Николай II, английский парламент с невыразительным пятым Георгом, королем,
который царствует, но не правит, и Французская республика с шумными,
громогласными и мимолетными кабинетами министров.
   Допустим, престарелый Франц-Иосиф склонился бы сразу, Вильгельм долго
хорохорился бы, Николай молился бы и постился, царица захотела бы
советоваться с Распутиным, а парламентарии спорили бы и друг друга
обвиняли бы в измене и предательстве...
   Любопытный складывается вариант. Не было такого в истории, а описать бы
занятно. Что было бы, если бы пришельцы устроили тьму в августе
четырнадцатого, еще до мазурских болот и "чуда на Марне"?
   Но вернемся на чужую планету.
   Сдались, стрельбу прекратили. Тамошние англичане выжидательно молчат на
своем острове, надеются еще перехитрить небесных пришельцев, а тамошний
Вильгельм, дисциплинированный германец, запрашивает инструкцию, на каких
условиях заключать мир. При этом торгуется, все твердит, что Германия была
ущемлена, ужас, как обижена и демобилизацию оттягивает, уверяет, что
транспорт не справляется, притом же надо устроить бедных солдатиков,
разместить их в казармах с удобствами.
   Какие там казармы? Домой! Домой!
   А солдаты в шинелях серых, в мундирах голубых, болотно-зеленых и
ржавых, и матери их, отцы, невесты и жены взывают, воздевая руки к небу:
   - Новые боги! Подайте нам глас, как нам жить теперь?
   Новые же боги, вчерашние школьники, сами не знают, какие давать
указания. Им известно, что есть на Земле двадцать - ихнего века
астродипломатия - специальная наука об отношениях с другими цивилизациями,
но в школах она не проходится, только упоминается. Конечно, хорошо бы
обратиться к специалистам, но для возвращения нужны две недели, еще две
недели ; для прибытия опытных знатоков, даже для получения совета от них.
Не передерутся ли за эти две плюс две недели оставленные без присмотра
армии? Ночь им устроить месячную? Заморозишь.
   Как им жить теперь? Какие дать указания?
   - Сами они должны решать, - говорит Дмитрий, самый добросердечный и в
добро верящий. - Всем народом.
   Устин, живой справочник по истории, напоминает:
   - У них, тут не народ решает, а правители: император, царь, президент,
парламенты из числа богатых.
   На Земле мир объявила революция. Но еще отбиваться не один год
пришлось, прежде чем мирные решения принимать.
   - Объявим: "Передайте власть революционерам!" - предлагает решительный
Селим.
   - Революции не навязывают. Революция должна созреть в душах сначала.
   - А война их ничему не научила?
   Дмитрию все хочется решить по-доброму, по-хорошему:
   - Ребята, была же какая-то причина у войны. Земли не поделили, земли им
не хватает, значит. Мы же, не мы лично, - земная техника может все это
уладить.
   Понаделаем им новые острова, архипелаги, в их большом океане место есть
для целого материка. Можем даже планету сделать искусственную неподалеку.
   Давайте научим их строить планеты.
   - Да им не территория нужна, нужен хлеб и нефть, пища, энергия. Дадим
им наш энергоблок, научим копировать обеды и ужины.
   Опять Устин возражает:
   - Ребята, это не разрешается. Высокая техника вредна, даже опасна без
высокой культуры. Ведь у здешних в голове одно: труд - труд ради сытости.
От сытости, добытой без труда, бездельничать начнут, томиться, дурость
показывать. В голове-то у них нет ничего, голову еще наполнить надо,
культуру прививать всем поголовно.
   - Вот и объявим: "Всем приступить!.."
   - Культура за один день не прививается.
   Мальчики распалились, руками размахивают, друг друга перекрикивают.
Женя с трудом вставляет свое слово:
   - Ребята, не нам решать судьбу чужой планеты. Надо сообщить на Землю. И
снова:
   - Но они же передерутся!
   И все-таки принимают решение: разделиться. Народам объявляют, что
помощь с неба придет через месяц. Мальчики остаются на орбите
присматривать за порядком, если мир будет нарушен, выключат их солнце,
покажут свою силу. Тут все нужны - и активный Селим, и Дмитрий с золотыми
руками конструктора, и Устин со своими историческими справками. Женю же
переправят на Землю сообщить о беде в дальнем космосе.
