в
ресторан, домой привезет на собственной машине.
   Тут еще напрашивается сюжетный ход. Когда грабители вырвали сумку у
Клеонта, они лишили его возможности продолжать путешествие по векам.
Вероятно, там было какое-то индийское средство, обеспечивающее засыпание.
Как вернуть? И вот, пожалуй, синьор Правый угол, при его сицилийских
владениях мог иметь какие-то связи с мафиози. И добыл сумку. Это же подвиг
в глазах Джины.
   Возможно, она даже обещала ему выйти замуж, если такой подвиг
совершится.
   Как не выйти? Доказал же, что он настоящий мужчина. Все может.
   Рассуждая трезво и скептически, я опасаюсь, что Джина выйдет за этого
воротилу. Но мне, автору и болельщику юности, ужасно не хочется отдавать
эту незаурядную, независимую, красивую и властную девушку (я сам в нее
влюблен немножко) маслянистому богачу, еще с мафией связанному. Тоже мне
Александр Македонский XX века!
   Может быть, лучше сумку со снадобьем отыщет Карло, активный, шустрый
парень с тысячью друзей. Не такой он талантливый, как Теодор или Уго, но
он свойский парень, компанейский, надежный.
    
 11. ВЫВОДЫ
  
 И тут выясняется, что Клеонт вовсе не склонен переселяться в год 2080-й.
Он стар, он разбит, он устал. Все труднее даются ему прыжки из века в век,
все труднее приспособиться к новой эпохе. И от XX века голова идет кругом,
в XXI вообще ничего не разберешь. На старости лет трудно перестраиваться.
Хочется уже угомониться, дожить там, где приткнулся. Если его молодым
друзьям хочется в будущее, он охотно отдаст им свое снадобье, обучит,
подготовит.
   Кто решится?
   Кого отправили бы вы?
   Мысленно опрашивал я своих героев. Уго - преданный поклонник науки,
неужели он не захочет увидеть достижения XXI века? Нет! Оказывается, он
сам хочет искать, исследовать. Теодоро? Теодоро влюблен в красоту
сегодняшней земной природы, даже опасается, что через сто лет природы
будет меньше, искусственности больше. Джина? Да не дурнушка же она, чтобы
искать спутника жизни в чужом веке. И никого не привлекает перспектива
ходить два года по музеям, чтобы разобраться в чужой жизни, а потом самому
стать музейным экспонатом, ценным консультантом для режиссеров
исторических фильмов:
   "В наше время на Виа Вента пестро одетые девушки стояли вот так. И это
означало, что..."
   Джина говорит:
   - Вас никто не может заменить, Клеонт. Вы очевидец двух тысячелетий. А
мы кто? Кое-как будем пересказывать услышанное от вас.
   - Через сто лет жизнь наладят, - подбадривает Уго. - Города станут
чистыми, технику усмирят. А людей научатся омолаживать, вам вернут силы.
   - Обещаю, наладим, - говорит Карло. - Но мы не хотим на готовенькое. Я
знаю, нас, сицилийцев, упрекают, что мы бежим с родного острова. Не бежим.
Уезжаем потому, что работы нет. Но, поправив дела, возвращаемся, такой мы
народ.
   Конечно, женщины - другое дело. Я не буду презирать тебя, Джина, если
ты выйдешь замуж за американского миллионера или даже за своего паразита.
   Девушка должна заботиться, чтобы дети были сыты. Презирать не буду, но
не буду и уважать. А мужчины должны налаживать жизнь у себя дома. Если все
сбегут в Америку или в XXI век, кто украсит Сицилию? Мы остаемся все. А
ты, Клеонт, с чистой совестью продолжай свой маршрут. Там через сто лет
расскажешь о нас правнукам.
   И тогда Клеонт скажет:
   - Вы меня невнимательно слушали, друзья. Мое путешествие закончено. Я
уже сделал выводы. Понял, что йог был не совсем не прав, но понял и в чем
он был не прав.
    
