Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
е всегда...
- Почти всегда. Достаточно плотно, чтобы знать о всех его встречах и
передвижениях. Я лично не могу найти щелочки... А ты, Мить?
- Аналогично, Павел Иванович.
- Подождите! - взвыл Фомич. - Код замка он мог просто-напросто
подсмотреть и запомнить...
- Возможно. Ну и что? Это-то как раз не самое важное... Где он отыскал
сообщника, я тебя спрашиваю? Когда он успел все провернуть и как? Ну, дай
мне хотя бы намек на версию... Что молчишь, тварь?
- Кстати, там, на углу Кутеванова-Западной, как раз живет Марушкин...
Жил, то есть...
- Фомич... - брезгливо протянул Пашка. - Ты уже несешь откровенную
шизу... По-твоему, покойный Марушкин ему помогал машину спрятать?
- Я не это имел в виду... Когда он от меня оторвался... Именно там, где
жил Марушкин... Это зацепка...
- Это не зацепка, а неумелый звиздеж, проистекающий из твоей глупости,
падло, - отрезал Пашка. - Никогда он от тебя не отрывался - с чего бы вдруг?
Это ты, сукин кот, пытался какую-то легенду придумать, но не довел до ума,
запутался...
"Отлично, - констатировал Петр. - Нужная степень обмана врага достигнута:
истину они считают ложью, а ко лжи относятся, как к истине. Версия их ведет.
Начав ее логически дополнять, влипли окончательно. Как и с шизофрениками:
сумасшедший допускает одну-единственную неверную исходную посылку. Зато все,
что вокруг нее в больном мозгу наворочено, как раз безукоризненно логично и
где-то даже убедительно... Правда, эта логика и убедительность отнюдь не
делают шиза здоровым, а его россказни - истиной".
- В общем, так, Фомич, - сказал Пашка. - Ты мужик взрослый, сам
понимаешь, что говорить на эту увлекательную тему можно до бесконечности,
вот только жаль времени. Получилась классическая ситуация, у вас с
манекеном, я имею в виду, - его слово против твоего слова, и наоборот.
Однако то, что я слышал от него, - очень логично и убедительно. А то, что ты
нам тут проблеял... Ну совершенно не вызывает доверия, уж извини. Короче,
так: или ты все расскажешь подробно и честно, или в самом деле придется
малость погладить бритвой по яйцам. Ну?
- Понял! - торжествующе возгласил Фомич. - Наконец-то дошло! Хотели
вывести меня из дела, а? Я вам теперь не нужен? Когда сделал свою часть
работы? Теперь можно и не делиться? Вот и придумали насчет "уазика"?
Ровным, даже скучающим тоном Пашка произнес:
- Митрий, друг мой, клиент по-хорошему не понимает. Не бросить ли нам эти
бесполезные дрязги и не приступить ли к активному следствию?
- С превеликой охотой, босс... с-сука...
В комнате определенно что-то произошло. Воцарилась полная тишина. Петр
решил было, что с микрофоном что-то случилось, но тут же расслышал тяжелое,
напряженное дыхание, скрип отодвинутого стула, шаги.
- Стойте на месте, - раздался звенящий от напряжения голос Фомича. - Я с
вами не шучу, подонки...
- Фомич, - с наигранной бодростью произнес Елагин. - Брось дуру, Фомич,
ты же с ней обращаться не умеешь, она ж у тебя и вовсе незаряженная, на
предохранителе стоит... Положи волыну, может, и обойдется...
- Заряжен, Митенька, заряжен, - саркастически отозвался Фомич. - И с
предохранителя снят, тут ты ошибся. И патрончик в стволе. Не скажу, что
стреляю, как ковбой, да в такой клетушке по вам промахнуться будет трудно...
Стойте спокойно, вы меня сами загнали в ситуацию, когда терять нечего...
- С-сука... - это прозвучало тихо и глухо, так что Петр не понял, кто из
двоих говорил.
- Ну что ты, Митенька? Просто предусмотрительный человек. Кто бы мог
подумать на скромного бюрократа? Я, Митя, даже две недели в платный тир на
Робеспьера ходил... Азы освоил... Стой, говорю!
- Фомич, а Фомич! У тебя ж глушителя нет, шуму будет, если нажмешь...
