ой  укоризной  поморщилась
она. - Мы же взрослые люди. Вы не школьник, да и я не институтка.  Такое  не
случается с бухты-барахты. Сидел себе человек, маялся бездельем и скукой,  и
вдруг стукнуло ему в голову: что же  я,  дурак,  баклуши  бью?  А  возьму-ка
боевой пистолет, поеду да стрельну в бизнесмена... А вот,  кстати,  какой-то
весь из себя прикинутый новый русский из своего роскошного офиса спускается,
с него и начнем... Так не бывает, Павел Иванович. У  нашего  стрелка  должен
быть повод, причина,  цель,  мотив.  Побуждения,  потребность...  продолжите
дальше список, если угодно. Должны быть основания. Веские и серьезные.
   - Вы же сами говорили, что он может оказаться психом.
   - Может, - согласилась Даша. - Но опять-таки, почему он  начал  именно  с
вас? Почему стрелял именно в вас? Ни с кем другим похожего в последнее время
не случалось.
   - Простите великодушно, но я был  с  вами  откровенным,  -  сказал  Петр,
впервые с намеком глянув на часы. - Рассказал все, что знал,  и  больше  мне
рассказать нечего... мне что, нужно где-нибудь расписаться?
   - Да, здесь... и здесь. А здесь напишите: "С моих слов  записано  верно".
Прочитайте хорошенько, если вам покажется, что я  упустила  что-то  для  вас
важное, вы имеете право это вписать...
   - Нет, благодарствуйте, - сказал Петр, пробежав  три  листка,  исписанных
небрежным  почерком  человека,  каждодневно  имеющего  дело  с   заполнением
множества бумаг. - Ничего вы не упустили...
   Она уложила листки  в  папку,  задернула  "молнию",  встала  и  с  хорошо
разыгранным безразличием произнесла:
   - Благодарю вас. Павел Иванович. О любых подвижках я вам тут же сообщу...
   Выйдя вслед за ней в приемную, Петр обрадовался, увидев рядом с  сидевшим
в уголке Земцовым Косарева. Поманил его:
   - Фомич, зайди. Андропыч, а ты обожди минутку...
   Отведя зама под локоток подальше от двери, Петр шепотом спросил:
   - Где он?
   - Кто? - невинно глянул Фомич. - А-а, вы имеете в виду... Я  вас  умоляю,
потерпите пару дней, он еще не вернулся из столицы.
   - Я боюсь в чем-то напортачить, - признался Петр все тем  же  шепотом.  -
Сами видите, какой оборот принимают дела...
   - Не беспокоитесь, голубчик,  -  прошептал  лысый  прохиндей,  глядя,  по
своему обыкновению, просветленным взором невинного дитяти. -  Ничего  вы  не
напортачите, зря волнуетесь. История,  согласен,  волнительная,  но,  я  вас
умоляю, не дергайтесь. Все наладится.
   - Кто это, как вы думаете?
   -  Представления  не  имею,  Павел  Иванович.  Может,  и  в  самом   деле
какой-нибудь шизофреник? Их в нынешние вольные времена нельзя, понимаете ли,
запереть в больничке, пока они сами не соизволят разрешить. Вот и  бродят...
Я вам могу сказать одно: он не может быть замешан ни  в  чем...  э-э,  дурно
пахнущем.
   - А как насчет ревнивого мужа или чего-то в том же роде?
   - Глупости, - веско сказал Фомич. - Вздор.  Я  бы  знал.  Дикое  стечение
обстоятельств...
   - Ладно, - сказал Петр, мрачный, как туча. - Хочу вам верить...
   Он распахнул дверь и энергичным шагом вышел в приемную. Земцов вскочил:
   - Я только что говорил с генералом... Они поставят людей у офиса и  будут
присматривать за вашим подъездом. Соответственно я усилил  охрану  по  плану
"Броня"...
   -  Благодарю  за  службу,  -  сказал  Петр.  -  Пойдемте-ка  взглянем  на
комнату...