 12. ЭПИЛОГ
  
 Выводы Клеонта и будут изложены в эпилоге. Признаюсь, я их уже написал.
Но это целая статья. Не в первый раз начинаю работу со статьи. Однако
выводам надо предпослать доводы - роман. И тут дело застопорилось. И
материалы я уже собирал, и распределял по частям, но так и не решился
приступить. Очень уж трудоемко, невероятно масштабно.
   Историческая литература у нас необъятна, куда обширнее фантастики. Есть
прекрасные книги о Греции и о Риме, об Александре Македонском, об
Иудейской войне и ранних христианах, написанные великолепными знатоками
эпохи... одной эпохи. Как правило, автор выбирал век, созвучный
современности. Так в тридцатых годах у нас охотно писали о строгих
государях - Петре I, Иване Грозном, а в семидесятых - о нетерпеливых
народовольцах, благородных, но непрактичных декабристах. Аналогию видели.
   А о тысячелетиях не писал никто. Материал необъятен, бегло получится,
поверхностно. Герои недолговечны, слишком быстро стареют, в каждом
столетии надо сменять три поколения. Хроника поколений! Не роман, серия
романов.
   Но только тысячелетнее повествование позволило бы почувствовать течение
истории. Роман об истории задумал я, а не исторический роман, не кадр,
вырванный из развития, а повесть о развитии. И в этом единственное
преимущество и единственное оправдание темы сорока порций жизни.
   Честное слово, если я не успею написать, кто-нибудь должен взяться.
   Попробовать, что ли?
    
  
 