   И через две недели по земному счету жители Земли двадцать какого-то
века увидят на своих домашних экранах лицо девушки с расширенными глазами,
красными пятнами на щеках, немножко даже растрепанную от волнения.
   - Ужас! - закричит она с экрана. - Люди, вы поймите, какой там ужас.
   Тамошние сапиенсы терзают друг друга, как хищные звери. На части рвут,
кромсают, протыкают насквозь, жгут, подрывают. Всюду трупы, трупы, трупы в
мокрой грязи, в кровавых лужах. Валяются оторванные ноги, руки, головы,
кишки, вырванные из живота. Это рассказывать страшно, а видеть невозможно,
наизнанку выворачивает. Озверели, с ума сошли, гордятся, если многих
убили, покалечили. Четыре убийства каждую минуту, и еще сколько-то
безруких, безногих, слепых на всю жизнь.
   Пожалуй, с этого абзаца я и начну, когда соберусь превращать замысел в
рассказ:
   Ну а потом уже последуют все подробности: туристы выбирают планету для
прогулки. Женя указывает по каталогу СДУ-181818...
 
 
 
 
   ВСЕЛЕНЕЦ
 
   1. ИДЕЯ
 
   Этот замысел из поздних. Он пришел в голову совсем недавно, когда я уже
дописывал "Книгу замыслов". На замыслах было сосредоточено внимание, я
сразу же ухватился за новую идею, записал первые очертания, первые
соображения, первые возражения и могу, пожалуй, проследить ход собственной
мысли. Ведь это же тоже интересно - проследить, как складывается мысль.
   Итак, 12 февраля поутру, лежа на полу, я занимался гимнастикой. Когда я
был молодым, я утренней зарядкой пренебрегал, и так был здоров. Сейчас же
не пропускаю ни одного дня, но, увы, упражнения не помогают ни на диване,
ни на полу. Это брат мой, истовый поклонник йоги, настаивал на том, чтобы
я делал упражнения на полу, по его мнению, пол повышает эффективность
оздоровления на сорок процентов, так как через пол из матушки-земли на
пятый этаж проникают в мою спину отрицательные заряды. Я слушаюсь, хотя
результата не чувствую.
   Правда, брат мой, как истый йог, кроме того умеет еще и не думать.
Умеет не думать не только лежа на полу, но также и на прогулке, в
троллейбусе, в очереди, в любой обстановке отключается, сосредоточенно
дышит и глубокомысленно не думает. Вот это у меня не получается. Дышать-то
я дышу, с самого детства дышу, каждую минуту раз пятнадцать, но при этом
мысли у меня все-таки бродят, никак их не утихомирю. В результате зарядка
растягивается на полчаса. Вдруг я обнаруживаю, что в голове что-то
занятное, вскакиваю, чтобы записать, не забыть. А на чем же я остановился?
Ногами махал или руками?
   Вот и в то утро, лежа на полу (на коврике) и поднимая ноги поочередно,
я не сумел обуздать мозг и думал о коэффициенте цефализации. Термин этот
обозначает отношение веса мозга к весу тела животного, человека, в
частности, процент нервной ткани в организме, иначе говоря. Само собой
разумеется, высокий коэффициент - признак высокого развития, правда, у
дельфинов он выше, чем у человека, а также, но мнению некоторых биологов,
- признак долголетия, в чем я решительно сомневаюсь, по-моему, у срока
жизни другие причины, но об этом будет еще сказано в другом замысле. Итак,
сомневаясь, я перебирал мысленно виды, нет ли высокой цефализации у низших
животных. И подумал (подтягивая коленки к подбородку), что, в сущности,
самый высокий коэффициент у вирусов. Вирус на редкость экономно устроенное
существо. Это гены, чистые гены, завернутые в белковую оболочку, живой
шприц, набитый наследственным веществом. Вирус впрыскивает свои гены в
клетку, они проникают в ядро и заставляют клетку работать на себя, плодить
сонмища паразитов. Клетка питается, клетка обороняется, клетка копит
энергию и тратит ее на монтаж молекул, клетка живет, но только ради
вируса. Это молекулярный паразит заставляет ее работать на себя. Клетка -
живое тело, а вирус - мозг без тела. Без тела! Естественно, процент
цефализации у него очень велик. Больше, чем у человека, и больше, чем у
дельфина.