   Он умышленно пропустил Земцова вперед  -  план  здания  как-то  стерся  в
памяти, Петр уже не представлял, как попасть в плановый отдел.
   Выходя через десять минут во внутренний дворик, где стоял  его  "мерс"  и
две машины с охраной, Петр мысленно почесывал в затылке. Прямо-таки  яростно
скреб - каковой процесс, уверяют, способ-ствует интенсивности мышления.
   Весь его прошлый опыт категорически восставал против версии  о  косоруком
стрелке, плохо умевшем обращаться с пистолетом. То, что он увидел в плановом
отделе, вызывало скорее противоположные мысли.
   Три пулевых выбоины располагались в одну линию, на равном расстоянии друг
от друга, он, конечно, мог и ошибаться, но больше всего это походило на  то,
как если бы умелый стрелок в две секунды аккуратно выпустил три пули  именно
туда, куда намеревался с самого  начала.  Как  рассчитывал,  так  и  влепил.
Слишком уж идеальна воображаемая линия, слишком уж регулярны промежутки.
   Значит, и в самом деле предупреждение? Но касаемо чего?

   Глава третья
   НЕЗАВЕРШЕННАЯ ФИЛАНТРОПИЯ
   Так уж удачно сложилось, что ни у Пашки,  ни  у  Кати  не  было  привычки
уделять поутру время местным новостям. А посему  за  завтраком  телевизор  в
столовой безмолвствовал, чему Петр был втихомолку рад: чем позже она  узнает
о веселухе возле фирмы, тем лучше. В вечерние теленово-сти сенсация пока что
не попала: и силовички намекали, что приглушат, и Земцов собирался  какие-то
шаги в этом  направлении  предпринять.  Никто  нынче  не  может  держать  на
коротком поводке всю прессу миллионного  города,  все  телеканалы,  в  конце
концов что-то такое проскочит - но уже сгла-женно, скороговоркой...
   Дождавшись,  когда  Катя,  чмокнув  его  в  щеку,  исчезла  за  дверью  в
сопровождении шофера -  нового  какого-то,  не  Митьки,  -  Петр,  игнорируя
мно-гозначительно-блядские взгляды Марианны, быстренько  прошел  в  кабинет,
выгреб из сейфа нужные снимки и без колебаний направился  к  Наде.  Постучал
приличия ради, она сразу же открыла дверь. За ее  спиной  на  экране  плавно
вращалась какая-то сложная геометрическая фигура, синяя на черном фоне.
   Петр, довольно невежливо потеснив девчонку с дороги - она  не  торопилась
его впускать, а в коридоре шмыгала Марианна,  -  вошел,  плотно  прикрыл  за
собой дверь, протянул конверт:
   - Держи. И негативы. Все, что было. И давай договоримся, что  забудем  на
веки вечные, лады?
   Надя  взвесила  в  руке   конверт   встряхнула   пленку   другой   рукой,
разворачивая, окинула беглым взглядом. На ее личике  явственно  изобразилось
холодное разочарование.  Петра  это  неприятно  задело  -  он  не  собирался
упиваться  своим  благородством,  но  в  душе   все   же   ожидал   простого
человеческого "спасибо". Или  она  настолько  уж  Пашку  возненавидела?  Ох,
трудно упрекать...
   - Что-то не так? - спросил он негромко. - По-моему, все...
   - А кассета?
   Он неловко переступил с ноги на ногу - вот так, еще и кассета. Но  ничего
подобного ни в сейфе, ни в кабинете не отыскалось...
   - Какая? Видео? Аудио?
   Надя посмотрела на него с недоверием, да что там, с легкой брезгливостью:
   - Опять головушка подводит? Так это следует понимать?
   Петр понимал, что достучаться до нее не удастся, но все-таки рискнул:
   - Можешь ты, бисова дитына, раз в жизни поверить честному слову?
