беденным столом. Когда педагоги узнали, что Пьер - Соколов - издает журнал,
они пришли удостовериться,  удивленно  осмотрели  сопевшую,  склоненную  над
бумагой голову парня и задали, не без робости, несколько наводящих вопросов:
   - Соколов! Ты что это делаешь?
   Соколов важно надулся и отвечал, не поднимая головы:
   - Журнал.
   - Что журнал?
   - Издаю.
   - А как он называться будет?
   - "Клоун".
   - А почему "Клоун"?
   Тут Пьер окончательно выдохся и на этот вопрос, как и/на все последующие,
ответить уже не мог.
   Третий журнал, "Вестник техники", поразил всех. По Шкиде  пошли  толки  и
догадки:
   - Что за "Вестник техники"?
   - Кому он нужен?
   - Мы же не занимаемся техникой.
   - Зачем он нам?
   Недоумевающих нашлось  много,  и  самым  удивительным  казалось  то,  что
"Вестник техники" издает Ленька Пантелеев,  человек,  никакого  отношения  к
технике не имеющий. Думали, что это какая-нибудь шутка, розыгрыш, ждали, что
скоро под этим туманным названием  появится  еще  один  конкурент  "Комара".
Шкидцы  готовы  были  посмеяться  над  новыми  стихотворными  произведениями
именитого сатирика, ждали и новых "Злободневных частушек", но самое  смешное
заключалось в том, что журнал действительно от начала до конца был  посвящен
технике. Журнал вышел и быстро завоевал популярность у читателей, хотя в нем
не было ни частушек, ни стихов,  ни  рассказов,  ни  солидных  профессорских
статей о суде в Древней Руси. Редактор "Вестника техники" оказался  неплохим
журналистом.   Он   понял,   что   читательский   рынок   в   Шкиде    забит
литературно-художественными изданиями, что беллетристикой  читателя  уже  не
проймешь, - и решил искать новый тип журнала.  Его  собственные  познания  в
технике ограничивались умением  свинтить  электрическую  лампочку  на  чужой
лестнице, но зато  он  догадался  привлечь  к  журналу  тех  ребят,  которые
интересовались техническими и научными вопросами, и таких, которые  получали
"пятерки" по физике. В первом  номере  "Вестника  техники"  были  напечатаны
статьи "Как  самому  провести  электричество",  "Техника  Великого  немого",
"Будущее радио". В отдел  "Смеси"  издатель  переписал  из  старых  и  новых
журналов всякую занимательную всячину. А на последних страницах расположился
отдел "Наука и техника в  Шкиде",  где  среди  прочего  скромно  притулилась
заметка следующего содержания:
   Деревянные клише
   Г. Черных и Л. Пантелеев изобрели новый легкий способ изготовления  клише
для постоянных заголовков и виньеток из  дерева.  Способ  прост  и  доступен
каждому. Берется гладкая деревянная  дощечка,  и  на  ней  ножом  вырезается
нужная фигура, затем ее смазывают чернилами и печатают. Новые  клише  уже  с
успехом применяются для заголовков в издательстве "Комар" и для объявлений в
нашем журнале.
   Количество  журналов  с  шести  подскочило   до   девяти,   но   эпидемия
журналистики еще не кончилась, она только начиналась.

   * * *
   Из четвертого отделения  зараза  уже  просочилась  в  третье.  Следом  за
старшими потянулись и  младшие.  Устинович  начал  издавать  первый  крупный
журнал третьего отделения - "Медвежонок". Горячка охватила и  остальных  его
одноклассников. Скоро третье отделение имело целый ряд журналов, из  которых
особенно выделялись "Звезда", "Красная заря", "Туман" и "Вестник".
   Наступила очередь второго отделения. Эпидемия  распространялась.  Малышам
понравилась затея старших, и скоро весь второй класс неутомимых бузовиков  и
драчунов засел за изготовление журналов. К длинному списку выходящих органов
прибавился ряд новых названий: "Маяк", "Красный школьник", "Летопись". Когда
об этом узнали в четвертом отделении, кто-то пошутил:
   - Теперь не хватает только, чтобы еще и в  первом  отделении  взялись  за
журналы.
   Шутка оказалась  пророческой.  Через  пару  дней  маленький  Кузя  принес
старшим показать свой журнал "Гриб" и рассказал, что  у.  них  уже  издаются
журналы "Солнышко", "Мухомор", "Красное знамя".
   Вдобавок ко всему педсовет вынес постановление об издании в каждом классе
одного официального классного журнала - дневника.
