енных миллионных армиях солдаты не получают же ничего.
Их просто мобилизуют поголовно, ничего не обещая, только убеждая, что
жизнь отдать надо. Ну их обманывают... понятно; вы, люди, с готовностью
поддаетесь на обман. Но что получают от победы властители? Ведь теперь уже
и не полагается заводить гаремы, щеголять в короне и мантии, даже дворцы
не принято строить.
   Современный властитель ходит в пиджаке, руки пожимает всем подряд,
живет в казенном, по должности причитающемся доме. Одна жена, один дом,
одежда простая. Ни удовольствия, ни чести от показа. Что осталось? Почет.
Шепот за спиной: "Это тот самый, который! Это самый могучий!" Да ведь и не
самый могучий, самый ли? Уже и силами помериться нельзя, сами знаете: в
ядерной войне победителей не будет. Так что же у него есть, у властителя?
Златолюбие скупого рыцаря: "В седьмой сундук, в сундук еще неполный,
горсть золота заветного насыпать". И ощущение власти: не трачу, но могу
истратить. Не начинаю войну, но мог бы и начать. Возможно, кто-нибудь с
ключом или с шифром заветным, поглаживает заветные кнопки. "Не нажму, но
могу нажать. И весь мир в тартарары! Могу!" А что, если нажмет как-нибудь
сдуру? Понимаешь ты, что останется тогда от вашей планеты?
   - Ты же знаешь, что наша страна прилагает героические усилия, -
напомнил я.
   - Вносят предложения, одно за другим, ведут энергично переговоры. В
общем, до людей уже доходит, что ядерной войны Земля не переживет. А ты
что скажешь, всеведущий, провидящий будущее? Начнется?
   Бхага уклонился от ответа.
   - Дьява, мой друг и консультант, считает, что вмешиваться не следует,
пусть все идет своим чередом. Он твердит, постоянно твердит, в который раз
повторяет, что вы, прямые потомки обезьян, слишком много животного
сохранили в натуре, слишком много неразумного. Вот вооружались без счета,
бомб накопили сверх меры. Кто-нибудь где-нибудь по ошибке или с пьяного
куража нажмет кнопку, и мы с Дьявой получим великолепный полигон, не
замусоренный жизнью. Некоторое время он будет радиоактивным, но мы же -
боги - со временем не считаемся, для нас переждать сотню веков не
проблема. За эти века мы обдумаем все досконально, учтем ошибки и
спроектируем другой безупречный разум. Так предлагает Дьява. У него даже
интересные наметки есть.
   - Ну а ты как? Согласен. Бхага тяжело вздохнул:
   - Думаю, что Дьява рассуждает правильно, логика у него безукоризненная,
но живое не поддается железной логике: плохо - хорошо, черное - белое. Вот
и пророки ваши, судя по "Книге пророков", все пытались отделить овец от
козлищ, но это не получалось потому, что каждый из вас - овца и козлище в
одном теле. Вы своеобразный вид, и были бы интересными партнерами при
освоении вселенной. Лично я предпочел бы иметь дело с вами,
непредсказуемыми, а не со штампованными копиями логичного Дьявы. Но вот
запутался я с вашими противоречивыми чувствами, не знаю, за какую ниточку
дергать.
   И снова, переходя на торжественный тон Библии, Бхага продекламировал:
   - "И было утро, и день, и вечер, и год, далеко не первый. И осмотрел
Бог дела рук своих и сказал: "Это нехорошо!" И тогда призвал он
обыкновенного человека, уже в могилу сойти готового, и вопросил его
последним вопросом:
   - Почему нехороши дела мои, человече? Что бы ты на моем месте сделал,
смертный?"
    
 
   Г л а в а 7. ПРИКАЖИ!
 
 
   Вели идти в твой дом просторный, 
   Я буду следовать покорно, 
   Я не отстану ни на шаг.
   Скажи, что я твоя отрада, 
   Прекраснейший цветок из сада, 
   Я буду слушать не дыша.
   Неси меня в руках могучих, 
   Я лягу, как тебе получше, 
   Тебя за шею обниму.
   Внеси меня в свои палаты, 
   Я буду подчиняться свято, 
   Я все твои дары приму.