   - Твоему?
   - Моему.
   - Трудненько, - призналась Надя, глядя с вызовом.
   - А ты попробуй. Что за кассета, как выглядит? Где она была, когда ты  ее
видела в последний раз?
   "Безнадежно", - подумал он с тоской.  Девчонка  кривила  пухлые  губки  в
иронической усмешке. Ни единому слову не верила, паршивка...
   - Слушай, черт с тобой, - сказала она устало, безнадежно.  -  Ну,  верить
твоим обещаниям  нельзя,  ясно  было...  Давай  все  переведем  в  плоскость
банальной коммерческой сделки. Неси кассету, четко обрисуй, что тебе на этот
раз сделать... Согласен?
   Он яростно выдохнул сквозь зубы, старательно борясь со  злостью  -  и  на
себя, и на нее, и на Пашку. Почти что умоляюще сказал:
   - Пойми ты...
   - А это всегда пожалуйста, - усмехнулась девчонка. - Понимаю, как всегда.
Душа у тебя нежная, как цветок, изобретательных фантазий  требует.  Чего  же
тут не понять...
   Эта сказочка про белого бычка могла тянуться  до  бесконечности.  И  Петр
сдался, пожав плечами, вышел - по сути, позорно бежал с  поля  боя,  но  что
прикажете придумать?
   - Павел Иванович...
   Поджав губы. он несколько секунд разглядывал Марианну, с  невинным  видом
загородившую ему дорогу, потом, не колеблясь, легонько ее посторо-нил:
   - Мадемуазель, по-моему, вы слишком много времени проводите на  хозяйской
половине...
   Прошел мимо, ухом не поведя при виде заворчавшего  Реджи,  нажал  кнопку,
вызывая охранника из "людской", кратко распорядился:
   - Машину. Я - в офис.
   Выходя из подъезда в плотном кольце четырех  бодигардов,  на  миг  ощутил
прежнее  возбуждение,  непонятное  простому  смертному  ожидание   выстрела.
Обошлось.  Двор  был  пуст,  только  напротив  подъезда  стояли  милицейские
"Жигули". Без сомнения, присланные для бережения его скромной персоны.
   У себя в кабинете он начал с того,  что  старательно  обыскал  все  ящики
письменного стола. Обнаружил кучу всякой мелочи, от американских  кворте-ров
до сломанных зажигалок, - но ни следа Паш-киных забав на ниве  фотографии  и
видеозаписи.
   Подошел к сейфу -  той  же  марки,  того  же  размера,  что  стоял  дома.
Задумчиво провел рукой по толстому никелированному  колесику.  Съездить  еще
раз за образчиками бытовой химии? Или...
   Пашка  всегда  был  недругом  цифири,  математика  у  него   шла   плохо.
Удивительно, как он вообще выбился в крупные негоцианты - впрочем, для этого
вовсе не нужно быть гением бухгалтерии,  достаточно  крутить  комбинации,  а
специалиста по цифири всегда можно нанять, взять  в  долю...  Логично  будет
предположить,  что  при  нелюбви  к  ма-тема-тике  братец  не  станет  особо
мудрствовать в том, что касается кодов...
   И набрал  код  домашнего  сейфа.  Дверца  не  дрогнула.  Прокол,  однако.
Съездить все же в "Тысячу мелочей"?
   По некоему наитию он попробовал еще раз, вновь набрал код, трудолюбиво им
вскрытый дома, - но наоборот, от конца к началу, затаив дыхание...
   Есть! Дверца щелкнула, сдаваясь.  Повернул  ручку,  распахнул.  Начинаешь
верить  газетным  статьям.  уверяющим,  будто  мозги  у  близнецов  работают
совершенно   схожим   манером.   Максимум,   на   что    хватило    Пашкиной
изобретательности  в  данном  случае,  -  вывернуть  код   домашнего   сейфа
шиворот-навыворот... Ну да, в девятом классе во время одного из  розыгрышей,
основанного на сходстве близнецов Савельевых, как раз и опознали  в  "Петре"
Пашку благодаря нелюбви последнего к математике...