   Республика Шкид все делала стихийно, нервно,  порывисто.  Запоем  бузили,
запоем учились и так же, запоем, взялись за издание журналов.
   Сначала все шло хорошо. Воспитатели были довольны.
   Не шумели по окончании уроков воспитанники, никто  не  носился  по  залу,
никто не катался на дверях и на перилах, не дрался и не бузил.
   Отзвенит звонок, но парты остаются по-прежнему  занятыми,  только  крышки
хлопают да изрезанные черные доски дрожат.
   Ученики сидят скромно, разговаривают шепотом.
   В классе тихо. Только перья поскрипывают да шелестят бумажные листки.
   Десятки голов склонились над партами. Творят и печатают, рисуют и пишут.
   Это готовятся журналы.
   Зараза заползла во все уголки.
   Журналов стало так много, что не находится  уже  читателей  на  них.  Все
пишут - читать некогда. Но каждому лестно, чтобы его журнал  читали.  Каждый
старается сделать свои журнал поярче, позаманчивее. Для этого  требуется  не
только талант, но и  время.  А  времени  не  хватает,  поэтому  издательская
деятельность не прекращается и во время уроков.

   * * *
   Звенит звонок. В четвертый класс входит Сашкец, но его появление остается
незамеченным. Сашкец разгневан. Он не любит, когда его предмет -  историю  -
не учат.
   - Класс, встать! - гремит голос дяди Саши.
   Класс, хлопая крышками парт, поднимается. Лица у ребят такие,  словно  их
только что разбудили.
   - Класс, садись! Убрать со столов бумагу и прочее лишнее и не относящееся
к предмету.
   Сашкец садится за стол, раскладывает книги, потом вскидывает вверх голову
и, проведя рукой по намечающейся повыше лба  лысине,  испытующе  осматривает
застывшие фигуры учеников.
   - Сегодня мы кратко вспомним пройденное. Пускай нам Черных расскажет, что
он знает про Ивана Грозного.
   Но Черных не слышит. Он усердно работает над очередным номером  "Комара".
До истории ли Янкелю? Сашкец замечает его склоненную над партой голову и уже
сурово окрикивает:
   - Черных!
   - Что, дядя Саша? - спохватывается тот.
   - Расскажи про  Ивана  Грозного.  Я  прошлый  раз  вам  обстоятельно  все
повторил, поэтому вы должны знать.
   Но Янкель вспоминает только, что и прошлый раз он  писал  "Комара".  Надо
вывертываться.
   - Дядя Саша, я плохо помню.
   - Не дури.
   - Честное слово. Знаю только, что он кошек в окно  швырял,  а  больше  не
запомнил.
   Сашкец удручен.
   - Садись, - бросает он хмуро, потом идет к Офенбаху  и  застает  того  на
месте преступления.
   - Ты что делаешь?
   - Пишу, - невозмутимым басом отвечает Купец.
   - Покажи.
   - Да-а. А вы отнимете.
   - Покажи, тебе говорят!
   Купец с гордой улыбкой вытаскивает  сырой  от  акварельных  красок  номер
"Пулемета".
   - Вот. Журнал свой пишу.
   Сашкец в ярости порывается отнять журнал  и,  не  справившись  с  Купцом,
ограничивается звонкой фразой:
   - Я тебя запишу в "Летопись" за то, что занимаешься посторонними делами в
классе.
   Он идет к учительскому столу, но, пока идет, замечает, что  то  же  самое
происходит и на остальных партах. Тогда халдей пускается на крайность.
   - Ребята, я запишу весь класс за невнимательное отношение к уроку.
   Однако и эта, сильная в обычные дни, угроза на  этот  раз  не  действует.
Урок тянется нудно и вяло. Ученики отвечают невпопад или вовсе не  отвечают.
После звонка Сашкец в канцелярии жалуется:
   - Невозможно работать. Эти журналы всю дисциплину срывают!
   А в классе кавардак.
   В одном конце Японец ругается с Цыганом  за  право  обладания  художником
Янкелем. Янкель должен нарисовать картину Японцу для "Вперед", то  же  самое
просит сделать и Цыган,  который  выпускает  "Альманах  лучших  произведений
Шкиды".
   В другом  углу  слышен  визг  поэта  Финкельштейна.  Это  Купец  собирает
материал для своего "Пулемета".
   - Дашь стишки? - рычит он. - Дашь или нет?
   - Нету у меня стихов, - защищается Костя.