   Вообще в мире низших животных великое множество чудес, которые нам,
млекопитающим, кажутся нелепыми и невозможными. Трепанги в минуту
опасности выбрасывают внутренности хищнику: "На, подавись!" Морская звезда
через рот выворачивает желудок, чтобы переварить устрицу, которую
проглотить не в состоянии. Осьминог щупальцем преподносит подруге свои
сперматозоиды в пакете, словно букет с цветами. Паучихи после свадьбы
съедают на закуску молодого мужа. И вот еще один фокус: наследственность
без тела, наследственность в чистом виде.
   Но почему природа сработала такое только на самом низшем, на клеточном
уровне? Почему не изобрела паразитов, которые, проникая в тело крупных
животных, заставляли бы их действовать на пользу своего вида?
   И если природа не изобрела такого на Земле, может быть, в космосе
где-нибудь зародилось подобное? Ведь писали же мне йоги - не мой брат,
настоящие йоги, индийские, была у меня в свое время переписка насчет
долголетия с доктором трансцендентальных наук Бхактиведанта. И тот доктор
прислал мне свою брошюру, где утверждалось, что умелые йоги могут летать
на чужие планеты и там приобретают тело, пригодное для жизни на той
планете. Никаких скафандров!
   Чего же лучше? Прибыл на планету, поселился в теле местного животного.
   На Земле природа не изобрела такого. Но космос безграничен.
   Вот и тема.
   Прибыли к нам пришельцы, этакие разумные вирусы. Никакие не нужны им
"тарелки", скафандры, маски. Вселились в человека, ходят по Земле,
рассматривают.
   Вселились! Вселенцы - из Вселенной и вселились. Подходящее название
придумалось.
   Стоит написать?
   В мыслях все это было короче, я же не объяснял сам себе то, что
читателю непонятно. Мелькнуло: "Коэффициент цефализации. У кого всех
больше? Да у вируса, пожалуй. Выходит, что он самый умный. Почему же нет
разумного вируса? У нас нет, а во Вселенной? Прекраснейший способ для
звездоплавания.
   Пожалуй, идея!"
 
   2. ВДОХНОВЕНИЕ
 
   "Идея!" - сказал я себе. И шлюз приоткрылся в мозгу. Хлынули картинки и
сценки. Отрывочные. Пока не увязанные, друг на друга набегающие, как волна
на волну, ниспадающая на стекающую.
   Чужое сознание в мозгу человека! Голова с двумя сознаниями? Вспомнилось:
   сознание раздваивается у психически больных. Был случай: в больном жили
как бы двое. Один ничего не знал о другом, о двойственности узнал от
посторонних. Потом двое писали друг другу письма и даже не очень
одинаковым почерком, оставляли поручения, напоминали, наставляли.
   Представилось: ночью встаю, сажусь за свой письменный стол, покрытый
исцарапанным плексигласом, локти кладу на теплое органическое стекло, и
моими руками он - вселенец - пишет мне... научился уже писать по-русски...
   Свою комнату вижу мысленно, свой стол, себя представляю за своим столом.
   Почему себя? Потому что в отношениях с пришельцем любой герой прежде
всего человек, потом уже мужчина, женщина, старик, ребенок. Позже я
подумаю о конкретном герое, вылеплю его. Но сейчас я рассуждаю об
отношениях чужака с человеком... и проще всего мне думать о себе, как о
рядовом представителе человечества.
   Но каким образом вселенские вирусы могли попасть в мою рядовую голову?
   Обыкновенный москвич, пожилой, неспортивный, несмотря на получасовую
зарядку. Таких к космосу и близко не подпускают.
   К космосу не подпустят, конечно. А к космонавтам? Космонавты
традиционно бывают в нашем клубе после полета, делятся впечатлениями.
Однажды я сам сидел в президиуме, рядом... не буду хвалиться, называть
фамилии слишком уж известные.
   Значит, можно описать знакомую клубную сцену, продолговатый стол,
покрытый красной скатертью, справа от меня трибуна, там выступает с
поздравлениями видный журналист с одутловатым лицом, постоянный
космический корреспондент.
   Я во втором ряду рядом с космонавтом, тем самым. Он самый знаменитый и
потому опоздал ("на части рвут"). Мне, случайному соседу, он показывает
реликвию, камушек, подобранный... Где подобранный? На Луне, на Венере?
