увидели,  как  гигантская  стальная  лапа  медленно
склонилась, ухватила за хребет новенький немецкий паровоз и бесшумно подняла
его на воздух.
   В лодках переехали через канал и углубились в зелень, -  по  обыкновению,
шли в самый конец Канонерского, туда,  где  остров  превращается  в  длинную
узкую дамбу.
   Жара давала себя знать. Лица ребят уже лоснились от пота,  когда  наконец
Викниксор разрешил сделать привал.
   - Ура-а-а! Купаться!
   - Купа-а-аться!
   Сразу каменистый  скат  покрылся  голыми  телами,  Море,  казалось,  едва
дышало, ветра не было, но вода у берега беспокойно волновалась.
   Откуда-то накатывались валы и с шумом обрушивались па камни.
   В воду влезать было трудно, так как волна быстро  выбрасывала  купающихся
па камни. Но ребята уже приноровились.
   - А ну, кто разжигает! Начинай! - выкрикнул Янкель, хлопая себя по  голым
ляжкам.
   - Разжигай!
   - Дай я. Я разожгу, - выскочил вперед Цыган. Стал у края, подождал,  пока
не подошел крутой вал, и нырнул прямо в водяной горб.
   Через минуту он уже плыл, подкидываемый волнами.
   Одно за другим исчезали в волнах тела, чтобы через минуту - две вынырнуть
где-то далеко от берега, на отмели.
   Янкель остался последний и уже хотел нырять, как вдруг заметил новичка.
   - А ты что не купаешься?
   - Не хочу. Да и но умею.
   - Купаться не умеешь?
   - Ну да.
   - Вот так да, - искренне удивился Черных. Потом подумал и сказал:  -  Все
равно, раздевайся и лезь, а то ребята засмеют. Да ты не бойся, здесь мелко.
   Еонин нехотя разделся и полез в воду. Несмотря на свои четырнадцать  лет,
был он худенький, слабенький, и движения у него были  какие-то  неуклюжие  и
угловатые.
   Два раза Еонина  вышвыривало  на  берег,  но  Янкель,  плававший  вокруг,
ободрял:
   - Ничего. Это с непривычки. Уцепись за камни крепче, как волна найдет.
   Потом ему стало скучно возиться с новичком, и он поплыл за остальными.
   На отмели ребята отдыхали, валяясь на песке и издеваясь над  Викниксором,
который плавал, по шкид-скому определению, "по-бабьи".
   Время летело быстро. Как-то незаметно берег вновь усыпали тела.
   Ребята накупались вдоволь и теперь просиди есть.
   Роздали хлеб и по куску масла.
   Тут Янкель вновь вспомнил про новичка и, решив поговорить с ним, стал его
искать, но Еонина нигде не было.
   - Виктор Николаевич, а новичку дали хлеб? - спросил он быстро.  Викниксор
заглянул в тетрадку и ответил отрицательно.
   Тогда Янкель, взяв порцию хлеба, пошел разыскивать Еонина.
   Велико было его  изумление,  когда  глазам  его  представилась  следующая
картина. За кустами на противоположной стороне дамбы сидел новичок, а с  ним
двое немецких моряков.
   Самое удивительное, что  все  трое  оживленно  разговаривали  по-немецки.
Причем новичок жарил на чужом языке так же свободно, как и на русском.
   "Ого!" - с невольным восхищением подумал Янкель и выскочил из-за куста.
   Немцы удивленно оглядели нового пришельца, потом приветливо  заулыбались,
закивали головами и пригласили Янкеля сесть,  поясняя  приглашение  жестами.
Янкель, не желая ударить лицом в грязь, призвал на помощь всю свою память  и
наконец, собрав несколько подходящих слов, слышанных им на уроках  немецкого
языка, галантно поклонился и произнес:
   - Гутен таг, дейтчлянд камераден.
   - Гутен таг, гутен таг, - снова заулыбались немцы, но Янкель  уже  больше
ничего не мог сказать, поэтому, передав хлеб новичку, помчался обратно.  Там
он, состроив невинную улыбку, подошел к заведующему.
   - Виктор Николаевич, а как по-немецки будет... Ну, скажем: "Товарищ,  дай
мне папироску"?
   Викниксор добродушно улыбнулся:
   - Не помню, знаешь. Спроси у Эллы Андреевны. Она в будке.
   Янкель отошел.
   Эланлюм сидела в маленькой  полуразрушенной  беседке  на  противоположном
берегу острова. Она пришла позже детей  и,  выкупавшись  в  стороне,  теперь
отдыхала.