   - Врешь, есть! Не дашь, буду мучить, Костенька!
   - Не надо, Купа. Больно.
   - А дашь стихи?
   - Дам, дам...
   - Ну то-то.
   Купец, удовлетворенный, отпускает Финкельштейна и наседает на Янкеля.
   - Дашь рассказ или нет?
   Опять писк:
   - Занят!
   - Дашь или нет?
   - Дам!
   Купца бросили все сотрудники, вот  он  и  придумал  этот  простой  способ
выжимания материала.
   У окошка, зарывшись в "Красную газету", сидит Пантелеев. Он  мучится,  он
хочет сделать свой "Вестник  техники"  настоящим  журналом.  Для  этого  все
налицо, но нет объявлений, а для объявлений он оставил обложку.  Ленька  уже
обегал все журналы, собрал несколько объявлений, но этого мало, остаются еще
два уголка.
   - Эх! - сокрушенно вздыхает он. - Тут бы петитом или  нонпарелью  парочку
штучек пустить - и ладно.
   Вдруг он находит материал в  "Красной  газете"  и  мгновение  спустя  уже
выводит: "Требуются пишмашинистки в правление АРА..."
   В эту минуту в класс врывается маленький  Кузя  из  первого  отделения  и
прямо направляется к Янкелю.
   - Ну? - вопросительно смотрит тот, отрываясь от рисования.
   Кузя возбужденно говорит:
   - Согласен!
   - Идет, - коротко отвечает Черных. Оба  летят  в  первое  отделение.  Там
кучка любопытных уже дожидается их.
   - Значит, как уговорились, - говорит Янкель. - Поэму на шестьдесят  строк
я вам напишу сейчас, а нож перочинный вы мне  отдаете  по  сдаче  материала.
Идет?
   - Идет, идет, - соглашаются малыши.
   Янкель садится и с места в карьер начинает писать поэму для "Мухомора".
   Писать я начинаю,
   В башке бедлам и шум.
   Писать о чем - не знаю,
   Но все же напишу...
   Перо бегает по бумаге, и строчки появляются одна за другой.
   Первоклассники довольны, что и у них сотрудничают  видные  силы.  Правда,
поэма стоила перочинного ножа, который перешел  в  виде  гонорара  в  карман
Янкеля, но видное имя что-нибудь да значит для журнала!
   Через полчаса Янкель уже выполнил задание. Поэма в шестьдесят строк сдана
редактору, а именитый литератор мчится дорисовывать рисунок.
   Тихо в школе, никто не бегает в залах, никто  не  катается  на  дверях  и
перилах, никто не дерется, все заняты делом.

   * * *
   Три месяца школа  горела  одним  стремлением  -  выпускать,  выпускать  и
выпускать журналы. Три месяца изо  дня  в  день  исписывались  чистые  листы
бумаги четкими шрифтами, письменной прописью и безграмотными каракулями.
   У каждого журнала свое лицо.
   Один редактор помещает рассказ в таком стиле:
   МЕДВЕДЬ
   Рассказ
   Была холодная ночь. Вокруг  свистала  вьюга.  Красноармеец  Иван  Захаров
стоял на посту. Было холодно. Вдруг перед Иваном набежал медведь - и прямо к
нему. Иван хотел убежать, но он  вспомнил  о  врагах,  которые  могут  сжечь
склады с патронами. Он остался.  Медведь  подбежал  близко,  но  Иван  вынул
спички и стал зажигать их, а медведь испугался  и  стоял,  боясь  подойти  к
огню. А утром медведь убежал, а Иван спас склады.
   Рассказ написал Кузьмин.
   А другой редактор и поэт пишет так:
   Я смотрю на мимозы,
   Я вздыхаю душистые розы,
   Взор очей мой тупеет,
   Предо мной все темно,
   Солнце греет,
   Природу ласкает.
   Как люблю я тебя
   С твоим взором.
   У третьего редактора совсем другие настроения:
   Грянь, набат громозвонный,
   Грянь сильней.
   Слушай, люд миллионный,
   Песню дней.
   Крепче стой, пролетарский
   Фабрик край,
   Потрудись ты, бунтарский,
   В Первый май.
   Пусть звенит и гремит
   Молот твой.
   Праздник Май гимн творит
   Трудовой.
   Три месяца бесновалась республика Шкид, потом  горячка  стала  постепенно
утихать: как звезды на утренней  заре,  гасли  один  за  другим  "Мухоморы",
"Клоуны", "Факелы", "Всходы" и  другие  газеты  и  журналы.  Ребята  устали.
