полном, что характерно,  отсутствии  сестер.  Ну  их  к
ляду, все эти высокие слова, но мне и в самом деле  в  падлу  смотреть,  как
родной брат, мало того, вылитый я. собирается жить на  сотню  баксов...  Тут
надо что-то делать, херр Питер. Вот только что? Выгрести  из  кармана  пачку
мятых баксов, сколько в жменю влезет? Пошлости... Во-первых, веришь  ты  или
нет, не найдется у меня ни свободных, ни лишних денег. Во-вторых, уж прости,
за десять лет бизнесменского бытия выработались свои стереотипы и  рефлексы.
И были б деньги, не дал бы. Не оттого, что черств душой, а оттого,  что  мне
поперек души давать деньги просто  так.  Даже  родному  брату,  кро-винушке.
Привык я за десять лет, что деньги за-ра-ба-ты-ва-ют. Все вокруг  меня  и  я
сам. А с другими как-то не общаемся... Короче, в  полнейшем  соответствии  с
известным изречением не дам я тебе рыбки, а дам я  тебе  удочку.  Заработать
дам. Хочешь?
   - Ежели только не киллерством.
   - Да какой из тебя киллер? -  хмыкнул  Павел.  -  Киллера  -  оне  совсем
другие... И уж не стал бы я родного брата... а если уж с тем самым  здоровым
цинизмом, то не стал бы ждать, когда выйдет в отставку  бедный  братец.  Вон
Митьку возьми - молод и жаден до  благ,  он,  как  в  анекдоте,  даже  номер
квартиры уточнять не будет, а то и номер подъезда... Шучу. У меня,  Петруша,
бизнеса всегда были серьезные, легальные и услуг убивцев,  сглупа  именуемых
киллерами, отроду не требовавшие. В общем, пятьдесят тысяч баксов хочешь?
   Нельзя сказать, что Петр был так уж ошеломлен. Даже  дыханье  в  зобу  не
сперло. И все равно, сумма впечатляла...
   - Ага! - Павел торжествующе  уставил  в  него  указательный  палец,  и  в
перстне холодными лучиками сверкнул крупный бриллиант. -  Что,  авторитетная
суммочка?
   - Да уж. В моем положении...
   - И не только в твоем...
   - Я вот только в толк не возьму, что мне за  такие  деньжищи  надо  будет
сделать, - признался Петр.
   -  А  почти  что  и  ни  хрена,  -  будничным  тоном  сказал  брат.  -  И
всего-то-навсего побудешь пару-тройку месяцев  мною.  Что  ты  сделал  глаза
пятаками? Повторяю.  Побудешь  пару-тройку  месяцев  мною.  Как  во  времена
упорхнувшего  детства  и  беззаботной  юности.  Говоря  конкретнее,  в  один
прекрасный день я залягу на дно, а ты однажды сядешь в  мою  машину  в  виде
меня. На два-три месяца. От  и  до,  я  имею  в  виду.  Никаких  французских
комедий, когда один близнец то и дело ныряет за занавеску или там в соседнюю
комнату, а второй выскакивает и на четверть часа делает вид, будто он и есть
первый. Все эти месяцы будешь мною. От звонка до звонка. В офисе. Дома.  Где
еще потребуется. Я не нажрался, я пока еще почти трезвехонек. И выдаю я тебе
сейчас не экспромт, не  похмельный  розыгрыш,  а  результат  скрупулезнейших
двухнедельных раздумий. Все прокручено в голове  на  сто  кругов.  Какие,  к
черту, экспромты... Что молчишь?
   - В голове не укладывается.
   - Да? - прищурился Павел. - А помнишь, как экзамены сдавали? Как я вместо
тебя ходил и куда, как ты вместо меня ходил и куда? И ведь не  обнаружилось,
даже тогда, с Галочкой, так и не догадалась, коза...
   - Ох, насчет Галочки... - сокрушенно опустил глаза Петр. -  Ведь  молодые
были, щенки, сейчас стыд пробирает...