    
 
   - Господи! - воскликнул я. - Господи, или, если разрешишь называть
тебя, уважаемый Бхага. Я очень благодарен, что ты не кичился передо мной,
разговаривал, как человек с человеком, несмотря на твое почти
всемогущество, почти всезнанье, явное надо мной превосходство. Но уж коли
ты спрашиваешь моего мнения, я скажу одно слово: "Прикажи!" Я в твою
божественность не поверил, но люди на Земле верят, большинство, даже
подавляющее большинство, считают, что есть на небе кто-то мудрый и
справедливый, за все отвечающий, все заранее предусмотревший. Так сотвори
какое-нибудь чудо для убедительности и продиктуй новые заповеди, не
десять, а сорок, сто сорок, четыреста сорок. И не одни только запреты: "Не
убий, не укради, не пожелай ни жены, ни вола, ни осла!" Дай указания:
"Делай так, и так, и вот так!"
   Верующие послушаются.
   Бхага усмехнулся в усы... кажется, горько усмехнулся, под усами трудно
было разобрать. Но в голосе его явно слышна была ирония.
   - Ты правильно сказал, человече: люди хотят, чтобы на небе был
авторитет, принимающий за них решения, верят, что есть такой авторитет,
сами за себя решать не берутся, друг друга не почитают. Все верно, но есть
тут одна сложность. Верующие охотно слушаются богов, когда им приятно
слушаться. А если неприятно, очень даже сомневаются... начинают
подозревать, что это не я им приказал, а нашептывал Дьява.
   Вот ты, например. Ты упорный атеист, ты в мою божественность не веришь,
но в могуществе убедился. Поверил, выслушав мою историю, что я желаю вам,
людям, добра. И вот представь себе, я скажу тебе: "Друг мой, для спасения
человечества нужно, чтобы ты сейчас же прыгнул отсюда на землю без
парашюта". Пожалуй, ты даже прыгнешь. Решишься. Понадеешься, что я
передумаю, удержу тебя, как Ягве-Иегова удержал руку Авраама, которому он
приказал (очередная клевета на богов!) принести в жертву своего
собственного сына Исаака. Понадеешься, что я передумаю, пошлю тебе
вдогонку архангела, чтобы подхватить и спустить благополучно на зеленый
лужок. Хорошо, изменим условия опыта. Я предлагаю тебе взять топор и для
спасения человечества отрубить себе руку. Правую. И вот уже ты
колеблешься. Рубить больно. Жить калекой противно и трудно. Почему же это
нужно человечеству? Ты начинаешь сомневаться: "Полно, Бог ли придумал
такое изуверство? Едва ли Бог этот Бхага, Бог такое не затеял бы. Человек
- образ и подобие божие; божественное подобие надо чтить. Человек без руки
уже не подобен Богу. Руку рубить противоестественно, это святотатство".
   Бог внушил, Бог просветил Бог повелел... то, что мне хочется. Лучше
всего, если нашлась цитата в Священном писании. "Ура, вы же видите, сам
Бог за меня!" Если же не нашлась, если перетолковать текст никак нельзя,
есть и добавочная уловка: "В моей голове родилась идея, это Бог подсказал
ее мне!
   Бог внушил, Бог озарил!"
   И люди слушают с почтением:
   - Бог вещает его устами!
   С почтением слушают, если Бог вещает желательное.
   Например: это Бог велел мне завоевать и ограбить чужую землю. Давай
сюда Палестину, Землю Обетованную, давай хватай, очищай от неверных Сирию,
Иран и Египет, или Гроб Господен, или Америку, Северную и Южную.
   Нет, не лепил я вас по своему образу и подобию, это вы лепили меня, это
вы пририсовали мне руки, ноги, брови, усы и ненужную мне бороду колечками
с проседью. Это вы навязывали мне свои привычки, свои нравы, свои заботы и
даже свои грехи. Вспомни хотя бы греческих богов, так принято восхищаться
ими высококультурному человеку. Это же подобие земных беспардонных
властителей, которым все дозволено, потому что сила у них и власть. Глава
богов Юпитер - сластолюбивый бугай, который не пропускает ни одной
смазливенькой девчонки. Европу он увозит, превратившись в быка, Леду
соблазняет в образе лебедя, Данаю под личиной золотого дождя, то ли дождь
подразумевается, то ли золотые монеты. А ревнивая и сварливая Гера злобно
мстит. Кому? Не мужу, конечно, а соблазненным им соперницам. Бедняжку Ио,
и без того превращенную в корову, гонит из страны в страну вечно жалящим
оводом. Нежная Афродита изменяет мужу с кем попало, а хромой рогоносец
ловит ее с любовником в сеть. Боги обидчивы, самодовольны и безжалостны.