   Янкель повторил вопрос, но Эланлюм удивленно вскинула глаза:
   - Зачем это тебе?
   - Так. Хочу в разговорном немецком языке попрактиковаться.
   Эллушка минуту подумала, потом сказала:
   - Камраден, битте, гебен зи мир айне цигаретте.
   - Спасибо, Элла Андреевна!  -  выкрикнул  Янкель  и  помчался  к  немцам,
стараясь не растерять по дороге немецкие слова.
   Там он еще раз поклонился и повторил фразу. Немцы засмеялись и вынули  по
сигарете. Янкель взял обе и  ушел,  вполне  довольный  своими  практическими
занятиями.
   На берегу он вытащил сигарету и закурил. Душистый  табак  щекотал  горло.
Почувствовав непривычный запах, ребята окружили его.
   - Где взял?
   - Сигареты курит!
   Но Черных промолчал и только рассказал о новичке и о том, как здорово тот
говорит по-немецки.
   Однако ребята уже разыскали немцев. Поодиночке вся Шкида скоро  собралась
вокруг моряков.
   Еонин выступал в роли переводчика.
   Он переводил и вопросы ребят, и ответы немцев.
   А вопросов у ребят было много, и самые разнообразные. Почему  провалилась
в Германии революция? Имеются ли  в  Германии  детские  дома?  Есть  ли  там
беспризор-пики? Изучают ли в немецких  школах  русский  язык?  Случалось  ли
морякам бывать в Африке? Видели ли  они  крокодилов?  Почему  они  курят  не
папиросы, а сигареты? Почему немцы терпят у себя капиталистов?
   Моряки пыхтели, отдувались, но отвечали на все вопросы.
   Ребята  так  увлеклись  беседой,  что  даже  не  заметили,  как   подошли
заведующий с немкой.
   - Ого! Да тут гости, - раздался голос Викниксора.
   Эланлюм сразу затараторила по-немецки, улыбаясь широкой  улыбкой.  Ребята
ничего не понимали, но сидели и с удовольствием рассматривали иностранцев, а
старшие сочли  долгом  ближе  познакомиться  с  новичком,  выказавшим  такие
необыкновенные познания в немецком языке.
   - Где это ты научился так здорово говорить? - спросил его Цыган.
   Еонин улыбнулся.
   - А там, в Очаковском. Люблю немецкий язык, ну и учился. И сам  занимался
- по самоучителю.
   - А что ото за "Очаковский"?
   - Интернат. Раньше, до революции,  он  так  назывался.  Он  под  Смольным
находится. Я оттуда и переведен к вам.
   - За бузу? - серьезно спросил Воробей.
   Новичок помолчал. Усмехнулся. Потом загадочно ответил:
   - За все... И за бузу тоже.
   Постепенно разговорились. Новичок рассказал о себе, о том, что жил  он  в
малолетство круглым сиротой, что где-то у него есть дядя, но где - он и  сам
не знает, что мать умерла после смерти отца, а отца  убили  в  четырнадцатом
году на фронте. За разговором время бежит быстро,  только  оклик  Викниксора
вернул ребят к действительности.
   Солнце уже опускалось за водной гладью Финского залива,  когда  Викниксор
отдал приказ сниматься с якоря. Обратно шли с моряками.
   Когда переправились через  канал  и  вышли  на  территорию  порта,  немцы
поблагодарили ребят за  дружескую  беседу  и,  попросив  минутку  подождать,
скрылись на корабле. Через минуту они вернулись с пакетом и, что-то  сказав,
передали его Эланлюм.
   Немка засияла.
   - Дети, немецкие матросы угощают вас печеньем и просят не забывать их.  У
них у обоих есть дети вашего возраста.
   Шкида радостно загоготала и,  махая  шапками  на  прощание,  двинулась  к
воротам.
   Только один Горбушка остался недоволен тем, что  немцы,  по  его  мнению,
очень мало дали.
   Он всю дорогу тихо бубнил, доказывая своему соседу по паре,  Косарю,  что
немцы пожадничали.
   - Тоже, дали! Чтоб им на том свете черти водички столько дали. Это же  не
подарок, а одна пакость!
   - Почему же? - робко допытывался Косарь.
   - Да потому, что если разделить это печенье, то по одной штуке достанется
только, -  мрачно  изрек  Горбушка,  а  потом,  после  некоторого  раздумья,
добавил: - Разве, может, еще одна лишняя будет, для меня.
   - Ну ладно, не скули! - крикнули на Горбушку старшие.
   А Цыган, не удовольствовавшись словами, еще прихлопнул  ладонью  Горбушку
по затылку и тем заставил его наконец смириться.