   - А... Ей-то что?  Получила  двойной  кайф,  только  и  делов.  О  другом
подумай. О том, что подмену обнаруживали примерно в одном эпизоде из  десяти
- да и то потому, что заранее  знали:  двое  их,  Савельевых,  двое.  Знали.
Теперь представь, что подмену мы устроим в условиях, когда ни одна собака  и
не подозревает, что нас двое... Все шансы. Сто из ста.
   - Нет, ты серьезно?
   - Да мать твою! -  вскинулся  Павел.  -  Абсолютно.  Совершенно.  Что  я,
по-твоему, стану убивать две недели, чтобы в деталях  придумать  примитивный
розыгрыш? Любой розыгрыш не стоит пятидесяти штук в зелени. Потому что  есть
ситуация, когда меня просто-таки должно быть двое... коряво с  точки  зрения
грамматики, да лучше и не скажешь. Меня должно быть двое.
   - На тебя что, наезжают?
   Павел даже приоткрыл рот:
   - Эт-то с чего тебе в голову пришло?
   - Черт его знает. Просто это первым в голову и  пришло.  Вспомнил  вдруг,
как разные императоры, по сплетням, двойников себе устраивали.
   - Ер-рунда полнейшая, - с чувством сказал  Павел.  -  Двойник  на  случай
покушения? Фу ты... Не такая уж я  свинья,  чтобы  родного  брата  под  пулю
подставлять, даже если представить, что и в самом деле...  Вздор.  Глупости,
Петя. Никто  в  этом  городе  мне  не  желает  зла  настолько.  Враги  есть.
Недоброжелателей хватает. О конкурентах вообще  молчу.  Но  заказывать  меня
никто в жизни не станет. Не тот уровень, не те круги. Чем хочешь поклянусь.
   - Тогда?
   - Вот это уже деловой разговор, а? - усмехнулся  брат.  -  Суть  дела,  в
общем, проста.  Маячит  великолепнейшая  сделка  -  даже  по  моим  нынешним
масштабам чертовски завлекательная. И, как это  в  жизни  повелось,  тут  же
наличествуют целые черпаки дегтя - в виде и конкурентов, и "кротов"  в  моей
собственной фирме, каковые до сих пор выявлены не все.  Понимаешь,  в  общих
чертах? Молодец. Ну, а детали рассказывать не стоит  по  одной-единственной,
но крайне существенной причине: чтобы мало-мальски тебя ввести в курс  дела,
придется пару суток без передышки чесать языком. Я-то в этом уже десять лет,
а ты, извини, консалтинг  от  лизинга  не  отличишь  без  длинной  лекции...
Соображаешь?
   - Пожалуй.
   - Так что поверишь на слово, что это сделка века и другого выхода у  меня
нет?
   - Придется, - кивнул Петр.
   - Молоток, брательник... Короче говоря, нас будет двое. Ты и будешь я. Ты
будешь представительской фигурой - восседать в креслах,  посасывать  шампань
на банкетах, кивать с умным  видом,  вообще  производить  впечатление  резко
поглупевшего меня. Поверят. Почему, объясню чуть  погодя...  Да  вдобавок  я
тебя  предварительно  как  следует  поднатаскаю.  И  рядом  с  тобой   будет
посвященный человечек. В любой миг придет на помощь. Ну, а я... Меня как  бы
и не будет. Я в стороне, в подполье, я как  раз  и  работаю.  При  том,  что
никто, кроме считанных индивидуумов, и не подозревает об истинном  положении
дел. Нам понадобится два-три месяца... впрочем, при удаче  скорее  два,  чем
три. а то и  в  месяц  уложимся.  Получишь  свой  законный  процент,  сиречь
полсотни штук зеленью, - и  отвалишь  в  Новосибирск.  Тут  тебе  и  хорошая
квартира, и приличная машина, т, на обзаведенье, на ложки-поварешки... И  на
брюлики твоей Кирочке хватит. Что скажешь? Сделка касается опять-таки самого
что ни на есть легальнейшего бизнеса - просто такова уж се ля ви, у нас ради
честнейшего заработка приходится идти на самые  немыслимые  финты...  Газеты
читаешь, телевизор смотришь, должен понимать. Что насупился?
