а  будет  предъявить  свои  козыри,   постаравшись
вступить с нами в переговоры.
   - Толково, - сказал Горохов,  -  теперь  возвращаемся  и  разыгрываем
комедию. Но сначала договоримся, кто и что будет говорить.
   Они вернулись через пять минут, и Горохов, прыгая по комнате на одной
ноге, добрался до кабинета.
   - Зайдите ко мне,  -  обернулся  он  к  офицерам.  После  Краюхина  и
Звягинцева вошли все четверо. Мрачный  Хонинов,  бесстрастный  Маслаков,
нахмурившийся Бессонов и нервно оглядывающийся по сторонам Аракелов.
   - Вот и все, ребята, - громко сказал  Горохов,  -  теперь  все  стало
ясно.
   Можете отдыхать. Офицеры переглянулись.
   - Петрашку и Шувалов взяли с дачи Липатова не только записную книжку,
но и  его  бумаги  из  письменного  стола,  -  сухо  сказал  Горохов.  -
Документы,  которые  у  нас  есть,  свидетельствуют,  что  Липатов   был
взяточником, имея многомиллионные доходы. И был напрямую связан с мэрией
города. Я думаю, вы понимаете, что все это мы должны проверить.  Поэтому
сегодня мы решили дать вам двухчасовой отдых. - Офицеры переглянулись.
   - А кто убил Дятлова? - довольно бесцеремонно спросил Хонинов.
   - Мы уже  нашли  убийцу,  -  сказал  Горохов,  обводя  взглядом  всех
четверых.
   У одного дрогнули глаза. Или  ему  показалось?  -  Это  был  один  из
напавших на меня боевиков. У него было старое милицейское удостоверение,
по которому он прошел в наше здание. В  туалете  найдены  отпечатки  его
пальцев.
   - Я его убью, - гневно сказал Хонинов.
   - Успокойтесь, Хонинов, все уже позади. Вы лучше идите и успокойтесь.
   Завтра у нас будет  очень  трудный  день.  Даю  два  часа  отдыха,  -
закончил Горохов.
   - Идите, - сказал и Звягинцев, - но не больше двух часов.  Никуда  не
уходите. Чтобы все были на работе. Поедем за Никитой. Кстати,  когда  он
звонил в последний раз?
   - Я с ним говорил ночью, - признался Хонинов, -  обидел  его  сильно,
предателем назвал.
   - Потом я говорил, - вставил Маслаков, - но нас прервали.  Он  только
успел сказать, что Дятлов - предатель.
   - Можете идти, - разрешил Горохов. Офицеры вышли.
   "Мне показалось или один из них чуть дернулся?" - подумал  Горохов  и
посмотрел на Звягинцева:
   - Ты видел реакцию на мои слова об убийце?
   - Видел. Но Хонинов реагировал еще сильнее. Он вздрогнул. Давай лучше
поставь мне кассету, где ты допрашивал ребят, я хочу проверить, что  они
тебе говорили. А потом будем ждать звонка Александра Никитича.
   - Нужно было послать за каждым из твоих людей наблюдение, - задумчиво
сказал Краюхин.
   -  Нет,  -  возразил  Звягинцев,   -   там   трое   честных   парней.
Представляете, что будет, если они заметят, как кто-то следит  за  ними.
Человек может сломаться на всю жизнь. И потом мои ребята  профессионалы.
Если информатор среди них, то он прячется  очень  искусно.  Он  проверит
теперь все тысячу раз, прежде чем позвонит. Мы  правильно  сделали,  что
никого не послали.
   Горохов нажал кнопку селектора.
   - Даст нам кто-нибудь чаю? - попросил он. Только когда принесли чай и
бутерброды,  все  вспомнили,  какие  они  голодные.  На  часах  был  уже
четвертый час утра, когда позвонил Панкратов.
   - Что за документы вы нашли у Липатова? - спросил он.  -  Сейчас  мне
звонил Александр Никитич, говорит,  когда  офицеры  Звягинцева  были  на
даче, там пропали записная книжка и какие-то бумаги. Почему я первый раз
о них слышу?
   - Мы сейчас все выясним, - быстро сказал Горохов и положил трубку.
   - Получилось, - закричал он, - они позвонили. До утра еще есть время,
и они ищут эти бумаги.
   Краюхин  одобрительно  кивнул  головой,  но  Звягинцев  вдруг  как-то
осунулся, махнул рукой, отходя в угол и устраиваясь на стуле. Он  достал
сигарету и начал курить, весь  съежившись,  словно  только  что  услышал
неприятную весть.
   - Что случилось, Михаил? - спросил Горохов.