   Горбушка  получил  прозвище  благодаря  необычной  форме  своей   головы.
Черепная коробка его была сдавлена и шла острым хребтом вверх, действительно
напоминая хлебную горбушку.
   Несмотря на то, что Горбушка был новичок, он уже прославился  как  вечный
брюзга и ворчун, поэтому на его скульбу обычно никто не обращал внимания,  а
если долгое ворчанье надоедало ребятам, то они поступали так,  как  поступил
Цыган.
   Теплое чувство к морякам сохранилось у шкидцев, и особенно  у  Янкеля,  у
которого, кроме  приятных  воспоминаний,  оставалась  еще  от  этой  встречи
заграничная сигарета с узеньким золотым ободком.
   После этой прогулки ребята прониклись уважением к новичку.
   Случай с немцами выдвинул Еонина сразу, и то обстоятельство, что  старшие
шли с ним рядом, показало, что новичок попадает в "верхушку" Шкиды.

   * * *
   Так и случилось. Еонина перевели в четвертое, старшее  отделение.  Умный,
развитой  и  в  то  же  время  большой  бузила,   он   пришелся   по   вкусу
старшеклассникам. Скоро у него появилась и кличка - Японец, - и  получил  он
ее за свою "субтильную", по выражению Мамочки, фигуру, за легкую  раскосость
и вообще за порядочное сходство с сынами страны Восходящего Солнца.
   Еще больше прославился Японец, когда оказался творцом шкидского гимна.
   Произошло это так.
   Однажды вечером воспитатели сгоняли воспитанников в спальни, и классы уже
опустели. Только в четвертом отделении сидели за  своими  партами  Янкель  и
Япончик.
   Янкель рисовал, а Японец делал выписки из какой-то немецкой книги.
   Вдруг в класс вошел Викниксор. По-видимому, он был в хорошем  настроении,
так как все время мурлыкал под нос какой-то боевой мотив.
   Он походил по классу, осмотрел стены и согнувшиеся фигуры воспитанников и
вдруг, остановившись перед партой, произнес:
   - А знаете, ребята, нам следовало бы обзавестись своим школьным гимном.
   Янкель и Японец удивленно  вскинули  на  заведующего  глаза  и  деликатно
промолчали, а тот продолжал:
   - Ведь наша школа - это своего рода республика. Свой герб у нас уже есть,
должен быть и свой гимн. Как вы думаете?
   - Ясно, - неопределенно промямлил Янкель, переглядываясь с Японцем.
   - Ну, так в чем же дело? - оживился Викниксор.  -  Давайте  сейчас  сядем
втроем и сочиним гимн! У меня даже идея  есть.  Мотив  возьмем  студенческой
песни "Гау-деамус". Будет очень хорошо.
   - Давайте, - без особой охоты согласились будущие творцы гимна.
   Викниксор, весь захваченный новой идеей, сел и объяснил размер, два  раза
пропев "Гаудеамус".
   Янкель достал лист, и приступили к сочинению.
   Позабыв достоинство и недоступность зава,  Викниксор  вместе  с  ребятами
старательно подбирал строчки и рифмы.
   Уже два раза в  дверь  заглядывал  дежурный  воспитатель  и,  подивившись
необычайной картине, не посмел тревожить воспитанников и вести их спать, так
как оба они находились сейчас под покровительством Викниксора.
   Наконец, часа  через  полтора,  после  усиленного  обдумывания  и  долгих
творческих споров, гимн был готов.
   Тройка творцов направилась в Белый зал, где Викниксор, сев за рояль, взял
первые аккорды.
   Оба шкидца, положив лист на пюпитр, приготовились петь.
   Наконец грянул аккомпанемент и два  голоса  воспитанников,  смешавшись  с
низким басом завшколой, единодушно исполнили новый гимн республики Шкид:
   Мы из разных школ пришли,
   Чтобы здесь учиться.
   Братья, дружною семьей
   Будем же трудиться.
   Бросим прежнее житье,
   Позабудем, что прошло.
   Смело к но-о-о-вой жизни!
   Смело к но-о-о-вой жи-и-з-ни!
   Время для пения было не  совсем  подходящее.  Наверху,  в  спальнях,  уже
засыпали ребята, а здесь, внизу, в  полумраке  огромного  зала,  три  глотки
немилосердно рвали голосовые связки, словно стараясь перекричать друг друга:
   Школа Достоевского,
   Будь нам мать родная,
   Научи, как надо жить
   Для родного края.