   Однако никаких видеокассет в сейфе не обнаружилось. Там  вообще  не  было
ничего  интересного  -  новенькие  японские  часы  в  коробочке,   судя   по
гравировке, преподнесенные братцу на  последний  день  рождения  неким  (или
некой) П. Надпись откровенно суховата - "Паше в день рождения  с  пожеланием
удач. П." Поди тут определи, какого пола П.
   Импортный газовый револьвер с  укороченным  дулом,  черные  пластмассовые
коробочки с прозрачными крышками - газовые патроны,  сигнальные,  патроны  с
резиновыми пулями. Ствол выглядит так, словно его сто лет не брали  в  руки,
если вообще озаботились хоть раз зарядить  и  проверить.  Правда,  полностью
исправен - Петр не удержался, проверил.
   Тоненькая  стопка  деловых  бумаг   -   ничего   интересного,   счета   и
подтверждения каких-то поставок. Лист, на котором  Пашкиной  рукой  небрежно
написан с  десяток  греческих  имен  и  фамилий:  Спи-рос  Манолидис,  Микис
Теодору, Костас Васили-дис... И так далее. К чему сие, решительно непонятно.
Вроде бы у Пашки были какие-то дела со родиной Гомера...
   Синяя коробочка с золотыми сережками - вряд  ли  это  подарок  для  Кати,
очень уж незамысловаты и дешевы,  скорее  уж  сувенир  для  непритязательной
Жанночки или ей подобной. Все. Где же  может  таиться  чертова  кассета?  Не
спрашивать же Фомича...
   Закурлыкал селектор. Петр уже научился худо-бедно с  ним  обращаться,  на
сей раз безошибочно угодил пальцем в нужную клавишу.
   - Павел Иванович, ваша супруга на линии... - прощебетала Жанна.
   - Соединяй.
   - Почему ты молчал, не рассказал, что случилось? -  едва  ли  не  кричала
Катя.
   Ну вот, то ли доброжелатели с языками без  костей,  то  ли  прорвалось  в
прессу...
   - У меня? - этак недоуменно спросил он. - Ничего не случилось, с чего  ты
взяла?
   - У нас только об этом и говорят... Что в тебя вчера стреляли,  что  было
покушение... И молчал!
   - Катенька, милая, - проговорил он насколько мог убедительнее. - Ты же  у
меня умница. Помнишь детскую игру в испорченный телефон? Ну вот...
   - Но ведь передавали, оказывается, по телевизору. В полдевятого  утра,  в
"Горячих новостях"...
   "Убивал бы репортеришек", - подумал он. И продолжал столь же беззаботно:
   - Да ну? И что там такое говорили Невзоровы наши доморощенные?
   - Что в тебя стреляли на выходе из офиса. Что это покушение, заказное...
   - Катька, я тебя выдеру, -  рассмеялся  он.  -  Все-таки  мы  уже  в  том
возрасте, когда не следует верить каждому слову. И уж  тем  более  поднимать
панику.
   - Что же, врут?
   - Ну, не совсем, - рассудительно сказал он. - Какой-то  псих  и  в  самом
деле устроил пальбу из газовика, неподалеку от офиса, но  не  в  меня,  а  в
воздух. Кажется,  наркоман  обкурился...  Или  пугал  с  пьяных  глаз  жену,
ревность  взыграла.  Его  быстренько  повязали...  А  дальнейшее  -  продукт
идиотского  усердия  наших  славных  правоохренительных  органов  и  страсть
журналюг к высосанным из пальца сенсациям... Ты сама-то передачу смотрела?
   - Нет. Но у нас все говорят...
   - Ох, да верь ты больше вашим впечатлительным бабам... - засмеялся  он  с
должной искренностью. - Там говорилось исключительно о выстрелах средь  бела
дня... Понимаешь? И не более того. А уж потом раздули до небес...