   - Значит, информатор действительно существует,  -  сказал  Звягинцев,
глядя перед собой невидящими глазами. - А  я  до  последней  секунды  не
хотел в это верить.

Глава 38

   Я прыгнул с поезда и почти сразу увидел станцию, которая была  совсем
рядом. Я добежал до перрона и чудом успел  вскочить  в  состав,  который
уходил в Москву. Здесь было чище, чем в моем составе.  И  проводник  был
помоложе и более трезвый, хотя все равно от него несло водкой. Я  сунул,
не торгуясь, сто долларов и пошел устраиваться на  какой-то  полке.  Всю
дорогу я обдумывал ситуацию.  Я  весь  горел,  у  меня  снова  поднялась
температура, но голова работала ясно. Я точно по минутам знал,  что  мне
нужно делать.
   И сошел я, конечно, не на Курском вокзале, куда шел поезд,  а  в  том
самом Подольске, где мы сидели с Людмилой всего несколько  часов  назад.
Как интересно может спрессовываться время. Иногда кажется, что один  час
растягивается на годы, а иногда годы мелькают как одно мгновение.  Время
- категория меняющаяся, я уверен, что физики еще докажут  это  рано  или
поздно.
   Я доехал до Москвы, заплатив на этот раз всего сто долларов. Было уже
утро, и многие машины шли в центр города. Мне было очень стыдно  тратить
деньги Людмилы, я чувствовал себя вором. Но другого выхода не было.
   Я приехал прямо к министерству, точно зная, что человек, который  мне
нужен, находится здесь. Я не сомневался,  что  он  сегодня  не  уйдет  с
работы, как не ушел с работы и его шеф. Слишком многое  было  поставлено
на карту, чтобы они позволили себе сидеть по домам. Слишком много  людей
погибло за последние два дня, чтобы  они  могли  просто  уехать  сегодня
ночью домой.
   Подъехав к нашему министерству, я нашел телефон-автомат и позвонил по
уже известному мне номеру. И попросил позвать того самого офицера Решко,
который мне был нужен. Дежурный спросил,  кто  Говорит,  и  я,  подумав,
назвался именем полковника Баркова. Ведь они обязаны знать  друг  друга.
Почти сразу Решко подошел к телефону.
   - Слушаю вас, товарищ полковник, сказал он очень предупредительно.
   - Меня прислал Барков с  пакетом,  -  быстро  сказал  я,  -  он  меня
предупредил, чтобы я не входил в министерство.
   - Я понимаю, - ответил мне этот тип.
   - Если можно, выйдите ко мне, и я передам вам пакет.
   - Сейчас спущусь, - быстро сказал  Решко.  Сработала.  Сработала  моя
уловка. Я спрятался в каком-то подъезде и ждал, засунув руки в  карманы.
Наконец показался офицер и направился ко мне. Я вышел к нему.
   - Что у вас за пакет? - спросил он. Я показал ему пистолет.
   - Если шевельнешься, сука, я тебя пристрелю, - пообещал я,  и  он  по
моим глазам понял, что терять мне нечего.
   - Что вам надо? - нервно спросил он.
   - Ты звонил вчера журналистке и приглашал ее зайти к Горохову,  чтобы
принять участие в операции. Верно?
   - Кто вы такой?
   - Я тебя спрашиваю, верно?
   - Вы Шувалов, - он с ужасом посмотрел на меня, - вы Никита Шувалов?
   Разве вы еще живы?
   - С того света Явился, - деловито сказал я, - ты не  ответил  на  мой
вопрос. Откуда ты знал  в  десять  часов,  что  произойдет  ночью,  если
Метелина позвонила только в одиннадцать, а мы выехали в два  часа  ночи?
Говори, стервец, иначе я пристрелю тебя здесь, рядом с министерством.
   И опять он понял, что я его не обманываю.
   - Мне приказали,  мне  приказали,  -  залепетал  он,  оглядываясь  по
сторонам, - мне приказали ей позвонить.
   - Кто приказал?
   - Мне приказали, - повторял он, как заведенный. Я достал  пистолет  и
легко ударил его в лицо, чтобы привести в чувство.
   - Имя? Ну, имя?
   - Александр Никитич, - выдавил он.
   - Откуда он узнал об этой операции, кто с вами связывался?
   Он снова огляделся по сторонам.
   - Скажи имя, сволочь! - на этот раз я ударил его сильнее, и он упал.
   На нас уже смотрели прохожие. Я наклонился над ним.
   - Скажи имя.
   Он трясся всем телом и беззвучно плакал. Он был красивый, но какой-то
женоподобный. Я даже подумал, что он гомосексуалист, настолько  красивым
и женственным было его лицо и тонкие губы.