Викниксор  вовремя  подсказал  им  хорошую  идею:  пора   издавать   большую
общешкольную стенную газету. И вот появляется "Горчица",  здоровая,  крепкая
ученическая газета, где материал собран со всей школы,  со  всех  отделений,
где пишет не один редактор, а пятнадцать - двадцать корреспондентов.
   Из шестидесяти изданий остается четыре.
   Игра замирает, давая место серьезной  работе,  а  от  прежнего  увлечения
остается след в школьном музее, в виде полного комплекта всех изданий.

   "ДЗЕ, КАЛЬМОТ и Кё"
   Грузинский ннязь Георгий Джапаридзе. - Личное дело  Михаила  Королева.  -
Корыстный характер.  -  Колониальный  спекулянт.  -  Таинственный  узелок  и
балалайка, - Талон ј 234. - Дзе и Кальмот. - Жвачный адмирал. - Голый барин.
- Кубышка.
   Четверка пришла с  Сергиевской.  Сергиевская  была  интернатом  с  дурной
славой. Попасть на Сергиевскую считалось несчастьем.
   Там в интернате царила железная  казарменная  дисциплина...  Воспитанники
сидели в душных комнатах и гуляли редко,  да  и  то  лишь  с  надзирателями.
Наказания за проступки, придуманные завом, не поддаются  описанию.  Одно  из
них было такое.
   Воспитанника, совершенно нагого,  сажали  в  темный  карцер,  который  по
приказу  изобретательного  садиста  был  превращен  в  уборную.   Наказанный
просиживал в карцере без хлеба и воды по  три,  по  четыре  дня,  валялся  в
нечистотах, задыхался в скверных испарениях.
   Сергиевка так прославилась, что на нее обратили внимание судебные власти.
   После  громкого  и   скандального   процесса   интернат   расформировали.
Находившихся в нем подростков распихали по разным приютам.
   Четверка попала в Шкиду.
   Самый старший, Джапаридзе, - сын грузинского князя, морского офицера.
   У Джапаридзе типичное грузинское лицо: крупный орлиный нос,  оттопыренные
уши и белоснежные неровные зубы.
   Детство свое Джапаридзе, по семейной  традиции,  должен  был  провести  в
корпусе. Там он почти  два  года  учился  искусству  командовать  и  хорошим
манерам. Корпус привил ему  любовь  к  военной  выправке,  чистоте  костюма,
спартанству. Но корпус же изломал его душу, сделал его  лживым,  скрытным  и
обманщиком.
   Корпус  в  семнадцатом  году  закрыли,  кадетов  попросили   выйти   вон.
Джапаридзе пожил дома,  проворовался  и  пошел  скитаться  по  интернатам  и
детдомам. Вышибали из одного интерната - он шел в другой. Так  докатился  до
Сергиевской.  На  Сергиевской  жил  два  года  и,  издерганный,  уставший  в
пятнадцать лет, нашел тихую пристань в республике Шкид.
   У Королева голова совершенно круглая, щеки одутловатые и румяные.  Полная
невысокая фигура, римский нос и слегка курчавая голова придают ему  сходство
с патрицием времен Юлия Цезаря.
   Королев - незаконнорожденный. В анкете "Личного дела Михаила Королева"  в
графе "Занятие родителей" сказано: "Рожден вне брака".
   В старое николаевское время для "рожденных вне брака"  был  один  путь  -
воспитательный дом, приют и ремесленная школа.
   Королев с малых лет скитался по приютам. За это время его  "личное  дело"
разбухло: каждый интернат давал ему свою характеристику...
   Одна из  них,  написанная  казенным  языком  старого  педагога-чиновника,
характеризует  Королева  как  "мальчика  с  довольно   прочно   укрепившейся
привычкой  лениться".  На  шести  листах  пожелтевшей  канцелярской   бумаги
описываются последствия этой "привычки":
   "В  результате  знания  мальчика  в  настоящее  время  оказываются  столь
слабыми, что он не может быть переведен в класс "Д" и ему в  возрасте  почти
пятнадцати лет приходится вторично слушать  детский  элементарный  курс,  то
есть в  то  время,  когда  в  нем  уже  в  достаточной  степени  пробудились
физические потребности  взрослого  человека  и  окрепла  привычка  весело  и
праздно проводить время, на удовлетворение  чего,  конечно,  направлены  все
помыслы и желания этого мальчика уже теперь".