    
 ДРЕВО ТЕМ
  
 1. ПОРОДЫ
  
 - Откуда берутся темы для фантастики? - спрашивают читатели почти на
каждой встрече.
   Лично я знаю пять месторождений, можно назвать их и потоками.
Талантливые купаются в них, творят, не думая, откуда приходит вдохновение,
для усидчивых же трудяг это залежи, там темы ищут, выкапывают, промывают,
обогащают, даже из отходов извлекают... ведь и в отходах остается что-то.
   Первое месторождение - старые сказки. Ковер-самолет,
скатерть-самобранка, шапка-невидимка, разрыв-трава, говорящее зеркальце,
живая вода, мертвая вода, цветок папоротника. Ведь это же все мечты наших
предков, обряженные в волшебные одежды. Мечты жили веками, мечты
передавались от дедов к внукам, техника же, стараясь воплотить их, одевала
старые сказки в металл и стекло.
   Конечно, на ковре летать неуютно и опасно, ветром продувало бы, могло и
сдуть. И на ковер были поставлены удобные кресла с откидными спинками,
кресла окружены надежным герметическим фюзеляжем, добавлен мощный мотор,
чтобы тянуть сооружение, крылья для равновесия и подъемной силы, рули
глубины и поворота, приборная доска, рычаги, шасси, колеса. Но что
перечислять? Каждый знает, как выглядит ковер-самолет, одетый по
технической моде XX века. От ковра там осталась только дорожка между
креслами.
   Типичная история супа из топора.
   Но если мечта еще не воплощена инженерами, она остается в ведении
фантастики. И, описывая ее, литератор занимается мысленным переодеванием
сказки в современные одежды. Я сам это делал. В свое время меня
взволновала заманчивая сказка о цветке папоротника. Будто бы распускается
этот дивный цветок раз в год в летнюю полночь, а кто сорвет его, для того
земля становится прозрачной: видны сундуки и горшки с кладами, старинные
амфоры и статуи, зарытое, потерянное, затоптанное, богатства, спрятанные
людьми, а также природой: золотые россыпи, нефть, уголь, руды цветных
металлов, серебро - металл наинужнейший и наидефицитнейший - основа
фотографии. Ну вот я и взял цветок за основу, поместил его в
отполированный ящик, добавил проникающие лучи, генератор лучей, батареи
для питания генератора с трансформатором и усилителем, поставил экран,
чтобы рассматривать недра было бы удобнее, ручки настройки глубины,
резкости, чувствительности, фокусировки, как в приличном телевизоре, как и
полагается по технической моде XX века. (А любопытно, какая будет мода в
XXI веке? Может быть, тогда смешными и наивными покажутся наши рычажки,
кнопки, клавиши и болты с гайками, все наши аппараты - эрзацы волшебных
палочек. Голосом будут подавать команду: "Ярче. Краснее!")
   Цветок же я за ненадобностью выбросил. Оставил только название аппарата
ЦП и эмблему над экраном - веточку папоротника.
   Месторождение второе - наука: научные книги, научно-популярные,
учебники.
   Такое иной раз встретишь, никакая фантазия не изобретет. Черные дыры,
например, страшные невидимые капканы на космических путях. Провалился и
канул. Падаешь вечность, остаешься навечно, не вырваться никакими силами.
И еще какие-то белые дыры: неизвестно откуда сыплются атомы и льется
энергия в наше пространство. Чем не тема? Представим себе: у человека
будущего две дырочки в карманах, в правом черная, в левом белая. Все
ненужное, неприятное суется в правый и там исчезает. Все нужное
извлекается из левого.
   Месторождение третье - свои собственные главы, преимущественно
последняя - эпилог. Еще Марк Твен заметил, завершая "Приключения Тома
Сойера", что, когда пишешь роман о взрослых, точно знаешь, где
остановиться - на свадьбе, когда же пишешь о детях, приходится ставить
последнюю точку там, где тебе удобнее. История Тома Сойера кончалась
американским счастливым концом - герои нашли клад золотых монет - 12 тысяч
долларов. Для научной же фантастики типовой конец - исполнение мечты.
Мечта воплощена, победа одержана. Но ведь научно-техническая победа - это
всегда ступенька к новым победам, высота-плацдарм, высота-трамплин. Зачем
же останавливаться на трамплине?
   Так и с цветком папоротника. Описал я, как геологи просвечивают недра,
ищут драгоценный минерал... воду. Нашли они у меня подземные реки в
пустыне. А что бы еще просветить? Не стоит ли осмотреть нутро вулкана,
разобраться, когда он намерен начать извержение, людей предупредить
заблаговременно.
   Просветили! Предупредили! Но можно ли смириться с катастрофой,
спасаться бегством, а поля, и села, и города отдавать прожорливой лаве?
Нужна не только геологическая тревога, но и геологическая оборона.
Отрегулируем вулкан, пристроим к нему клапаны, а к клапанам - тепловую
электростанцию с паровыми турбинами и завод литья из лавы. Укротили и
приручили вулкан.
   Победа! Но хорошо бы и землетрясения предсказывать, укрощать и
приручать.
   Написал повесть и об усмирении землетрясений. Там у меня искусственные
вулканы играют роль клапанов. Земная кора вскрывается как нарыв, снимается
подземное напряжение, излишек лавы выливается наружу. Победа! И опять
трамплин, новая тема. Ведь из той лишней лавы можно бы возводить плотины,
даже новые острова. Тут уж я не собрался новую повесть писать, ограничился
главой в романе.
   Месторождение четвертое - чужие эпилоги, чужие позиции. Допустим,
прочли вы чью-то восторженную книгу о ковриках-самолетах или лучше о
крыльях - чаще фантастика пишет о крыльях. Вот они уже сконструированы -
легкие индивидуальные крылья, продаются в спортивных магазинах "Динамо",
любого размера, любого фасона, любой расцветки, как зонтики - полосатые,
пестрые, узорные для девушек, черные и темно-синие для солидных мужчин.
Летают все!
   Небо в цветках, как при салюте.
   А вы морщитесь. Вы возмущены и пишете фантастику-фельетон. Небо
засижено - противно смотреть. Пролетуны заглядывают в окна, с утра до
вечера спущены занавески. На твоем балконе пристроилась парочка, воркует
до часу ночи.
   Скамейки на бульваре им неудобны, видите ли. С неба сыплются бумажки и
гайки, по улицам ходить надо в шлеме. Регуляция воздушного движения -
штраф за пролет на неположенной высоте. "Граждане, не бросайте окурки при
полетах!
   Граждане, не разрешайте детям играть в воздухе! Граждане, не летайте
над аэростанциями! Граждане, проверяйте крылья, прежде чем бросаться с
крыши!"
   Ревут рупоры в каждую форточку. Ужасно! Невыносимо! Необходимо
разоблачить.
   И, наконец, пятое, самое важное, по мнению некоторых авторов, даже
единственное месторождение тем - современность: проблемы, люди, их
переживания, отношения. Это неисчерпаемое месторождение надо отметить
особо, оно поставляет темы всем жанрам, не одной лишь фантастике.
    