   - Кто тебе передавал приказы для Александра Никитича? Кто был с  вами
связан? Скажи мне имя?
   - Барков. Полковник Барков, - выдавил он и, упав на  землю,  заплакал
еще сильнее.
   Женщина-дворник, остановившись, смотрела на нас, ничего не понимая. Я
ударил его ногой еще сильнее.  Я  начал  избивать  эту  гниду,  пока  не
услышал, как кричат люди, и не увидел бегущих к нам сотрудников милиции.
Представляю, какое это было зрелище: мужчина в грязной куртке с безумным
лицом  избивает  холеного  офицера  милиции,   сотрудника   Министерства
внутренних дел, помощника первого заместителя министра. Вообще  странно,
что они в меня еще не стреляли.
   - Кто работает на вас в нашей группе? - закричал я. - Говори. У  тебя
одна секунда.
   Я видел, как приближались сразу пять человек.
   - Не знаю, - поднял он руки, словно защищаясь от угрозы, -  не  знаю.
Мы подслушивали все ваши разговоры. Мы приказали не давать вам ни с  кем
разговаривать, кроме нашего человека. Но его имени я не знаю. Клянусь, я
не знаю.
   Люди были совсем близко. Я повернулся  и  побежал.  За  углом  стояла
машина, с водителем которой я договорился за баснословную сумму в триста
долларов ждать меня ровно столько, сколько нужно. И не обращать внимания
на любые  крики  и  даже  выстрелы.  Пришлось  даже  показать  ему  свое
удостоверение, объяснив, что мы проводим специальную операцию.
   - Быстро, - крикнул я ему, вваливаясь в машину, - на Петровку. Только
очень быстро.
   "Они не давали нам говорить, не давали говорить", - сверлило у меня в
голове.
   Машина неслась на Петровку. Теперь я знал,  что  должен  делать.  Мне
нужно было уточнить  только  одну  деталь.  Но  я  уже  начал  обо  всем
догадываться. Однако для начала я должен был прорваться к себе.
   - Не тормози, - сказал я водителю "волги", - пойдешь на таран,  ломай
ворота и въезжай во двор.
   - Ты что, шеф? - испугался он. - Здесь же милиция, какие ворота?  Как
хочешь, а на такое я не согласен.
   - Остановишь рядом, черт с тобой, - крикнул я, бросая ему деньги.
   Мы подъехали ровно в пять сорок утра. Я выскочил из машины.  Странно,
что вокруг столько людей с автоматами, но никто  не  стрелял.  На  земле
была кровь и осколки  стекла.  Виднелись  простреленные  пулями  окна  и
двери. Что  здесь  произошло  ночью?  Неужели  кто-то  решился  устроить
нападение, зная, что здесь несколько сот вооруженных людей?
   Я вбежал в дежурку, показывая удостоверение, и успел услышать, как за
спиной дежурный счастливо кричал в трубку:
   - Никита Шувалов вернулся!
   Я бежал по коридору. "Не давали  говорить,  не  давали  говорить",  -
сверлило у меня в голове. В нашей  комнате  никого  не  было.  Я  увидел
какого-то знакомого офицера.
   - Где наши?
   - У Горохова, - сказал он.
   Я бросился туда. "Не давали говорить, не давали говорить".
   В приемной стояли все наши. Увидев меня, Хонинов  вздрогнул.  Да,  он
вздрогнул.  Остальные  тоже  испуганно  смотрели  на  меня,  и   я   уже
чувствовал, я уже знал, кто убийца.  Мне  нужно  было  только  последнее
уточнение. Я без разрешения вошел в кабинет Горохова.
   - Они потребовали  документы,  -  говорил  Краюхин,  -  позвонил  сам
Александр Никитич и потребовал документы. Сейчас уже ясно, что  они  все
связаны, и нам нужно найти подлеца среди четверых наших офицеров.
   Когда я вошел, они обернулись. Звягинцев встал.
   За моей спиной кто-то сказал:
   - Срочный пакет  из  министерства  для  подполковника  Звягинцева.  Я
сделал несколько шагов.
   - Товарищ подполковник, - сказал я, обращаясь к Михалычу, - они убили
Леонида Свиридова и Людмилу Кривун.
   - Уже знаю, - нахмурился Михалыч.
   - Я сегодня ночью звонил сюда, -  быстро  сказал  я,  разговаривал  с
нашими.
   - С двоими. Мы знаем.