   - Правда? - спросила она, немного успокоившись.
   -  Ну  конечно.  Меньше  слушай  сарафанное  радио.  Ваши  кумушки   тебе
наговорят...
   - Паша. - сказала она, уже окончательно  успокоившись,  судя  по  ровному
голосу. - Я так переволновалась... Подумала, что вчера вечером ты и в  самом
деле был какой-то не такой... Напряженный весь...
   - Вот что, - сказал он быстро. - Мне сейчас совершенно нечего делать, я в
три минуты организую звоночек тебе на работу со срочным вызовом в мэрию -  и
двинем-ка мы с тобой куда-нибудь в зоопарк. Как простые обыватели. Погуляем,
мороженого поедим, на  теплоходе,  который  гостиница,  в  эту  пору  всегда
половина номеров свободна... А?
   - Мне больше всего нравится последний пункт, - засмеялась она уже  вполне
спокойно. - Скитаться с собственным мужем по нумерам - в  этом  есть  что-то
возбуждающее. Делай звоночек, жду...
   "А ведь это она обо мне беспокоилась! - не  без  гордости  подумал  Петр,
запирая сейф, не содержавший ровным счетом ничего интересного. - Обо мне!"

   Глава четвертая
   НАЛЕТАЙ, НЕ СКУПИСЬ, ПОКУПАЙ ЖИВОПИСЬ...
   В штаб-квартире концерна, носившего имечко исторического меча, уже  стали
привыкать к новым реалиям, то есть  отключившемуся  от  дел  текущих  боссу.
Никто не рвался на прием, никто не тряс  требовавшими  немедленного  решения
бумагами. Однако  Петр  все  же  добросовестно  торчал  в  кабинете  -  ради
Пашкиного же блага, чтобы  подчиненные  не  разболтались.  Старые  армейские
порядки, он давно успел  убедиться,  пригодны  и  во  множестве  случаев  из
цивильной жизни. А одно из древнейших установлении военного народа в  том  и
состоит, что хороший командующий (пусть даже  он  дни  напролет  трескает  в
шатре винище и заваливает сговорчивых маркитанток)  обязан  обозначить  свое
присутствие в лагере или  штабе.  Появиться  с  чрезвычайно  деловым  видом,
рыкнуть на оплошавшего капрала  в  неначищенных  прохарях,  распечь  парочку
генералов, озабоченно-деловито похлопать по крупу  обозного  коня,  чиркнуть
пальцем по дулу пушки в поисках пыли - и все, можно бездельничать.  Главное,
сверху донизу моментально пронесется по узун-кулаку сигнал тревоги:  "Старый
хрен появился!" Если есть толковые полковнички и поручики,  дело  пойдет  по
накатанной.  Если  господа  штаб-  и  обер-офицеры  нерадивы  -  все   равно
как-нибудь устроится...
   Каждый день он около часа просиживал в кабинете. листая свежие  газеты  и
лениво ломая голову, куда подевался Пашка. Даже  посвященный  во  все  тайны
Косарев его не  беспокоил.  И  потому  Петр  не  на  шутку  удивился,  когда
взмяукнул селектор и Жанна объявила:
   - Павел Иванович, к вам  Марушкин.  Это  было  произнесено  таким  тоном,
словно Петр сам должен был отлично знать, что это за Марушкин  такой.  Но  в
том-то и соль, что он понятия не имел... Поколебавшись, небрежно-вялым тоном
переспросил:
   - Кто-кто, лапа?
   - Марушкин, - настойчиво повторила Жанна. - Этот, который художник. Вы  ж
сами ему выдали "золотой" пропуск, вот  и  проскочил  вахту,  без  записи  и
согласования... Принес аж три свертка. Какие будут распоряжения?