 2. ПОЧВА
 
   Мне доводилось разрабатывать все пять месторождений тем, обо всех будет
сказано здесь... но больше всего, пожалуй, о третьем - о месторождении в
эпилогах. И потому, волей-неволей мне придется нарушить свое же
собственное правило: прежде чем говорить о ненаписанных книгах,
рассказывать о написанных. Как же иначе? Ведь ненаписанные рождались в
эпилоге, а эпилог непонятен без предыдущих глав.
   Итак, главная тема. Сейчас даже трудно припомнить, как она пришла ко
мне...
   как я пришел к ней, точнее. Тема общеизвестная, у всех стоит перед
глазами.
   Было это четверть века тому назад. Незадолго перед тем я выпустил
упоминавшуюся повесть о покорении вулкана. Тема представлялась мне такой
живописной: грозный вулкан, гору-чудище люди приручают, взнуздывают,
засупонивают и запрягают в электрическую сеть, превращают в рядовую
термическую электростанцию. Молодцы же! Повесть прошла легко, ее
переиздавали, подхваливали, но никто не захлебывался от восторга. И
тогдашний мой соавтор - геолог по профессии - сказал:
   - Они же никого не волнуют, ваши вулканы. Пыхтят себе где-то на
Камчатке.
   Там и деревень-то поблизости нет. За всю историю исследований две с
половиной жертвы. Да и те - вулканологи - сами в пасть, лезли.
   Не пугают нашего массового читателя огнедышащие горы-чудища. Далеки,
книжны.
   Может быть, исландцы, итальянцы, индонезийцы читали бы об усмирении
вулкана с жадным интересом. Такие у них страны, там вулканы - бедствие,
там вулканы волнуют.
   А что волнует нас? Что волнует всех людей на свете? Говорят, три вечных
темы есть на свете: любовь, война, смерть.
   Война! Зарубежная фантастика с удовольствием эксплуатирует, смакует
даже эту тему. У нас, в прежние десятилетия во всяком случае, как-то не
получалось.
   Кому вручать сверхоружие? Врагу? Стоит ли пугать его силой? Нашему
воину? Но стоит ли умалять его героизм? Сверхоружием легко воевать,
снижает оно и риск и мастерство.
   Любовь? Можно и о любви, но мне лично кажется, что фантастика только
мешает описанию чувств. Двое любят, ревнуют, ссорятся, мирятся,
объясняются, к чему тут припутывать еще планеты и ракеты? Впрочем, иногда
и любовь хорошо увязана с космосом. "Аэлита" - прекрасный пример. Он на
Земле, она на Марсе, летят слова любви через пространство; десятки
миллионов километров - не препятствие.
   И третья вечная тема - смерть! Но неприятно писать о смерти. Об
исцелении не лучше ли? Еще лучше омоложение, даже полная отмена старости.
И сколько же люди будут жить без старости?
    