- Митенька, Павел Иванович объяснял про здешние вольные нравы... Стой,
выстрелю! Оба - по два шага назад...
- Я ж из тебя котлет наверчу, тварь лысая...
- Авось обойдется... - новым, решительным голосом отозвался Фомич. -
Нехорошо, Павел
Иванович. Я вам верил, столько лет бок о бок... А вы и меня в издержки
производства списать решили? Я ж сказал - на два шага назад, оба...
- Фомич, - заговорил вдруг Пашка. - Ты постарайся понять меня правильно.
Так уж сплелась вокруг тебя информация... да не дави ты на курок, и в самом
деле выстрелит! Нет у меня оружия, ты видишь? А Митя стоит совершенно
спокойно и у него тоже ничего нет... Подожди, поговорим ладком... видишь,
все нормально, никто на тебя не бросается, давай перекурим, побеседуем
спокойно...
Короткий непонятный шум, грохот стула. Сильный хлопок, резкий и гулкий,
словно умело откупорили бутылку шампанского. Нечто вроде возни. И стук
упавшего тела.
- Ну, босс... - после долгого молчания хмыкнул Елагин. - Снимаю шляпу. Не
кабинетный деятель вы у нас, чего там... Атаман впереди на лихом коне... А
ведь сдох...
- Не было другого выхода, - зло бросил Пашка. - Он бы ушел.
- Это точно... Как два пальца - ушел бы... Надо же, какая прыть перед
лицом смерти прорезалась...
"Что они с ним сделали? - ломал тем временем голову Петр. - Пристрелили,
конечно, но как им удалось? Он бы ни за что не дал кому-то из них достать
оружие... В чем тут фокус?"
- Так, - отрывисто сказал Пашка. - Плакать некогда, да и не к чему. Где
деньги, уже не узнаем. Что поделать... В конце-то концов, эти денежки были
не более чем случайным калымом до кучи... Возьми в кухне ацетон, протри тут
все на предмет пальчиков. Концы к нам по поводу квартиры не потянутся?
- Абсолютно исключено. Я этому алкашу ни документов не показывал, ни
бумаг, ничего не подписывали... Если он вообще живой, а не сдох в деревне от
стеклореза... Никаких ниточек, - его голос на некоторое время отдалился. -
Где бутылка? Ага... Босс, вы и в самом деле думаете, что за ним кто-то
стоял? Не Мехоношин ли? Покойник был из тех, кто всю жизнь на два фронта
работает. Не уличен, правда, но...
- Да что тут языком молоть? - в сердцах прикрикнул Пашка. - При полном
отсутствии информации и наличии покойника? Протри все в темпе, только
аккуратно, и сматываемся...
- А его как замотивируем?
- А никак, - бросил Пашка. - Самое простое - предоставить все
естественному течению событий. Нынче жара стоит, когда завоняет - даже
здешние павианы обеспокоятся и заявят. Наверняка решат, что покойный снова
пошел по малолетним поблядушкам, да плохо выбрал район, вот и напоролся...
Придется потом подтвердить со скорбным видом, что покойный был морально
неустойчив... а впрочем, ничего уже нам не требуется подтверждать. Потому
что нас, как таковых, уже не будет... Шевелись!
Минут через десять Петр увидел в зеркальце заднего вида, как из подъезда
вышли двое. Одним оказался Елагин, а вот второго, темноволосого, с длинным
лицом и кавказским ястребиным носом, Петр видел впервые в жизни. "Что за
черт, - подумал он озадаченно, - их же там было только двое, где Пашка?!"
И тут до него дошло. Еще одна мозаика сложилась до последнего кусочка.
Все стало понятно: небрежно намотанные бинты, полумрак, неуловимо знакомая
походка темноволосого...
Это и был Пашка. И никакого пьяного падения мордой на асфальт.
Пластическая операция где-то далеко отсюда, у хорошего, надежного врача,
который, подобно покойному Николаю Петровичу, чересчур уж вольно обращается
с клятвой Гиппократа. Если только сей эскулап еще жив. Зная Пашкины
приемчики, начинаешь в этом сомневаться.
Пашка - уже не Пашка. Значит, его, Петра, окончательно приговорили.
Манекен, изволите ли видеть...