   Он лихорадочно прикидывал. "Золотой" пропуск,  Петр  уже  знал,  -  здесь
привилегия редкостная. Ежели Пашка его выдал, значит, человечек этот  пришел
не с пустяками. Облечен личным доверием и все такое прочее.  Не  пускать?  А
вдруг этим что-то в Пашкиных планах серьезно нарушишь?
   - Косарев где? - спросил он.
   - В "Шантарском кредите".  Должен  вернуться  минут  через  сорок.  Вы  ж
говорили, чтобы Марушкина - беспрепятственно...
   - А разве я сейчас что-то другое говорю? - хмыкнул Петр, уже решившись. -
Ладно, запускай.
   - Охрану не  вызывать,  чтобы  эти  свертки  проверили?  Вы  тогда  особо
подчеркивали,  чтобы  я  не  вздумала...  Только  вот  как  мне  быть  после
вчерашнего... - Она тактично оборвала фразу на полуслове, явно  не  подыскав
удобного эвфемизма для вчерашней заварушки. - Вообще-то, и  так  видно,  что
там картины, я потрогала...
   - Ну, тогда запускай, - повторил Петр.
   Через   рамку-то   как-то   прошел   этот   неизвестный   Марушкин?    От
металлоискателя и "золотой" пропуск не избавляет. Значит,  металла  при  нем
нет. А если - шизик с пластиковой взрывчаткой? Нет, но  это  же  определенно
Пашкин доверенный человек. Ладно, станем держать ушки на макушке, не пальцем
деланы, в конце-то концов. По мордасам не разучились щелкать...
   Дверь бесшумно приоткрылась. В кабинет непринужденно ввалился тощий,  как
жердь, юнец с реденькой окладистой бородкой и жидким хвостиком  на  затылке,
весь из себя джинсовый, вертлявый, на первый взгляд - совершенно несерьезный
и уж никак не годившийся в деловые партеры матерому шантарскому  негоцианту.
Вьюнош волок три больших плоских пакета, довольно громоздких, два  в  правой
руке, один в шуйце.
   Проводив дерзким взглядом Жанну, странный гость как ни в  чем  не  бывало
поинтересовался:
   - Пал Иваныч, вы мне эту фемину не одолжите в качестве натурщицы? Вечеров
на пару.
   - Самим жрать нечего, - беззлобно хмыкнул Петр, с  интересом  разглядывая
визитера.
   - Понятно, понятно, вопрос снимается... - Загадочный Марушкин плюхнулся в
кресло, вытянул ноги, ловко вытряхнул из  пачки  сигарету  прямо  в  рот.  -
Где-то у вас зажигалочка была? Ага, вот...
   Он разбросал руки на широких подлокотниках, задрал  голову  к  потолку  и
принялся пыхать сигаретой, не обращая внимания на  пачкавший  колени  пепел.
Петр все еще гадал,  какие  слова  пустить  в  ход,  чтобы  не  выдать,  что
представления не имеет ни о личности гостя, ни о цели его визита.
   - Зря вы с Вовкой-халтурщиком связались, - Марушкин ткнул пальцем куда-то
за плечо Петра. Ага, это он на семейный портрет показывает. - У него одно да
потому - Валеджио-Архилеос, Архилеос-Валеджио.  А  Архилеос,  между  прочим,
выдумкой  не  блещет.  Читал  я  его  интервью  с  подробными  иллюстрациями
творческой манеры. Он ведь, обормот, вырезает из журналов голых баб, а потом
подрисовывает к ним все эти кольчуги... Сам подробно расписывал процесс. Ну,
а Вовка под него молотит со страшной силой.  Я  бы  вам  изобразил  в  любом
стиле, хошь Дали, хошь товарища Микель-Антона...
   Он держался, как человек совершенно  свойский.  Поразмыслив,  Петр  решил
перехватить, наконец, инициативу. Он тоже закурил и спросил деловито:
   - Ангел мой, ты слышал, что я немного башкой приложился?
   - Весь город говорит.
   - Ну вот, - ск