Нет, лучше всего на комете. Редкая посетительница, не из числа
заурядных... Я благоговейно щупаю частицу кометы, нюхаю, к уху подношу,
даже лизнуть согласен. Легкий укол! Заражение произошло!
   Ночью кошмары. Видится зал заседаний, скамьи амфитеатром, на них
какие-то пузыри безголовые, пузатые, как синьор Помидор из "Веселых
картинок".
   Невнятные слова. Указка скользит по звездному небу...
   Сейчас стараюсь честно описать то, что тогда в голову пришло.
Схематичная картина была, черно-белая. С трудом удерживаюсь, чтобы не
дорисовать ее и не раскрасить.
   Наутро свирепая головная боль. Весь череп налит болью, при каждом
движении боль переливается с одной стороны на другую. А во лбу, в одной
точке сверлит, сверлит, сверлит. Это незваный гость располагается в чужом
доме, врастает, вплетает свои синапсы в мои клетки. Но пока я не знаю
ничего.
   Опустив занавески, лежу с закрытыми глазами. И пирамидон не помогает, и
анальгин не помогает, сколько ни глотай.
   Боль отпускает дня через два, следует очередное мученье. Не высыпаюсь.
Как только ложусь, отключаюсь от дневных забот, закрываю глаза, он -
незваный - начинает распоряжаться. Он поднимает мое тело, водит по
квартире, заставляет перебирать вещи, для меня обыденные, для него
любопытные, рассматривает книги, перелистывает самые мне ненужные, вслух
читать требует, это он учится читать по-русски, язык изучает. На улицу
выводит меня под утро. Улицы ему любопытны, дома, витрины. Днем что-то
заметил, теперь тащит меня, хочет рассмотреть подробности.
   Я этого ничего не понимаю, свои ночные похождения воспринимаю как сны,
капризы, мне самому непонятные, как нервное напряжение или же как духоту в
комнате. Весь в поту, невозможно улечься удобно. Спишь, но "сны"
изматывают.
   И от соседей узнаю, что брожу по ночам, мычу что-то несвязное, на
вопросы не отвечаю. Лунатиком стал? Доктор прописывает снотворное. Глушу
себя тройной дозой.
   И сплю. И мозг не работает. И вселенец в мозгу мечется, не может меня
поднять, воспользоваться моими глазами, моими ногами для осмотра нашей
планеты.
   Вот тогда-то он и вступает со мной в переписку. Он диктует моим рукам,
я диктую своим.
   Начинаются переговоры. Я объясняю, что я разумное существо (более или
менее разумное с точки зрения житейской), что, как личность, я имею право
на независимость, вполне самостоятельное поведение, даже на уединение.
Мало ли что мне понадобится, вздумается делать без свидетелей. Может быть,
мне захочется речь репетировать, выражение лица отрабатывать, для этого
гримасничать потребуется перед зеркалом. Может быть, мне захочется в ванне
понежиться, мозоли соскребать с подошвы. Зачем мне свидетели,
рассматривающие мои пятки? Или... мало ли что бывает... целоваться буду. И
надо будет помнить при этом, что тут же присутствует посторонний
наблюдатель, который потом будет допытываться: "А зачем ты прикладывал
губы к ее губам и еще причмокивал? А почему она покраснела и глаза
опустила? А почему ты разволновался и залепетал что-то невразумительное?
Объясни".
   Не хочу я никакого мозгового сожительства. Пусть убирается в свой
космос, пусть выселяется вселенец непрошеный!
   Он же старается меня прельстить, уверяет, что в умственном
внутричерепном сожительстве нет ничего плохого, даже определенные
преимущества. Вдвоем веселее, всегда есть возможность пообщаться,
посоветоваться, поспорить, развлечь друг друга, помочь, предупредить об
опасности, на мир смотреть общими глазами, двумя умами обсуждать. Обмен
вселенским опытом, взаимообогащение. Они - вселенские вирусы - обследовали
столько планет, в стольких телах пожили, столько накопили приключений.
Тысяча и одна ночь! А если уж я такой неуживчивый, могу же я проявить
вежливость, поделиться с гостем, уступить ему свое тело на три часа в
день, на два часа... ну на один час хотя бы. А он мне за это...