Глава пятая
НЕСЧАСТНАЯ ЖЕРТВА БАРСКОЙ ПРИХОТИ
Выйдя из машины на заднем дворе и шагая к своему кабинету, он поневоле
сохранял на лице маску слегка идиотской эйфории - именно так, со всех точек
зрения, и следовало выглядеть цивилизованному бизнесмену, отхватившему
практически в единоличное распоряжение свою сделку века...
Свершилось. В роскошном зале заседаний лучшего в Шантарске бизнес-центра
"Лазурит" только что были подписаны эпохальные соглашения по Тарбачанскому
проекту. Присутствовал отборный бомонд - элегантные до безобразия
иностранные инвесторы, заметно уступавшие им в умении небрежно-уверенно
щеголять в дорогих тройках местные бизнесмены из числа имевших прямое
отношение к проекту, представители областной администрации, возглавляемые
слегка меланхоличным г-ном Карсавиным, выставочные экземпляры банкиров с
г-ном Рыжовым на первом плане и прочие вершители судеб, капитаны индустрии,
владельцы заводов, газет, пароходов. Было во всем этом нечто от театрального
действа - чересчур широкие улыбки, чересчур плавно-торжественные движения
рук с занесенными над белоснежными бумагами бесценными авторучками, чересчур
деланное воодушевление. Ну что же, вполне возможно, именно такая, строго
отмеренная доза театральности и должна была наличествовать при подписании
подобных договоров. Петр не мог знать точно. Свою роль он сыграл
безукоризненно - столь же торжественно-лихо подмахивал бумаги, улыбался
варяжским гостям и здешним чалдонам, пожимал протянутые руки, подхватывал на
лету светские реплики о сияющих горизонтах, ослепительных перспективах,
единстве капиталистов всего мира, и, уж непременно, о баснословном везении
матушки-России, которой посчастливилось заиметь новых Третьяковых и
Морозовых в лице многих здесь присутствующих и персонально П.И. Савельева.
Потом, значительно уменьшившись числом - одни только боссы и финансисты,
непосредственно причастные к проекту, - перешли в соседний зал, дабы
отдаться на растерзание средств массовой информации (первую скрипку среди
асов телекамер играла, конечно, очаровательная Вика Викентьева в сугубо
деловом прикиде - Петр свято выполнял взятые на себя обязательства, пусть и
данные от чужого имени). Все, разумеется, и там прошло гладко, представители
древнейшей профессии были одарены, пожалуй что, пудами высокосортной лапши
для завешивания ушей. Правда, с этим суждением Петр, пожалуй что, перебрал.
В конце концов, очень и очень многие из присутствующих всерьез рассчитывали,
что Шантарск оросится золотым ливнем инвестиций. Да что там, подавляющее
большинство. Кто мог предполагать, что пользовавшийся безукоризненной
репутацией П.И. Савельев на деле всего-навсего трудолюбиво претворил в жизнь
пример, подсказанный классиком французской изящной словесности? И решил
вульгарно скачать денежки в личную мошну? Заикнись кому об этом, искренне
ржали бы, полагая тебя идиотом и провокатором...
Шествуя к своему "мерседесу" по обширному двору "Лазурита", Петр ощущал
легонькую дрожь в коленках, проистекавшую, конечно, не от выпитого только
что шампанского. В голове так и вертелась бессмертная фраза Бендера:
"Берегите пенсне, Киса! Сейчас начнется..."
Вот именно. Вряд ли в него сейчас всадят пулю. Простой расчет - этакая
смесь разбойной логики и светских приличий - требует наступить на горло
естественным людоедским стремлениям, выждать пару дней. Уж никак не годится
убирать манекена в тот же самый день. Так что сегодня опасаться поганых
сюрпризов не следовало - и все равно, инстинкт самосохранения заставлял
сердчишко заходиться в морозной смертной тоске...
В стенах родного офиса от сердца слегка отлегло - ничего не случилось по
дороге, он все еще был цел-невредим. И гораздо важнее, нежели ждать удара со
всех сторон света, было ответить на коварный вопрос: был ли покойный Фомич
единственным посвященным лицом или?