   Дальше  описываются  способы   "удовлетворения   потребностей   взрослого
человека":
   "Сильно развитые в нем привычки курить, лакомиться и т. д. довели его  по
пути легкого раздобывания средств и предметов потребления для удовлетворения
этих потребностей, в силу чего, конечно,  он  стал  постоянно  замечаться  в
проступках   корыстного   характера:   срезывание    проводов    и    других
принадлежностей  арматуры  электрического  освещения,  отвинчивание  дверных
ручек, присваивание мелких инструментов в сапожной мастерской и  т.  п.  Все
эти предметы направлялись им на базар для обмена на папиросы и лакомства".
   Детдом переезжает на дачу, в колонию, где
   "надзор и работа над Королевым, естественно, затруднялись  и  осложнялись
по местным условиям. Порочные наклонности этого  мальчика  проявились  самым
резким   образом:   близость   деревни,   процветание   там    товарообмена,
затруднительность  ежеминутного  учета   наличия   воспитанников   создавали
благоприятную к тому почву. Здесь Королев,  вопреки  выраженному  ему  лично
запрету, стал постоянно убегать в деревню и возвращаться в школу лишь поздно
ночью; в деревне он стал обменивать на продукты  находящиеся  на  руках  или
похищенные им у товарищей казенные вещи, особенно  полотенца;  жертвами  его
спекуляции сделались даже няни, к которым он  сумел  подладиться  под  видом
желания услужить им: у одной он взял деньги на селедку и принес  ей  за  это
стакан молока, уверяя, что селедка оказалась червивая;  от  другой,  получив
деньги на табак и папиросы, ничего ей за них не принес, обещая  вознаградить
ее в будущем, - оказалось, что папиросы выкурил сам..."
   За эти деяния Королева из колонии отправили к матери в Питер.
   "Но  он,  пользуясь  слабостью  матери  и   подделав   отпускной   билет,
возвращается с откуда-то добытой им балалайкой и  узлом  тряпья  обратно  на
место  расположения  колонии;  минуя  интернат,   пробирается   в   деревню,
выменивает привезенные с собой вещи и возвращается затем в Петроград..."
   Составлявший характеристику воспитатель-чиновник не  знал,  где  скитался
выгнанный  за  воровство  Мишка  Королев...  Не  знал,  откуда  Мишка  добыл
балалайку и "узел тряпья"... Королев все лето "гопничал", ездил по  железным
дорогам с солдатскими эшелонами, направлявшимися на фронт. Там он и  слямзил
балалайку.
   Это  характеристика  не  Сергиевского   интерната.   Это   характеристика
нормального детского дома. Заканчивалась она просьбой перевести  Королева  в
"одну из школ для трудных в воспитательном отношении  детей  в  возрасте  от
двенадцати до шестнадцати лет".
   Просьба была удовлетворена.
   Королева переслали в "сивую" Сергиевскую, как неодушевленный предмет,  по
"сопроводительному талону" ј 234.
   "При сем препровождается Михаил Королев, 14 лет".
   И доставивший его на место получил квитанцию "в том, что Королев  Михаил,
14 лет, принят".
   Сергиевская дала о нем не менее блестящую характеристику:
   "Мальчик  безусловно  способный,  но  ленивый  и  иногда  просто  сонный,
способный дремать во время уроков. Дисциплине подчиняется не  всегда,  очень
упрям, порою вызывающе дерзок и груб. В школе пробыл  год  и  за  это  время
несколько раз попадался в крупном и мелком  воровстве,  взломе  замков  и  в
самовольных отлучках из  школы.  В  классе  невнимателен,  во  время  уроков
занимается посторонними книгами, часто  балагурит  и  этим  мешает  занятиям
других. К товарищам относится хорошо и  пользуется  у  них  авторитетом.  Со
старшими  развязно-внимателен  или  угрюмо-замкнут,  считает   себя   весьма
самостоятельным. Курит, замечен не раз в карточной игре. К матери  относится
внимательно".
   Последний аттестат Королеву был дан "Детским обследовательским институтом
психоневрологической академии". Отзыв,  подписанный  профессором  психиатрии
Грибоедовым, гласит:
   "Королев  Михаил  страдает  остро  протекающей  неврастенией  на   почве,
по-видимому, умственного переутомления. Летом страдает бессонницей, не  спит
совсем по две  ночи  подряд.  Королев  нуждается  в  отдыхе,  водо-свето-  и
воздухолечении, каковое может  быть  проведено  в  Воспитательно-клиниче