   Но я требую полного немедленного и безоговорочного выселения.
   Он пытается бороться со мной. Психологическое истязание. Все время
раздвоенность желаний: хочется спать и хочется встать. Надо работать,
невозможно усидеть. Велю родным связывать меня, велю запирать и не
слушаться, если я буду в дверь колотить, требовать, чтобы меня выпустили.
   Где я возьму материал для описания раздвоенности? Ну это проще всего.
Ведь все же мы во внутреннем борении. "Надо" против "хочется", "хочется"
против "надо"! Требования тела, требования привычек, требования интересов,
требования моды и приличий... и при всем при том, будь добр, в восемь утра
снимай табель в проходной.
   Он меня терзает, я стою насмерть... И, в конце концов, начинаю думать о
смерти, об альтруистическом самоубийстве. Ведь, по-видимому, я один такой
зараженный вирусом. Убью себя и пресеку эпидемию вселенчества.
   Он слышит мысли или догадывается. Он идет на уступки. Просит три дня
сроку, чтобы подыскать себе другое тело. Я опишу красочные перипетии этого
переселения. Вдруг лохматый жизнерадостный и простодушный пес по имени Чоп
(Чомбе - полное имя), встав на задние лапы, начинает когтями скрести
страницы "Занимательной физики". Вдруг годовалый сынишка (лучше внук),
мощно сотрясающий свою кроватку, раскрывает ротик и непослушным языком
"мня-мня"
   пытается объяснить, что я неправильно понимаю, что такое черные и белые
дыры. И я, всполошившись, кричу, пугая молодую маму: "Оставь младенца в
покое, ребенок должен нормально развиваться!"
   - Но у этого малолетка нет еще никакого сознания, у него пустой мозг,
незанятая жилплощадь, - доказывает вирус.
   - Уходи, уходи сейчас же!
   В конце концов, я добиваюсь своего. Вселенец сообщает, что он покидает
Землю окончательно. Где-то в созвездии Трапеции его товарищи нашли другую
планету с совершенно пустоголовыми (то есть "пустомозгими") существами,
там вселение ничему не повредит. Он прощается, благодарит за
гостеприимство, если можно назвать гостеприимством мое поведение, обещает
никогда-никогда-никогда не трогать Земли и землян.
   - Счастливого пути, удачи тебе, сговорчивый вирус! Даже жалко. Даже
грустновато расставаться. Тесно было в одном черепе, а ушел - утрачено
что-то.
   Словно после развода. Была жена - ссорились, покинула - пустота
осталась.
   Хочется сказать: "Но ты пиши все-таки, присылай открытки из космоса,
сообщи, как там устроился".
   И с трудом удерживаюсь, чтобы не добавить:
   - В гости приходи время от времени. Для тебя всегда найдется уголок в
черепе. Не чужой уже.
 
   3. УВЯЗЫВАЮ
 
   Все это промелькнуло в первое утро. Казалось: все готово, хоть сейчас
садись и строчи.
   Однако я давно уже знаю: это иллюзия готовности. Как только начинаешь
писать, тут же выпирают огрехи: какие-то неувязки, противоречия, провалы.
   Ничего не поделаешь, таково свойство психики. Когда грезишь, рисуется
интересное, приятное, ясное, выигрышное. Как только начинаешь излагать на
бумаге, лезет то, о чем и не думал. На бумаге, как и в практической жизни,
должно быть все полностью, не только приятное.
   Начинаю увязывать. Это уже процесс основательный, медлительный.
   Прежде всего - правила игры. Я - автор - имею право предложить любую
фантазию, самую бредовую, если она требуется для моей темы, моей идеи. Но,
использовавши свое право, "сбрендив" бредовое, я обязан в дальнейшем
придерживаться этого бреда, а не другого. Правила игры читателю предложил
я, но вынужден эти правила не преступать. Если в моих фантастических
шахматах король ходит конем, а конь, как король, - на одну клетку, так они
и должны ходить от пролога до эпилога... а иначе "чур - не игра". И если
фея в волшебной сказке обещает выполнить три желания, это любимые желания,
но только три, а не тридцать три, не семь и не семьдесят семь. Три желания
- это правила игры. Если не три, игра уже другая.
   Сказочная фея не всемогуща, у нее хватает заряда на три желания. Даже
черти не всемогущи, все м