   Ревел бас Викниксора, сливаясь с мощными аккордами беккеровского рояля, а
два тоненьких и слабых голоска, фальшивя, подхватывали:
   Путь наш длинен и суров,
   Много предстоит трудов,
   Чтобы вы-и-й-ти в лю-у-ди,
   Чтобы вы-и-й-ти в лю-у-ди.
   Когда пение кончилось, Викниксор встал и, отдышавшись, сказал:
   - Молодцы! Завтра же надо будет спеть наш гимн всей школой.
   Янкель и Японец,  гордые  похвалой,  с  поднятыми  головами  прошли  мимо
воспитателя и отправились в спальню.
   На другой день вся Шкида зубрила новый  гимн  республики  Шкид,  а  имена
новых шкидских Руже де  Лилей2  -  Янкеля  и  Японца  -  не  сходили  с  уст
возбужденных и восхищенных воспитанников.
   Гимн сразу поднял новичка на недосягаемую высоту, и оба автора  сделались
героями дня.
   Вечером  в  столовой  вся   школа   под   руководством   Викниксора   уже
организованно пела свой гимн.

   ХАЛДЕИ
   Человек в котелке. - Исчезновение в бане. - Опера и оперетта. - Война  до
победного конца. - Кое-что о Пессимисте со Спичкой. - Безумство храбрых.
   Халдей - это по-шкидски воспитатель.
   Много их перевидала Шкида. Хороших и скверных, злых  и  мягких,  умных  и
глупых, и, наконец, просто неопытных, приходивших в детдом для  того,  чтобы
получить паек и трудовую книжку. Голод ставил на пост педагога и воспитателя
людей, раньше не имевших и представления об  этой  работе,  а  работа  среди
дефективных подростков - дело  тяжелое.  Чтобы  быть  хорошим  воспитателем,
нужно  было,  кроме  педагогического  таланта,  иметь  еще  железные  нервы,
выдержку и громадную силу воли.
   Только истинно преданные своему делу работники могли в девятнадцатом году
сохранить эти качества, и только такие люди работали в Шкиде,  а  остальные,
пай-коеды или слабовольные, приходили, осматривались день -  два  и  убегали
прочь,  чувствуя  свое   бессилие   перед   табуном   задорных   и   дерзких
воспитанников.
   Много их перевидала Шкида.

   * * *
   Однажды в плохо окрашенную дверь Шкиды вошел человек в  котелке.  Он  был
маленький, щуплый. Птичье личико его заросло бурой бородкой. Во всей  фигуре
новопришедшего было что-то пришибленное, робкое. Он вздрагивал от  малейшего
шороха, и тогда маленькие  водянистые  глаза  на  птичьем  личике  испуганно
расширялись, а веки, помимо  воли,  опускались  и  закрывали  их,  словно  в
ожидании удара. Одет человек был очень бедно. Грязно-темное драповое пальто,
давно просившееся на покой, мешком  сидело  на  худеньких  плечах,  бумажные
неглаженные брюки свисали  из-под  пальто  и  прикрывали  порыжевшие  сапоги
солдатского образца. Это был новый воспитатель, уже зачисленный  в  штат,  и
теперь он пришел посмотреть и познакомиться с детьми, среди  которых  должен
был работать. Скитаясь по комнатам безмолвной тенью, маленький человек зашел
в спальню.
   В спальне топилась печка, и возле нее грелись Японец, Горбушка и Янкель.
   Маленький человек осмотрел ряды кроватей, и, хотя было  ясно  видно,  что
это спальня, он спросил:
   - Это что, спальня?
   Ребята изумленно переглянулись, потом Япошка скорчил подобострастную мину
и приторно ответил:
   - Да, это - спальня.
   Человек тихо кашлянул.
   - Так. Так. Гм... Это вы печку топите?
   - Да, это мы печку топим. Дровами, - уже язвительно  ответил  Японец,  но
человек не обратил внимания.
   - Гм... И вы здесь спите?
   - Да, и мы здесь спим.
   Человек минуту походил по  комнате,  потом  подошел  к  стене  и  пощупал
портрет Ленина.
   - Это что же - сами рисовали? - снова спросил он.
   В воздухе запахло комедией. Янкель подмигнул ребятам и ответил:
   - Да, это тоже сами рисовали.
   - А кто же рисовал?
   - А я рисовал. - Янкель с серьезным видом подошел к воспитателю  и  молча
уставился в него, ожидая вопросов.
   Маленький человек оглядел комнату еще раз и остановил взгляд на кроватях.
   - Это - ваши кровати?
   - Да, наши кровати.
   - Вы спите на них?
   - Мы спим на них.
   Потом Янкель с невинным видом добавил:
   - Между прочим, они деревянные.
