто можно обойтись...
   Гейнц налил себе еще треть стакана, залпом осушил, присел на  угол  стола
и, покачивая ногой, с усмешкой стал созерцать Вадима. Понемногу у  того  под
холодным, немигающим взглядом улетучились всякие намеки на эрекцию.
   - Кожа с человека сдирается, в общем, невероятно легко,- вкрадчиво сказал
шарфюрер.- Подрезать бритвой,  зацепить  щипцами,  как  следует  потянуть...
Можно для начала ободрать обе ноги от колен до щиколоток. Плюс содрать шкуру
с задницы. Сначала кровь будет сочиться вовсю, но вскоре перестанет, так что
от потери крови ни за что не подохнешь. Дело даже не в боли - сам  представь
себя, ошкуренного таким вот образом.  Ни  сесть,  ни  лечь  толком,  зрелище
незабываемое... А через часок начать драть ремни со спины...
   "Пора колоться,- подумал Вадим почти спокойно.- Не стоит  его  злить,  он
все это способен проделать, никаких сомнений".
   Шарфюрер  тяжело  спрыгнул  со   стола,   повозился,   гремя   и   лязгая
инструментами, выбрал что-то и возник перед Вадимом. Клацнул у  самого  лица
тяжелым садовым секатором, показал довольно толстую  алюминиевую  проволоку,
держа ее двумя пальцами -  и  звонко  перекусил,  словно  бумажную  полоску.
Осклабился:
   - Впечатляет?
   Неуловимым движением выбросил руку, сграбастал  тремя  сильными  пальцами
самый  кончик  Вадимова  достоинства,  медленно  приблизил   кривые   лезвия
секатора, так что от плоти их уже отделяли сущие  миллиметры.  Вадим  заорал
совершенно искренне, не притворяясь,- показалось даже,  что  широкие  лезвия
уже распороли кожу, необратимо отсекая кусок плоти.
   -  Не  блажи,  сучонок,-  презрительно  бросил  Гейнц,  убрал  секатор  и
выпрямился.- Начал соображать, как  это  будет  в  натуре  выглядеть?  Я  не
садист, поэтому отстригу тебе  ровно  половинку  окаянного  отростка.  Кровь
Марго живенько остановит. Перекурим и повторим процедуру. Ее  надолго  можно
растянуть... Ну, думай быстренько, я-то с тобой играть не буду... Зачем  оно
мне нужно? Ну что, снимаем Марго  с  твоей  шлюхи  и  зовем  сюда  с  полной
аптечкой?
   -  Дай  сигарету,-  прохрипел  Вадим,  опять-таки   ничуть   не   играя.-
Поговорим...
   - Дай ему,- распорядился Гейнц.- Одну руку можешь освободить.  Все  равно
писать будем...
   Эсэсовец, до сих пор игравший роль статиста  без  речей,  в  три  секунды
расстегнул грубые пряжки, сунул Вадиму сигарету и поднес огонек.
   - Ну? - прикрикнул Гейнц.
   - Гарантии...
   - Не дури. Сам же видел: тот, кто не запирается, возвращается в  барак  в
полном здравии.
   -  Вот  только  не  получает  всех  прелестей,  которые  вы  так  красиво
расписывали, всех этих яств и питий...
   - Легко объяснить,- серьезно, без издевки сказал  Гейнц.-  Блага  пойдут,
когда проверим все, возьмем захоронку и убедимся, что клиент  не  назвиздел.
Сам согласись, перевязали сегодня утром вашего  подраненного  интеллектуала?
Со всем старанием, по мировым стандартам. И доброй жратвы  с  коньячком  уже
отнесли, вернешься в барак, увидишь. Так что вот: когда твои бывшие  баксики
будут у меня, станешь жить, по здешним меркам, что твой король. А  пока,  по
крайней мере, будешь избавлен от  грубого  обращения...  Ладно,  я  уж  тебе
авансом и сигарет подкину, и дам пожрать человеческой хаванинки. Но  ты  мое
терпение больше не испытывай... Лады?
   - Дайте еще,- сказал Вадим.- Курить хочется...
   - А колоться будешь, сокол?
   - Буду.
   - Дай ему.
   Из-за спины вновь появилась рука в засученном по локоть рукаве, державшая
сигарету фильтром вперед. Потом мелькнула дешевенькая зажигалка.
   - Ну?
   - Только я вас честно предупреждаю,  со  всей  откровенностью...-  сказал
Вадим.- Место я обрисую, но за последствия  не  отвечаю.  Там,  в  доме,  не
бабуля - божий одуванчик и не драный совок... Если что-то пойдет не в  цвет,
не сваливайте на меня потом, сами должны понимать: куда попало  такую  сумму
на сохранение не определят...
   -