   - Это ж не экзамены... - сказал Петр.
   - Да не о том ты! Берешься?
   - Я бы с радостью,  -  признался  Петр.  -  Ради  таких  денег.  Но  это,
повторяю, не экзамены. И не история с олимпиадой. И даже не... не  случай  с
Галочкой. Разоблачат.
   - Кто?
   - Ну, твои же сотруднички. Партнеры.  Деловые  знакомые.  Весь  привычный
круг общения. Мне нужно будет знать столько...  Всех  и  все.  Куда  там,  к
черту, Штирлицу... Не справлюсь.
   - Петенька... - поморщился  Павел.  -  Петюнчик...  Ну  какие  в  задницу
разоблачения? Ты же будешь не в себе. Точнее, не совсем в себе.
   - Это как?
   - Ты. страдалец, то бишь я, страдалец, попал в аварию, - серьезно  сказал
Павел. - Я очень редко сажусь за руль, все знают. Решил вдруг  проветриться,
не справился на повороте с джипером... Когда приедет "скорая"  и  менты,  их
взорам предстанет натуральнейшим образом разбитый джипер. Митя  постарается,
у него голова светлая. Причем. повторяю, все продумано до мелочей. И обломки
джипера будут живописно громоздиться на обочине,  и  шмотье  на  тебе  будет
изодрано художественно, и кровушка из тебя будет  струиться...  ну.  что  ты
ежишься? В паре мест аккуратненько располосуем  кожу,  ничего  страшного,  и
кровянка немного поструится, и веночки не  будут  задеты.  Синячок  там  под
глазом... За полсотни тонн зеленых,  право  же,  стоит  чуточку  страдануть.
Царапины заживут. В общем, авария. Джипер вдребезги. У тебя сотрясение мозга
- каковое, между прочим, диагностике не поддается совершенно. У меня то бишь
сотрясение... ладно, отныне будет все-таки У тебя. Мало того, у тебя провалы
в памяти, у тебя некие непонятные  любому  медицинскому  светилу  завихрения
психики. Ну, врубился? Потому ты и не узнаешь старых знакомых, через одного.
Потому у тебя прошлое из памяти выпало кусками, шматами, пластами.  Месяцами
и годами. Потому ты и в бытовых мелочах во  мно-огом  изменился.  И  кабинет
свой не помнишь, где что лежит, в толк не возьмешь, и закадычного друга Вову
видишь  словно  бы  впервые...  Железное  объяснение,  Пьер.  Ну,   недельку
поскучаешь в больнице. Доктор свой. В курсе. За те денежки, что он  получит,
из кожи вывернется. Как и мой верный пес, коммерческий директор, -  он  тебя
будет водить, как ребеночка за ручку, С глазу на глаз даст любые  пояснения.
Да и я, пожалуй что,  навещу  как-нибудь.  Есть  у  меня  гример,  и  бороду
присобачит самую натуральную, и  вообще  внешность  изменит.  Сечешь?  Любая
нестыковка, любое  неузнавание  будут  замотивированы  железнейшим  образом.
Никто не удивится, ни одна живая душа. Тебя попросту  будут  жалеть.  Бедный
Павлик,  увечный,  ушибленный,  с  перевернутыми  мозгами,  жертва   роковой
аварии... Ну кому тут в голову придет подозревать? О том, что ты есть,  мало
кто и помнит. Слышали краем уха, что есть у меня брат; за тридевять  земель,
но про то, что он близнец, никто и не знает. Не было у меня времени  за  эти
десять лет родню вспоминать принародно, уж извини за откровенность. Вообще у
нас мало кто  вспоминает  о  далеких  родственниках.  Не  та  среда.  Голова
постоянно забита другим. Делами. Ты-то многим рассказывал с подробностями  и
живописными  деталями,  что  у  тебя  есть  где-то  в   паре   тысяч   верст
брат-близнец?