   Музыкальный Марсий посмел хорошо играть на флейте, за это Аполлон
содрал с него кожу с живого. Ниоба, мать-героиня же, справедливо гордилась
своими двенадцатью детьми. Бездетная Диана перестреляла всех двенадцать.
"Не зазнавайся, баба!"
   Нечего сказать, хорошего мнения были о своих богах греки. Могучие
беспринципные эгоисты. Их надо было опасаться, надо было льстить,
угождать, одаривать. Кому-то они помогали за взятку, кому-то по
родственным связям.
   Перед такими заискивать можно было... никак не уважать. И когда люди
возжаждали справедливости, культ античных богов выдохся. Ни Диоклетиан со
своими казнями и пытками, ни Юлиан Отступник не смогли восстановить
иссякшее.
   Итак, сначала вы меня сделали властителем, а потом все-таки борцом за
правое дело.
   Впрочем, поправлюсь - не потом. О нравственности на Востоке задумались
раньше, чем в практичной Греции, Справедливости хотелось людям, и в Иране
сложилось представление о вечной борьбе Добра и Зла, бога доброго -
Ормузда в греческом произношении с богом Зла - Ариманом. Единственная
трудность, надо было еще разобраться, что есть добро и что есть зло. Тут
точки зрения расходились. Если бы помимо истории войн вам в школе
преподавали еще и историю идеологии, может быть, кто-нибудь и заметил бы,
что кранцы дивами называли злых духов, а индоарийцы - добрых. Видимо,
отразились воспоминания о давнишних войнах: чужие добрые духи, помощники
наших врагов - они наши злейшие враги.
   Опять-таки на Востоке - в Египте, а потом и в Иране, богу навязали еще
одну должность - быть и судьей. Мало было воевать за добро, нужно было еще
и оценить участие человека в этой борьбе - доброго наградить, злого -
наказать... на том свете, после смерти. Видимо, тогда люди уже поняли, что
на этом свете справедливости не дождешься. В Египте праведных награждали
вечной жизнью, грешников просто уничтожали. В Индии, наоборот, уничтожение
считалось наградой, а грешников заставляли жить дальше, но в каком-нибудь
скверном образе - в собаке, в червяке, в рабе. У иудеев же вообще сначала
не было загробной жизни, там наградой считали многочисленное потомство,
"как песка морского", а наказание - беды этому же потомству - "проклятие
до седьмого колена". Не генетические ли болезни подразумевались?
   Возражать не приходится. В каждом государстве свой Свод законов, своя
система наград и наказаний. Но почему люди на меня перекладывают все эти
должности: и властитель, и распорядитель погоды, и воитель за добро, еще и
судья...
   А потом еще и адвокат. Бог-Адвокат.
   Это уже изобретение христиан, и нельзя сказать, что необоснованное. Из
практики войн известно, что неразумно уничтожать всех пленных поголовно,
сопротивляться будут яростнее, до последней капли крови. И вот если
грешник, закоренелый грешник думает, что уже заработал загробное
наказание, зачем же ему исправляться? Все равно вечных мук не минуешь.
Значит, надо было оставить ему хоть какую-то надежду. Христианство и
предложило ее: покаяние, прощение, заступничество Христа, Девы Марии,
святых, монастырей, индульгенция, пожертвования...
   Не я придумывал все эти уловки. Две тысячи лет богословы ломали головы
над ними, вырваться из противоречия так и не удалось.
   Если согрешил, покайся и ускользнешь от наказания.
   Но с другой стороны: если есть возможность ускользнуть от наказания, не
грех и согрешить.
   Как разрешить это противоречие? Я бы мог подсказать. Уберите идею
вечных мук, введите сроки для пребывания в аду повышенного режима и без
всяких там амнистий к юбилейным датам. Но зачем мне вмешиваться? Я никогда
не играл в эти игры с загробным воздаянием. Не я придумал ад с его
примитивными котлами и райские оазисы на небесах. Нет их, нет! Не моя
вина, что вам так нравится себя обманывать.
   - А может, все-таки устроить? - предложил я. - Ты не мог бы
смонтировать по проекту Данте - рай с девятью небесами в космосе, а под
землей - ад, где-нибудь под твердой земной корой - в мантии или даже в
плазме земного ядра. Мне кажется, ты бы смог это устроить. И все получили
бы по справедливости.