   - Кто? - не понял воспитатель.
   - Да кровати паши.
   - Ах, они деревянные! Так, так, - бормотал человек, не зная, что сказать,
а Янкель уже зарвался и с  тем  же  невинным  видом  продолжал:  -  Да,  они
деревянные. И на четырех ножках. II покрыты одеялами. И стоят на полу. И пол
тоже деревянный.
   - Да, пол деревянный, - машинально поддакнул халдей.
   Японец хихикнул. Шутка показалась забавной, и  он,  подражая  Викниксору,
непомерно растягивая слова, с серьезной важностью  проговорил,  обращаясь  к
воспитателю:
   - Обратите внимание. Это - печка.
   Халдой ужо нервничал, но шутка продолжалась.
   - А печка - каменная. А это - дверцы. А сюда дрова суют.
   Маленький человек начал понимать, что над ним смеются, и  поспешил  выйти
из комнаты.
   Скоро вся Шкида уже знала, что по зданию ходит человек, который обо  всем
спрашивает.
   За человеком стала ходить толпа любопытных, а более  резвые  шли  впереди
него и под общий хохот предупредительно объясняли:
   - А вот тут - дверь...
   - А вот - класс...
   - А это вот - нарты. Они деревянные.
   - А это - стенка. Не расшибитесь.
   Через полчаса затравленный новичок укрылся в канцелярии,  а  толпа  ребят
гоготала у дверей, издеваясь над жертвой любознательности.
   Запуганный приемом, маленький человек больше уже  но  приходил  в  Шкиду.
Человек в котелке понял, что ему здесь не место, и удалился так же тихо, как
и пришел.
   Не так просто обстояло дело с другими.
   Однажды Викниксор представил ребятам нового воспитателя.
   Воспитатель произвел на  всех  прекрасное  впечатление,  и  даже  шкидцы,
которых обмануть было  трудно,  почувствовали  в  новичке  какую-то  силу  и
обаяние.
   Он был молод, хорошо сложен и обладал звучным го-лосом. Черные непокорные
кудри мохнатой шапкой трепались на гордо поднятой голове, а глаза  сверкали,
как у льва.
   В первый же день дежурства ему выпало на  долю  выдержать  воспитательный
искус. Нужно было вести Шкиду в баню.
   Однако юноша не сробел, и уже  со  второй  перемены  голос  его  призывно
гремел в классах:
   - Воспитанницы! Получайте белье. Сегодня пойдете в баню.
   Шкидцы тяжелы па подъем. Любителей ходить в баню среди них - мало.  Сразу
же десяток гнусавых голосов застонал:
   - Не могу в баню. Голова болит.
   - У меня поясница ноет.
   - Руку ломит.
   - Чего мучаете больных! Не пойдем!
   Но помер не прошел. Голос новичка загремел так внушительно и властно, что
даже проходивший мимо Викниксор умилился и подумал; "Из него выйдет  хороший
воспитатель".
   Шкидцы  покорились.  Ворча,  шли  получать  белье  в  гардеробную,  потом
построились парами в зале и затихли, ожидая воспитателя.
   А тот в это время получал в  кладовой  месячный  паек  продуктов  в  виде
аванса.
   Ученики ждали вместо с Викниксором, который хотел лишний раз полюбоваться
энергичным новичком. Наконец тот пришел.  За  спиной  его  болтался  вещевой
мешок с продуктами.
   Он зычно скомандовал равняться, потом вдруг замялся, нерешительно подошел
к Викниксору и вполголоса проговорил:
   - Виктор Николаевич, видите ли, я не знал, что ученики пойдут в баню... и
поэтому не захватил белья.
   - Ну, так в чем же дело?
   - Да я, видите ли, хочу попросить,  чтобы  мне  на  один  день  отпустили
казенное белье. Разумеется, как только сменюсь, я его принесу.
   Обычно такие вещи не допускались, но воспитатель был так симпатичен,  так
понравился Викниксору, что тот невольно уступил.
   Белье  тотчас  же  подобрали,  и  школа  тронулась  в   баню.   Все   шло
благополучно.
   Пары стройно поползли по улице, и даже ретивые бузачи не решались на этот
раз швыряться камнями и навозом в трамвайные вагоны и в прохожих.
   В бане шумно разделись и пошли мыться.
   Воспитатель первый забрался  на  полок  и,  казалось,  совсем  забыл  про
воспитанников, увлекшись мытьем.
   Потом ребята одевались,  ругались  с  банщиком,  стреляли  у  посетителей
папиросы и совсем не заметили отсутствия  воспитателя.  Потом  спохватились,
стали искать, обыскали всю баню