   - А пожалуй что, и немногим, - задумчиво  сказал  Петр.  -  Не  всегда  и
случай выпадает пооткровенничать о родне, тут ты прав...
   - Вот видишь. Все шансы... Что до фирмы, то девять человек из  десяти  со
мной, с биг-боссом, общаются настолько редко, что и не почувствуют  разницы.
И вообще, все ходят по струночке. Будут, конечно, сплетничать и об аварии, и
о сопутствующем, но мой эскулап, будь уверен, дело знает. Преподнесет  столь
убедительную версию, что все поголовно схавают,  не  поморщатся  и  пальчики
оближут. Проскочит.  Говорю  же.  все  будут  у  тебя  за  спиной  понимающе
переглядываться, головой кивать сожа-леючи - ах, жертва лихачества...  Тебе,
надеюсь, не так уж стрем но будет пережить смешки в мой адрес?  Это  ж  меня
будут считать убогоньким, приложившимся башкой...
   - Подожди. - сказал Петр. - Подчиненные - ладно... А твои? Жена с дочкой?
   - С падчерицей, брательник.
   - Все равно.
   Павел усмехнулся чуть беспомощно:
   - Ох, сдается  мне,  не  избежать  краткого  экскурса  в  интимную  жизнь
монархов... Во-первых, с  Катькой  -  а  соответственно,  и  с  чадом  ейным
Наденькой - мы живем всего-то четыре с лишним года. Это не Женя, та-то  меня
за одиннадцать лет изучила досконально, на молекулярном  уровне.  Во-вторых,
если уж откровенно, я и дома-то бываю  этаким  привидением.  Мелькну  утром,
мелькну вечером, видят они меня пару часов в сутки. И так - все четыре года.
Деньги, браток, сами в руки не плывут. Крутишься, как белка в колесе, ни  ты
света белого не видишь, ни дома тебя не видят.  Ну  и,  в  конце-то  концов,
опять-таки многие  несообразности  спишем  на  то  самое  сотрясение  мозга.
Проглотят мои бабы, как миленькие. В  конце-то  концов,  мы  здесь  с  тобой
посидим пару дней, я тебя предварительно поднатаскаю, чтобы провал в  памяти
не был очень уж зияющим...
   - Нет, ну а если она захочет...
   - С муженьком потрахаться? - догадливо подхватил Павел. - Ну и флаг ей  в
руки, Катерине свет  Алексеевне,  пусть  трахается.  Что  плохого,  ежели  с
законным-то мужем? Она ж мне не изменяет, вот он я, в точности такой же... И
потом, братуха, скажу тебе предельно откровенно - с Катькой у  нас,  похоже.
окончательно все раздрызгалось. Склеить не получится, да и нет охоты.  Мы  и
так  на  грани  разбегания,  все  равно  придется   этак   через   полгодика
цивилизованно разводиться. Ты мне только не выражай никаких  соболезнований,
нет нужды. Не то что плакать не стану, но и вообще печалиться - скорее уж от
радости буду плясать. Ну не получилось у меня с Катькой,  не  получилось.  И
хрен с ею, если по правде...
   - И все же как-то...
   - Ох, да не строй ты из себя!  -  досадливо  поморщился  Павел.  -  Я  же
говорю, с Катькой у меня все кончено. Если придет ей такая блажь -  исполняй
супружеский долг, благословляю. Я тебе потом расскажу кратенько, как  там  у
нас обычно, что де-лает, чего делать не хочет... А Надюха... Я сам по  себе,
она сама по себе. Есть контакт? Нет контакта.  Девке  четырнадцать,  вещь  в
себе, дни напролет по  Интернету  шарит,  как  наркоманка,  сосуществуем,  и
только. Нет, дома все должно пройти гладенько. Опять-таки жалеть тебя будут,
то бишь меня...