Но как ответ отыскать? В конторе, кстати, никто до сих пор не
встревожился из-за отсутствия Козырева - ну, понятно, прошло слишком мало
времени, разве что иные удивятся мимолетно, отчего это на подписании не было
Фомича, коему просто-таки по протоколу положено... Однако из сотрудников
"Дюрандаля" на церемонии была одна только Снежная Королева, Ирина Сергеевна,
а она не из тех, кто спешит разносить сплетни. Вообще интересно, как там
будет обставлено с Фомичом, со вчерашнего вечера исправно коченеющим на полу
той квартирки? Позвонит какой-нибудь аноним в милицию или события
предоставят их естественному течению? Если...
Мурли-ширли-мырли! Селектор закурлыкал...
- Павел Иванович...
- Да?
- К вам Ирина Сергеевна по срочному делу...
- Жанночка, пусть подождет буквально минуту... Я скажу, когда..
- Понятно, - пропела Жанна и отключилась.
"А вдруг?" - мелькнуло у него в голове. Почему бы и нет? Еще не факт, что
именно она и есть помянутая Фея... но, окажись она Феей, это прекрасно
уложилось бы в мозаику. Очаровательна, что немаловажно для сексуально
подвинутого Пашки, умна, что в этом деле опять-таки плюс, сидит на
бухгалтерии - снова ставим плюсик...
Как проверить? Да очень просто!
Он великолепным прыжком, словно берущий одиннадцатиметровый искусный
вратарь, метнулся к сейфу за картиной. Выхватил оттуда ту бутылку
"Хеннесси", где оставалось не более стакана, на ходу отхлебнул, проливая на
пиджак и сорочку. Для надежности выплюнул большую часть отхлебнутого в
горсть, втер в полы пиджака. Плюхнул на стол стакан и бутылку, распустил
узел галстука. Двумя пальцами сунул в нагрудный карман невесомую плоскую
пластиночку микрофона. Чтобы придать картине завершенность, плеснул коньяком
прямо на парочку малозначительных бумаг, залежавшихся на столе. Нажал
клавишу:
- Ирину Сергеевну х-хачу! - прямо-таки рявкнул он с интонациями Мимино,
так, чтобы сама помянутая непременно услышала. - Проси!
Снежная Королева с порога, одним взглядом оценила обстановку, но бровью
не повела, изящно ставя великолепные ноги, подошла к столу.
- Прошу, драгоценная! - с подъемом заявил Петр, обогнув стол и
приблизившись к ней вплотную. - Украсьте своей персоной кресло!
От него должно было нести, как от винной бочки, но деловая красавица
оставалась невозмутима. Села, положив ногу на ногу, держа на коленях тонкую
пластиковую папочку, поинтересовалась:
- Павел Иванович, вы, простите великодушно, в состоянии серьезно
относиться к делу?
- Разумеется, - кивнул Петр, стоя в величественной позе, опершись рукой
на угол стола. - Я здесь, простите, немножко употребил, но излишества эти
вполне понятны, если вспомнить, с какой мы церемонии вернулись... Есть
повод. Не так ли?
- Я с вами совершенно согласна, - кивнула она. - Вот только нужно
подписать еще пару документов... Дополнительных протоколов, касающихся
передвижения денег...
- Послушайте, очаровательная, а это непременно нужно делать именно
сегодня? - с капризными нотками вопросил Петр. - Никуда они и до завтра не
убегут, я полагаю...
- Позвольте уж мне решать, - сказала она непреклонно. - Подпись ваша
необходима мне сегодня...
- Что? - вскинул он брови, изображая легонький приступ пьяной злобы. -
Дорогая, вы очаровательны, но не кажется ли вам, что и законченным красоткам
следует держаться с боссом самую чуточку почтительнее...
- Так то с боссом, - протянула она вдруг, медленно, многозначительно
глядя ему в глаза и улыбаясь отнюдь не холодно - с нормальным, человеческим
лукавством. - Так то с боссом, дражайший господин Иванович...
- Вы это что? - спросил он с видимой растерянностью.
Однако в душе ликовал: а зверь бежит, и прямо на ловца! Все правильно
просчитал...