 3. КОРНИ
  
 Во времена моей литературной молодости считалось, что научная фантастика,
поскольку сна называется "научной", и обязана быть сугубо научной, то есть
безупречно правильной с точки зрения школьного учебника. Поэтому каждую
рукопись давали на рецензию доктору или кандидату наук, спрашивали,
считает ли он вполне научными замену сердец или дрессировку вулканов.
Постепенно я привык к такому порядку, заранее готовился к защите фантазии
на самом серьезном уровне, с доказательством своих построений,
опровержением формул оппонента. И еще я узнал на опыте, что с вычислениями
спорить не надо.
   Специалисты хорошо знают арифметику, перемножают и делят правильно. Но
стоит проверить, уместна ли формула в данном фантастическом примере.
   И в специальных и в популярных книгах читал я, что от природы человеку
дано сто пятьдесят лет. Только по неразумности своей: курением, алкоголем,
нервотрепкой, невыдержанностью, круглосуточным сидением в затхлы ч душных
комнатах, жизнью в пыльных городах сокращаем мы естественный срок. Надо
только взяться за ум, переселиться в тайгу или в горы...
   Приятная точка зрения. Утешительная. Обнадеживающая.
   Но неуемная фантастика допытывалась: почему же только сто пятьдесят? И
дотошный автор взялся за поиски: откуда взялась эта роковая цифра?
   Оказалось: получена с помощью домашней кошки. Кошка растет одну шестую
часть своей жизни, пять шестых бывает взрослой. Человек растет до 25 лет,
помножаем 25 на б, получаем 150.
   Но почему же пропорция у кошки и у человека должна быть одинаковой? У
разных животных она различна. У овец - 1:3, у слона - 1:10, у попугаев -
1:100. Не помножить ли нам 25 на 100? Почему подражать кошкам, а не
попугаям? Умная птица, говорить выучивается. Может и ругаться неприлично,
может и здороваться. Недавно повстречал я попугая, который всем прохожим
говорил:
   "Пррывет".
   Арифметика безупречна, применение формулы не убеждает. Независимо от
перемножений, при любых перемножениях все равно непонятно, по какой же
причине должны умирать некурящие, непьющие, в горах живущие 150-летние.
   Просто так? Просто так даже мыльные пузыри не лопаются.
   Никак нельзя перешагнуть "естественный предел"?
   Я погрузился в специальную литературу. Узнал, что существует двести
теорий старения. Двести? Это значит - нет общепризнанной. Двести ученых
школ, легко опровергающих друг друга.
   Но вот что было общее во всех двухстах теориях, Все они утверждали, что
в организме есть слабый пункт: толстые кишки отравляют его, холестерин
забивает сосуды, соединительная ткань вытесняет все прочие, нервные клетки
разрушаются безвозвратно и т. д. Где тонко, там и рвется. В начале века
искали в организме слабый орган, в середине века - слабости тканей и
клеток, в наше время ищут слабости в молекулах. Глубже проникают, и
слабости ищут глубже.
   И жизнерадостно обещают: "Вот эту слабость устраним, будете жить до ста
пятидесяти".
   "Но почему же, - спросил я (себя спросил), - природа сама не устранила
смертельно опасную слабость? Ведь по Дарвину все слабое вымирает. Существа
с кишками-отравителями должны бы исчезнуть с лица земли. Остались бы
только крепкие, долгоживущие, срок жизни постепенно возрастал бы от
бактерии к человеку.
   А он не возрастает. Актинии живут не меньше человека, черепахи гораздо
дольше. Высокоразвитые собаки и обезьяны - меньше черепах и актиний. Дубы
- уж на что примитивный организм - стоят сотни лет.
   И где-то возникла мысль: "А может, природа и не стремилась к долголетию.
   Если у животных все целесообразно, и срок жизни должен быть
целесообразный... для сохранения вида.
   Какой же? Во-первых, чтобы вид не исчез, надо успеть произвести на свет
достаточно потомков, столько, чтобы по крайней мере два из них выжили и в
свою очередь успели дать потомство.
   Ух, какая жестокая истина выглянула из этого рассуждения! Триста
миллионов икринок мечет луна-рыба, в среднем выживают две. Жизнь для этих
рыбешек словно главный выигрыш в лотерее. Пресловутая кошка приносит
примерно сотню котят. Мир не переполнен кошками, значит, выживают и дают
потомство в среднем две из сотни. Женщина может родить около десяти
ребятишек; в первобытном мире восемь из них погибали в зубах у хищников.
   Итак, нашим предкам надо было произвести десяток детей для поддержания
вида.
   Стало быть, житейский минимум человека был таков: 16 - 18 лет до
зрелости, 20 - 30 лет, чтобы родить десяток детей и еще лет 15, чтобы
вырастить последыша. Итого: 50 - 65 лет.
   А максимум?
   А максимум равен минимуму, ибо в интересах вида менять поколения как
можно чаще. Ведь в каждом следующем поколении природа начинает заново,
соединив полезные гены отца и матери ("удвоив генный фонд" - говорят
сейчас). При частой смене поколений вид развивается быстрее,
приспосабливается лучше.
   Но, продолжая рассуждения, все целесообразное должно быть обеспечено
биологически. Животному нужно видеть - появляется орган зрения, нужно
бегать - формируются ноги. Если нужно своевременно убирать со сцены
поколение за поколением, должны быть заложены органы выключения жизни.
Нельзя же столь важное дело пускать на самотек.
   Что же получается? Старость - это самоубийство организма?
   С опаской глядел я на собственное тело. Где там прячется эта зловещая
мина, склонная убить меня около 2000 года, может, и раньше?
   И как бы ее разминировать?
   Разминируешь, тогда живи и живи. Сколько? Вероятно, лет двести, может,
и больше. Не до бесконечности. В зависимости от совершенства науки. Жизнь
- это беспрерывный саморемонт, но есть в теле и необратимые процессы.
   Возможно, придется подновлять омоложение через каждые тридцать лет.
Будет первая, вторая, третья, четвертая молодость. Повторная, многократная
юность!
   Так хорошо?
    
 4. ДОВЕЛ ДО СВЕДЕНИЯ