   - Твоими бы устами...
   - Ладно, хватит,  -  с  некоторой  властностью  поднял  ладонь  Павел.  -
Моральные препоны есть? Кажется, нет. Сумма устраивает? Кажется, да. Работа,
в принципе, подходит. Нет, я не говорю, что тебе  будет  легко,  и  попотеть
придется, и мозгами ворочать, и на нервах будешь... Все я  понимаю.  Только,
брательничек мой дорогой, обеспеченное будущее стоит таких трудов, а? Честно
заработал - честно получил.
   Петр перевел дух. Ощущения, будто все это происходит в дурном сне, уже не
было,  но  легонький  приступ  нереальности  не  отпускал.  Кабанья   голова
равнодушно и  тупо  глазела  на  него  со  стены  янтарно-желтыми  бельмами.
Пятьдесят тысяч долларов. Новая машина. Киру можно будет одеть, как куколку,
да мало ли... Прав Пашка -  это  будущее.  Обеспеченное,  без  унизительного
привкуса бедности, никчемности.
   Что удивительно, откуда-то из неведомых  глубин  вновь  вернулся  молодой
азарт, с которым вроде бы расставался  навсегда.  Близнецы  Савельевы  через
столько лет задумали очередную хохму, превосходящую все прежние по дерзости,
по замаху. Сорок четыре года - это еще не старость, господа...
   С улыбочкой наблюдавший за ним Павел нагнулся, похлопал по плечу:
   - Помнишь "Принца и нищего"? Ведь любил ты когда-то товарища Твена, спасу
нет...
   - Я и теперь не разлюбил.
   - Вот и отлично. Устроим переиздание  бессмертного  романа,  братуха?  По
нашим наметкам?
   - Устроим, - сказал Петр.
   Павел длинно, шумно, с неподдельным облегчением вздохнул:
   - Ф-фу... Семь потов сошло. Ну, выпьем за успех?

   Глава вторая
   ЧТО-ТО С ПАМЯТЬЮ МОЕЙ СТАЛО...
   Они явно торопились уйти, хотя и просидели совсем недолго - трое  мужчин,
отмеченные всеми  признаками  преуспеяния,  от  мобильников  и  впечатляющих
перстней до невиданных Петром галстуков (правда,  вопреки  массе  сочиненных
оголодавшей интеллигенцией анекдотов  никто  из  них  не  блистал  малиновым
пиджаком, никто не носил  килограммовых  золотых  цепей  и  не  гнул  пальцы
веером).
   Заметно торопились,  от  них  так  и  веяло  брезгливой  жалостью  Полное
впечатление, боялись подцепить  некую  заразу,  которой  тут  было  неоткуда
взяться.  Мешая  друг  другу,  кинулись  хлопать  его  по  плечу,  с  ноткой
растерянной фальши уверять: ерунда, Павлик, все образуется, платная медицина
и не с такими казусами справлялась, вон и Семеныча ты сразу  узнал,  и  меня
помнишь, и физиономия поджила, и видок,  в  общем,  посвежевший...  В  таком
примерно духе. Петр механически кивал, отвечая что-то краткое, дежурное. Еще
пара секунд - и за ними захлопнулась дверь.  Отвернувшись  к  окну  и  тяжко
вздохнув, Петр в уме  посчитал:  седьмой,  восьмой,  девятый.  Сегодня  нему
наконец-то разрешили пускать посетителей. Сначала пришли трое, потом -  двое
и еще раз двое, теперь - эти трое... черт, сбился, десять получается,  а  не
девять...  Ерунда.  Главное,  ни  одна  из  четырех   компаний   ничего   не
заподозрила.  Соратники  и  партнеры,  сытые  капитаны  шантарского  бизнеса
явились посочувствовать попавшему  в  беду  собрату.  Посидели  на  краешках
мягких стульев, бормоча нечто сочувственное, но в глазах у  каждого,  право,
так и полыхало примитивное любопытство, так и подмывало бухнуть: "Павлик,  у
тебя что, совсем память вырубило?"