   Так я и думал. Теперь больше ничего  уточнять  не  нужно.  Не  давали
говорить, вспомнил я. И еще вспомнил всех наших товарищей. Майора Зуева,
Иона Петрашку, Маира Байрамова, Влада Дятлова, Леню Свиридова и  Людмилу
Кривун. Я вспомнил их всех, как будто в этот момент я должен был вершить
правосудие и от их имени.
   - С троими, товарищ подполковник, - громко возразил я.
   У Краюхина упала ручка. Горохов поднял голову.
   - Кому отдать пакет? - спросил кто-то за спиной.
   - С кем ты говорил? - от напряжения у Звягинцева  дрогнул  голос.  Он
все понял. Первый со мной ругался, но сразу положил трубку, а с  третьим
не дали говорить. Только во время своего второго звонка я говорил много,
очень много. И сам положил трубку, чтобы они не  могли  определить,  где
именно я нахожусь. Но моего собеседника тогда интересовало только, где я
нахожусь. Я вспомнил все.
   - С троими, - прошептал я, чувствуя, как бледнею от бешенства.
   - Хонинов и Маслаков  сказали,  что  ты  говорил  с  ними,  -  кивнул
Звягинцев.
   Он еще не успел договорить, когда я выскочил в приемную. Я набросился
на этого  сукина  сына,  подставившего  Зуева  и  Байрамова,  предавшего
Свиридова и Петрашку, убившего раненого  Дятлова.  Я  бил,  вкладывая  в
удары всю свою ненависть, накопившуюся за двое суток. Я вымещал  на  нем
всю свою злобу и свое несчастье. Я бил страшным, смертельным  ударом,  и
он даже не сопротивлялся.
   Предателем был Миша Бессонов. Это он,  единственный  среди  всех,  не
сказал, что я звонил сюда. Это он интересовался, где я нахожусь. И это с
ним мне дали возможность говорить целых полминуты, пока я сам не повесил
трубку. Они не боялись, что я ему что-то скажу. Они ничего не боялись.
   Меня не могли оттащить сразу пять человек. Я рвал его на  куски,  бил
его ногами и руками,  бил,  бил,  бил.  Я  бил  этого  предателя,  этого
ублюдка, своего бывшего товарища, оказавшегося  подонком.  Меня  держали
все. Они, по-моему, боялись за  мой  рассудок.  Даже  Хонинов,  поначалу
ничего не понявший, все-таки начал вместе с другими оттаскивать меня.
   - Он предатель, - вырывался я из рук своих товарищей.
   А Бессонов молчал, глядя на нас ненавидящими глазами.
   -  Откройте  конверт,  -  сказали  за  моей  спиной,  -  конверт  для
Звягинцева из министерства.
   - Нет, не открывайте, - вдруг закричал Михалыч и, бросившись на меня,
упал вместе с нами, как бы накрывая нашу группу своим телом.  И  толкнул
упавший конверт ногой в сторону уже поднимавшегося с пола окровавленного
Бессонова.
   Раздался взрыв.
   Наверно,  толчок  в  сторону   Бессонова   у   Звягинцева   получился
бессознательно. Он просто хотел толкнуть конверт к окну, рядом с которым
был Бессонов. А Михалыч хотел спасти нас всех. Бессонов был  так  избит,
что не сумел еще подняться. Может, это и к лучшему.  Его  бы  все  равно
разорвали на куски. Мы таких вещей не прощаем.
   От взрыва погибло два  человека.  Сам  Михалыч  и  подонок  Бессонов.
Михалыч прикрыл нас  всех  своим  телом.  Как  настоящий  командир,  как
капитан гибнущего судна, как орел, пестующий своих орлят. Он прыгнул  на
нас, поставив заслон между взрывчаткой и  нашими  телами.  Ему  в  спину
попало сразу три осколка. А может, он спасал и наши души тоже? Может, он
в  этот  момент  спас  и  душу  Бессонова,  который  счастливо   избежал
унизительного и оскорбительного допроса?  Я  все  время  думаю,  неужели
Михалыч мог все так правильно рассчитать? В какую-то долю секунды?
   А потом я сидел как в тумане. Кто-то рядом кричал, кто-то бегал.
   Горохов искал Александра  Никитича  и  требовал  у  Панкратова  найти
министра. Потом убирали трупы, вытирали кровь, перебинтовывали мне ногу.
И наконец я услышал голос Горохова. Ему  в  приемную  принесли  утренние
газеты. В семь часов утра, во вторник.
   - В сегодняшних  газетах  написано  о  вас,  ребята.  Вы  герои.  Они
пытались подставить вас. О вашей группе напечатано во всех газетах.