   Признаюсь, я сказал это потому, что очень уж мне не хотелось умирать
окончательно, раз и навсегда ложиться в черное ничто. Ради дальнейшей
жизни я даже согласен был на умеренное наказание. Ну, отсижу я за атеизм,
сколько мне там причитается, десять или двадцать пять со строгой изоляцией
в аду, но ведь они кончатся когда-нибудь. И снова будет жизнь, я буду
дышать, буду думать и читать (без библиотеки не мыслю Рая, подать мне
библиотеку!), а может быть, даже возьмусь за свою упущенную, отложенную
книгу о Человеке.
   Тем более что прибавятся новые материалы, наблюдения за поведением душ
в Раю и в Аду.
   Но Бхага отказался:
   - Нет, я не буду строить загробный мир по Данте, нет, я не буду строить
загробный по Мильтону, или по Анатолю Франсу, или по Марку Твену. И по
твоему проекту тоже. Слишком много пришлось бы строить, чтобы всем угодить.
   Я же знаю, что сейчас у каждого человека свое понимание справедливости,
а у каждого интеллигента свой собственный бог, послушный его вкусам. Да
взять хотя бы твоих знакомых...
   И Бхага тут же извлек из моей памяти несколько разговоров, совсем даже
недавних.
   - У природы должна быть цель, - сказал один из моих друзей. - Некое
назначение, и некое разумное начало, ведущее к совершенству. Не бог, не
обязательно бог, но смысл... нечто, противостоящее бездарной, все
уравнивающей энтропии.
   - Бог - это справедливость и равновесие. Это натурогомеостаз, - сказал
другой.
   - Сыночков моих сподобил бы бог увидеть на том свете, - молвила
старушка, мелко крестясь на пороге церкви. - Только бы узреть, какими взял
их - молоденькими, когда поменял сыночков на похоронки.
   - А ты поверь, - сказал подслеповатый Пал Палыч, осужденный "как не
изживший религиозных предрассудков". - Поверь, если Он есть там, спасесся.
   - Неверующий мертв, - сказала Таня. - Это труп человека. Потому что бог
- это любовь. Люди родятся для любви.
   - Нет, продолжать такую жизнь я не хотела бы, - сказала другая Таня. -
Пусть будет другая, легкая, праздничная, порхание со звезды на звезду, с
цветка на цветок, - Бог накажет эту гнусную спекулянтку, - сказала третья
Таня. - Обдурила меня на целую четвертную.
   - Так каким же богом прикажешь мне быть? - спросил Бхага. - Или так
спрошу, ну и что же вы, люди, хотите от меня? Что вы хотите вообще?
    
 
   Г л а в а 8. И ЧТО ЖЕ ВЫ, ЛЮДИ, ХОТИТЕ ОТ МЕНЯ!
 
 
   Отворите мне темницу.
   Дайте мне сиянье дня!
 
   М. Лермонтов 
    
 - Ну вот я призвал тебя, Человек, и спрашиваю: "Что же, вы, люди, хотите
от меня? Что вы хотите вообще?"
   - МИР нужен нам, - объявил я не задумываясь. - Можешь ты сделать так,
чтобы ядерные бомбы не взрывались вообще?
   - Могу, конечно, - сказал он. - Для меня это довольно просто. Техника
не по твоей части, но думаю, и ты поймешь. Ты же слыхал, наверное, что
атомная бомба взрывается, когда соединяются две половинки.
   В одной реакция затухает. Но я могу так видоизменить вакуум, чтобы
реакция затухала и в двух половинках. Надо полагать, что и ваши ученые
додумались бы, если бы позволили себе задуматься всерьез. Конечно, точная
автоматика должна быть, но в результате бомба упадет как обыкновенный
камень. В худшем случае крышу пробьет, а то и просто завязнет в болоте.
   Я заулыбался радостно, представляя себе такую заманчивую картину:
где-то некий генерал, гордясь своей исторической миссией, торжественно
нажимает кнопку, на часы взирает, ожидая сообщения со спутников, считает
минуты, секунды, триумф представляет... а железная дура сидит в болоте.
Хорошо!
   - Это ты хорошо придумал, Бхага, - похвалил я.
   - НО! - возразил он тут же. И плечом показал на сцену, дескать
посмотри, что у меня там за спиной.
   А там мелькали картины, несколько сразу. Одно время в моде был такой
многоэкранный показ: мельтешит, все рассмотреть не успеваешь, но общее
впечатление остается: пестроты или мрачности, гибели или расцвета.
   Общее впечатление воинственности осталось от этих картинок.