   Вслух, конечно, не спросили, люди воспитанные. Но глаза  выдавали.  Ну  и
наплевать. Экзамен, похоже, блистательно выдержал. Приходится при-знать, что
Пашкины мозги дорого стоят - брательник рассчитал  все  отлично  и  оказался
сущим пророком...
   Тихонечко отворилась  дверь,  белая,  бесшумная.  Вошла  Анжела,  с  утра
выполнявшая  при  нем  функ-ции  опытной   и   придирчивой   секретарши,   -
черноволосая красоточка в белоснежном,  довольно-таки  бессовестном  халате,
открывавшем ножки на всю длину и облегавшем,  словно  купальник.  За  неделю
Петр немножко привык к ее убойной сексапильности,  но  все  равно  по  спине
всякий раз пробегали жаркие  мурашки,  поскольку  юная  чертовка,  усугубляя
ситуацию, держалась так, словно участвовала в конкурсе на очередную мисс,  а
он был жюри: колыханье  бедрами,  взгляды-улыбочки...  Подозрение,  что  под
безукоризненным  халатиком  ничего  и  нет,  все   больше   превращалось   в
уверенность.  Поскольку   никаких   таких   особых   медицинских   процедур,
исключением смены повязок и пластырей, Анжела с ним не учиняла, Петр  так  и
не смог представить ее за рутинной медсестринской работой.
   Вот и сейчас, убирая в роскошный импортный холодильник  очередную  порцию
недоступных простому смертному яств - дары только что исчезнувшей  компании,
- Анжела ухитрилась за  пару  минут  четырежды  ожечь  его  жарким  взглядом
трехдюймовых  глазок,  единожды   словно   бы   невзначай   задеть   бедром,
продемонстрировать  фигурку  со  всех  сторон   и,   наконец,   без   всякой
необходимости поправить штору, грациозно взмыв при этом на цыпочки так,  что
"болящий" в полном смущении отвел глаза, обнаружив,  что  сравнение  дамских
трусиков с ниточкой есть не поэтический вымысел,  а  доподлинная  реальность
бытия.
   Пашка заверял, что из всего медицинского персонала в курсе  лишь  доктор.
Она и не подозревала, ручаться можно. Вот только что за  всеми  ее  ужимками
стояло - патологическое кокетство или? Очень может быть, что - "или". Не зря
братец сунул в карман тот конвертик, ох, не зря...
   -  Пожелания  будут,   Павел   Иванович?   -   осведомилась   белоснежная
прелестница, глядя вовсе уж недвусмысленно.
   - Да нет, - сказал он неловко. - Я подремать хочу...
   - Бога ради. Если  появятся...  пожелания,  нажмите  кнопочку,  -  Анжела
крутнулась на каблучках и вышла такой походкой, что  не  смотреть  ей  вслед
было решительно невозможно.
   Он вовсе не считал себя столь уж высокоморальным  субъектом,  при  других
условиях,  очень  может  быть,  и  попробовал   бы,   выражаясь   деликатно,
воспользоваться ситуацией, как большинство мужиков на  его  месте.  Будь  он
собой.  Сейчас,  когда  он,  собственно  говоря,  был  не  собой,  а  кем-то
совершенно другим,  любые  поползновения  казались  чем-то  стыдным.  Словно
украдкой хватаешь с вешалки чужую  песцовую  шапку  вместо  своего  драного,
замызганного кролика и торопишься уйти тишком...
   Он остался один в своем оазисе  уюта  и  благоденствия,  как  выяснилось,
скрывавшемся в здании обычной городской  больницы,  -  широкая  полированная
кровать,  холодильник,  телевизор,  телефон,  дорогие  тяжелые  шторы...   В
коридоре тишина, там скучает  на  стуле  вышколенный  охранник  из  Пашкиных
легальных мордоворотов, там  не  п