   Это были утренние газеты. Мы  все-таки  продержались  и  победили.  А
Бурлаков, какой-то  полковник  ФСБ,  который  обещал  Горохову  все  это
устроить, сдержал свое слово.
   Позже мы узнали и другие подробности. Метелина действительно работала
информатором и ФСБ, и МВД. Она позвонила в одиннадцать вечера, чтобы  на
задание выслали именно нашу группу, дежурившую в  ту  ночь.  В  половине
первого к дому Скрибенко подогнали автомобиль Липатова,  на  котором  он
поехал к Коробкову передать часть денег. Скрибенко считал, что у него не
такие большие деньги. Он даже не подозревал про аптечку. А  увидев  нас,
испугался и, перепутав все карты, выбросился в окно.
   Тогда было принято решение о ликвидации Липатова, чтобы  свалить  все
на него, приписав  ему  и  деньги,  находящиеся  в  аптечке.  В  газетах
готовилась статья о его  нелегальных  доходах  и  банковских  счетах  за
рубежом. Фотографию Горохова мы должны были найти  только  на  следующий
день. Никто не думал, что Скрибенко выбросится и мы сразу поедем к  нему
на квартиру. Все считали, что после официального  допроса  Скрибенко  мы
только днем в понедельник или во вторник поедем  к  нему  с  обыском,  а
самого Горохова к этому времени уберут. И Скрибенко останется в качестве
"козла отпущения".
   Самым страшным было предательство Миши Бессонова. Звягинцев сам  брал
его в свою группу. Может, Михалыч чувствовал свою вину за него. Он  ведь
держал его при себе напарником, когда  мы  шли  на  наиболее  сложные  и
опасные операции.
   Может, поэтому Михалыч и принял решение  взорвать  его  и  подставить
себя самого под этот взрыв? Этого я уже никогда не узнаю.
   Миша   приехал   из   деревни,   был   аккуратным,    исполнительным,
дисциплинированным парнем. Когда мы шутили  про  девочек  или  про  нашу
прежнюю жизнь, он краснел и тихо вздыхал.  Только  однажды  он  позволил
себе чуть открыться, сказав Дятлову, что тому повезло больше. Влад вырос
в хорошей московской семье, учился  на  дневном  факультете  престижного
московского вуза.
   Может, это была зависть? Или просто в душе он считал, что ему повезло
меньше других и он обязан был это как-то компенсировать?
   Почему так получается, что люди,  у  которых  было  трудное  детство,
вырастают  людьми  озлобленными  и  завистливыми?  Даже  если   пытаются
подавить это в себе? Может, играют роль какие-то комплексы? Я ничего  не
понимаю в этом, но каждый раз, думая о предательстве, я  вспоминаю  Мишу
Бессонова. Ведь у него не дрогнула рука, когда он затягивал леску на шее
своего товарища. Кстати, от шока, вызванного  убийством  Дятлова,  никто
сразу не сообразил, что  Бессонов  ездил  три  дня  назад  в  рыболовный
магазин  покупать  леску.  Это   было,   пожалуй,   самое   убедительное
доказательство.

Глава 39

   Когда  зазвонил  телефон   правительственной   связи   он   испуганно
обернулся.
   Телефон позвонил во второй раз. На столе у Александра Никитича лежали
утренние газеты. Почти во всех было напечатано о том, как сотрудники ФСБ
и МВД пытались подставить премьер-министра и его аппарат.  В  нескольких
газетах прямо указывалось  на  него  как  на  главного  виновника  всего
случившегося. Другие намекали и на более высокие сферы.
   Первый заместитель министра внутренних дел распорядился не  принимать
журналистов. Он заперся в кабинете и не отвечал на телефонные звонки. Он
не ответил даже на звонок министра. Но когда позвонил этот  телефон,  он
невольно обернулся. Телефон прозвенел еще три раза и  смолк.  Неожиданно
открылась дверь и в кабинет вошла секретарь.
   - Вам звонят по  городскому,  Александр  Никитич.  Говорят,  что  ваш
бывший товарищ. И что вы ждете его звонка.
   - Он сказал фамилию? - встрепенулся хозяин кабинета.
   - Да, - она назвала фамилию молодого человека с которым он встречался
вчера дважды.
   Услышав эту фамилию, он вздрогнул. Но потом сказал:
   - Я возьму трубку. Переключите телефон на меня. "Они поняли, что я не
беру трубку, и решили позвонить по городскому телефону", - подумал он. И
поднял трубку.
   - Вы читали сегодняшние газеты? - неприятно  резким  голосом  спросил
молодой человек.
   - Читал. Вы хотели большой скандал, и  вы  его  получили.  Только  н