- Я? - она улыбалась. - Дорогой Павел Иванович, так уж сложились
некоторые обстоятельства, что в тайну, кроме Фомича, оказалась посвященной
еще одна особа... Вам необходимо все растолковывать? Или так поймете? Вы, по
моим оценкам, далеко не дурак... Не хочется надолго затягивать эти шпионские
игры - пароль, отзыв, славянский шкаф... Лучше позвоните по известному вам
номеру человеку, вынужденному некоторое время провести в бинтах, и попросите
его одобрения...
- И позвоню, - сварливо сказал Петр. - А говорил, никто не знает... - Он
взял мобильник, набрал номер, поговорил с минуту, употребляя обтекаемые
формулировки, как и Пашка на том конце. Отложил телефон, осклабился: - Ваша
правда, меня только что заверили: вам можно всецело доверять...
- Приятно слышать. Итак, вам следует подписать вот здесь, во всех трех
экземплярах, и здесь, в двух...
- Минуточку, - проворчал он, взял бумаги и бегло пробежал.
Как и следовало ожидать, в них запутанными юридическими формулировками
излагалась не столь уж и запутанная мысль: некий уполномоченный кипрский
банк, возглавляемый господином Костасом Василидисом, брал на себя
обязательства служить посредником на первом этапе движения инвестиций из
зарубежья в Шантарск. Бумаги уже были подписаны данным греческоподданным,
Раньше у Петра были только подозрения, а ныне они превратились в твердое
убеждение. Подпись г-на Василидиса, уже виденная им на договоре о покупке
картин Панкратова, ежели рассмотреть вдумчиво, крайне напоминала некий
вариант Пашкиной подписи. Это и понятно: трудновато выдумывать совершенно
новую подпись и привыкать к ней, проще и удобнее воспользоваться вариантом
своей старой. Лишь бы была соответствующим образом признана...
Значит, Василидис - это все-таки Пашка. Что ж, не столь уж
умопомрачительные суммы потребны, чтобы совершенно законно и легально
заполучить греческое гражданство. Вполне может оказаться, что Пашкин
греческий паспорт самый что ни на есть настоящий. А про запас, возможно,
отыщется еще какой-нибудь, уже не имеющий отношения к родине Гомера. Но это
уже несущественные детали...
- Итак? - вопросительно подняла она брови, держа наготове красивющий
"Паркер".
- Минутку... - пробормотал Петр. "А, собственно, что мне с вами
церемониться, если вы готовы меня спровадить на тот свет, не испытывая ни
малейшего сожаления?"
Он налил себе полбокала, выпил, классически передернувшись. Нажал кнопку,
блокировавшую замок. Чуть пошатнувшись, выбрался из-за стола, подошел к Фее,
склонился над ней:
- Значит, подписать?
- Вот именно, - кивнула она, не выказывая пока что ни малейшей тревоги. -
У вас чистые руки? Бумаги крайне серьезные, не годится их пачкать...
- Руки чистые, - сказал он, демонстрируя ладони. - А вот помыслы - не
столь...
- Что вы имеете в виду?
- Не вынуждайте меня отвечать фразой из пошлого анекдота... - Петр
непринужденно положил ей руку на плечо.
Она так и вскинулась, вскочила:
- Что вы себе...
- Иришка, помолчи. - Петр забрал у нее, остолбеневшей на миг, все
документы, отошел на шаг, демонстративно помахивая ими в воздухе. - Дверь
заперта, никто не ввалится... - Он слегка пошатнулся. - Скажу тебе по
совести: ты чертовски аппетитная телочка, а я - нормальный мужик, не гей
какой-нибудь... - Отложив бумаги в дальний угол стола, подошел к ней
вплотную и с расстановочкой взял за плечи, комкая легкий дорогущий пиджак. -
Тебе объяснять, что ты должна делать, или сама поймешь? Раздевайся,
кошечка...
Вот тут она вскинулась, словно какая-нибудь спесивая английская
герцогиня, услышавшая непристойное предложение от своего кучера или, того
хуже, грязного лондонского бродяги. Попыталась высвободиться, а когда не
удалось, сверкнула глазами:
- Убери руки, ты!
Петр убрал одну руку, правую - но исключительно для того, чтобы
переместить ее на талию, совсем уж недвусмысленно прижал красавицу к себе и
прошептал в розовое ушко, украшенное небольшой золотой сережкой с крупным
бриллиан