   Шагающий отряд запомнился. Гусиный шаг, коленка прямая, носочек
оттянут, ступня печатает по асфальту. Рука вперед до пояса, назад до
отказа. Лица суровые, надежные, безжалостные. Подметки хлоп-хлоп, все
раздавят, что попадается под ноги.
   Со вкусом одетая дама с аристократически изысканным лицом и тонкими
длинными пальцами пианистки:
   - Безопасность моей страны, - говорит она нежным голосом, - гарантирует
только ядерное оружие.
   Бритоголовые в желтых рубашках и с полосатыми воротничками вопят,
вытянув руки в гитлеровском приветствии:
   - Цветные, вон! Бей цветных! Швеция для шведов! или же "Швейцария для
швейцарцев!" - не разобрал толком.
   Сидя на завалинке, дед с желтыми от табака усами горделиво повествует о
былых подвигах:
   - В ту пору я молодец был, ох и молодец! Рука твердая, аккуратная!
Одним ударом мог развалить всадника надвое - от плеча до седла. Так и
падали половинки - одна налево от коня, другая направо.
   - Я могу сделать, чтобы бомбы не взрывались, - повторяет Бхага. - Могу
сделать, чтобы не взрывались и снаряды. Но мне кажется, что далеко не всем
хочется. К тому же, кроме снарядов, есть еще танки, тачанки, ружья, шашки
и гаечные ключи.
   И добавляет:
   - Не торопись, приведи мысли в порядок.
   Как я возражал? Может быть, и не лучшим образом.
   - Бхага, ты сам мне рассказывал, что убийства на Земле начались от
скудости, мяса на всех не хватало, дрались до смерти из-за еды. Скудно на
Земле и сейчас: не хватает хлеба, не хватает места, не хватает работы на
всех. И вооружаются как раз не бедные, не голодные, а именно сытые,
боятся, что поделиться заставят. Так не можешь ли ты сделать, Бхага, чтобы
скудости не было на Земле, достаток во всех странах, так, чтобы никому не
надо было ехать на заработки ни в Швецию, ни в Швейцарию?
   - Это я могу, - сказал Бхага. - Напрактиковался в лаборатории
чудотворчества. Обыденная генетика, чуть усложненная. Ты же знаешь, что
вся программа любой ягоды, любого животного, человека даже записана в
ядрышке одной клеточки. А тут записываешь в ядрышке программу выращивания
любой готовой вещи. Но ведь это нормальная генная инженерия. Вы уже
знакомы с ней.
   Развивайте, тогда получится такое:
   И он показал мне на сцене сказочную рощу, где кусты были увешаны
калачами, румяными, мукой обсыпанными, так хорошо они надевались на
веточки. На других были плитки шоколада или торты в карточных коробках,
где-то из земли торчали кресла, или же мягкие диваны, всех же плодоноснее
выглядели мануфактурные деревья, где на раздвоенных ветках-плечиках висели
платья, кофточки, пальто, плащи, пончо, накидки, шубы, не очень тут
нужные, блузки, пояса, шляпки... И все это перебирала Ева, переходя от
ветки к ветке, снимала, встряхивала, прикидывала, отклоняя голову,
рассматривала себя в большой гладкой луже (видимо, металлические зеркала
все-таки не получались на генетической основе).
   - Рай - универмаг. Мечта женщины, - заметил я.
   Что же касается Адама, он и вовсе разочаровал меня в том Раю. Адам
стоял на берегу. Обломав ветку посудного деревца, он сосредоточенно
запускал блюдечки рикошетом. У него хорошо получалось: десять, двенадцать,
один раз даже семнадцать подскоков.
   - Ну вот тебе вариант Рая для современности. Оборудование иное, а люди
все те же. Бездельничают, если нет стимула, - "материальной
заинтересованности", сказал бы ты.
   - Как же нет стимула? Ведь Древо Познания стоит в том Раю. И плоды
Бессмертия на верхушке.
   - А ты уверен, что все люди мечтают о бессмертии?
   И снова сомнения свои Бхага подкрепил картинкой из моей памяти.
Повторил заявление моей дочери: "Зачем это нужно все? Сейчас мне двадцать,
и в сорок лет будет как бы двадцать, и в шестьдесят как бы двадцать.
Неправильно!
   Несправедливо! Мама была девушкой в свое время, потом вышла замуж,
стала мамой, теперь моя очередь любить, я выйду замуж, тоже стану мамой, а
она бабушкой,